Уроки православия. О сказах Бажова. Читайте хорошие книги! Урок 2

8 октября 2015 г.

Аудио
Скачать .mp3
Прекрасное входит в душу через родное слово. И потому нам так нужна художественная литература и так важно уметь ее читать, даже ту, которая, казалось бы, далека от православия. Учитель русской литературы Т.Ю. Смирнова на наших уроках наглядно продемонстрировала это мастерство. Слушая, как она читает и комментирует сказы Бажова, становится очевидно, что польза от таких занятий есть… 

– Прекрасное входит в душу человека через родное слово, и потому нам и нашим детям так нужна художественная литература и так важно научиться ее правильно читать. Разговор об этом на прошлом уроке мы начали с директором православной школы «Образ» Татьяной Юрьевной Смирновой. Она предложила нам своеобразный мастер-класс, на котором все мы – и дети, и родители, и педагоги – поучились бы с пользой для души читать сказы Павла Петровича Бажова. Ведь умение читать – это способность понимать, воспроизводить, истолковывать и оценивать литературное произведение не только в целом, но и каждое его предложение и даже каждое слово с позиций эстетического идеала. И такой идеал, как образец добра и красоты, несомненно, нашел свое отражение и в произведениях Бажова. Слушая, как читает и комментирует Татьяна Юрьевна его сказы, мы как бы оказываемся на уроке литературы, который тоже проводит мастер, и слушать его не просто интересно! На такие уроки хочется приходить снова и снова, потому что время на них летит незаметно, потому что ум и сердце охотно включаются в ту серьезную внутреннюю работу, которая радует и после которой чувствуешь не усталость, а напротив, прилив сил и желание продолжать так трудиться… Именно так и трудится с детьми наша гостья, и задачи, которые она перед собой ставит, вполне конкретны: показать детям красоту Богом созданного мира, помочь им увидеть созидательную силу труда, а еще понять, что не все в нашем мире бывает просто. Бывает в нем и тревожно, и опасно, но человеку порой приходится жить и действовать и в таких условиях, и этому тоже надо учиться! И Бажов в своих сказах говорит об этом.

Директор православной школы «Образ» Татьяна Юрьевна Смирнова:

– А дальше Бажов показывает борьбу и победу: он дает «Каменный цветок» с трагическим финалом и с удивительным осмыслением того, что вообще происходит. Давайте зададим первый вопрос (я его детям обычно задаю): кто такая Хозяйка Медной горы? В нашей христианской парадигме мы имеем свое четкое представление о мире, о добре и зле, об их природе. Какова природа Хозяйки Медной горы? Кто она такая? Она не человек: превращается в ящерку, обладает какими-то необыкновенными, почти совершенными знаниями, нечеловеческим могуществом – какая-то всемогущая колдунья или дух бесовский, что-то темное, явно несветлое. Когда мы с детьми начинаем разбирать эти произведения, говорим сначала о хорошем, про камушки, и в какой-то момент возникает этот вопрос: кто такая Хозяйка Медной горы? Дети говорят, что она волшебница, колдунья. А добрая она или злая? Ведь нам важно в сказке разобраться. И мы начинаем разбираться, и, когда приступаем к чтению, возникает несколько аспектов, которые важно уметь вычитывать. Мы смотрим, как понимают ее герои: они ею увлечены, потрясены ее красотой (это же молодые ребята-мастера, женихи), но ведь они в нее не влюбляются, а ею зачаровываются, и у них все время происходит борьба. Например, в первом сказе Хозяйка говорит Степану:

