Беседы с батюшкой. Творчество и духовная жизнь

На вопросы телезрителей отвечает архимандрит Гермоген (Еремеев), настоятель храма во имя святого преподобного Серафима Саровского города Екатеринбурга. Передача из Екатеринбурга.

– Зрители нашего телеканала хорошо знают и любят и Вас, и Ваш голос, так как Вы часто участвуете в транслируемых здесь концертах. В прошлом году Вы отметили 25-летие священнического служения, а в этом году 5 марта будете праздновать свое 50-летие.

– В мае прошлого года я еще отметил 30-летие творческой деятельности.

– Предлагаю поговорить о творческом пути и о том, как он совмещается с духовной жизнью.

– Согласен. Но сначала я бы тоже хотел поздравить телеканал «Союз» с 30-летием, отмечавшимся 31 января, и поблагодарить всех его сотрудников. Благодаря этому каналу, в какую бы точку России я ни приехал с концертами, от Урала до Белогорода, меня везде знают. Конечно, приятно, когда тебя встречают как близкого человека. Я помню, как телеканал начинал свою работу, как тяжело было отцу Дмитрию все организовать: по всей России он собирал какие-то провода, датчики… Наконец все было готово, выделено эфирное время, набран штат. А сейчас мы видим, как канал расцвел, ведутся репортажи со всей России и даже всего мира и передачи «Союза» можно увидеть в других странах. Спасибо всем вам за это огромное, особенно отцу Дмитрию Байбакову.

– Будет ли в этом году праздничный концерт?

– Сложный вопрос. Прежде всего он зависит от нашего финансового состояния и цены аренды зала. В прошлом году мы давали концерт во Дворце молодежи, где только за аренду зала нужно заплатить 300 тысяч рублей плюс стоимость аренды оборудования. Такие деньги где-то нужно взять, а сейчас благодетели не так активно откликаются, как раньше. Дай Бог здоровья тем, кто мне уже помогал. Но у нас есть маленький зал (на 100 мест) в построенном нами Духовно-просветительском центре; в этом зале регулярно идут концерты – симфонической музыки, народной музыки, «Русская балалайка». За этот зал не нужно платить,и там я просто спою для зрителей любимые ими песни, а также, может быть, новые. Ничего точного сказать пока нельзя. Хотелось бы организовать концерт, но существует много препятствий и сложностей. Организовать сольный концерт сейчас очень непросто именно из-за финансовых вопросов.

– На экране в нашей студии мы видим храм в честь преподобного Серафима Саровского и Духовно-просветительский центр. Где можно найти информацию о мероприятиях Вашего прихода?

– Сейчас я увидел этот храм, который построил со своими друзьями, и мне захотелось спеть маленькую фразу из духовного стиха: «А в нашем городе есть церковь новая, // Воздвигла Божий дом сума торговая, // Сума торговая». С миру по нитке мы собирали на строительство, но львиную долю средств выделил Таганский ряд,он же и опекал наш храм во время строительства. Многие приняли участие в этом строительстве. Пятнадцать лет жизни отдал ему! Я счастлив, что Господь допустил меня до такого дела, как храмоздание, сподобил потрудиться на этой ниве. Рядом с большим Серафимо-Саровским храмом всего за 20 дней был построен Никольский храм, внутри храма Серафима Саровского – храм Казанско-Уральской иконы Божией Матери, он же Крестильный, а на третьем этаже – собственно храм Серафима Саровского. Мечта моей жизни – дожить до старости, если Бог позволит, послужить в этом храме, и чтобы с пением «Волною морскою…» ирмосов Великой Субботы меня обнесли вокруг этого храма. Не такая большая мечта, но я бы хотел окончить свои дни в этом своем детище.

