Читаем Добротолюбие. Выпуск от 7 мая

Курс ведет священник Константин Корепанов.

Мы продолжаем и сегодня заканчиваем читать «Изречения» преподобного аввы Исайи из первого тома «Добротолюбия». Не каждого из святых отцов, включенных в «Добротолюбие», мы разбирали так подробно, но мне представляется, что преподобный авва Исайя меньше всего говорит о вещах очень высоких, очень подходящих для людей совершенных. Не просто даже для монахов, а для особенных монахов, достигших определенной меры совершенства. Авва Исайя очень мало говорит для таких людей и очень много говорит для человека, живущего житейской жизнью, но желающего все-таки стать христианином и стяжать внутри своего сердца благодатные дары. Поэтому так подробно мы его разбирали, так долго читали его тексты, его «Слова».

 В прошлый раз мы остановились на втором абзаце «Изречений аввы Исайи». И там мы обратили внимание на слова:

Не так создан человек, чтоб быть обособлену, но чтоб жить в общении с подобными себе, паче же с Богом Творцом всяческих. Итак, разумному человеку надо быть любообщительным и Боголюбивым, да будет он и Богу любезен.

Представим, что человек, пусть даже совсем тяжело воспринимающий священные тексты, прочитал первые три главы Книги Бытия. Ведь это доступно каждому. И каждый прочитавший знает, что там говорит Господь: не хорошо быть человеку одному (Быт. 2,18). Не хорошо! Человек создан как существо, именно имеющее общность с подобными ему человеческими существами. Он именно задуман как человек, имеющий всегда рядом других людей. Или, как говорят, скажем, философы, человек – существо социальное. Хотя здесь не в социуме дело, а в том, что человек есть творение Святой Троицы, творение Бога, Который является единым Существом, но тройственным в Ипостасях. И человек создан таким же образом, по образу и подобию Бога, чтобы именно быть единым человеческим существом во множестве человеческих ипостасей. Это некая, скажем так, матрица творения человека, это некий фундамент, совершенно принципиальный и важный: человек раскрывается только в общении с другим. Поэтому для него некая отъединенность очень пагубна.

Конечно, есть подвижники, отшельники, молитвенники, которые уходят от мира. Но они не отделяются от мира. Мы видим постоянно, читая жития святых отшельников, что они, уйдя от мира, от людей не отделились (хотя бы тем, что переживают за жизнь мира, молятся за мир, молятся за империю, за Церковь). И всегда, рано или поздно, они выводятся на служение людям же.

Так было и с основателем монашества преподобным Антонием Великим, и с нашими людьми, начинающими монашескую жизнь в отшельничестве, будь то Антоний Печерский – основатель русского монашества, или Сергий Радонежский – величайший святой Русской земли. Или даже Серафим Саровский, который особенно известен всем нам своим уединенным житием… Но и он немало сделал и был специально возведен Богом, Матерью Божьей в статус человека, служащего людям и имеющего особое попечение о дивеевских сестрах.

Поэтому отделенность от людей, страх перед людьми всегда чреваты. Иногда человеку может показаться, что он на самом деле хочет быть с Богом. Но он должен всегда взвесить свое сердце, посмотреть трепетно, пристально и искренне внутрь самого себя. И сказать себе правду: он действительно любит людей, хотя Бога любит больше, поэтому, чтобы не отлучаться от Бога, он удаляется от людей? Хотя и понимает, что ему очень этих людей не хватает, но он не может быть, как сказал Арсений Великий, и с Богом, и с людьми… Бывает такое. И человек опять-таки должен испытывать себя: действительно ли он делает это по любви к Богу и исполняет этим волю Божью? Но, даже придя в монастырь, человек не может отделиться от людей, он живет в общежитии. И хотя он ушел из мира, он обретает там все равно людей, от которых отгородиться не имеет права. Ему никто этого не позволит сделать, потому что это чревато очень глубокими падениями.

Но все-таки бывает так в жизни. Очень редко, но бывает, когда человек по независящим от него обстоятельствам попадает в одиночество. Ну, не удалось ему выйти замуж или жениться, родители отошли в мир иной; разумеется, детей нет; бывает так, что ни братьев, ни сестер нет; живет человек один. Конечно, он когда-то ходил на работу, когда-то вел активную социальную жизнь, но вот период вхождения в Церковь совпал с моментом, когда он ушел на пенсию и активной социальной жизни не ведет. И вот он один. И сделать с этим он ничего не может – нет вокруг него близких людей по независящим от него обстоятельствам.