– Ну, как теперь насчет женитьбы?
А Степан и не знает, как отвечать. У него, слышь-ко, невеста была. Хорошая девушка, сиротка одна. Ну, конечно, против малахитницы где же ей красотой равняться! Простой человек, обыкновенный. Помялся-помялся Степан, да и говорит:
— Приданое у тебя царям впору, а я человек рабочий, простой.
— Ты, — говорит, — друг любезный, не вихляйся. Прямо говори, берешь меня замуж али нет? — и сама вовсе принахмурилась.
Ну, Степан и ответил напрямки:
— Не могу, потому другой обещался.
Молвил так-то и думает: огневается теперь. А она вроде обрадовалась.
— Молодец, — говорит, — Степанушко. За приказчика тебя похвалила, а за это вдвое похвалю. Не обзарился ты на мои богатства, не променял свою Настеньку на каменну девку. — А у парня, верно, невесту-то Настей звали. — Вот, — говорит, — тебе подарочек для твоей невесты, — и подает большую малахитову шкатулку. А там, слышь-ко, всякий женский прибор. Серьги, кольца и протча, что даже не у всякой богатой невесты бывает.
— Как же, — спрашивает парень, — я с эким местом наверх подымусь?

Не променял Степан невесту на каменну девку, но след общения с ней повредил как-то его душу, и он все ходит на гору, печалится и там на горке и умирает. Все равно он тосковал о ней и не смог жить с этим знанием и с памятью о ней. Она говорила: «Смотри, потом не вспоминай меня». Он пытается и не может не вспоминать.

В «Каменном цветке» то же самое происходит: там Данила-мастер не выдерживает – он променял свою невесту, но не на каменну девку. Своим невестам эти ребята не изменяют, они верны данному слову (другой обещался, хоть она сиротка, хоть царица – не важно, они верны своей любви). Данилушка и сам сиротка, познал сиротскую долю, и свою Катеньку тоже очень любит. И он никогда бы от нее никуда не ушел, и он уходит не к малахитнице. Что Данилушка искал, чего чаял? Данилушка – мальчик, сирота, никому не нужный, недокормыш. Слова-то какие! За одно это разве можно не читать такие произведения? «Каменна девка», «недокормыш». Каждое слово – родник! Но это отдельная тема – то, что нам надо хранить: это перед нами малахитовая шкатулка русского языка – уральского говора!

Данилушка попадает к мастеру Прокопьичу, а Прокопьич – злыдень, и его все дети боятся, ему даже боялись Данилу отдавать, хотя он никому не нужен, ничейный парень, но знали, что Прокопьич такого хилого до смерти забьет. Вот он какой! Он этих парнишек бил, нервный он, психованный, его работа так изнурила, что он к старости психованным стал. И когда ему привели Данилушку, он говорит: «Смотрите, если что – я не ответчик!» Он боится греха, как бы не забить, потому что по этому парнишке стукнешь – и душа вон, уж больно дохленький. И он его берет. Данилушка должен мусор мести, печку топить старому знаменитому мастеру, но однажды Прокопьич вдруг застает его у верстака: тот камушек смотрит. Заругался на него старый мастер, а он не испугался:

Пришел Прокопьич домой, а Данилушко около станочка стоит, досочку малахитовую оглядывает. На этой досочке зарез сделан — кромку отбить. Вот Данилушко на это место уставился и головенкой покачивает. Прокопьичу любопытно стало, что этот новенький парнишка тут разглядывает. Спросил строго, как по его правилу велось:
— Ты это что? Кто тебя просил поделку в руки брать? Что тут доглядываешь?
Данилушко и отвечает:
— На мой глаз, дедушко, не с этой стороны кромку отбивать надо. Вишь, узор тут, а его и срежут.
Прокопьич закричал, конечно:
— Что? Кто ты такой? Мастер? У рук не бывало, а судишь? Что ты понимать можешь?
— То и понимаю, что эту штуку испортили, — отвечает Данилушко.
— Кто испортил, а? Это ты, сопляк, мне — первому мастеру! Да я тебе такую порчу покажу… жив не будешь!
Пошумел так-то, покричал, а Данилушку пальцем не задел. Прокопьич-то, вишь, сам над этой досочкой думал — с которой стороны кромку срезать. Данилушко своим разговором в самую точку попал. Прокричался Прокопьич и говорит вовсе уж добром:
— Ну-ко, ты, мастер явленый, покажи, как, по-твоему, сделать?
Данилушко и стал показывать да рассказывать:
— Вот бы какой узор вышел. А того бы лучше — пустить досочку поуже, по чистому полю кромку отбить, только бы сверху плетешок малый оставить.
Прокопьич знай покрикивает:
— Ну-ну… Как же! Много ты понимаешь. Накопил — не просыпь! — А про себя думает: «Верно парнишка говорит. Из такого, пожалуй, толк будет. Только учить-то его как? Стукни разок — он и ноги протянет».

