Беседы с батюшкой. Единство Церкви и чем пагубны церковные расколы

В московской студии нашего телеканала на вопросы телезрителей отвечает профессор Московской духовной академии, доктор церковной истории протоиерей Владислав Цыпин.

– Тема нашей сегодняшней передачи звучит так: «Единство Церкви и чем пагубны церковные расколы». Скажите, пожалуйста, что есть единство Церкви и каким должно быть христианское единство?

– Господь создал одну Церковь, а не много разных Церквей, поэтому все являющиеся настоящими Его последователями-христианами пребывают в лоне Единой Святой Соборной Апостольской Церкви; в какой бы стране и в какую бы эпоху они ни жили, какой бы Поместной Церкви они ни принадлежали, все они являются чадами одной Святой Церкви. И всякого рода разделения, конечно, пагубны для духовной жизни человека, который оказывается вовлечен в них, составляют угрозу для его спасения. Поэтому Церковь хранит единство, но греховная человеческая природа, видимо, неизбывна, и во все времена от Церкви отторгались группы верующих, группы христиан, иногда и многочисленные, поэтому есть исторический факт разделения внутри христианского мира. Но внутри этого же христианского мира существует Единая Святая Православная Церковь, к которой мы, слава Богу, принадлежим.

– Сказано, что «единство Церкви преодолевает барьеры и границы, в том числе расовые, языковые, социальные, благовестие спасения надлежит провозглашать всем народам, дабы привести их в единое лоно, объединить силой веры, благодатью Святого Духа». Как получается сохранять единство Церкви, имея какие-то расовые, языковые, социальные и межгосударственные границы?

– Да, сказано, что в Церкви во Христе нет ни эллина, ни иудея, ни скифа, ни варвара, ни раба, ни свободного. Это о том, что в Церкви нет различий по языкам, расам, социальной принадлежности, правовому статусу. Конечно, это не значит, что христиане утрачивают свою принадлежность к тому или иному этносу, народу, перестают быть людьми какой-то расы, перестают быть мужчиной или женщиной, потому что во Христе нет ни мужчины, ни женщины, но это значит, что в Церкви Христовой различия языкового, культурного, социального характера не имеют важного значения. Они, конечно, являются обстоятельствами, с которыми Церковь имеет дело, но сами по себе эти различия не составляют препятствия для единства всех христиан, исповедующих истинную православную веру. По своему христианскому и человеческому достоинству люди разных рас, языков, народов или разного социального статуса равны перед лицом правды Божией.

– То есть можно сказать, наше христианское общество очень даже толерантное, выражаясь современным языком?

– Безусловно, мы более чем толерантны к людям иной национальности или расы. Я бы даже сказал так: там, где возникает понятие толерантности, ему уже предшествует предположение о некоем превосходстве. Сознание человеческого единства и братства выше, чем ситуации, в которых можно говорить о толерантности и нетолерантности. Но уж если мы себя включаем в эти рамки, тогда, разумеется, мы относимся толерантно ко всем, кто от нас отличается языком, культурной принадлежностью, гражданством.

– Каждую литургию все собравшиеся в храме верующие поют Символ веры. Один из членов Символа веры нам говорит, что мы веруем во Единую Соборную Апостольскую Церковь. Что такое Соборная и что такое Апостольская Церковь?

– И Единая… По поводу Единой Церкви нужно сделать особое замечание. Существует расхожее представление, что Единая Церковь означает то, что она внутренне едина. Это представление не погрешает против истины, так и есть, но в греческом оригинале Символа веры, если перевести соответствующее греческое слово на русский язык, то будет все-таки единственная, а не Единая Церковь. То есть мы исповедуем веру в то, что есть единственная, одна Церковь, а не много разных Церквей. Конечно, за этим стоит и восприятие Церкви как внутренне единой. Но я бы сказал, что это внутреннее единство скорее выражено словом из Символа веры, которое мы по-славянски и по-русски произносим как Соборная, в греческом же соответствующее слово называется «кафолики». Понятно, что из этого же слова вышло слово «католический», но в католическом богословии на это слово больше лег смысл универсальности, всеобщности, всемирности. А понятие «кафолики», переведенное как Соборная, обозначает целостность, внутреннее единство Церкви.

– То есть мы, по сути, утверждаем, что признаем только нашу Церковь. А как же быть с Католической Церковью и различными ветвями, которые из нее вышли?

