Реформы патриарха Никона

Сергей Анатольевич Наумов. Буква в духе. Церковнославянская грамота. Реформы патриарха Никона.

Здравствуйте! Сегодня мы с вами поговорим о болезненном драматическом эпизоде в истории и церковнославянского языка тоже, и русской Церкви, и русского народа, а именно о реформах патриарха Никона и о сопровождавшем их расколе.

Небольшая предыстория заключается в том, что в середине XVII века произошло воссоединение Украины с Россией. Когда они были разделены политическими границами, функционирование и церковнославянского языка,и церковная жизнь протекали немножко по-разному. Так, например, Киевская кафедра подчинялась Константинопольскому патриархату. Должно было произойти выравнивание церковнославянского языка. Возможных вариантов было несколько: или всё сделать, как в Москве; или всё сделать, как в Киеве; или найти некую пропорцию между Киевом и Москвой; или вообще все отменить и сделать все новое, опять с греческого попереводить.

Реально выравнивание произошло в основном по киевским моделям. И есть тому некоторые объяснения: во-первых, киевские книжники были более активны, чем московские, так как постоянно находились в состоянии борьбы, и, естественно, что для них пороговое значение активности было совсем другое, нежели для московских книжников. Во-вторых, киевские книжники претендовали на европейскую просвещенность, а именно: у них были те самые грамматики и словари, о которых мы говорили в прошлый раз. В Москве не очень-то были и нужны грамматики и словари – и так всё было хорошо. Но по закону теперь уже сообщающихся сосудов должно было произойти некоторое выравнивание. И вот, более активные представители юго-запада подавили более пассивных представителей Москвы. Нельзя сказать, что представители Москвы были полностью пассивны. Например, протопоп Аввакум является ярчайшим свидетельством активного деятеля. Но, тем не менее, что было, то было.

Произошло выравнивание церковнославянского языка, естественно, с какими-то московскими чертами, например, «Грамматика» Мелетия Смотрицкого, изданная в Москве в 1648 году, немножко отличается от своего исходника, изданного в 1619 году в г. Евье. Но, тем не менее, парадигма была киевская.

В 1653 году патриарх Никон приказал служить по исправленным книгам. Книги были исправлены по греческим образцам, как это заявлялось. Те, кто анализировал эти тексты, приходят к выводу, что исправления были не совсем по греческим образцам. Вернее, по греческим, но не по греческим старопечатным. А реформа начиналась, ставя своей целью выправить все тексты, раз уж мы будем выравнивать все нормы церковнославянские, заодно и выправим всё по древним греческим текстам. Для этого снаряжалась специальная экспедиция Арсения Суханова на Афон за греческими рукописями в 1640-вых годах.

Но выяснилось, что де-факто правщики руководствовались греческими книгами, напечатанными в Венеции, т.е. почти современными им, а в Венеции, естественно, то, что не соответствовало или резко противопоставлялось католическому учению, напечатано быть не могло. И справа патриарха Никона вызвала очень болезненную реакцию. Мало того, что там были чисто внешние изменения, и это были видно и ясно всем, как, например, вместо двоеперстия было введено троеперстие. История двоеперстия и троеперстия достаточно обширная и долгая, поэтому мы не будем вдаваться в эти подробности. В любом случае, как персты не сложи, получится три и два или два и три. Три – это символ Пресвятой Троицы, а два – это символ двуприродности Иисуса Христа. Вопросы перстосложения оказались очень существенными. Или, например, крестный ход: в одну сторону или в другую?Или трегубая, то есть троекратная, аллилуйя, вместо сугубой, т.е. двукратной. Но всё это внешние обрядовые вещи. Что касается исправления собственно книг, то исправление книг шло всегда. Оно могло быть более или менее интенсивным, но было всегда. Во-первых, потому что книги переписывались, сначала от руки, и везде каждый переписчик дела примечание: если я что-то неправильно написал, пожалуйста, исправьте. То есть он совершенно нормально к этому относился.

В тех же случаях, когда мы имеем дело не с каким-то отдельным переписчиком, а со школой переписчиков, например, во времена «второго южнославянского влияния», появляются приписки другого характера: если будут разночтения между этой книгой и другой, верить этой, потому что эта выправлена. Она не просто переписана, а сверена, над ней проведена тщательная работа.

Был такой поздний советский фильм, депрессивный, назывался «Сказка странствий». Андрей Миронов играл в нем средневекового полуученого, полу-врача, боровшегося с чумой, персонифицированной в виде растрепанной женщины. И вот он в нее головешкой тыкал-тыкал, и прогнал. И все здорово, все радуются – чума ушла, а в это время оказалось, что ее прогонитель сам заразился чумой. И вот, он падает на землю и говорит такие слова: «Старуха все-таки дотронулась до меня».