– Учить – это значит бить; по его мнению, «грамоте учат – на всю избу кричат» – это же методика, другой этот мастер не владел.

Подумал так, да и спрашивает:
— Ты хоть чей, экий ученый?
Данилушко и рассказал про себя.
Дескать, сирота.  

И дальше Прокопьич начинает его жалеть:

Данилушко разулся, котомку свою под голову, понитком закрылся, поежился маленько, — вишь, холодно в избе-то было по осеннему времени, — все ж таки вскорости уснул. Прокопьич тоже лег, а уснуть не может: все у него разговор о малахитовом узоре из головы нейдет. Ворочался-ворочался, встал, зажег свечку, да и к станку. В общем, удивился, что прав недокормыш.

Пошел потихоньку в чулан, притащил оттуда подушку да большой овчинный тулуп.

Мы с детьми обязательно читаем вслух, это и в семье надо вслух читать, такое это и отцам, и матерям поучение. Это удивительная тема: вот мальчик, его обижают, это же про них, про детей, отношения взрослого-ребенка были всегда, а тут дед ворчливый и мальчик. Я спрашиваю у детей: «Дед добрый? Он же ребят заколачивал!» А дети отвечают, что когда дед увидел, что парень настоящий ученик, любознательный, он не поучать дедушку хотел, ему камушек очень нравится, он жалеет камушек, и дедушка его по-настоящему полюбил, может, первый раз в жизни. Он этого Данилушку начинает жалеть: не выжимает из него все соки, не хвастается им. Он его спрятал, к работе не подпускал, давал такие работы, чтобы мальчик мог погулять, подышать, побольше кушать ему дает, он его откармливает, знает, что работа у них вредная, и понимает, что раньше времени жеребеночка седлать не следует, два года он должен пробегать до седла, и он его бережет.

Мы вот сейчас все торопимся запихнуть в детей много знаний и результат требуем, не понимая, что надо подождать, дать ребенку побегать, покушать и вообще пожить. Здесь мудрый Прокопьич это понимает и выращивает настоящего великого мастера, не чета себе, и сам на покой уходит, больше наблюдает, как дело идет. И дальше Данила возжаждал совершенства: «Чаша мне покою не дает. Охота так ее сделать, чтобы камень полную силу имел!»

Юноша хочет сделать (это мы потом с детьми скажем), как у Бога, хочет сделать, как в природе. Он находит цветок (по-моему, дурман – название-то какое!), и никто в букет его не кладет, а он все ищет. Ему заказали чашу малахитовую вопреки желанию Прокопьича, потому что старик уберегал его, да не уберег: поняли, что Данила – настоящий мастер, и он начал получать заказы (они же все крепостные, при заводе находятся) – большие, тяжелые, все более трудные. И вот Данила приносит этот дурман, любуется на него, а цветок, как колокольчик, очень красивый, и он делает с него свой каменный цветок, но у него не получается так, как в природе – неживой цветок все равно. Ему надо сделать так, чтобы из камня был как живой цветок.