– Этот вопрос самым естественным образом возникает в наших рассуждениях о единстве Церкви, об одной Церкви. Есть исторический факт присутствия помимо Православной Церкви инославных Церквей. В полемическом задоре их нередко называют еретическими или раскольническими Церквами, но в наше время есть такое нейтральное обозначение, как инославная Церковь. Вопрос: во всей своей полноте Церковь присутствует только в Православной Церкви или она присутствует и вне ее? Я думаю, наиболее адекватный ответ такой: разумеется, нет множества Церквей, и Православная Церковь потому и называет себя Православной, что она хранит в полноте Священное Предание, догматы веры и саму веру, которая нам преподана через апостолов, почему мы и называем нашу Церковь Апостольской. У инославных Церквей наверняка есть такое же самосознание себя как хранящих истину в ее полноте. Но если говорить о Протестантских Церквах, то понятно, что им весьма трудно претендовать на такую сохранность и полноту, потому что они возникли, не имея прямого исторического преемства с Церковью апостольского века, они отделялись от Католической Церкви.

Сложнее обстоит дело с Католической, Армяно-Григорианской, Коптской Церквами, которые мы называем нехалкидонскими Церквами. У них есть это апостольское преемство, но только мы, православные, исповедуем догматы, отраженные в нашем Символе веры, и исходим из убеждения, что мы исповедуем их неповрежденным образом. Отличие вероучений инославных Церквей мы не можем рассматривать иначе, как отклонение от истины. Ставят ли эти уклонения инославных христиан совершенно вне Единой Церкви или не ставят – это непростой вопрос. Отсутствие евхаристического общения между нами и инославными христианами определенным образом говорит, что их связь с Кафолической Православной Церковью надломлена, иначе мы бы имели евхаристическое общение.

Но в то же время есть очевидный факт признания действительным крещения, которое совершается не только в Католической или древних Восточных Церквах, но даже и в тех Протестантских Церквах, которые сохранили веру в Божественную Троицу, в Богочеловеческую природу Христа. Поэтому мы признаем католическое или армяно-григорианское священство, признаем действительность крещения даже и в Протестантских Церквах, и у наших отечественных старообрядцев, которые отделились от Кафолической, канонической Церкви. Следовательно, некоторый элемент церковности там присутствует, но это не значит, что есть наша Церковь, а есть другие Церкви – Церковь одна.

Все это не так легко осмыслить, но легко понимаемый ответ был бы, очевидно, некорректен, если бы мы сказали, что Церковь одна, что это только Православная Церковь и вне ее пребывают все инославные христиане, они все раскольники, которые отделились от Единой Святой Соборной Апостольской Церкви, не знаем, по какой причине их не перекрещивают, но у них никаких действительных таинств больше нет. А с другой стороны, можно сказать, что есть факт существования конфессионально разных Церквей, значит Бог знает, где истина: частично здесь, частично там. Есть формула, выражающая подобные убеждения: «Наши земные перегородки до небес не доходят». Я думаю, что оба эти упрощающих дело ответа несостоятельны с богословской точки зрения и с точки зрения наших реальных отношений с этими инославными Церквами, потому что, с одной стороны, мы не имеем с ними евхаристического общения, а с другой стороны, признаем действительность тех или иных таинств, которые там совершаются.

– Вопрос телезрителя: «Что будет, если все люди перестанут молиться?»

– Я думаю, что ничего уже не будет здесь, на земле, потому что Вы говорите о возможности такой чудовищной трансформации мира и человечества, что уже трудно это считать совместимым с продолжением существования этого мира. Это будет конец для мира.

– Вы говорили, что наша Церковь признает инославное священство и некоторые таинства. Как понять, что признаем, мы же не служим с ними?

– Да, не служим, но если, например, католический или коптский епископ перейдет в Православную Церковь, то над ним не будет совершаться повторной хиротонии, если, конечно, он не утратил канонической правоспособности быть епископом, он будет принят в сущем сане.

– Что значит каноническая правоспособность?

– Может быть, он, будучи католическим епископом, где обязателен целибат, обзавелся семьей, детьми или второй женой, тогда мы едва ли сможем принять его в сущем сане именно потому, что он утратил каноническую правоспособность. Но если он, рукоположенный как епископ в Католической Церкви, не имея канонических препятствий к тому, чтобы оставаться епископом, перейдет в Православную Церковь (а такие случаи бывали), то он не будет у нас перерукополагаться, не будет принят как мирянин, а будет принят как епископ. Из этого вытекает, что его хиротония признается действительной.

– Мы говорим о Единой и, как уже выяснили, единственной Кафолической Церкви, но мы имеем пятнадцать Поместных Церквей, каждая из них имеет своего Предстоятеля в том или ином звании (патриарх, митрополит). Есть так называемый диптих, где каждому Предстоятелю определено свое место: Русская Церковь стоит на пятом месте, а на первом – Константинопольская. Почему, имея такое количество разных Церквей, мы говорим о единстве Церкви?