– В 90-х годах Вы активно принимали участие в возрождении храмов…

– Я участвовал в возрождении одного храма – Иоанно-Предтеченского кафедрального собора. Он был сделан собором из обычной кладбищенской церкви, и сложно описать, что творилось в те годы. Полная ограда, тысячи людей, которые не могли пройти даже на паперть. Попасть на Причастие было невероятно сложно. Постепенно у нас открылись храм на Елизавете, сейчас это женский монастырь(храм во имя Всемилостивого Спаса Ново-Тихвинского монастыря, который находится на окраине Екатеринбурга, в районе Елизавет. – Прим.ред.), потом Всехсвятский храм на Михайловском кладбище. Сейчас в городе уже много храмов, а тогда было всего три.

– В прошлом году в Екатеринбурге выступал Сергей Волчков – победитель прошлого сезона шоу «Голос» на Первом канале.

– Да, это мой друг!

– Вы были на его концерте. Я видел запись, где Вы исполняете с ним песню «Месяц на небе».

– Я ему сказал так: Сережа, ты белорус, я русский, а споем украинскую песню! Это же наш народ. Сейчас идут политические дрязги – надеемся, они пройдут. Украинский народ – умный народ, мудрый от природы. Мы единый русский народ, просто политики разделили нас территориально. Лично у меня на Украине много друзей, к сожалению, с ними сейчас нет связи именно по политической причине. Но думаю, что все вернется на круги своя.

– Вы, наверное, следите за проектом «Голос». В этом году победителем шоу стал иеромонах Фотий (Мочалов), насельник Боровского Свято-Пафнутиевского монастыря Рождества Богородицы в Калужской области. Как Вы относитесь к его творчеству?

– Во-первых, отец Фотий явил своим образом какую-то невероятную чистоту. Вокальные данные у него очень неплохие. Поначалу у меня были вопросы к его интонации, но он волновался, ведь он не работал раньше на сцене. Человека можно понять. Но вообще я испытал радость оттого, что еще один мой духовный собрат тоже понял, что это не просто концертная деятельность, выступление на сцене какой-то звезды, не просто шоу, а продолжение проповеди. Ведь даже если священник в своем облачении ведет себя подобающе, достойно несет свой крест и сан, – это уже безмолвная проповедь. А здесь на многомиллионную аудиторию священник поет потрясающие песни – они ведь звучат совершенно по-другому. Посмотрите, как прекрасно он исполнил песню «Я обращаюсь с требованьем веры», звучавшую перед заключительным этапом конкурса. У меня мурашки по коже бежали. Его чистота, его образ притягивали. Дай Бог здоровья отцу Фотию, еще долго петь и радовать нас, может быть, выступать с духовным песнопениями или светскими песнями, несущими в себе любовь. Я всегда говорю: мои концерты – это продолжение проповеди о любви к матери, к Отечеству. Эти темы звучат в моих песнях.

– Многие с радостью восприняли весть о победе отца Фотия, но нашлись православные люди, которые несколько обозлились: дескать, это не монашеское дело, монаху стало скучно в келье и он решил воплотить свой творческий потенциал. В общем, его осуждали, несмотря на полученное им благословение. Приходилось ли Вам сталкиваться с такими вопросами?

– Один раз за все время был вопрос: какой-то женщине не понравилось, что я выхожу в подряснике, который выглядел как концертное платье. Но я специально делал подрясники, отличающиеся от богослужебной одежды. А вообще хочется вспомнить слова молитвы Ефрема Сирина: «Даруй ми зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего», потому что я абсолютно точно знаю: очень много людей пришло в храм через эти концерты. Люди, которые никогда не были в церкви, для которых это была другая планета, лично мне говорили: я пришел в храм после вашего концерта, что мне делать дальше? Мы беседовали и в дальнейшем даже становились друзьями.

