Беседы с батюшкой. Храмовое пространство

На вопросы телезрителей отвечает архимандрит Александр (Федоров), настоятель Императорского мемориального собора свв. апп. Петра и Павла Петропавловской крепости, председатель комиссии по архитектурно-художественным вопросам Санкт-Петербургской епархии, заведующий Иконописным отделением СПбПДА. Передача из Санкт-Петербурга.

– Я хотел быть озвучить нашу сегодняшнюю тему: храмовое пространство. Батюшка, стоит начать наш разговор с терминологии и объяснения понятия слова храм.

– Мы привыкли к слову храм, так называем церковь; в то же время Храм – это Тело Христово, в самом широком смысле – Богочеловеческий организм. Храм тоже церковь, но почему мы называем эти понятия одним словом? Потому что храм является иконой Церкви с большой буквы, или образом, символом. В мире явлено присутствие Божие в том, что есть Церковь Христова как Тело Христово, живущее в этом мире и спасающее людей. Одно по отношению к другому – это первообраз и образ, отсюда аналогичное слово, хотя мы обозначаем их разными первыми буквами: заглавной или строчной.

Так же мы можем сказать о городе, который для нас служит образом Небесного Града. Соответственно, и многие другие вещи в жизни являются какими-то знаками, которые напоминают нам о Царствии Божием. Хотя живем мы в этом мире в горизонтальном измерении, но здесь есть и вертикали, и этими вертикалями являются храмы, которые нас собирают и соединяют с Господом. Если говорить о храме, о храмовом пространстве, обычно четко говорится о том, что он должен быть по своей структуре трехчастным: алтарная часть, центральная и притвор. Это символично, потому что соответствует положению каждого человека в Церкви: есть клир, народ Божий и те, кто только приходит, делает первые шаги в Церкви. В Древней Церкви были оглашенные и кающиеся, то есть готовящиеся к Крещению и те, кто дисциплинарно временно не мог участвовать полностью в литургии: специально для таких людей был отведен притвор. Храмы бывают сокращенного вида, без притвора, но в идеале должно быть трехчастное членение. Структура храма не всегда была такой, как сейчас, она менялась из века в век. Мы знаем очень много разных типов храмов, при этом вполне уместных для православного обихода.

Я начну рассказ с происхождения: мы должны понять, как явился на свет храм Божий. Был когда-то древний Иерусалимский храм, были первые христианские общины, которые собирались по домам, когда не было храмов. Христиане в I веке собирались в домах и катакомбах, где была возможность совершать богослужения и хоронить членов общины. При том что римские власти гнали христиан, всё-таки при относительном спокойствии, которое иногда возникало, можно было в катакомбах что-то делать. В римском праве было понятие «священная вещь», следуя которому запрещалось нарушать покой усопшего, по любому обряду погребенного. Существовало также понятие «общественных коллегий», или «братств», которые могли заниматься взаимопомощью, например, при погребении бедных родственников. Возникали подземные храмы – капеллы, были крипты – храмовые помещения, где наряду с рядовыми захоронениями были погребения мучеников. Обычно их хоронили не в стене, как простых верующих, а в саркофаге, на крышке которого можно было совершать литургию. Был еще третий тип помещения: кубикулы – маленькие комнаты, где было несколько захоронений, и длинные коридоры, которые всё соединяли.

Структура капелл была совсем не простой: со временем начали выделяться алтарные места, где находился престол; затем наряду с одним помещением стали появляться другие. Например, для функционального зонирования помещений и для удобства в храме раздельно ставили молящихся мужчин и женщин и отдельно ставили оглашенных.

