У книжной полки. 6 июля

Протоиерей Артемий Владимиров. Учительство.

В 1983 году, по окончании филологического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова, в Физико-математическую школу-интернат № 18 города Москвы пришел молодой учитель – Артемий Владимирович Владимиров. С тех пор прошло уже 33 года, но память многое хранит в своих тайниках, и со временем эти воспоминания находят свое отражение в художественных произведениях. О своей педагогической деятельности протоиерей Артемий Владимиров рассказывает в книге, которая называется «Учительство». Это новое произведение батюшки является продолжением книг воспоминаний - «С высоты птичьего полёта» и «Мой Университет». Оно охватывает период его педагогической деятельности в школах, а также в Московской духовной семинарии и академии. Об этой книге, которая вышла в Издательстве Артос, далее в нашей программе. ***

На страницах книги «Учительство» протоиерей Артемий Владимиров размышляет о высоте педагогического призвания, воспроизводя различные эпизоды из своей жизни, связанной с преподаванием языков, литературы, уроков нравственности и благочестия. Перед читателем открывается целая галерея портретов уче­ников и учителей, помогающая воскресить сложную и во многом проти­воречивую жизнь на рубеже двух тысячелетий. Несмотря на то что книга посвящена педагогике, она воспринимается как цельное художественное произведение и рассчитана на самый широкий круг читателей - не только учителей и директоров школ, но и школьников, семинаристов и священников, а также всех, кому небезразлична тема воспитания и образования подрастающего поколения.

По словам профессора Государственного института русского языка имени А.С.Пушкина, Владимира Ивановича Аннушкина, «книги отца Артемия - это открытие собственного сердца и своей жизни всем нам. Он и учит собственной жизнью, а учить собственной жизнью можно лишь тогда, когда она - во Христе. Его творческий метод - не только в писании, но и в личном общении с тысячами слушателей, - прост и своеобразен. Он пишет и говорит («и говорит, как пишет»), в сущности, о себе. Что, казалось бы, проще, чем вспоминать и рассказывать о своей жизни?!» Но каждый ли готов рассказать свою жизнь? «Вот так, откровенно, широкими мазками, самое главное, без утайки». Наверно, не каждый. А протоиерей Артемий Владимиров говорит и пишет, используя при этом «художественный рассказ для описания событий, казалось бы, вовсе нехудожественной жизни. Отец Артемий эту нехудожественность оду­хотворяет и воздаёт славу не себе (хотя рассказы­вает о своей жизни), но Господу, повествуя о тех, с кем свела его судьба. А сводит она его с тысячами людей!

Эта книга, по словам самого автора, лишь на первый взгляд относится к мемуарному жанру. Она является продолжением воспоминаний о детстве и о юности. И посвящена педагогическому призва­нию. Каждую главу, - говорит отец Артемий, - мне хотелось сделать и правдивым рассказом о прожитом, и законченным художественным произведением. Мои герои — малые дети и школьники, семинаристы и священники, воспитатели, учителя и директора школ. Я храню о них тёплую и благодарную память, ведь встречи с людьми, пересечение человеческих судеб, хотя бы и во время краткого разговора, никогда не бывают случайными. Мне думается, что учительство - самое высокое (после пастырского) призвание на земле. Хорошего и доброго учителя, так же как и домашнего врача, мы не забудем никогда. Если педагог владеет искусством общения и умеет затрагивать сокровенные струны души каждого ученика, то такого учителя родители готовы носить на руках».

Свой первый опыт учительства отец Артемий сравнивает с первым полетом птиц. Вот что он пишет в первой главе этой книги. «Что отличает стрижа, только-только покинувшего родительское гнездо, от взрослой особи? Многое. И внешний вид, и повадки, и голос, а главное - полёт. До времени крылья пернатого юнца ещё не имеют законченной, совершенной формы, нет должной уверенности в движениях, умения управлять хвостом, правильно рассчитывать траекторию короткого перелёта на соседнее дерево... Однако суть схватывается весьма быстро! Неизбежные ошибки и неудачи дарят бесценный опыт, который претворяется в искусство летать — легко, не­принуждённо и грациозно, — а значит, жить в воздушном пространстве! Пусть не всё полу­чается сразу, зато сколько радости доставляют удачи, которые становятся залогом скорой победы».

Таковы и мы в юности, ещё неискушённые, подчас смешные, с наивной верой в собствен­ные силы, однако с бодростью и оптимизмом выходящие на трудовое поприще. «Безумству храбрых поём мы песню...» Таким-то стрижом некогда влетел я в физико-математическую школу-интернат — на место своих первых педагогических трудов. В его сте­нах и поныне собираются старшеклассники со всей России, одарённые способностями к точным наукам и жаждущие продолжить образо­вание в высших учебных заведениях столицы. Дети здесь и живут, и учатся, а потому, помимо университетских педагогов, нуждаются в вос­питателях. Получив ставку словесника, я одно­временно был направлен в один из девятых классов в качестве воспитателя. Моё сближение с молодёжью произошло очень быстро, тем паче что и сам я не претендовал в свои двадцать два года на статус маститого старца.