В Интернете много грязи, правда? А ведь можно там найти и полезную информацию: жития святых, богослужебные указания, полезные советы. Смотря как вы будете к этому относиться и что искать. Если смотреть на сцену как на нечто, связанное только с шоу-бизнесом, деньгами, конечно, все будет восприниматься негативно. Но большинство людей смотрит с другой стороны. К сожалению, есть и люди, которые любят найти червоточинку, зацепиться: а почему это монаху не сидится в келье, в подземелье, он только там должен сидеть… Но это их личное мнение. Меня благословлял петь на сцене лично Святейший Патриарх Алексий. В одной из бесед с ним я спел духовный стих. Патриарх спросил: а Вы не пробовали петь это на сцене? Я говорю: нет, но раньше пел. Он мне отвечает: надо попробовать. Так все и началось: я вышел не просто так, ни с того ни с сего, а с благословения самого Патриарха.

– Предлагаю сделать музыкальную паузу и представить вниманию зрителей песню «Помнят люди», автор слов Евгений Долматовский.

– Эта песня – символ и талисман. Ее подарила мне лично Людмила Георгиевна Зыкина и сказала: «Пой ее всегда, на всех твоих концертах», и еще ни разу я это обещание не нарушил.

Звучит песня «Помнят люди».

– Перед выступлением Вы сказали, что эту песню подарила Вам Людмила Георгиевна Зыкина. Насколько я знаю, Вас с ней связывала довольно долгая дружба. Зыкина в свое время была звездой мирового масштаба. Расскажите об этом общении.

– «Кремлевская певица», «голос России» – так ее называли. И она действительно такой была, ведь то время в Кремль брали самых лучших со всего Советского Союза. Зыкина была одной из лучших певиц своего времени. Она пела очень долго, около 60 лет.

Я тогда работал в военном ансамбле песни и пляски при ГСВГ (Группа советских войск в Германии) в ансамбле 20-й Армии. Был 1990 год, 45-летие Победы. На концерте в Германии в честь этого дня был весь генералитет Советского Союза. Выступала там и Зыкина. Мне нужно было петь песню «Растет в Волгограде березка». Я отнекивался, мол, Людмила Георгиевна будет на концерте, мне при ней и звука не произнести. Отвечают: не надо как она, пойте, как считаете нужным. Я начал петь, руки-ноги трясутся, смотрю – Зыкина в зале. По окончании концерта я спросил, где будет фуршет. Мне указали. По пути туда по коридору шла Зыкина – королева в окружении свиты! А свита была –генералитет в серых пиджаках, с золотыми расшивками,звезды с кулак… Она увидела меня издалека; я стоял, сжав в руках бумажку, чтобы взять у нее автограф. Она кричит мне: «Ты что мои песни воруешь?!» И улыбается во весь рот! Я стал просить у Людмилы Георгиевны автограф, а она мне на ухо: «Приезжай ко мне в ансамбль "Россия"» – и распорядилась дать мне ее визитку. Так у меня очутился телефон Зыкиной.

Но настоящая наша дружба началась намного позже. Я ведь так и не решился тогда приехать в ансамбль, потому что у меня были другие планы. Сразу после Германии, осенью 1990 года, архиепископом Мелхиседеком я был посвящен в сан диакона. Идет уже 26-й год моего священнослужения. Но желание встретиться с Зыкиной было всегда. Наконец эта встреча состоялась, и она была незабываема. Наша дружба длилась очень долго, до самой смерти певицы. Мне довелось и закрыть ей глаза, и совершить кладбищенское погребение. Это была настоящая трагедия, скорбь. Но и радость была, ведь Зыкина осталась в памяти народа своими великими произведениями.

Мы с ней работали над разными песнями, многие из которых она мне «подарила» таким образом, но песня «Помнят люди» была особенной. Я спросил у Зыкиной, могу ли я попробовать спеть ее. В кабинете стоял большой рояль. Кто-то на нем аккомпанировал, я запел. Она слушала, чуть приоткрыв рот (признак того, что она очень внимательно слушает). Я пропел всю песню, после чего она сказала:«Знаешь что? Я хочу ее тебе подарить. Ты можешь ее всегда петь, на всех твоих концертах?» Отвечаю: «Могу!». Она попросила дать обещание, что я буду петь ее всегда. Я дал, и за годы выступлений ни разу не нарушил своих слов.