Именно это же самое произошло и на юго-западной Руси, когда там шла борьба с католицизмом,– «старуха все-таки дотронулась» до них. Потом они эту «дотронутость» перенесли и на территорию московской Руси, и дело дошло до того, что учебные заведения, например, славяно-греко-латинская академия, организованная в Москве, в которой учился Ломоносов, они позаимствовали эти самые образцы – не лучшие, схоластические западные. От славяно-греко-латинской академии пошел и московский университет, и московская духовная академия, и семинария. Это, опять же, вылилось практически в то, что именно из университетов и семинарий выходили всякие бунтари и революционеры. Спрашивается, почему? Почему не из церковно-приходских школ, а из университетов и семинарий? А потому, что университеты и семинарии были сделаны по меркам романо-германского культурно-исторического типа, а не по славянским меркам. И те люди, которые формировались именно там, они относились к родному, как к чужому: их взгляд всегда был повернут на Запад, и они всегда на него ориентировались. К сожалению.

Что же произошло чисто лингвистически, и что мы можем увидеть. Произошли такие, безусловно, полезные и интересные вещи, как замена аориста второго единственного числа на перфект. Поясню вышесказанное:

При чине крещения, если кто бывал когда крестным, или просто внимательно слушал, если батюшка крестил на церковнославянском языке, а не на какой-то варварской смеси, то на определенном этапе он должен был спросить у крестного или у крещаемого, если последний в состоянии сам за себя отвечать, отрекся ли тот сатаны? Вопрос звучит так: «Отреклся ли еси сатаны?»«Отреклся еси» – это второе лицо «ты», единственного числа, и время, которое называется «перфект».

​

Ответ, написанный в чине крещения, звучит так: «Отрекохся». Это уже не перфект. Это уже аорист. Если бы это был перфект, ответ бы звучал: «Отреклся есмь». Ответ «отрекохся» говорит нам о том, что вопрос-то тоже задавался в аористе, а потом аорист был заменен на перфект. Спрашивается, зачем такая замена? А затем, что второе лицо единственного числа, т.е. ты, и третье лицо единственного числа, т.е. он, в аористе звучат абсолютно одинаково. И когда вопрос звучит в аористе, не ясно, о ком вопрос, о тебе или о нем? Ты отрекся или он? И вот систематически эта замена была проведена почти по всем церковнославянским текстам, что, в частности, авторам современных грамматик позволяет сказать о том, что аорист второго лица единственного числа в церковнославянском языке не встречается. Верным будет сказать «почти не встречается». Потому что в тех текстах, которые не подверглись правке, а были и такие, этот самый аорист встречается себе, редко, но встречается.

Теперь у нас есть два ряда таких текстов: правленый и неправленый. Кроме того, есть тексты никоновские, есть тексты до никоновские, есть тексты старообрядческие, которые не во всем соответствуют до никоновским. То есть, если взять до никоновские и старообрядческие современные тексты, выясняется, что там тоже есть некоторые отличия.

Раскол старообрядчества был постепенно изживаем, вернее, его пытались изжить, в частности, через единоверие: служишь по старому обряду, но поминаешь Московского патриарха.

А в 1971 году на Соборе все клятвы на старообрядцев были сняты и вменены, «яко не бывшие». Старый обряд признан равночестным новому, т.е. у него такая же честь.

В общем, это поспешное и радикальное исправление, даже не в силу своей поспешности, и не в силу своей радикальности, а в силу своих корней приведшее к такому мучительному и болезненному явлению в русской жизни, постепенно изживается, но до конца еще не изжито, ив обозримом будущем изжито, наверное, и не будет…

После реформы Никона не было никакого периода спокойствия, сразу пошла эпоха Петра Первого, уже со своими потрясениями, о которых мы поговорим в следующий раз.

До свидания.

ЧТО ПОЧИТАТЬ:

•  Белокуров С.А. Арсений Суханов. М., 1891-1894.

•  Голубинский Е.Е. К нашей полемике со старообрядцами. М., 1905.

•  Деяние Освященного Поместного Собора Русской Православной Церкви об отмене клятв на старые обряды и на придерживающихся их. Журнал Московской Патриархии. М., 1971. Н*6.

•  Дмитриевский А.А. Исправление книг при патриархе Никоне и последующих патриархах. М., 2004.

•  Каптерев Н.Ф. Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович. М., 1996.

•  Мансветов И. Как у нас правились церковные книги. М., 1883.

•  Сазонова Н.И. У истоков раскола Русской церкви в XVII веке. Исправление богослужебных книг при патриархе Никоне. Томск, 2008.

•  Успенский Н.Д. Коллизия двух богословий в исправлении русских богослужебных книг в XVII веке // Богословские труды. М., 1975. Н*13.

Кандидат филологических наук
Сергей Анатольевич Наумов

Расшифровка: Римма Адомайтите