– Здесь нет особой проблемы, потому что мы, принадлежащие к одной из этих пятнадцати Поместных Церквей, тем не менее принадлежим к Единой Вселенской Православной Церкви, имеем между собой каноническое общение, главным элементом которого является евхаристическое общение. Конечно, у нас бывают проблемы частного характера, иногда возникают разногласия и споры. Это неизбежность нашей жизни в условиях мира, который во зле лежит и который заражает нас своим злом с нашей человеческой стороны, при том что Церковь остается святой и непорочной.

Что касается единства власти в Церкви, единства управления, то в Православной Церкви не действует абсолютно монархический принцип, который мы знаем из устройства Католической Церкви. Католическая Церковь пребывает в разных странах мира, но над ними всеми есть глава, имеющий неограниченную власть, – это епископ Рима, папа Римский. Такое церковное устройство сложилось в течение веков. Наверное, можно задолго до разрыва общения видеть начало такой тенденции, восходящей к V столетию, но при более бдительном отношении можно найти какие-то элементы особых притязаний Римской кафедры даже в еще более ранние времена.

Но все-таки это новое явление. Церковь, которая была в начале своей истории, Церковь эпохи Вселенских Соборов не знала такого сугубо монархического строя, всегда был диптих, всегда были первые епископы и епископ Рима. Пока Римский епископ был в лоне Православной Церкви, он поминался первым, но у него не было юрисдикции, не было власти над другими первыми епископами Поместных Церквей. Естественно, законным образом первому поминаемому епископу принадлежит председательство на собраниях с другими первыми епископами, принадлежит право первой подписи и право предстояния перед алтарем при служении Евхаристии, но не право власти и управления по образу государственного монархического строя.

– То есть первый среди равных?

– Первый среди равных, р rimus inter pares, как это очень хорошо было сформулировано, но это было сформулировано в папские времена не применительно к папе, который мыслится не просто как р rimus inter pares, а ставится гораздо выше. P rimus inter pares больше относится к феодально-государственной системе, когда король – всего лишь один из сюзеренов, выше герцогов и графов, но в каком-то отношении они ему равные, пэры, как во Франции или Англии.

– Совсем недавно была встреча Святейшего Патриарха Кирилла с папой Римским, они называли друг друга братьями. Это связано с тем, что оба имеют апостольское преемство?

– Конечно. Каждый христианин может назвать другого человека братом, тем более епископ может так назвать епископа. Первому епископу одной из Церквей, какие бы ни были у него претензии, но если они не признаются его собеседником, было бы нелюбезно называть себя отцом, а не братом.

– Мы подходим к теме раскола. Самый большой раскол в мировой истории, великая трагедия, – раскол 1054 года между Константинополем и Римом. Скажите, что такое раскол, ересь и почему это имело место в то время?

– Расколы и ереси существовали в церковной истории с самого начала. Мы знаем о гностических ересях, возникших еще в апостольский век, затем была ересь последователей Монтана и савеллианство до Никейского Собора, арианская ересь и иные ереси, были и расколы. Изначально на языке канонов, богословов, отцов Церкви эпохи Вселенских Соборов слова «ересь» и «раскол» совершенно не имели однозначного значения. Они могли обозначать разную степень отступления от истины, от Священного Предания, либо могли обозначать отделение, не имеющее в своей основе вероучительные разногласия.

Например, Василий Великий называет случаи, когда вероучительных разногласий нет, а есть факт разрыва общения, термином «самочинные сборища», а расколом называет отделение, вызванное незначительными расхождениями, в частности по вопросам покаянной дисциплины. Ересями он называет глубокое, фундаментальное расхождение с учением Церкви, например как у гностиков. Но со временем слово «ересь» стало обозначать любое вероучительное расхождение, в том числе и такое, которое Василий Великий предпочитал называть расколом, а его понятие «самочинные сборища» как-то исчезло из лексики и заменилось словом «раскол». Поэтому тут есть элемент некоторого «плавания» терминов. И поэтому нередко, когда полемизируют между собой богословы или любители богословия и пытаются найти адекватное обозначение, допустим, для Армяно-Григорианской Церкви и ее статуса по отношению к Вселенской Православной Церкви или для Католической Церкви, употребляют разные названия: кто-то говорит, что это ересь, а кто-то утверждает, что раскол. При этом иногда и та, и другая стороны совершенно адекватно воспринимают степень их отступления от истины, и получается просто спор о словах. А авторитетная литература, язык канонов дают повод для разной интерпретации этих терминов.