– Поговорим о Вашей биографии. Вы из небольшого поселка в Свердловской области…

– Не такого уж небольшого, там было около четырех тысяч жителей…

– Но небольшого по сравнению с Екатеринбургом. Потом Вы переехали в Екатеринбург, пели в оперном театре. Часть жизни провели за границей.

– Приехал, как Фрося Бурлакова из фильма «Приходите завтра». Я пел в Казанском соборе. Моя бабушка была певчей, пела в храме и водила туда меня. С ранних детских лет я был в храме. Первое, что помню, – образ Михаила Архангела, горящие свечи, звучание хора. Бабушка водила меня в храм на клирос, где я в возрасте 6-7 лет уже научился читать по-церковнославянски. Вовсю читал Шестопсалмие, а потом и выучил его наизусть, лишь иногда подглядывая. В юношеском возрасте я стал ездить в Казанский собор в Нижнем Тагиле.

Когда я поступал в музыкальное училище, возник конфликт: я пел в храме, и меня поставили перед выбором – или петь на сцене, как артист, или в храме. Я ответил: выбора никакого нет, буду петь в храме. Из музыкального училища я ушел в КИПиА (контрольно-измерительные приборы и автоматика), но это было совсем не мое, чистая формальность, так как нужно было хоть куда-то пристроиться. А Вячеслав Дмитриевич Привознов, который был педагогом в музыкальном училище Нижнего Тагила, тоже, как говорят, тайком пел в Казанском соборе. Он мне сказал: «Слушай, что ты талант свой губишь? Поезжай в Оперный театр!» Я отвечаю: «Кто меня туда возьмет без образования?» Он мне: «Поезжай, возьмут».

Так и получилось. Я приехал с двумя чемоданами, в шляпе, этакий франт, и говорю, мол, приехал устраиваться на работу. А в Советском Союзе, да и сейчас в России, всегда так – вахтерши везде главные. «А кем хотите устроиться?» – спрашивает одна из них. Отвечаю: «Хочу петь». Тогда она пригласила хормейстера Валерия Анатольевича Копанева, и меня не только приняли, но и сразу дали гостиницу. Сейчас в этом здании ничего нет, а раньше были магазин «Океан», гостиница «Юбилейная». У меня был отдельный номер с душем, ванной, туалетом, телефоном, до оперного театра – две минуты. Счастью моему не было предела.

Пел я там с удовольствием, было много интересных встреч. Я исполнял маленькие сольные партии, пел в «Паяцах», «Борисе Годунове» и многих других спектаклях. По сути, я был солистом хора. А в 1988 году, в год Тысячелетия Крещения Руси, мы поехали на гастроли в Пензу. Там я пошел в храм на этот праздник, и случился конфликт. Я должен был петь на спектакле в опере, а пел в храме. За это мне объявили выговор. Хотя я оставил своего партнера по спектаклю, он спел за меня, но мое отсутствие обнаружили, потому что руководство театра в этот момент тоже было в храме! А время было такое – переломный период еще не наступил, и к тем, кто пел в церкви, в театрах многие относились с презрением, а руководство просто это порицало. В условиях атеистической пропаганды это было естественно.

Я обиделся, написал заявление и уехал в Германию. Там меня приняли в ансамбль песни и пляски, где я был ведущим солистом. В Потсдаме был (да и сейчас есть) православный храм Александра Невского,там гора Пфингстбер г. Церковьнаходится на территории русской колонии Александровка. Настоятель отец Анатолий Коляда с матушкой Ниной меня очень любезно приняли, как родного. Я к ним приезжал как к себе домой, и в доме батюшки у меня даже была комната. Я помогал по храму, читал, пел. Это была такая отдушина! И я прервал контракт – он был на четыре года, а я отработал только два. Написал заявление. Так хотелось в Россию! Приехал, рассказал все владыке Мелхиседеку, а он мне: «Ну так что, тогда будем тебя рукополагать на следующей неделе!» У меня новый удар. Я только захотел, а тут сразу рукополагать! Подрясника нет, ткани на него в магазине нет. Швея Раиса сшила мне серенький подрясник, и в нашем Ивановском соборе меня рукоположили. Так и началось мое служение.

