Уроки православия. Поучения аввы Дорофея с прот. Алексием Яковлевым. Урок 17

«Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его!» Как исполняются эти слова, мы видим на примере жизни аввы Дорофея. Он служил ближним, как Самому Христу, и оказывал им милость ради Христа. Потому заповедь Спасителя о неосуждении стала для него выполнимой. И в одном из поучений он подробно объясняет, почему гибельно судить ближнего.

– «Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его!» То, как исполняются эти слова Спасителя в жизни, мы можем увидеть на примере преподобного аввы Дорофея. С первых шагов монашества и на протяжении всех последующих лет он претерпевал и преодолевал множество испытаний и употреблял немало усилий ради восхищения Царства Небесного. И первым таким испытанием стала для преподобного Дорофея болезнь – болел он тяжело, а поправившись, понес другие тяготы, связанные с послушаниями. Поначалу он служил странноприимцем – когда в монастырь приходили странники, авва Дорофей принимал их: омывал ноги, кормил, поил, устраивал на ночлег. А следующим его послушанием было служение врачом и начальником монастырской больницы. Там он не только лечил недужных, но и помогал бедным – раздавал им еду, одежду, то есть нес тяготы ближних…

А они, и больные, и братия обители, не всегда были ангельского нрава. Встречались среди них и капризные, и раздражительные, и обидчивые, и злопамятные. Угодить таким трудно, а вот осудить их, напротив, очень даже легко. Особенно тому, кто не стремится в Царство Небесное. Но авва Дорофей прилагал все силы, чтобы там оказаться. И он учился сострадать всем – и тем, кто болел телом, и тем, кто имел душевные немощи. Он служил им, как Самому Христу, и при таком отношении к ближним заповедь Спасителя о неосуждении стала для него выполнимой. В одном из своих поучений авва Дорофей подробно говорит о том, почему недушеполезно и даже гибельно судить ближнего, и мы сегодняшний урок начнем с рассказа из этого поучения, чтобы ясно увидеть – чем так опасно осуждение.

Протоиерей Алексий Яковлев, настоятель Свято-Никольского храма на Синих Камнях, г. Екатеринбург:

«Помню, я слышал, что некогда было такое происшествие. В некоторый город пришел корабль с невольниками, а в городе том жила одна святая дева, весьма внимавшая себе. Она, услышав, что пришел оный корабль, очень обрадовалась, ибо желала купить себе маленькую девочку, и думала: возьму и воспитаю ее как хочу, чтобы она вовсе не знала пороков мира сего. Она послала за хозяином корабля того и, призвав его к себе, узнала, что у него есть две маленькие девочки, именно такие, каких она желала, и тотчас с радостию отдала она цену за одну из них и взяла ее к себе. Когда же хозяин корабля удалился из того места, где пребывала оная святая, и едва отошел немного, встретила его одна блудница, совершенно развратная, и, увидев с ним другую девочку, захотела взять ее; условившись с ним, отдала цену, взяла девочку и ушла с ней».

Вот такой рассказ. И дальше авва Дорофей задает вопросы: «Видите ли тайну Божию? Видите ли суд Божий? Кто может объяснить это? Итак, святая дева взяла ту малютку, воспитала ее в страхе Божием, наставляя ее на всякое благое дело, обучая ее иноческому житию и, кратко сказать, во всяком благоухании святых заповедей Божиих. Блудница же, взявши ту несчастную, сделала ее орудием диавола. Ибо чему могла оная зараза научить ее, как не погублению души своей? Итак, что мы можем сказать о страшной сей судьбе? Обе были малы, обе проданы, не зная сами, куда идут, и одна оказалась в руках Божиих, а другая впала в руки диавола. Можно ли сказать, что Бог равно взыщет как с одной, так и с другой? Как это возможно! Если обе впадут в блуд или в иной грех, можно ли сказать, что обе они подвергнутся одному суду, хотя и обе впали в одно и то же согрешение? Возможно ли это? Одна знала о суде, о Царстве Божием, день и ночь поучалась в словах Божиих; другая же, несчастная, никогда не видала и не слышала ничего доброго, но всегда, напротив, все скверное, все диавольское: как же возможно, чтобы обе были судимы одним судом?

