У книжной полки. 3 июля

Александра Николаевна Голицына. Когда с вами Бог.

В этом году мы вспоминаем события 100-летней давности, которые связаны с двумя революциями – Февральской и Октябрьской, перевернувшие не просто вековой, а многовековой уклад российской жизни. В дальнейшем осмыслении этих событий, которое среди думающих людей продолжается и, безусловно, еще предстоит будущим поколениям, огромную роль имеют личные свидетельства очевидцев. Особенно, свидетельства такие яркие и глубокие, как, например, воспоминания Александры Николаевны Голицыной, которые составили книгу, выпущенную в этом году Издательством Никея в серии «Семейный архив». Она называется «Когда с вами Бог». Об этой книге и ее авторе – далее в нашей программе. ***

Автор воспоминаний, составивших книгу, княгиня Александра Николаевна Голицына, урожденная княжна Мещерская, была третьей из восьмерых детей князя Николая Петровича Мещерского и его супруги графини Марии Александровны Паниной. Она родилась в Москве 28 сентября 1864 года. Отец Александры Нико­лаевны происходил из знатного русского рода с татарскими корнями. Его мать была дочерью великого русского историка и писателя Николая Михайловича Карамзина. Предком ее матери был Никита Иванович Панин, министр иностранных дел и политический наставник Екатерины Великой. Как говорится в предисловии, которое написал Андрей Кириллович Голицын, семья Мещерских жила в Мо­скве, но лето проводила в своем имении Дугино, в Смолен­ской губернии. Имение это было подарком императрицы Екатерины графу Панину.

В 1887 году, в возрасте 23 лет, Александра Николаевна вышла замуж за князя Павла Павловича Голицына. Прежде чем задумываться о потомстве, они совершили 11-месячное кругосветное путешествие на яхте. В период между 1893 и 1905 годами у них родилось семеро детей. Вспоминая мужа, которого она нежно называла Фрумошкой, княгиня Александра Николаевна отмечает, что он никогда не был снобом, но «дорожил своим именем, как наследием славных предков, служивших России». К себе князь Павел Павлович относился требовательно. С детства воспитанный в строгих правилах, он и своему потомству стремился привить те навыки поведения в обществе и те нравственные принципы, на которых зиждились семейные традиции и общественные устои русской аристократии.

Павел Павлович, по словам Андрея Голицына, внушал своим детям, что с того, кому много дано, много и взыщется и что те, кто поль­зуется по рождению преимуществом своего происхождения, ответственны за свои поступки не только перед собственной совестью, предъявляющей к ним повышенные требования, но, прежде всего, перед своими предками и потомством. Занималась детьми в основном княгиня Александра Ни­колаевна, ибо супруг ее, обремененный делами не только дво­рянскими, но и участием в заседаниях Государственного со­вета, подолгу отсутствовал. Но семейные традиции, нрав­ственная требовательность свято блюлись, и, вспоминая в эмиграции о пережитом, княгиня Александра Николаевна с удовлетворением призналась, какую радость дает ей созна­ние того, что ее дочери и сыновья «были достойными детьми Фрумошки».

Княгиня беззаветно любила своих детей, и они отвечали ей тем же. Любовь и забота друг о друге, незыблемые нрав­ственные устои семьи, неколебимая вера в Бога помогли им выжить после Октябрьского переворота, преодолеть все ис­пытания, выпавшие на их долю. Свои воспоминания она писала в 30-х годах, когда все невзгоды и страхи, пережитые после большевистского переворота, были уже позади и вся семья, кроме старшего сына, князя Сергея Павловича, благополучно обосновалась вдали от Родины. Она писала для своих детей, постоянно обращаясь к старшей дочери, которую нежно называет Аглаидушкой. «Я давно забросила свои воспоминания, моя Аглаидушка, которые начала писать по-твоему жела­нию» — так княгиня Александра Николаевна начинает главу о мытарствах в Советской России. И чувствуя, что силы ее на исходе, снова обращается к дочери: «Многое испарилось из памяти, и ты, Аглаидушка, мо­жет, сама допишешь эти воспоминания для потомства»…

Читая воспоминания самой княгини, мы видим, что в семье Мещерских дети воспитывались любящими, образованными и глубоко верующими родителями, что росли они в атмосфере изящества и утонченных чувств в уютном особняке в центре Москвы и среди аллей родового смоленского имения. Автор пишет о своем ближайшем окружении, о том, как, например, мама старалась развивать в них «любовь ко всему прекрасному, возвышенному, идеальному, и сама была оли­цетворением этого». «Папа, - вспоминает Александра Николаевна, - всегда старался доставлять нам удовольствия, мы очень любили с ним выходить: он то водил нас в кондитер­скую, то смотреть что-нибудь интересное». Вспоминая, как одну из зим семья Мещерских провела в Дрездене, Александра Николаевна описывает свои чувства, связанные с храмом, службами, говорит о том, как впервые ее тронули слова Евангелия, а именно слова: «Аз есмь Пастырь добрый». И многое-многое другое. Картины безмятежного «нарядного» детства, дворянской Москвы, родового имения с его веками сложившимся укладом, написанные изящным слогом, умно и со множеством бытовых и социальных подробностей, передают самую суть, дыхание жизни большой русской аристократической семьи.