Служение было интересным, ведь и времена были интересные. Тогда Ганина Яма была еще не разведана. Мы с протодиаконом Игорем были участниками ее открытия. Тогда из Моссовета приехала большая делегация, во главе которой стоял известный русский писатель Владимир Солоухин. Приезжие попросили сопроводить их до деревни Коптяки, но никто не знал, что там и где, все было под запретом. Тогда владыка Мелхиседек благословил нас с отцом Игорем поехать и хотя бы отслужить там молебен. Сам он не смог поехать, так как поранил ногу (упавший аналой повредил трофическую язву, была жуткая рана, владыка не мог ходить). Потом эта рана чудесным образом зажила.Владыка отслужил молебен у Симеона Верхотурского, в тогда еще разрушенной деревне Меркушино, и она зажила. Это было явное чудо. Так вот владыка Мелхиседек, благословляя нас с отцом Игорем, вышел на крыльцо архиерейского дома и возгласил: «Благословен Бог наш, всегда, ныне и присно, и во веки веков! А "Аминь" там споете!» Будто знал, что мы найдем то, что ищем.

В деревне Коптяки мы ходили от дома к дому, расспрашивая, слышал ли кто-нибудь, где сжигали царские останки. Никто ничего не знал, а одна бабушка ответила: «Вы что, да вам никто ничего про это не скажет! Но есть один дедушка. Когда он был мальчиком, его по лесу красноармейцы гоняли». – «Где же он живет?» – «Вон, наискосок. Только он плохо слышит». Мы постучали в ворота, и этот дедуся, оказавшийся очень шустрым, согласился нас проводить. Автобусы доехали до нужного места, и мы через лес за этим дедушкой пошли группой. Была страшная жара. Мы по очереди несли тяжелый восьмиконечный деревянный крест, сделанный нами на скорую руку. Наконец дедушка показал нам это место. Облачившись с отцом Игорем в стихари, мы запели: «Аминь! Благословен еси, Господи, научи мя оправданием твоим!…» – и спели всю панихиду, опуская то, что должен был возглашать священник. А народ со свечами стоял вокруг ямы. Воронка была большая, сохранился деревянный шурф. Я набрал первой землицы, никаких раскопок там тогда еще не велось.

– Это то место, где сейчас стоит дорожка…

– Ближе, там, где был бассейн, с правой стороны. Этих ям там много – от обвалившихся шурфов. Народ стоял вокруг, многие плакали. Была полная тишина, безветрие. Потом свечи поставили ко Кресту. Это было так трогательно!

Потом мы все это рассказывали владыке Мелхиседеку, и он загорелся идеей пойти туда крестным ходом. С тех пор, с 1991-го года, и сложилась традиция идти крестным ходом с Семи Ключей (городская остановка) на Ганину Яму. Так что Господь сподобил меня быть участником этого исторического события.

– В СМИ иногда всплывают новости о так называемых екатеринбургских останках, о месте под названием Поросенков Лог. Что Вы могли бы сказать по этому поводу как свидетель тех событий?

– Я скажу так. Какие-то новые открытия возможны, почему нет. Но место Ганина Яма – историческое, и с тех пор как Царская семья канонизирована, это место паломническое, святое. Следователь Соколов писал, что там земля на пядь была пропитана жиром человеческих тел! Там происходило терзание. Это, бесспорно, святое место. Но если произойдет так, что дальнейшая судьба этих останков изменится, я признаю все. На данный момент Церковь признала Ганину Яму. Я верный слуга Церкви Божией и признаю то, что признает она. Если Церковь во главе с Патриархом признает «екатеринбургские останки», ничего страшного не будет. Но то, что Ганина Яма – это святое место, абсолютно точно. Но все-таки подсознательно мне кажется, что-то здесь не совсем так. Не буду говорить о своих предположениях, но старичок, водивший нас тогда, говорил, что красноармейцы все там оцепили и три или четыре дня жгли костры. Что можно жечь четыре дня? Вот в чем вопрос. Если бы они решили захоронить их в другом месте, хватило бы двух дней. Но три-четыре? Так что я не знаю.