Итак, никакой человек не может знать судеб Божиих, но Он един ведает все и может судить согрешение каждого, как Ему единому известно» (Поучение 6.«О том, чтобы не судить ближнего»).

Этот рассказ важный и известный. Сейчас мы оставим в стороне приметы времени о покупке маленьких девочек с кораблей, которые приходят с невольниками, а обратим внимание на то, что происходит. Авва Дорофей легких путей не ищет, и этот рассказ тому подтверждение. То есть он не виляет, а достаточно планомерно показывает, что одним из фундаментальных оснований к тому, чтобы не судить ближнего, как раз является то, что мы воли Божией о человеке не знаем. Он про это и говорит. Это с одной стороны. А с другой стороны, мы еще и прошлого человека зачастую не знаем. И когда человек не знает одного, второго, третьего какого-либо основания и более, то наши возможности судить оказываются минимальными.

Дальше он говорит: «Случается, что брат погрешает по простоте, но имеет одно доброе дело, которое угодно Богу более всей жизни, а ты судишь и осуждаешь его и отягощаешь душу свою». Действительно мы с этим сталкиваемся: вот вроде какой-то человек не хорош, не пригож – и всячески нужно бы его осудить. Но бывает, пасмурным днем вдруг буквально на минутку проглянет солнце, и все вроде по-другому становится. А потом опять то же самое до вечера, и солнце уже не выходит. Но почему-то солнечный момент дня помнится, может быть, даже больше, чем вся остальная слякоть и прочее. Пройдет какое-то время, а человек вспоминает этот день, и вспоминает его не ради слякоти, а ради того, что мелькнуло… Так и здесь: человек, может быть, на место Бога встает и говорит: «Да, вот этот миг был угоднее всего дня, радостнее всего дня». А ты судишь и осуждаешь этого человека и отягощаешь душу свою.

«Если же и случилось ему преткнуться, откуда ты знаешь, сколько он подвизался и сколько пролил крови своей прежде согрешения…» Это очень интересная мысль у аввы Дорофея – он говорит: «прежде согрешения». Даже не после, когда человек раскаялся, пришел в себя и тому подобное, как по притче, а еще прежде согрешения. То есть человек согрешил, но он прежде согрешения пытался, видимо, бороться. «Теперь согрешение его является пред Богом как дело правды». Здесь авва Дорофей, надо сказать, очень дерзновенно мыслит, очень смело бросается защищать человека. То есть не просто говорит, что человек раскается (он и про это скажет), но очень сильно сказано: откуда ты знаешь, как он пытался бороться, перед тем как согрешить, перед тем как пасть? Это удивительно! Не то чтобы данные слова для того, кто согрешил, оправдание, но нам тоже надо иметь их в виду.

– И действительно, откуда мы можем знать, как грешник сам судит себя за свои падения – и до, и после них? Нам ли знать, как терзается его душа, какие он возносит молитвы Богу, чтобы устоять, и какие – потому что не устоял? Чужая душа потемки! А своя собственная – намного ли светлее? Но иногда Господь рассеивает эту тьму и дает нам увидеть (чтобы мы прекратили судить других), что на самом деле происходит с человеком, грех которого для нас очевиден, а покаяние – нет. Услышав слова аввы Дорофея: «Откуда ты знаешь, сколько подвизался грешник и сколько пролил крови прежде согрешения…», я вдруг вспомнила афонскую историю про одного монаха-пьяницу… Его звали отец Иоанн, но братия за глаза называла его Ваньком, поскольку он был позором монастыря. Этого запойного старика не выгоняли, потому что за него когда-то походатайствовал благодетель обители. Но ходатайствовать о сочувствии к этому морально опустившемуся человеку, который, казалось, совсем уже потерял и совесть, и веру, благодетель не мог. И братия Ванька презирала и осуждала, в том числе и эконом обители, пока однажды он не решил проследить за пьяницей, чтобы выявить, откуда тот берет спиртное.