В домах римского типа был свой интересный опыт. Чтобы попасть в самую дальнюю часть дома, куда хозяева пускали своих единомышленников по вере для совершения службы, нужно было пройти через вестибюль, через атриум – парадную часть римского дома, сквозь дворик с колоннами, бассейном, садиком. Этот путь тоже как-то запоминался христианам, и, когда появилась возможность строить надземные храмы, было принято решение взять за основу не античные храмы, потому что они были окрашены печальным опытом языческих жертвоприношений, идолопоклонства, а самую нейтральную вещь – общественные здания, которые назывались базиликами и соответственно не несли никакой культовой окраски. Это были судебные, торговые помещения или парадные царские залы, отсюда и название – базилика. Слово «базилика» – греческого корня, но латинского происхождения. Это слово закрепилось в названии ранних христианских храмов. Если мы посмотрим на первые базилики, то они отличаются от общественных зданий. В чем же их отличие? Использовалась более сложная структура, позволяющая разделить давно молящихся в Церкви и новоначальных, чтобы они не мешали друг другу. Здесь применялся как раз тот опыт, который был приобретен в катакомбах. Кроме того, путь от притвора (тогда вестибюля) повторялся, усложняя структуру храмового помещения. Мы входим в базилику и сначала видим атриум, который называется здесь уже не комнатой, а двориком, соединяющим в себе память о вестибюле, после чего попадаем в притвор – нартекс, а из него – в основное помещение, разделенное на три или пять нефов (их всегда было нечетное количество). В центральной части обычно совершалось богослужение.

Сегодня на архиерейских службах мы видим то, как происходило богослужение в Древней Церкви. Обычная, иерейская, служба совершается, если говорить о литургии, в алтаре, а архиерейская в первой части – в центральном пространстве храма. Это напоминает, как в центральном нефе в Древней Церкви молились клирики. Миряне находились, как правило, справа и слева, мужчины и женщины чаще стояли раздельно, оглашенные – либо в притворе, либо в правых и левых нефах (об этом писал первый церковный историк Евсей Кесарийский, описывая храм в городе Тире). Это не принципиально, но удобно, чтобы никто друг другу не мешал.

Итак, мы видим три составляющие: общественные здания римского времени, дома римлян, в которых собирались христиане в первое время, и катакомбные церкви. Был ещё четвертый аспект, очень важный, хотя он идейный, – это память о древнем Иерусалимском храме. Идея о нем тоже сюда вошла, но каким образом? К тому времени, когда стали строить базилики в III веке, они больше разрушались, чем возводились, но в IV веке их начали активно сооружать при императоре Константине, который старался помогать Церкви. Таким образом, много было построено базиликальных сооружений. Чем базилики отличались от античных общественных зданий? Они были вытянутой формы не только из-за сложности внутреннего строения, но из-за того, что хотелось перенести образ Иерусалимского храма, который был более длинных пропорций. За конструктивную основу была взята простая стоечно-балочная система, примененная в Иерусалимском храме. Римский народ знал своды, они прекрасно использовались в христианских сооружениях, но первые базилики были стоечно-балочными со стропилами без куполов, в этом и была память об Иерусалимском храме.

Базилика стала основным ведущим храмовым сооружением на определенное время, хотя не единственным. Кроме базилики в те ранние христианские времена строились центрические сооружения. Они могли быть не только круглыми, но и квадратными, крестообразными, гранеными, шести– или восьмигранными, многолепестковыми. Все они строились вокруг центра, которым являлась либо крещальная купель – баптистерий, т.е. крещальный храм, либо эта была гробница мученика, потому что их особо почитали в Древней Церкви. Если в катакомбах для мучеников делались отдельные помещения, то теперь для них сооружали отдельные храмы. На этих гробницах в дни памяти можно было совершать богослужения по полной программе не только в базилике, но и в центрическом храме. Интересно, что в нем были своды и купола, в отличие от базилик. Тогда существовало два типа храмов – центрические и базиликальные. Они содержали в себе некое зерно для дальнейшего развития храмостроения, а потом эти две идеи стали совмещаться. Далее начинается своего рода взаимопроникновение этих двух типов построек. В раннее византийское время, в VI - VII веках, мы видим купольные базилики. Самая яркая из них – это София Константинопольская, храм, который сумел в себя вобрать всё, что было сделано прежде. Он уникален, такого больше нет. Новая архитектура купольных базилик была результатом взаимопроникновения этих двух идей: центрического с куполом и вытянутого храма, который направлен к алтарю, к престолу, где совершается таинство.