Чаша закончена, собираются старые мастера за чарочкой обсудить и посмотреть работу. Тоже интересно: собрались принять у молодого мастера работу, это как некое посвящение в мастера. Беседуют. Данилушка не рад, не доволен собой, жаждет полного совершенства. И тут старый мастер ему и рассказал, что есть такие мастера, которые могут сделать, как в природе, но это только в горе, у Медной Хозяйки они работают. И Данила захотел это увидеть. Не малахитницу, не красавицу-женщину, не богатства земные. Он мастер – он хочет увидеть идеальное мастерство, хочет научиться совершенному мастерству. Он идет в гору на учебу к Хозяйке, не в женихи. И там «зависает», потому что там время и пространство совершенно другие – мистические. И он не знает, сколько времени прошло. Мы сейчас все больше мышкой от компьютера увлекаемся: залезли, «зацепились» и сидим в Интернете или в какой-то работе. А настоящий мастер, когда делает, может не есть, не спать, сутки просидеть, если пошло дело и получается. Художник так может. Мастер. Так и Данила в этой горе все забыл. А снаружи невеста была, он был просватан, уже и свадьбе быть, они перед свадьбой гуляют, а он печалится, у него каменный цветок из головы не выходит. И когда он в гору попал и там остался, невеста оказалась ни вдовой, ни женой. Чашу он разбил: прекрасную, лучше еще никто не делал из мастеров – но не такая.

И мы с детьми начинаем рассуждать: а можно ли сделать чашу настолько совершенную, как цветок? Можно ли из камня изваять совершенно живой цветок? Он может быть в камне совершенным, но все равно не будет как живой. Абсолютное совершенство, полная гармония красоты в живом мире, но руками человеческими она недостижима. Дети тоже до этого додумываются, что нельзя сделать, как в природе. Наверное, в том и кураж мастера (гоголевское слово, что у каждого есть свой кураж), чтобы всю жизнь искать совершенства, иначе ему скучно станет, если его достигнет.

Почить мог Господь в шестой день творения, а мастер может почить от трудов и увидеть совершенство творения там, в той жизни, и за свои труды получить Царствие Небесное от Господа. У такого мастера ведь молитва всю жизнь идет, даже если он слов не произносит: он молится самоотверженным стремлением к совершенству, если, конечно, это не гордыня и не осмысленное состязание с Богом, а, как у Данилушки, в простоте: он красоту любит, он Божьей красотой навсегда ранен. А колдунья может такую чашу сымитировать, повторить, но «что пользы человеку, если он приобретет весь мир, а душу свою потеряет».

И Данилушка вот-вот потеряет свою душу, он уже «завис»: потерял невесту, земную жизнь, человеческий тернистый, но спасительный путь – ему холодно в этой горе, но он в ней остался. И, казалось бы, Бажов поставил страшный конец, но это выбор Данилы-мастера, хотя мы и понимаем, что это плохой выбор, и не надо в гору ходить, но такое может быть у мастера, если он чересчур стремится к совершенству. Старый мастер (не Прокопьич, а мудрый старичок, который пришел на эти посиделки) говорил Даниле: «Не по той досочке ходишь, осторожно – нельзя по ней ходить». Не про Хозяйку шла речь, а о том, что Данила собой не доволен и хочет все лучше и лучше: «Остановись, должна быть мера всему!» Должно прийти такое смирение.

Невеста Катя тут потрясающая: она начинает камень точить, восстает против всей своей семьи, у нее тоже, как и у Танюшки, уральский характер, но здесь он идет на пользу душе (ее и Данилы). А она знает, что Данила жив! Ее любящее сердце чувствует это. Ее прозвали «мертвякова невеста» за ее верность Даниле. Прокопьич умер – она переселяется в его избу, где и Данила жил, все смеются, дом обходят, дразнят, лезут к ней в дом – уже дальше некуда, а она верна памяти своего Данилы. Она начинает камень точить, а ей кто-то помогает. Она не подумала, что это Хозяйка помогает: придет на гору, отломит камушек, а он уже с дивным узором. Принесла в город, а ей говорят, что таких бляшек у них много, тем более женщина принесла. Показала: «Признавайся, кто делал? Такие только Прокопьич да его пасынок Данилушка точили». Другие говорят: «Может, она от Прокопьича принесла? Она же у него живет. Прокопьич делал?» «Нет, это я», – отвечает, а сама думает, что это ей Данилушка пособляет – еще раз уверилась, что он жив. Мужской у нее характер, крепкий, северный.

