У книжной полки. Воспоминания о старце Николае Гурьянове

24 мая 1909 года недалеко от места, где несколько столетий назад состоялось Ледовое побоище, в селе Чудские Заходы Санкт-Петербургской епархии, в купе­ческой семье Алексея и Екатерины Гурьяновых родился мальчик. В крещении он был наречен Николаем. С детства Коля прислуживал в алтаре, и его прозвали монахом. Даже комнату мальчика, в которой было много икон, называли кельей. В 1920-х годах в Архан­гельском храме служил священномученик Вениамин, митрополит Петроград­ский и Гдовский. Одиннадцатилетний Коля держал посох владыки, который после службы ласково обнял ребенка, поцеловал и сказал: «Какой ты счастли­вый, что с Господом». Владыка подарил маленькому иподиакону свой святи­тельский крест, который отец Николай благоговейно хранил всю жизнь. Слова митрополита Вениамина стали для Николая напутствием на долгий путь. Путь гонений, старчества, молитвенного предстояния за людей. Об этой подвижнической жизни одного из современных наших старцев рассказывает книга Галины Чиняковой, вышедшая в свет в издательстве Летопись. Она называется – «Воспоминания о старце Николае Гурьянове». ***

Эта неболь­шая книга воспоминаний, по словам автора, была написана вскоре после того, как старец оставил эту земную юдоль, полную скорбей, и вступил в Царствие Божие. Незаметно пролетело время после мирной кончины протоиерея Николая Гурьянова, смиренного старца с Псковского острова Талабск. И как пишет Галина Чинякова, «слишком свежа еще боль расставания, слишком горячи еще человеческие страсти, что­бы трезво и глубоко осмыслить место, которое занимает батюшка Николай на небосклоне Русской Православной Цер­кви. Необходима некоторая отстранен­ность, некая дистанция во временном пространстве. Необходима тишина». А пока автор просто в память об отце Николае рада познакомить читателей со свидетельствами очевидцев о его подвижнической жизни.

Некоторые знали его в течение долгого времени, иные едва соприкоснулись. Поразительно согласие, которое пронизывает воспоми­нания самых разных людей. Простецы и ученые, художники и врачи, приход­ские пастыри и иерархи свидетельству­ют о том, что в лице старца-исповед­ника Николая, ревностного и верного служителя Божия, Господь даровал Рус­ской Церкви незаурядное духовное явление, смиренный сосуд Божественной Благодати, слышателя и возвестителя воли Божией, носителя всеобъемлю­щей, милующей Любви Христовой, хра­нителя благодарной радости о Господе. Не дерзая оценивать значение яркой личности духоносного старца, автор пред­лагает услышать искреннее слово его почитателей.

Но прежде, знакомит с биографией отца Николая. Отец его, Алексей Иванович, был регентом цер­ковного хора и умер рано, еще молодым. Видимо, он был вспыльчивым, горячим человеком, имел крутой нрав. Мать, Екатери­на Степановна, услужливая и богобоязненная, отличалась удивительной кротостью и смиренной добротой. По всей вероятности, и отец Николай в молодости был не из легких людей, с ха­рактером. Действием благодати Божией, которая горячих утишает, а излиш­не мягких укрепляет, всех преобразуя в меру возраста Христова, в старости он исполнился истинной, всепрощающей всеобъемлющей любовью Христовой. Мягкая кротость, унаследованная от матери, сочеталась в нем с отцовской суровостью и твердостью.

В 1928 году Николай Гурьянов окончил Гатчинский педагогический техникум, через год — первый курс Ленинградского Педагогического института, из которого юношу исключили за резкое высказывание против закрытия храма. Вернувшись на родину, с 1929 по 1934 год он служил псаломщиком и преподавал математику, физику и биологию в школе. В 1930-х годах Николая Алексеевича арестовали, он отбыл заключение в ленинградских «Кре­стах», был сослан в лагерь под Киевом и затем на поселение в Сыктывкар.

«...Изгнали меня люди
Из России вон,
Оставил мать родную,
Друзей и отчий дом... ...
Физически устали,
В зорях недуг слепит,
от скудости питанья
смерть косой разит».

Так писал впоследствии отец Николай. В Заполярье заключенные прокладывали железную дорогу. Батюшка вспо­минал ночь, когда ему пришлось долгие часы стоять в воде и ледяном крошеве вместе с другими заключенными. На­утро пришли охранники и обнаружи­ли, что единственным, кто не замерз насмерть и остался жив, был Гурьянов. Быть может, именно тогда он дал обет служить единому Господу.