В средневизантийское время появились храмы нового типа: это крестово-купольный храм – ведущий, эталонный тип храма, который одновременно имеет ортогональную структуру, взятую от базилик, и центрическую структуру, взятую от центрических сооружений: купол, под ним пространственный крест, одна из ветвей обращена в алтарную абсиду, есть притвор, пониженные угловые части. Храм обращен к городу, становится доминантным, красивым, с декоративными фасадами, а город становится более приветливым к нему: он спокойно допускает в свое пространство не один, а много храмов и постепенно сам становится таким же храмом под открытым небом, образом Небесного Иерусалима.

– Вопрос телезрительницы из Санкт-Петербурга: «Существует программа «200 храмов», и много храмов строится в Москве. Насколько эта программа придерживается того, что было раньше, когда строились храмы в святых местах? Как это между собой взаимодействует?»

– Это попытка возродить древнюю добрую традицию, когда храмы строились не просто так, а по определенной структурной закономерности, чтобы город представлял собой некий скелет из вертикалей храмов, на который нанизывается всё остальное. Самое главное – это храмы и их взаимосвязь, а всё остальное – городское пространство. Даже когда были оборонительные стены в древних городах, всё равно это было вторично по отношению к храму. Советское время разрушило то представление о необходимости присутствия храма в городе, но у нас, к счастью, оставались прекрасные древние города с неразрушенными храмами, такие как Псков, Новгород.

Если мы говорим о программе «200 храмов», она реализуется для Москвы. Самое сложное – это найти должное место для будущего храма, потому что трудно развивается городской организм. Это не только московская ситуация, но и наша. Я беседовал в Союзе архитекторов с нашим президентом Петербургского Союза архитекторов – Олегом Сергеевичем Романовым. Обсуждали один из вопросов: как помочь в дальнейшем храмостроению так, чтобы в генеральном плане были предусмотрены узловые точки, которые могли быть отданы не только под строительство церквей, но, возможно, и под общественные центры, площади, среди которых главное место занимали бы храмы. Может быть, Санкт-Петербург тоже будет иметь программу по строительству храмов, подобную Москве, при этом учитывая московский опыт. В свое время Святейший Патриарх говорил, что для столичных городов нужно большое количество храмов: 200 для Москвы и 300 для Петербурга. До этого при строительстве храма каждый раз приходилось добиваться конкретного участка. Если он предоставлялся, то это было не заранее предусмотренное место, а то, что удавалось получить в результате договоренности. В планах не только воссоздать храмы в старых районах города, но и в новых строить их по аналогии с центром, то есть иметь в узловых точках церкви, которые притягивали бы к себе окружающее пространство.

Хотелось бы сказать об идее храмового пространства, внутреннего и внешнего. Понятно, что для христианского храма очень важен интерьер, то место, где вокруг святыни собирается христианская община.

– Батюшка, уточните, храм ставится на месте святом или место освящается за счёт храма?

– Сначала возникает храм. Если это места евангельских событий, как в Палестине, храмы могут быть поставлены там, где что-то происходило: Храм Гроба Господня, Вифлеемская базилика на месте Рождества Христова, базилики на Фаворе и на Елеонской горе. Эти храмы были построены трудами императрицы Елены, которая обрела Крест, и ее сына – святого императора Константина. Это было началом освоения святых мест в Палестине.

Дальше была идея (это к теме о сакральной топографии) не только изучать, как было на Святой земле, а попытаться в новых местах, когда строится христианский город или обитель, перенести символические моменты, связанные с памятью о священных событиях. Например, как сделал патриарх Никон в Ново-Иерусалимском монастыре, когда перенес туда образ Храма Гроба Господня и топографию Палестинского окружения. Таким образом, осуществляется перенос святыни в топонимике или структуре расположения священных объектов. Например, были в древнем Иерусалимском храме Золотые ворота, которые потом появляются в Константинополе, затем в Киеве, Владимире…