Но даже в этом случае у человека должна быть община. И она должна быть на первом месте, а не его уютный, тихий мир, который он обретает в келье, в своей маленькой одинокой квартирке. Он должен выйти в общину, он должен увидеть людей и принять их боль, их радость своим сердцем. Он должен научиться молиться с ними, молиться за них, переживать за них, узнавать их нужды. И если не может им как-то помочь (ни временем,  ни физическим здоровьем), то всегда может помочь молитвой. Лишь бы человек не отгораживался от людей.

Можно жить и одному, но не отгораживаться от людей. И когда тебе звонит человек или приходит в гости, ты не тяготишься этой встречей, не замыкаешься от него, а раскрываешь ему свое сердце. Потому что если делать иначе, в молитве всегда будут препятствия, молитва человека не сможет получиться, если он отгородился от людей. Как повторяет преподобный Силуан Афонский слова святых отцов, «брат наш есть жизнь наша». И только человек, принявший это, обретает ключ к молитвенному деланию. И молитва у него всегда будет благоуспешной.

Кроме того, людям, не отделенным от других, а обстоятельствами жизни включенным в общение (женатым, замужним, имеющим семью), необходимо всегда помнить, что семья не является препятствием для духовной жизни или для жизни молитвенной. Семья является подспорьем и в христианском делании, и в молитвенной жизни. Только не надо  бегать от семейного общения, от тех связей, которые предполагает семейное общение, будь то общение с женой, игры с детьми, какие-то воспитательные мероприятия или развлекательные походы с детьми, общение с родственниками, разные праздничные события, мероприятия, которые объединяют семью воедино.

Очень часто христиане по привычке этим тяготятся. И всегда, если они внимательны к себе, наблюдают, что молитва не идет, она разрушается, рассыпается, растекается, уходит сквозь пальцы. Потому что если человек призван Богом к семейному бытию, он не может отстраняться от тех обязанностей, которые это семейное бытие на человека накладывает. Как здесь пишет авва Исайя, он должен быть любообщительным, он должен радоваться возможности общения, если оно не связано с грехом. Если это общение не предполагает всеобщего пьянства или всеобщего разврата, то в простом, обычном человеческом общении или застолье нет ничего принципиально плохого, нет ничего такого, что  отделяло бы нас от Бога. Наоборот, если преодолеть наше нежелание разделить эту жизнь, это время, это застолье с другими людьми, отдать им свое сердце, радость, утешить их, вдохновить, зажечь, чтобы они ушли радостные от общения, которое они получили в этом месте, в это время, то тогда и молитва наша будет не рассыпаться, а созидаться.

На эту тему есть хоть и не святоотеческий, но очень замечательный сюжет, в свое время очень многое мне открывший. Это жизнеописание известного русского философа (точнее сказать, наверное, богослова) А.С. Хомякова. Его жена покинула этот мир слишком рано. И он остался один со множеством детей в богатом имении и не закрылся ни в горе своем, ни в христианском подвиге своем. Он не закрылся от людей, не отгородился от них, не отвернулся, он принимал множество людей. Люди любили у него бывать, люди любили ходить к нему в гости, веселиться, радоваться, переживать события.

У Юрия Самарина осталось воспоминание о том, как однажды А.С. Хомяков весь день провел среди множества гостей, не забывая своих детей, не забывая давать распоряжения своим слугам, мажордому, своему управляющему: надо же всех разместить, всех накормить, со всеми переговорить, всем улыбнуться. Все кружатся, веселятся, всем хорошо у Алексея Хомякова, все радостные, довольные. К вечеру всех уложили по спальням, вот только Юрию Самарину не хватило нигде места, и Алексей Степанович поселил его в своем кабинете. Сам лег на полу, а его поместил на диване. Все заснули. Среди ночи Самарин проснулся от того, что Алексей Степанович стоял на коленях и молился. Молился в голос, молился слезно, молился так, как, по-видимому, молятся монахи. Но ведь он весь день провел на ногах, за весь день он просто физически устал, он должен был быть как выжатый лимон, ведь мы так себя чувствуем, когда общаемся со множеством людей. Почему же он дождался, когда Самарин уснет, и как только увидел, что Самарин спит, встал и стал молиться? Потому что он не мог без молитвы жить.

А вот такой эффект! Когда ты искренне, не тяготясь, отдаешь свое сердце людям, делишься без остатка тем, что у тебя есть, не жалеешь ни времени, ни сердца, ни денег, ничего, принимая людей так, как принял бы Христа в свой дом, тогда у тебя и появляются силы и молиться, и служить Богу. И даже сверх этих сил.

Очень много про Алексея Степановича написано. Кто захочет, может прочитать его биографию. Удивительный был человек!