Отец Рафаил – так звали эконома, пошел вслед за Ваньком, стараясь оставаться незамеченным. А тот подошел к мельничному храму, огляделся, тяжело вздохнул, упал на колени и стал бить себя руками по лицу и груди. И теперь Рафаил понял, откуда у Ванька периодически появлялись синяки… А сейчас его душа словно выливалась из глаз со слезами и падала ниц на каменную плитку… Он молил Бога о помиловании как уже осужденный, балансируя на грани надежды и отчаяния. В его плаче была и искренняя ненависть ко греху, желание высвободиться из его пут, и сожаление, что он не таков, как другие братья. Отец Иоанн рыдал слезами, которые были насущной потребностью для его ослабевшего духа. А отец Рафаил вдруг понял, что за все годы своего монашества сам он ни разу не каялся так, как этот с виду опустившийся монах. Сам он ни разу не плакал от великой душевной боли и старательно хранил мир. Но этот мир он получил даром, с рождения, а не добыл его в борьбе со страстями. А презираемый всеми Ванек находился под их беспощадным гнетом, мучаясь и страдая как никто другой. Эконом тихо опустился на колени и мысленно попросил у отца Иоанна прощения. Он понимал, что горячий покаянный плач поверженного ниц пьяницы гораздо милее Богу, чем вся его прохладная праведность. Впервые за много лет отец Рафаил так глубоко понял слова Христа: «Не судите, да не судимы будете». А авва Дорофей понимал их настолько глубоко, что мог объяснить, почему согрешения человека в глазах Божиих могут быть делом правды.

Протоиерей Алексий Яковлев, настоятель Свято-Никольского храма на Синих Камнях, г. Екатеринбург:

«…теперь его согрешение является пред Богом, может быть, как дело правды. Ибо Бог видит труд его и скорбь, которые он, как я сказал, подъял прежде согрешения, и милует его». Человек, сколько мог, боролся, но не в силах был бороться больше. Все, что мог, сделал. «А ты знаешь только сие согрешение, и тогда как Бог милует его, ты осуждаешь его и губишь душу свою. Почему ты знаешь, сколько слез он пролил о сем пред Богом? Ты видел грех, а покаяния его не видел». Опять же – перед согрешением и после согрешения. Еще раз повторюсь, о чем говорит авва Дорофей: о состоянии перед согрешением или после. Он говорит о покаянии после, «но покаяния его ты не видел».

Кадры из х/ф «Остров», режиссер Павел Лунгин.

То есть, согласно учению аввы Дорофея, не только покаяние человека драгоценно, но и то, как он перед грехом боролся (или не боролся). Опять же ни того, ни другого мы не видели и даже не увидим.

«Иногда же мы не только осуждаем, но и уничижаем ближнего, ибо иное, как я сказал, осуждать, и иное уничижать. Уничижение есть то, когда человек не только осуждает другого, но презирает его, т. е. гнушается ближним и отвращается от него как от некоей мерзости: это хуже осуждения и гораздо пагубнее. Хотящие же спастись не обращают внимания на недостатки ближних, но всегда смотрят на свои собственные и преуспевают. (Дальше очень хороший пример.) Таков был тот, который, видя, что брат его согрешил, вздохнул и сказал: «Горе мне! Как он согрешил сего дня, так согрешу и я завтра». Видишь ли твердость? Видишь ли настроение души? Как он тотчас нашел средство избегнуть осуждения брата своего!»

Надо сказать, что брат этот, о котором пишет авва Дорофей, действительно очень твердый человек, потому что, может быть, возможности осудить кого-нибудь в то время было чуть меньше, опять же, наверное, в монастыре чуть меньше возможностей, хотя всегда такие есть. Но надо признать, что вот это рассуждение: «как он согрешил сегодня, так я согрешу завтра», если его применять к текущему моменту, может для многих внимательных людей оказаться вполне спасительным.

«Ибо сказав: «так и я завтра», он внушил себе страх и попечение о том, что и он в скором времени может согрешить, и так избежал осуждения ближнего». Понятно, почему избежал: потому что, когда ты сам чувствуешь, что сейчас пропадешь, то думать о том, что кто-то что-то нехорошо сделал, уже возможности особой нет. «Притом не удовлетворился этим, но и себя повергнул под ноги его, сказав: «и он (по крайней мере) покается о грехе своем, а я не покаюсь как должно, не достигну покаяния, не в силах буду покаяться»». Он, этот мудрый человек, дальше продолжил. Как говорит авва Дорофей: «Он не только успел избежать осуждения ближнего, но и себя самого повергнул под ноги его». И дальше авва Дорофей сравнивает:

«Мы же, окаянные, без разбора осуждаем, гнушаемся, уничижаем, если что-либо видим, или услышим, или только подозреваем…» (Поучение 6. «О том, чтобы не судить ближнего»).