Собор Покрова Пресвятой Богородицы, что на Рву (в народе его называют Собором Василия   Блаженного) находится в Москве. Среди московского населения его называли Иерусалимом, хотя он не похож на иерусалимский Храм Гроба Господня, как никоновский проект. Но он стоял за стенами Кремля, точно так же, как Храм Гроба Господня на месте Голгофы за стенами древнего Иерусалима, но в стенах средневековой части города. И этот собор, расположенный в центре Кремля, построенный еще допетровской Москвой, был одновременно и символом казанской победы Ивана Грозного (символика идейно-политическая) и в то же время образом Иерусалима, стоящего около Голгофы (понятие «Лобное место» означает Голгофу). Там не только рубили головы, но и читали государственные указы. Это был своего рода государственный амвон. Отсюда начинали считать версты. Это было символическое сосредоточие русской земли по аналогии с тем, как и Голгофа является сердцевиной всей земли, потому что там произошло спасение человечества. Что это такое? Это перенос топонимического и топографического начала иерусалимского в Москву, чтобы она тоже приобрела такие же черты. В Москве было, если посмотреть на ее идеальную структуру, двенадцать ворот, которые указывали на образ не только земного, но Небесного Града Иерусалима. Так что такие вещи очень важны, и они украшали и наполняли смысловым содержанием городскую среду. С течением времени город наполнялся не только крестово-купольными типами храмов, но и шатрово-столпообразными церквами более позднего времени, и самыми простыми по архитектуре.

– Вопрос телезрительницы Светланы из Новгородской области: «Я слышала такую вещь, что нужно располагать Остробрамскую икону Божией Матери напротив Семистрельной иконы в церкви и даже в доме это делать. Насколько это правда? Семистрельная икона Божией Матери изображается так, что с одной стороны четыре стрелы, а с другой стороны – три. А есть икона по три стрелы с обеих сторон, а одна направлена вниз. Говорят, что икону, которая имеет три стрелы и четыре стрелы с боков, нельзя вносить в дом. Это правда?»

– Нет жестких требований по расположению относительно этих икон. Есть разные варианты Семистрельной иконы Божией Матери, и они вовсе не предполагают того, что одна используется для домашнего, а другая для храмового потребления. Нет, они совершенно одинаково могут быть и в храме, и в доме. Я думаю, что это вторичные представления, можно на них не обращать внимания.

Продолжая разговор, хочу сказать, что пространство храма имело направленный характер. Это ритм колоннад, аркад, который направлен к престолу, к тому месту, где совершается таинство. Факт нашей веры заключается в Боговоплощении, и сама жизнь существует вокруг Спасителя, с Которым мы соединяемся в таинстве Евхаристии. Все эти вещи приводят к тому, что храмовое пространство строится по принципу направленности к алтарю. Ритм, обращающий нас к главной точке храма, получил развитие и вовне храма. Храмы, находящиеся в городе, окружают один кафедральный собор и тоже создают ритм, который ведет нас внутрь каждого храмового здания. Мы видим, что идея пространства начинается издалека: например, идем мы по ландшафту (если представить древнерусское пространство) и видим город, который имеет определенные церковные признаки, особое присутствие Церкви в этом мире, а внутренний ритм храма ведет нас к алтарному пространству. Таким образом, вся жизнь, вся структура пространства осмыслена и направлена, везде есть ориентиры. Этими ориентирами является присутствие Господа и Церкви в этом мире. Получается, что не только храм, но и окружающая его среда тоже подчиняется церковной логике.

Как сегодня размещать храмы? Так, чтобы к ним стремилось всё вокруг, чтобы они были не случайными, не вторичными, а теми узловыми точками, которые формировали бы нашу жизнь, мировоззрение.

Не только внешние формы, а также внутреннее пространство храма оказывало влияние на церковное искусство. Есть понятие литургическое пространство, т.е. интерьер храма, место, где совершается литургия. Это основная единица отсчета всего нашего искусства, потому что оно всё вышло из храма. Есть таинство, непостижимое умом, но реальное таинство, вокруг которого существуют обрядовые моменты богослужения, которые символичны и являют нам горний мир в этот мир дольний, т.е. таинство больше, чем символ: это реальность.