Вот так надо научиться жить, если уж мы призваны быть людьми, живущими семейной жизнью. Как говорит апостол Павел, не забывайте также благотворения и общительности, ибо таковые жертвы благоугодны Богу (Евр. 13,16).

Пятый абзац «Изречений аввы Исайи»:

Когда и как кто смиренномудр бывает? Когда языка не имеет – сказать кому-либо, что он нерадив, или отвечать обидевшему; очей не имеет – видеть прегрешения другого; слуха не имеет – слышать не полезное для души его; рук не имеет – одолеть кого, и ни на кого не возлагает вину чего-либо, а все на грехи свои.

Смиренный человек тот, кто не обличает кого-то за прегрешения, кто не отвечает человеку, который его обижает, кто не видит прегрешений другого, кто не слышит сплетни от других, кто никогда не пытается защитить себя самостоятельно и не перекладывает вину за все происходящее с ним на кого-либо, а только на свои грехи. Вот человек, который называется, с точки зрения аввы Исайи, смиренным.

Если же мы, наоборот, укоряем, обличаем, ругаемся с тем, кто нас обидел, видим грехи другого, слышим о грехах других и постоянно пытаемся отстоять свою правду и во всех наших неудачах обвиняем других людей, то это никак по-другому не называется, как полюс, противоположный смирению, это гордость. И человек, ощущающий в себе все это, должен прийти и начать свой разговор, свою беседу, свою молитву с Богом и паче свою исповедь, свое покаяние так: «Я – гордый человек. Я всех обвиняю. И я люблю слушать о грехах других людей. Я постоянно виню в своих неудачах других людей и Бога. Я гордый человек».

И вот когда человек начнет исповедь с этого, свою покаянную молитву, свой плач начнет с этого и будет просить Бога: «Господи, помоги мне смириться, я устал смотреть на грехи других людей, помоги мне очиститься, я устал слушать о грехах других людей, помоги мне стать кротким, я устал делать замечания, я больше не хочу так жить!», то Бог, видя искреннее желание человека смириться, будет помогать ему. И будет давать ему благодать для этого.

Но обычно человек делает что угодно, но вот эти принципиальные вещи, которые связаны со смирение, не меняет. Как укорял, так и дальше укоряет. И возмущен только тем, какие вокруг все плохие. «Как жить в этом ужасном мире, где одни только негодяи и подлецы живут? Как жить, когда кругом, если слушать новости и рассказы окружающих людей, только одни плохие люди собрались? Как я могу стать хорошим среди этого моря плохих людей, если меня на самом деле только все и обижают? Что мне делать теперь? Терпеть, что ли, это? Да не могу я это терпеть и не буду, потому что это бессмысленно, глупо, жестоко, несправедливо. И никогда в жизни я не буду терпеть и молиться за тех людей, которые меня обижают. И если у меня что-то неудачно (и я понимаю, что я виноват), то это же не по моей вине, это по вине вот этого человека, и  этого человека, и этого человека».

И после этого человек приходит и пытается помолиться Богу. И говорит: «Бог меня не слышит». Нет! Бог слышит. Но Он сказал, и несколько раз в Священном Писании звучат эти слова: Бог гордым противится, а смиренным дает благодать (Иак. 4, 6; 1 Пет. 5, 5). Именно укорение другого,  желание слышать о грехах других, желание отстоять свою правду, желание отомстить обидчику, наказать обидчика и обвинить во всем других людей и есть гордость. Поэтому Бог противится нам, когда мы пытаемся Ему помолиться.

Тринадцатый абзац еще прочитаем:

Авва Исаия, увидев однажды брата, грешащего срамным грехом, не обличил его, но сказал: если Бог, создавший его, видя это, не пожигает его, кто я, чтоб обличить его?

Почему такая простая мысль никогда не приходит нам в голову? Конечно, если это мой ребенок, который промыслом Божьим отдан мне на воспитание, если это мой подчиненный, то начальник или родитель самим промыслом Божьим, волей Божьей поставлен в условия, когда должен взыскивать, воспитывать. И кто действительно по воле Божьей стоял у власти, кто действительно не по своим амбициям, не по своей прихоти, а по воле Божьей встал у власти (будь то власть церковная или власть светская, кто стал родителем по воле Божьей), тот знает, как тяжело исполнять эту функцию взыскания, замечания, наказания. Это очень трудно, когда ты делаешь это по воле Божьей.

