У книжной полки. Монах Меркурий (Попов). Записки монаха-исповедника

Автора книги, которую сегодня мы предлагаем вашему вниманию, монаха Меркурия (Попова) многие, вероятно, помнят по захватывающим «Запискам пустынножителя» — остросю­жетному дневнику инока-отшельника, совершавшего свой уединен­ный подвиг в горах Кавказа с 60-х по 90-е годы прошлого века. Отец Меркурий прожил тяжелую жизнь, на его долю и долю его братьев по кавказским скитаниям выпали многие испытания, исторически связанные и с судьбой Церкви, и с судьбой страны. Самому тяжело­му из них посвящена вторая книга дилогии о. Меркурия - «Записки монаха-исповедника». В этом году книга вышла в свет в издательстве Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, и сегодня находится на нашей книжной полке.

***

Прежде чем рассказать о книге, скажем несколько слов об ее авторе. Родился он в 1919 году возле города Ижевска. В 1938-м году окончил среднюю школу, и за не­осторожно высказанное словоизречение,  что он не верит в построение коммунизма, был арестован и осужден спецколлегией на шесть лет заключения в концлагерь, затем отправлен на строительство города Комсомольска-на-Амуре. По окончании срока заключения жил на положении ссыльного. В 1949 году снова был подвергнут аресту и осуж­ден на десять лет за контрреволюционный саботаж. В 1953-м году, после смерти Сталина, амнистирован, однако жил еще на положении ссыльного до 1956-го года, затем выехал в Россию с надеждой поступить на жительство в какой-либо из монастырей. Однако везде где он только ни был, ему в приеме в число монастыр­ского братства было отказано ввиду того, что в паспорте имелась отметка означающая: — «он принадлежит к чис­лу социальноопасных людей». В том же 1956-м году уехал на Кавказ, где пробыл 34 года, подвизаясь в отшельничестве вместе с подоб­ными себе подвижниками.

В 1993-м году по причине войны, вылетел с Кавказа самолетом через линию фронта в Москву. Впоследствии устроился на постоянное жительство в одной незначительной монастырской оби­тели в селе Флорищи близ города Кольчугино Владимир­ской области. Упокоился он в 1996 году в Свято-Лукиановой пустыни, недалеко от Александрова, где проживал чуть менее двух лет с 1994 по 1996 год. По признанию собратьев монастыря, о. Меркурий был очень сильным человеком: ревностным, деятельным, по-житейски и в духовном отношении проницательным, в одно и то же время внутренне сосредоточенным и открытым, не лишенным пытливого внимания к людям и к Божию творению. Все упомянутые качества, как в зеркале, отразились в его книгах.

Некоторые нынешние насельники Свято-Лукиановой пустыни по сей день помнят наставления и рассказы отца Меркурия. Один из них представляется особенно трога­тельным. Арестованный по доносу будущий монах Мер­курий в то время был комсомольцем и не считал себя верующим. Колонна заключенных шла третьи сутки че­рез тайгу к месту, где ей предстояло строить для себя лагерь. Последним, далеко отстав от колонны, брел старенький священник. Силы покидали его, и, несмо­тря на то что конвойный пригрозил расстрелом, иерей не мог уже сделать ни шага. Колонна ожидала услышать привычный выстрел. Но произошло удивительное: что­бы подкрепить священника, конвоир отдал ему свою буханку хлеба! И тут произошло второе чудо: батюшка бросился догонять колонну и всем заключенным дал по маленькому кусочку той буханки. Достался такой кусо­чек и комсомольцу Попову. Так советский комсомолец стал верующим, а впоследствии — монахом.

Вот лишь несколько строк о жизни монаха Меркурия. В 2016 г. издательство Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета выпустило в свет «Записки пустынножителя» — «абхазский дневник», хронику тридцати­четырехлетней отшельнической жизни о. Меркурия и мона­хов-пустынников в горах Абхазии начиная с 1956 и кончая 1993 годом. Теперь же выходит вторая часть его дилогии, «колымский дневник». Как и первая книга, она публикуется в том варианте, в каком была создана автором. Мы, - отмечают издатели, позво­лили себе лишь некоторые необходимые сокращения и минимальную стилистическую правку. Хронологически вторая книга, «Записки монаха-исповедника» предшествует «Запискам пустынножителя», основанным исключительно на личном опыте, житейском, но прежде всего — духовном, ради которо­го о. Меркурий и оказался кавказским пустынником.