Отличие моих воспитанников от их сверстников состояло в заметном превосходстве их умственных способностей. При всех неотъемлемых от подро­сткового возраста качествах — шаловливости, смешливости, обидчивости — эти ребята уже умели думать. Физика с математикой были для них заветной областью знаний. Неудивительно, что многие серьезно размышляли над сложными мировоззренческими вопросами, бес­компромиссно рассуждая и споря о них не только в классах, но и в комнатах спального корпуса. В вечерние часы (а дежурство воспитателей было суточным) я проводил немало времени со своими подопечными у них «дома» — в бе­седах за чаепитием, покуда не наступал час от­боя. Только после того как спальный корпус затихал и засыпал, мы, воспитатели, могли оставить нашу «позицию». Будучи педагогом-христианином (разумеется, тайным), я видел, какой непочатый край просветительских тру­дов меня ожидал. Душа моя приходила в волнение от сознания, насколько восприимчивы к доброму слову чистые и доверчивые юные сердца.

Жизнь в интернате бурлила, особенно во второй половине дня, после занятий. Всегда го­лодные мальчишки ухитрялись добывать в сто­ловой батоны белого хлеба, выедали из них мякиш и заливали в полость варенье из банок, которые держали под кроватями. Эти хлебные «вазы» с малиновым или вишнёвым вареньем были предметом общего восторженного внимания и иногда предлагались на пробу любимым воспитателям. Однажды на Пасху я украдкой принёс в ин­тернат два кулича с намерением тайно разго­веться вместе со своими воспитанниками. Осу­ществляя мой план, они заранее наполнили луковой шелухой электрический чайник и ма­стерски выкрасили в нём яйца, сварив их вкру­тую. Пир удался на славу! Шёпотом обратив­шись к ребятам с пасхальным приветствием «Христос воскресе!», я перекрестил стол с праздничной снедью. Нас было человек пять-шесть заговорщиков, справлявших в советском образовательном учреждении Светлое Хри­стово Воскресение.

Я нарезал кулич по-мужски, крупными кусками, и пригласил всех к импро­визированной трапезе. В это самое время входная дверь приоткрылась, и в образовавшейся щели показалась голова одного малообщитель­ного школьника, который на дух не переносил моих бесед на нравственные или духовные темы. Меня не раз предупреждали, что его отец работал в Комитете государственной безопас­ности. Прищурив глаза и оглядев всю компа­нию, мальчик спросил с ноткой подозритель­ности, совсем как герой известного советского кинофильма: «А чтои-то вы тут делаете?» «Разве не видишь, Пасху справляем! Не стесняйся, подходи, и для тебя местечко най­дётся...» «Я атеист и поэтому куличей не ем, — мрачно ответил он, сглотнув слюну». «Так что же, ты только засаха­ренные пятиконечные звёзды, выходит, кушаешь? — с улыбкой пари­ровал я его «исповедание веры». — Брось, не валяй дурака, вкусно же! — С этими словами я выдвинул для него из-под стола свободный стул. Ещё раз окинув нас голодным взглядом, он превозмог косность своих убеждений и молча занял предложенное место. Первый ку­сок кулича в его руке надолго не задержался».

Так постепенно передо мной раскрывалась удивительная картина людских судеб. Ученики, согретые родительской любовью, видевшие с детства вокруг себя добро, оказывались подат­ливыми и охочими до слышания духовного слова. А те, кто столкнулся с превратностями жизни, с её изнанкой, с недоумением пожи­мали плечами или вступали в спор с молодым воспитателем, который был рад, «часов не на­блюдая», целыми пригоршнями бросать се­мена «разумного, доброго, вечного» в борозды бессмертных человеческих душ.

*** По словам профессора Владимира Ивановича Аннушкина, «книги протоиерея Артемия Владимирова читаются запоем, обычно в один присест, от них не оторвёшься — как от лучших книг детства, словно вдохновение, «сияющее дуновенье Божественного ветерка», несёт ваш читательский кораблик по стро­кам и абзацам. Почему же так упоительно и увле­кательно пишет автор? Это тайна, как тайна — всякое творчество...» И разгадывать эту тайну предстоит читателям, которые откроют для себя книги отца Артемия. Все они написаны, по словам самого автора, с полной искренностью, и конечно, принесут радость не только родителям, воспитателям, педагогам, но и всем, кому интересна жизнь в её бесконечном разнообразии.