После лагеря Николай Алексеевич преподавал в школах Тосненского райо­на, свой дом он отдал детям под школу. Во время Великой Отечественной войны Гурьянов не был мобилизован из-за болезни ног, поврежденных в заключе­нии. После оккупации Гдовского района он попал в Прибалтику и поступил в Виленскую Духовную семинарию. Существует мнение, что отец Николай, в юности избравший безбрачный путь, был пострижен в мо­нашеский чин с именем Нектарий еще до 1942 года. Впоследствии его духовная дочь по простоте спрашивала у старца: «Батюшка, Вы — не протоиерей, как Вас поминать?» Он улыбнулся и ответил: «Пиши, как есть, — протоиерей Нико­лай, а Господь Сам разберется».

8 февраля 1942 года в кафедральном Рижском соборе во имя Рождества Хри­стова экзарх Прибалтики, митрополит Виленский и Литовский Сергий, рукоположил Гурьянова в сан диакона и через неделю, 15 февраля, в праздник Сретения Господня, во иерея. В том же году отец Николай закончил Виленские богословские курсы. Вскоре молодого священника направили в Ригу, затем в Вильно. С 1943 до 1954 года отец Николай исполнял должность настоятеля храма во имя святителя Николая в селе Гегобросты Паневежиского благочиния Виленско-Литовской епархии. В те годы духовником отца Николая был Псково-Печерский старец иеросхимонах Симеон (Желнин). Во время одной из бесед с батюшкой Николаем отец Симеон трижды назвал остров: «Талабс, Талабс, Талабс». Что это значило, отец Николай узнал позже. В 1956 году его возвели в сан протоиерея. А в 1958 - батюшку пере­вели в Псковскую епархию и назначили настоятелем храма во имя святителя Николая на уединенном ост­рове Талабск (более известном ныне по названию рыболовецкого колхоза име­ни Залита).

Таково было новое место служения батюшки Николая Гурьянова. Как рассказывает автор, ему непросто было привыкнуть к песчаному, пустынному рыболовец­кому острову, лишенному раститель­ности. Трудно было найти подход к су­ровому населению, изуродованному годами безбожия. Были моменты, когда отец Николай намеревался оставить Талабск. Однажды в минуты печальных раздумий к нему подошел средний сын прислуживавшей в храме Александры Федоровны Кузяковой, четырехлетний Коля. Ребенок прижался к ноге священ­ника, схватился за подрясник и спро­сил: «Ты куда?» «Вот, Колюшка, хочу уехать». - «Не надо уезжать, оставайся». Батюшка принял детский совет как волю Божию, открытую через младенца, и остался служить на острове. И здесь, в течение многих лет, батюшку Николая поддерживала и утешала его мать Екатерина Степановна (скончавшаяся 23 мая 1969 года).

В 1960-е годы, во время хрущевской «оттепели» и усилившегося гонения на храмы, на остров к отцу Николаю приехали представители местной власти, разговаривали очень резко, грубо, запугивали и пообещали на следующий день вернуться за ним. Батюшка развол­новался и всю ночь простоял на сугубой молитве. Наутро на озере поднялась страшная буря, которая не утихала в течение трех дней. Талабск стал недосту­пен. После того как буря стихла, об отце Николае как-то забыли и больше не трогали. Вначале батюшка был только духовником Псковского духовенства, позже лавиной к нему пошел народ. Верующие люди почитали отца Николая как старца с 1970-х годов. Как отмечает Галина Чинякова: «Об отце Николае точнее не скажешь: «Не может укрыться све­тильник под спудом!» Не хотел он этой славы от людей, но Господь не оставил его сокровенным... К батюшке особенно тянулись чистые, детские души. Батюш­ка всех покорял лаской. Всех он принимал, и любви у него на всех хватало. Каждой измученной душе он находил слово уте­шения... Добродушный, любвеобильный, ласковый батюшка по­корял сердца людей». Их воспоминания и собраны на страницах этой книги.

*** Эта небольшая книга, по словам автора, является скромным приношением светлой памяти старца Николая Гурьянова. Завершая сборник воспоминаний, Галина Чинякова пишет: «Смирение подобно налитому пше­ничному колосу, который чем полнее и спелее, тем тяжелее и ниже клонит­ся к земле. Смирением светится образ старца Николая, исполненного милую­щей любви Божией, которая равно изливается как на праведных, так и грешников. Особенно яркой, характерной чертой его внутреннего устроения на фоне подавляющего уныния наших дней является «веселие вечное», — сияющая, радостная благодарность Гос­поду: «Слава Богу за все!» Эту радость можно выразить и такими словами:

«Радуюся аз о Тебе
И веселюся,
И Тобою во вся веки,
Боже Хвалюся».