Но если мы не поставлены по промыслу Божьему начальниками над нашими ближними, кто мы такие, чтобы их обвинять? Священное Писание много раз говорит: кто ты, осуждающий чужого раба? (Рим. 14, 4). Ведь он не твой слуга, не твой подчиненный, он не относится к тебе, он относится к Богу, он Его раб. И Бог молчит, не взыскивает, не судит, не обличает. Мы ставим себя выше Бога, мы ставим себя в положение людей, гораздо более милосердных, праведных, честных, чтобы взыскивать с ближних наших вместо Бога.

Но нам говорят: предоставьте суд Богу, они перед своим Господом стоят и падают. Если Бог облекает этого человека милосердием, если Бог хочет его, как Марию Египетскую, довести до определенной черты, до определенного состояния и потом взыскать, ты кто такой, чтобы вникать в судьбы другого человека? Ты кто такой, чтобы определять, когда ему идти в Церковь и когда не идти? Кто ты такой, решающий, когда и что он должен делать и с каким правилом? Ты сам себя делаешь мерилом другого человека. Разве ты его творец? Разве ты его господин? Разве ты знаешь, какова мера этого человека и что он должен делать?

Но все безостановочно только и делают, что судят другого человека, восхищая суд Божий на себя, не давая действия милосердию Божьему прежде всего. И каждый, кто достаточно долго прожил в Церкви, знает, что если оставить человека на некоторое время просто предоставленным самому себе, как бы отстранившись от него, изредка перебирая на молитве по памяти его имя, то часто бывает, что человек гораздо быстрее обращается к Богу, чем постоянно попрекаемый и угнетаемый нашим желанием. Потому что когда мы оставляем человека, мы оставляем его на милосердие Божие, и это милосердие Божие велико для того, чтобы спасти любого человека.

И причем ладно бы каждый из нас вырос в ситуации, когда с детства, сызмальства навык Закону Божьему и научился всей правде Божьей и, как преподобный Сергий,  сызмальства молился Богу и знал действие благодати Божьей. Так нет же! Все же мы, вопреки окружающей действительности, промыслом Божьим были приведены в Церковь, и Он нашел нас на тех далеких сторонах, где мы находились, и воззвал нас как бы из духовного небытия. И мы явились пред Его лицо, и встали перед Ним, и обрели себя и молящимися, и внимающими слову Божьему, и поминающими Его милосердие, и изменяющими свою жизнь.

Так неужели изнемогла Его десница? Неужели Он не может делать то же самое сейчас? Почему же мы не верим в Его милосердие, хотя сами – плод Его милосердия? Почему не верим в Его силу, спасающую грешника, даже разбойника на кресте или блудницу на самой вершине ее испорченности и разврата, хотя сами мы плод Его силы, Его любви, Его щедрости?

Все это потому, что на самом деле это гордыня: мы не верим в Бога, мы не верим ни силе, ни милосердию, ни щедрости Его. Мы восхищаем Его суд, потому что нам совершенно далеко до смирения, совершенно трудно смириться, потому что смирение погрузит нас в созерцание собственной неправды, собственной раздражительности, нелюбви и гордыни. А это трудно. Гораздо приятнее рассматривать грехи ближнего и утешать себя тем, что я из последних сил тружусь над его спасением. Это очень приятно, это вдохновляет, это всегда утешает, потому что я забочусь о ком-то. Значит, я хороший человек.

А вместо этого развернуться лицом к самому себе и увидеть, какой я на самом деле, очень трудно, очень больно. Но только таким образом, через смирение, мы можем обрести помощь Божью, которая сильна спасти мою душу, исправить и мою жизнь, и жизнь всякого человека, рядом со мной живущего. Как сказал на эту тему святой преподобный Серафим Саровский: «Стяжи дух мирен, и тысячи вокруг тебя спасутся».

Хотелось бы обратить внимание на восемнадцатый абзац «Изречений» преподобного аввы Исайи. Я не буду прочитывать эти слова, но обращаю внимание: пусть каждый, кто имеет дома «Добротолюбие», прочитает это «Изречение», потому что там говорится о некоем тайном поучении, имея которое человек может достичь всего, что пожелает в Боге.

Это тайное поучение предполагает не молитву. Это тайное поучение предполагает самоукорение, чтение Священного Писания и послушание. То есть основные вещи духовной жизни, которые обеспечивают связь человека с Богом, – это самоукорение (оно приводит к смирению, а стало быть, и к благодати Божьей) и послушание, которое уподобляет нас Христу. Потому что именно послушание и есть основное делание христианина. Человек, внутри себя отказывающийся от своей воли ради воли Божьей и ради воли ближнего и укоряющий себя, обретает внутри себя постоянно действующую очищающую и вдохновляющую благодать Божью.

Записала Инна Корепанова