Как отмечают издатели, главной из двух написанных им книг автор считал «Записки пустынножителя». Политизированному сознанию некоторых людей трудно принять, что в оценке жизни человека годы духовного становления, монашеского трудничества могут обладать большим весом, нежели годы колымских лагерей. Но для о. Меркурия лагерные годы были тем испытанием, ко­торое вывело его на дорогу духовных исканий. А эта дорога привела его на Кавказ и обогатила его душу «наукой из наук» и «художеством из художеств», о которых он пишет в письмах. Приобретенный в молитве и подвижнических трудах духов­ный опыт он считал своим главным, основным достижением, ценностью, стремиться к которой необходимо каждому, ищу­щему пути к Богу; этим опытом мечтал делиться с нуждающи­мися, о нем не уставал напоминать.

Историческое пространство книги значительно: она начинается 1924-м годом и завершается 1945-м, победой над Японией, захватывая, таким образом, самые тяжелые и самые страшные годы советской жизни — Большой тер­рор и войну. На этом фоне разворачивается личная драма о. Меркурия и его собеседника-мона­ха, услов­но названного Иоанном. Как и сотни тысяч ни в чем не повинных людей, он был вырван из нормальной жизни и обречен на каторжный труд. Но он выжил, и мы можем только догадываться, как помогла ему в этом медленно открываю­щаяся вера во Христа и надежда на Его милость и сострада­ние. Мы можем предположить, что именно в лагере он нашел первых духовных учителей, наставивших и укрепивших его в вере, открывших ему Евангелие. Во всяком случае, известно, что из лагеря он приехал прямо в Троице-Сергиеву лавру. А оттуда, еще мирянином, отправился в горы Кавказа.

Шест­надцать лет провел на Колыме о. Меркурий, добывая золото, и книга его, погружая в этот кажущийся сегодня нам нереальным лагерный мир, рассказывает о силе человеческого духа, способного противо­стоять даже такому испытанию. По словам издателей, в книге много действительно страш­ных страниц. И за ними стоит не только интерпретированный, обобщенный, опосредованный, но и личный опыт — психи­ческий, физический, тактильный. Детали, ощущения, реалии, подробности разговоров, масса попутных вставных «новелл» о судьбах несчастных, попавших в это узилище, понимание поведения людей, «кодекса» уголовников, описание тюрем­ных камер, а главное — мгновенные движения души, всепоглощающий, липкий, неодолимый ужас в ожидании неотвратимого расстрела — все говорит о лич­ном, пережитом самим автором трагическом опыте.

И далее, когда рассказ идет об этапе, о колымских лагерях и подробностях лагерной жизни — все убеждает в том, что описаны они не только с чужих слов, но и очевидцем, лично пережившим дикие, спонтанные лагерные расправы, катавшим тачку с по­родой, знавшим не по рассказам процесс золотодобычи и организации труда на лагпунктах. И хотя многие уже знакомы с ла­герной литературой и, казалось бы, удивляться ничему не мо­гут, бесхитростный рассказ монаха-лагерника о беспредель­ном зле, которое может учинить человек человеку, невозможно читать без содрогания. «Мы не знаем, - говорят издатели, - но можем предположить, что именно свой и чужой опыт тяжелого пси­хического и физического потрясения, насилия над личностью побудил о. Меркурия вести опасные тайные записи. Историческое ли чутье сказалось в этом решении, традиция ли монашеского летописания или начитанность в святоотеческой литературе, научившей его ценности злостраданий - трудно сказать. Но бытует также мнение, что у о. Меркурия было послушание — собрать и описать историю страшных лет. И если это так, то он исполнил его максимально полно.

***

Отец Меркурий, - по словам издателей, - не был профессиональным литератором, не был светски образованным человеком, не было у него и система­тического духовного образования. Но он обладал несомнен­ным литературным даром. Он сумел прозреть в своей судьбе и в судьбе окружавших его людей катастрофу огромного исторического масштаба и счел своим долгом описать ее по возможности достоверно и объемно. И выбрал жанр записок — как худо­жественно наиболее приемлемый. Увлечение подробностями, повторы и местами искусственный, нарочитый стиль и слог выдают в нем писателя-самоучку, но поразительно его умение «держать сюжет», не терять из виду масштаб — историческое соизмерение судьбы одного человека с судьбой страны. Он оставил нам уникальное свидетельство, которое не теряется даже в ряду всей известной нам ныне «лагерной» литературы. Эту книгу, по словам издателей, тяжело читать, но читать необходимо: голос прямого свидетеля тех страшных лет должен быть услышан.