Если мы говорим о церковном зодчестве, храме, изобразительном церковном искусстве, то это как внешняя одежда, которая надевает незримое таинство, богослужебный обряд. В литургическом пространстве есть свои закономерности, которые нельзя игнорировать. По сути храмов много, но Литургия она как бы одна – вселенская, поэтому храмовое пространство должно быть цельно. Священные образы, которые здесь, в храмовом пространстве, появляются, должны подчиниться этой идее, и они подчинились. Опыт вечности запечатлен в священных образах; получается, что незримое становится зримым. Мы находимся в храме и видим присутствие Небесной Церкви, не только Самого Спасителя, но и Божией Матери, святых, и в каком-то смысле мы, стоящие в храме, Земная Церковь, продолжаем то, что мы видим на иконостасе, те образы Небесной Церкви.

Алтарь – это образ Божественного присутствия, а храм – образ преображенного мира. Храмы раннего византийского времени и более поздние, крестово-купольные, имели двухфокусность – геометрический образ Божественного присутствия в алтаре и образ преображенного мира в центре храма. Это создает динамику между двумя точками. И интересно, как начинает формироваться пространство и священные образы, которые располагаются разумно и закономерно. Очень важно и то, как делаются священные образы. Они создаются аскетично, чтобы не отвлекать молитвенное внимание на посторонние вещи. Пространство этих художественных композиций, которые здесь возникают, являются частью храма. Когда мы смотрим на традиционную икону, мы понимаем, что, в отличие от светской живописи, она должна быть выстроена так, чтобы быть частью этого храма, поэтому она имеет аскетические формы и не содержит закартинной плоскости виртуального пространства, чтобы не увести молящегося; икона призвана сделать человека участником, а не зрителем того пространства, уводящего за собой в далекие планы.

Пространства иконы и храма тождественны. Мы видим, что направленность храмового пространства, его характер определил и развитие форм зодчества, и развитие форм изобразительного искусства. Таким образом, они подчинились главному – литургическому пространству, в котором есть святыня, община вокруг нее, далее идут формы, которые помогают нам в молитве, в нашем предстоянии Господу, да и вообще во всей нашей жизни. Если мы имеем икону дома, то это частичка храма, принесенная в дом, и она будет иметь те же законы своего построения, как и в храме, хотя она будет находиться в домашнем пространстве.

Пространство храма очень разнообразно, и храмовое литургическое пространство остается всегда первичным, а уже всё остальное – и город, и всё окружение – подчиняется единой логике литургического пространства храма.

– Батюшка, вопрос, касающийся деления в храме на стороны – для мужчин и для женщин. Насколько это древняя традиция?

– В древних базиликах и катакомбах была традиция ставить по возможности раздельно группы людей. Когда поется Символ веры, духовенство дает друг другу лобзание, а миряне сейчас забыли про эту традицию. Чтобы не было каких-то дополнительных искушений, мужчины и женщины стояли раздельно, а оглашенные – в притворе. Возникала такая структура, которая соответствовала сложности строения храма, но это не какая-то догматическая идея, а чисто практическая. Чаще всего в церкви мужчины находятся справа, а женщины слева. И сейчас в некоторых монастырских обителях это принято, в приходах традиционных так делают, но всё-таки это не абсолютно, и, конечно, здесь могут быть какие-то вариации, не так все жестко.

Между алтарной и центральной частью храма постепенно выкристаллизовывается и становится более четкой алтарная преграда, которая заполняется иконами и в конце концов превращается в замечательный высокий русский многоярусный иконостас. Как относиться к этому, насколько жесткая традиция, есть ли какие-то варианты? На самом деле здесь много вариантов, и в разное время были разные алтарные преграды. Они возникали и обозначали грань между образом Божественного присутствия и образом преображенного мира самого храма. В первое время могли быть небольшие парапеты, чуть обозначавшие это деление; и сейчас в каких-то домовых, домашних архиерейских храмах тоже можно это видеть. Потом появились высокие решетчатые преграды и в конце концов выкристаллизовалась византийская система так называемых темплонов. Это четыре колонны на балке иконы, между которыми сначала не помещали иконы, был просто воздух. Потом стали делать шитые завесы, а позже поместили местные иконы, так возник местный ряд. Икона, которая там находилась сверху, называлась эпистиль – «то, что над колонной». В середине помещались образы молитвы Богоматери и Иоанна Предтечи Спасителю – трехфигурная композиция. Это то, что греки назвали деисис, что значит «моление», а в русской традиции получило название деисус. Далее, слева и справа, располагаются иконы праздников. Центральная часть – деисис и 12 праздников. Это ведь в зачаточном виде наших два ряда – деисусный и праздничный, первоначально они были одним рядом. В одних иконостасах праздничный ряд располагался выше, а в других ниже.