Прочитаю вам отдельные фрагменты этих воспоминаний. «Когда берусь за перо, - пишет Александра Николаевна, - в памяти возникают вперемешку образы людей и происшествий, за которыми трудно угнать­ся, и не знаешь, с чего начать, а пропустить не хочется, так как это части дорогого прошлого, которое все вы не помни­те. Вот воскрес передо мной образ дяди Александра Николае­вича Карамзина. Слы­шу его ласковый голос, когда мы все вместе неслись к нему навстречу, а он еще поднимался по лестнице в залу москов­ского дома. Он в синей шелковой русской рубахе навыпуск, подпоясанной кушаком, завязанным сбоку; сверху рубашки кафтан темно-синего сукна, шаровары и высокие блестящие сапоги. Его красивое лицо обрамляла круглая борода с силь­ной проседью. Сам он плотный и с тяжелой поступью. Мама ведет его в Красную гостиную, усаживает в кресло, сама са­дится на свое обычное место на низком диване под большой картиной Vernet, изобра­жающей морской вид в желтоватых тонах.

Я любила сидеть, - вспоминает Александра Николаевна, - никем не замеченной, в Красной гостиной и слушать разгово­ры старших. Они всегда говорили об интересных вещах, хотя часто для меня и непонятных. Сколько замечательных лю­дей перебывало на этом заветном кресле: вот князь Черкас­ский со своей черной палкой, опираясь на которую он груз­но передвигался. Они говорили о Балканах, о Константино­поле; Мама его расспрашивала, а я с упоением слушала. … А вот Катков Ми­хаил Никифорович. Его породистое, тонкое, какое-то фран­цузское лицо, с острой бородкой, с голубыми усталыми гла­зами, с очень характерным, куда-то устремленным взором. Он так спокоен. С ним Мама говорит обо всем: о воспитании детей, о политике, о Папа и его работе, да и о чем только они не говорят? И все так интересно! А вот Иван Сергеевич Ак­саков. … Он приходит всегда один. Мама обсуждает с ним финансовые вопросы. Он, кажется, директор банка, но нас он интересует, потому что издает детский журнал «Дачный отдых», который мы очень любили. … Граф Алексей Тол­стой тоже сиживал на этом кресле, но его я смутно помню. Когда приезжал Преосвященный Леонид, то сидел на диване, а Мама в кресле. Их разговоры самые для меня интересные.

Конечно, - отмечает княгиня, - не всё в этих разговорах мне было понятно, но никогда ничего пошлого, вульгар­ного или недоброго я не слышала. Наши родители и их друзья оправдывали поговорку: скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты. Они были бесконечно добры, глубоко верующие, со­страдательны, в них не было эгоизма, они были великодуш­ны и благородны во всем, что делали, ничего мелочного в них не было, а все возвышенное было им близко и дорого, а их любовь к России была не квасным патриотизмом, а частью их существа, и ничего банального в ней не было, а только воз­вышенное. Они были правдивы и прямолинейны, а проявле­ния лжи были им противны. У них не было фальшивых иллю­зий. Мама часто вспоминала слова Митрополита Филарета: «Я вижу страшную черную тучу, надвигающуюся на Россию», и Папа нам говорил, что не хотел бы быть похороненным в Дугине, так как, когда разразится революция, его прах вы­бросят из могилы. Все его слова полностью сбылись».

*** Как отмечают издатели, эта книга для тех, кому небезразлична история нашей страны, кто хочет разобраться в важнейших событиях прошедшего столетия, кто любит и ценит качественную мемуарную прозу. На долю княгини Голицыной выпали тяжкие испытания, перенести которые не каждому было дано. Рано потеряв горячо любимого мужа, оставшись с 7-ю детьми, Александра Николаевна разделила со своим народом все ужасы большевистской власти: грабеж, гонения, голод, тюрьмы, этапы. Умный и неравнодушный свидетель эпохи, она оставила нам бесценные воспоминания о безмятежных днях своего детства, о встречах с великими деятелями культуры и политики и о страшных годах, прожитых в России до эмиграции в 1923-м. Даже в самые тяжкие, трагические дни Александра Николаевна ни на мгновение не теряла силы духа, доверив Господу свою судьбу и судьбу своих детей, воспринявших от матери глубокую веру. Всей своей жизнью доказала она непреложность истины: нет вещи не под силу, когда с вами Бог.