Я прочитаю чудный финал, когда она тоскует, идет на горку выламывать камушек:

Катя идет, как ей привычно, на горку. Взглянула, а лес кругом какой-то небывалый. Пощупала рукой дерево, а оно холодное да гладкое, как камень шлифованный. И трава понизу тоже каменная оказалась, и темно еще тут. Катя и думает:
«Видно, я в гору попала».

Родня да народ той порой переполошились:
– Куда она девалась? Сейчас близко была, а не стало!
Бегают, суетятся. Кто на горку, кто кругом горки. Перекликаются друг с дружкой: «Там не видно?»
А Катя ходит в каменном лесу и думает, как ей Данилу найти. Походила-походила, да и закричала:
– Данило, отзовись!
По лесу голк пошел. Сучья запостукивали: «Нет его! Нет его! Нет его!» Только Катя не унялась:
– Данило, отзовись!
По лесу опять: «Нет его! Нет его! Нет его!» Катя снова:
– Данило, отзовись!
Тут Хозяйка горы перед Катей и показалась.
– Ты зачем, – спрашивает, – в мой лес забралась? Чего тебе? Камень, что ли, хороший ищешь? Любой бери да уходи поскорее!
Катя тут и говорит:
– Не надо мне твоего мертвого камня! Подавай мне живого Данилушку. Где он у тебя запрятан? Какое твое право чужих женихов сманивать!
Ну, смелая девка. Прямо на горло наступать стала. Это Хозяйке-то! А та ничего, стоит спокойненько:
– Еще что скажешь?
– А то и скажу – подавай Данилу! У тебя он...
Хозяйка расхохоталась, да и говорит:
– Ты, дура-девка, знаешь ли, с кем говоришь?
– Не слепая, – кричит, – вижу. Только не боюсь тебя, разлучница! Нисколечко не боюсь! Сколь ни хитро у тебя, а ко мне Данило тянется. Сама видала. Что, взяла?
Хозяйка тогда и говорит:
– А вот послушаем, что он сам скажет.
До того в лесу темненько было, а тут сразу ровно он ожил. Светло стало. Трава снизу разными огнями загорелась, деревья одно другого краше. В прогалы полянку видно, а на ней цветы каменные, и пчелки золотые, как искорки, над теми цветами. Ну, такая, слышь-ко, красота, что век бы не нагляделся. И видит Катя: бежит по этому лесу Данило. Прямо к ней. Катя навстречу кинулась:
– Данилушко!
– Подожди, – говорит Хозяйка, – и спрашивает: – Ну, Данило-мастер, выбирай – как быть? С ней пойдешь – все мое забудешь, здесь останешься – ее и людей забыть надо.
– Не могу, – отвечает, – людей забыть, а ее каждую минуту помню.
Тут Хозяйка улыбнулась светленько и говорит:
– Твоя взяла, Катерина! Бери своего мастера. За удалость да твердость твою вот тебе подарок. Пусть у Данилы все мое в памяти останется. Только вот это пусть накрепко забудет! – И полянка с диковинными цветами сразу потухла. – Теперь ступайте в ту сторону, – указала Хозяйка да еще упредила: – Ты, Данило, про гору людям не сказывай. Говори, что на выучку к дальнему мастеру ходил. А ты, Катерина, и думать забудь, что я у тебя жениха сманивала. Сам он пришел за тем, что теперь забыл.
Поклонилась тут Катя:
– Прости на худом слове!
– Ладно, – отвечает, – что каменной сделается! Для тебя говорю, чтоб остуды у вас не было.

Трогательно как – до слез. Мне кажется, на самом деле текст отвечает на все вопросы.

 

Автор и ведущая: Ольга Валентиновна Баталова
Расшифровка: Елена Кузоро

Показать еще

Помощь телеканалу

Православный телеканал «Союз» существует только на ваши пожертвования. Поддержите нас!

Пожертвовать

Мы в контакте

Последние телепередачи

Вопросы и ответы

X
Пожертвовать