Когда алтарные преграды перешли в русскую традицию? Сначала у нас были темплоны, а потом появилась такая система, как «тябловый иконостас» – приспособление для размещения монументальной живописи, помогающее нам воспринять все эти иконы как единое целое. Балки с иконами, заходящие в столбы, называются предалтарными. Со временем стал расти иконостас: появляются первоначально два, затем три и наконец четыре ряда, но до ХV века мы знаем трехрядный иконостас: местный, праздничный, деисусный.

Когда преподобный Андрей Рублев и Даниил Черный работали во Владимире на Клязьме в Успенском соборе, были свидетельства, что они создали четвертый ряд иконостаса – пророческий (7– 8 годы ХV века). В следующем столетии добавляется пятый ряд – праотеческий. Таким образом, получается, что классический иконостас представляет собой историческую концепцию: от праотцев через пророков к евангельским событиям и местным чтимым святым. Мы видим в храме несколько таких композиционных идей в плане размещения живописи. У нас есть иерархическая идея от размещения Спасителя в куполе до местночтимых святых, а также евхаристическая схема – от образа «Причащения апостолов» в алтарной абсиде до других изображений, связанных с богослужением. Получается, что так образуется вертикаль, идущая сверху вниз, и горизонталь, ведущая из алтаря в храм: это то, на что нанизывается композиция. Также возникает историческая идея, связанная с иконостасом и направленная от праотцев к местночтимым святым. По стенам храма можно прочитывать последовательные евангельские события, житийные сцены, дополняющие и украшающие храм, но это появляется в наших храмах позднее.

Схема расположения икон в алтаре достаточно ясная, и может сложиться впечатление, что пять ярусов – незыблемая и безусловная схема. На самом деле, незыблемыми они были в 16-17 веках, и уже даже в 17 веке стали возникать варианты: могли добавлять, но не более двух рядов икон. Таким образом, иконостас становится разнообразным.

В Петровское время всё стало по-другому и возникла идея, что иконостас – это триумфальная арка. Вообще в этом есть резон. Если мы вспомним Херувимскую песнь, то сразу же воспримем Спасителя как Победителя, Триумфатора, Которого несут на копьях, щите. Образ триумфальных ворот в Риме был трехчастным, что совпадает с трехчастностью нашего иконостаса: главные, царские врата, и дьяконские двери, хотя иконостас имеет и массу других ассоциаций. В Петровское время триумфальная идея родила такие иконостасы, как в Петропавловском соборе, когда несколько киотов соединялись аркой с огромным пролётом. Затем стали строить иконостасы, используя рамную конструкцию, в которую вставлялись иконы разного расположения. Это было уже не так строго, как в допетровское время, отголоски пяти рядов были, но в вольной трактовке.

В эпоху барокко и классицизма мы имеем разнообразные иконостасы. Позднее, в середине Х I Х века, когда появляются храмы русского и византийского стиля, опять происходит возвращение к первоначальным идеям: к темплону (небольшой преграде) либо к пятиярусному традиционному иконостасу. Такие храмы в большом количестве появились в русском зодчестве в середине ХIХ – начале ХХ века, когда было возвращение к прежним традициям и строили храмы в русском, неорусском или византийском стилях.

Сегодня мы можем ориентироваться на опыт разных времен, применяя его на практике: можно делать классический пятирядный иконостас, чем-то его дополняя, или создавать более сокращенные варианты, если в этом есть какая-то нужда. Поэтому здесь тоже есть многообразие возможностей.

– Время наше стремительно иссякло. Прошу Вас, благословите наших телезрителей на прощание.

– Господь да благословит наших благочестивых телезрителей этого замечательного канала, который дает подлинное духовное просвещение. В преддверии Страстной Недели хочется вспомнить о храме, который сегодня собирает нас в своих стенах и который может организовать всю нашу жизнь.

 

Ведущий: диакон Михаил Кудрявцев
Расшифровка: Наталья Острикова