Впрочем, «… мы не останавливаемся на своем собственном вреде, но, встречая и другого брата, тотчас говорим ему: то и то случилось (называется кнопочка «репост») – и вредим ему, внося в сердце его грех. И не боимся мы Сказавшего: «горе напаяющему подруга своего развращением мутным» (Авв. 2;15), но совершаем бесовское дело и нерадим о сем. Ибо что иное делать бесу, как не смущать и не вредить? А мы оказываемся помощниками бесов на погибель свою и ближнего: ибо кто вредит душе, тот содействует и помогает демонам, а кто приносит ей пользу, тот помогает святым ангелам. От чего же мы впадаем в сие, как не от того, что нет в нас любви? Ибо если бы мы имели любовь, то с соболезнованием и состраданием смотрели бы на недостатки ближнего, как сказано: «…любовь покрывает множество грехов» (1 Пет. 4;8). «Любовь... не мыслит зла… все покрывает» и пр. (1 Кор. 13;4 -7).

Вот это и забавно очень, что зачастую одновременно идет большой рассказ, преамбула о любви: что нужно любить, что христианство – это любовь и так далее, слово «любовь» повторяется сто тысяч раз, а потом одновременно с этим рассказываются «зубодробительные» истории без всяких доказательств и просьба всячески разобраться, покарать и так далее.

«Итак, если бы, как я сказал, мы имели любовь, то сия любовь покрыла бы всякое согрешение, как и святые делают, видя недостатки человеческие. Ибо разве святые слепы и не видят согрешений?» Хорошо авве Дорофею говорить – он святой, хотя он себя святым не признает. Но мы-то не святые, и нам потому всегда очень тяжело читать святых – они слишком правильные.

«Да и кто столько ненавидит грех, как святые? Однако они не ненавидят согрешающего и не осуждают его, не отвращаются от него, но сострадают ему, скорбят о нем, вразумляют, утешают», – говорит авва Дорофей. Хотя мы тоже представляем себе согрешающего – и такого как утешишь? Ведь люди по-разному согрешают, как утешить некоторых, неизвестно даже. «…Врачуют его, как больной член, и делают все для того, чтобы спасти его». То есть авва Дорофей не витает где-то в эмпиреях, он понимает, что это дело сложное и, главное, не мгновенное, длительное, трудное. Он и говорит: «Как рыбаки, когда закинут уду в море и, поймав большую рыбу, чувствуют, что она мечется и бьется, то не вдруг сильно влекут ее, ибо иначе прервется вервь и они совсем потеряют рыбу, но пускают вервь (т.е. леску) свободно и послабляют ей идти как хочет; когда же увидят, что рыба утомилась и перестала биться, тогда мало-помалу притягивают ее; так и святые долготерпением и любовию привлекают брата, а не отвращаются от него и не гнушаются им».

Вот, собственно, та главная проблема и принцип любви, потому что о любви можно много говорить, но когда ты отвращаешься от кого-то и гнушаешься им, приклеиваешь ему разные плохие прозвища и тому подобное, то одно другому противоречит. И от этого никому пользы не бывает. Допустим, мы имеем безобразных, отвратительных руководителей. Самые худшие руководители, несомненно, в России; хуже нет. У нас самые худшие руководители, самые худшие бизнесмены, самые худшие дороги, самые худшие дураки, самый худший народ и тому подобное. И вывод обыкновенно такой, что это все должно быть сожжено и уничтожено. Авва Дорофей говорит: «Мать, имеющая безобразного сына, не только не гнушается им и не отвращается от него, но и украшает его с любовию, и все, что ни делает, делает для его утешения». (Утешения в широком смысле, не то что поважать). «Так и святые всегда покрывают, украшают, помогают, чтобы и согрешающего со временем исправить…» Не уничтожить (это довольно легко) и не раздавить в грязь (а иногда и согрешающий тоже может оборотку дать, как я понимаю). «…И никто другой не получил от него вреда (вот этого сложно добиться), и им самим более преуспеть в любви Христовой».

(Продолжение следует.)

 

Автор программы Ольга Валентиновна Баталова
Расшифровка: Нина Кирсанова