– Вы также были свидетелем молебнов, проходивших на месте уничтожения Царской семьи – там, где теперь построен Храм-на-Крови.

– Да, какие благодатные были молебны! Толя Верховский построил там часовенку с куполом, и в дождь мы туда помещались. Молебны были регулярно, и я, будучи диаконом, с удовольствием в них участвовал – то с одним, то с другим священником. У меня есть историческая фотография: прямоугольный камень змеевик, на котором написано, что он закладывается в основание храма в честь Всех святых, в земле Российской просиявших, туда же была вложена частица мощей Симеона Верхотурского. Когда владыка Мелхиседек спускался в яму, я держал его, а он держал камень. Меня на фото не видно, но видны мои руки и поручи. И я всем говорю: тут должен быть я. Это был, наверное, 1992 год. Да, по этому поводу я даже написал поэму:

Дом особого назначения,
Превращенный когда-то в хлам,
Здесь, на месте убийства царского,
Покаянный воздвигнут храм.
И для каждого сердца русского
Он имеет большое значение.
Храм великой скорби и памяти,
Храм особого назначения.

Эти стихи я написал ночью, а утром на освящении нижнего престола уже читал их. На освящении было множество народа, не меньше десяти тысяч человек! Репродукторы по всему городу. А стихи пришлось написать потому, что владыка Викентий поручил мне тогда возглавить послеслужебные мероприятия. Я подошел к режиссеру и спросил, чем открывается этот концерт. Он ответил: Глинка, «Славься». Кто скажет, что «Славься, славься ты, Русь моя» – плохое произведение? Но оно совсем неуместно в данном случае, и надо было начать как-то по-другому. Так и родились эти стихи, которые сейчас владыка Кирилл благословляет каждый год читать в ночь убийства Царской семьи, что я и делаю не без внутреннего трепета, ведь для меня, как для коренного уральца, эти события особенные. Возможно, я даже чувствую этот грех цареубийства и на себе, ведь мои предки тоже могли участвовать в том, чтобы не допустить безбожной власти. Конечно, это вина косвенная, но тем не менее... 

– Стоит отметить, что ежегодно в Царские дни телеканал «Союз» старается осуществлять трансляцию, и каждый год зрители звонят и спрашивают, что это за стихотворение. Вы, как коренной житель Екатеринбурга, поборолись за то, чтобы городу было возвращено имя святой Екатерины. Ранее он носил имя Якова Свердлова.

– Владыка Мелхиседек вдохновил меня к этому. Я написал две статьи. Одна называлась «Прости нас, святая Екатерина», а вторая – «День святой Екатерины». У меня это от природы – могу собрать, организовать, мобилизовать людей, раздать листовки. На Площади 1905 года нужно было собрать митинг, посвященный переименованию города. Мы собрали порядка десяти тысяч человек. До этого Николай Гончаренко, депутат городской Думы, на заседании воспользовался моими статьями, чтобы указать на отношение Церкви к этому вопросу. Город был назван в честь святой великомученицы Екатерины, и свидетельством тому был храм в ее честь. Конечно, имя царицы Екатерины сыграло свою роль, но в какой-то степени гипотетически, ведь храм был построен и освящен (а значит, и город освящен) в честь великомученицы. Петербург ведь тоже построен в честь святого Петра, но и имя Петра I сыграло свою роль. Когда владыка Мелхиседек сказал: «Так не хотелось бы жить в городе с этим поганым именем убийцы Свердлова, у которого руки по локоть в крови!», это меня тоже вдохновило, и я стал одним из инициаторов борьбы за смену имени. Нас было много. Мы так боролись, чтобы городу вернули название в честь святой Екатерины, что сейчас, когда название его сокращают до «Ебург», это так неприятно! Думаю: если бы вы были у истоков этого сложного процесса, наверное, так не называли бы свой город. Я его всегда называю полным именем – Екатеринбург. Хотя в этом названии есть и немецкие корни.

– Вопрос от телезрителя Виктора из Москвы: «Читали ли Вы интернет-книгу Александры Литвиненко "ФСБ взрывает Россию" и если да, каково Ваше мнение о ней?»

– Нет, к сожалению, не читал. Вы знаете, я сейчас стараюсь больше читать духовную литературу. Мы 15 лет строили храм, до этого ремонтировали собор, и я думаю, что сколько пропустил, потому что все время было некогда. Сейчас я с упоением читаю Иоанна Кронштадтского, в данный момент моя настольная книга – «Моя жизнь во Христе». Как писала Ахматова (правда, про «Евгения Онегина»):

И было сердцу ничего не надо,
Когда пила я этот жгучий зной.
«Онегина» воздушная громада,
Как облако, стояла надо мной.

Так вот сейчас громада Иоанна Кронштадтского стоит надо мной, и ничего мне больше не интересно. Может, покажусь в этом плане не очень корректным, но стараюсь читать только святых отцов и духовные книги.

– В Вашей жизни было много решающих событий, людей. Какое событие Вы считаете для себя наиболее важным?

– Самым важным событием я считаю то, что моя мама оказалась моей мамой. У меня чудная мамуля, и самое большое мое счастье – когда она со мной рядом и когда я служу в своем храме. Нет большего счастья на земле! Концерты – это второстепенное дело, но счастье быть с моей мамочкой, с любимыми сестрами Любой и Алей, племянниками, близкими, родственниками – это самое большое счастье.

– Откуда Вы черпаете энергию на все ваши дела – строительство храма, духовно-просветительского центра, храма в поселке Новоберезовский в честь Иоанна Воина, Николая Чудотворца, других престолов?

– Всего пять престолов, не храмов, будем точнее. У меня была такая потребность. Время было такое. Я дитя своего времени. В девяностые годы все священники без исключения строили, строили, строили. Не каждому священнику выпадает честь построить храм Божий, поэтому надо считать, дорогие собратья-пастыри, что мы просто счастливые люди: Господь дал нам эту возможность и так к нам благоволил. Как писал Иоанн Кронштадтский: «Если на вашу долю выпала великая честь строить дом Божий, примите это как дар Творца, ибо десница Господня касается того, кто строит храмы, и многие грехи простит тому Господь».

Но задача наша намного сложнее. Храмы мы построили, теперь нужно наполнить их духовным содержанием и самому стать по-настоящему духовным человеком. Поэтому 50 лет – хороший возраст, мудрый, когда нужно подвести некую черту, и хочется у всех попросить прощения. Я ведь много общался с людьми, был молод, энергичен и, может, кого-то обидел, случайно или преднамеренно. Простите меня, ради Христа. И я бы хотел всех простить. После своего дня рождения (5 марта, отмечать будем 6 марта после богослужения) хочу начать жизнь с чистого листа.

У меня давно такой распорядок: как только открываю утром глаза, сразу иду молиться, читаю утреннее правило, потом каноны, молюсь днем, если получается; затем тренируюсь в спортивной комнате, чтобы быть в форме, потом обливаюсь ледяной водой, а лишь затем – за работу. Так, с Божией помощью, и держу форму.

– Спасибо, что пришли сегодня в нашу студию.

– Спасибо вам, что пригласили! Раньше я очень часто выступал здесь, потом меня долго не звали, и я очень рад, что про меня вспомнили и позвали. Спасибо отцу Дмитрию!

 

Ведущий: Дмитрий Бродовиков
Расшифровка: Маргарита Попова