Итак, существуют и ереси, и расколы, от самых фундаментальных, подобно древним гностикам и современным иеговистам, мормонам или нашим отечественным хлыстовцам и молоканам, до таких разделений, которые под собой вовсе не имеют богословской подоплеки, а выросли чаще всего из тщеславия, властолюбия, гордыни учителей этих расколов. В некоторых случаях обозначение того, что причина разделения во властолюбии и гордыни, не будет исчерпывать проблему, есть какие-то более сложные обстоятельства, связанные, например, с национально-государственной ситуацией, с враждебными отношениями между разными государствами и народами, которые сложились исторически и оказали вредное влияние на взаимоотношения внутри Церкви, породив расколы. Но, разумеется, раскол не возникает без греха, поэтому мы можем видеть внешние обстоятельства, стимулировавшие раскол, однако все-таки всякий человек, впадающий в раскол, совершает грех раскола.

– Есть такое выражение, что даже мученическая кончина не смывает греха отступничества или раскола. Это правильное выражение, то есть это великий грех?

– По крайней мере, это было сказано очень авторитетно великим христианским мучеником святым Киприаном. К этим словам надо относиться с величайшим уважением, они должны всем нам служить предостережением. Есть такие случаи, что были канонизированы как святые те, которые не имели между собой общения и в свое время видели друг в друге раскольников. Но бывало и так, что впоследствии эти разделения оказывались уврачеванными. Может быть, примером такого разделения является Зарубежная Церковь, которая отделилась от Московской Патриархии, но мы имеем факт канонизации святителя Иоанна Шанхайского и Сан-Францисского, который совершал свои подвиги в Зарубежной Церкви, но мы оценили его жизнь как подвижническую и признали его святость, так что и здесь не все так просто. Однако очень важно различать: одно дело, когда разделение возникло во времена оные и досталось в наследство христианам, живущим в той или иной стране, принадлежащим к тому или иному народу, и другое дело – зачинщики раскола, на которых лежит сугубый грех в учинении раскола.

– То есть, если подвести итог, ересь – это вероучительные заблуждения, а раскол, как Вы сказали, – самочинные сборища?

– То, что Василий Великий называл самочинным сборищем, впоследствии стали называть расколом, а то, что он называл расколом, мы бы сейчас назвали вероучительным уклонением, своего рода ересью, но более мягкого характера, не столь фундаментально подрывающей основы вероучения.

– Так называемый Киевский Патриархат на Украине – это самочинное сборище?

– На языке Василия Великого – да, но на языке, который употребляется сейчас, это типичный случай раскола, причем не имеющий никаких вероучительных причин, а обусловленный исключительно влиянием политических факторов. Другое дело, что в этом подчинении своего церковного поведения, церковной деятельности политическому фактору как главенствующему проявляется, по сути дела, своего рода вероотступничество.

– Почему так важен вопрос о единстве Церкви? Почему он все время поднимается? И сейчас, когда была встреча Патриарха с папой, все говорили о каких-то изменениях в вероучительной части, слухи были совершенно разные. Хотелось бы задать такой вопрос: возможно ли объединение этих двух Церквей? И что будет, если это осуществится в будущем? На каких условиях это может произойти?

– Есть все основания считать, что на этой встрече в Гаване вероучительные темы не обсуждались, и путь к преодолению разделения, очевидно, также не обсуждался. Поэтому тема восстановления общения между Православной и Католической Церквами очень глобальная, масштабная и все-таки едва ли может считаться в настоящее время актуальной, если не считать, что подобные темы актуальны во все времена, потому что, конечно, мы не можем не стремиться к тому, чтобы все христиане были в лоне Единой Святой Соборной Апостольской, а значит Православной Церкви. Но в настоящее время путь к такому восстановлению общения с Римской Католической Церковью не просматривается.

На встрече обсуждались другие темы, которые актуальны и важны на сей день, и, разумеется, единство позиций по обсуждаемым темам принципиально способно служить сближению, но не в вероучительной области, потому что вероучительные расхождения носят богословский характер. С одной стороны, не кажется возможным, чтобы Римская Церковь аннулировала хотя бы только ту доктрину, которая была принята на I Ватиканском Соборе, о папской непогрешимости. Доктрина явно надуманная, не имеющая ни малейших оснований в реальной церковной традиции. Она, конечно, может показаться не столь значимой, если ее минимизировать.

Я помню, что в одной из дискуссий на эту тему с католической стороны из уст одного из высокопоставленных иерархов, кардинала, было сказано, что папа непогрешим дотоле, доколе он выражает учение Церкви. И мы, когда говорим «верую во Единую Святую Соборную Апостольскую Церковь», «верую во единого Господа Иисуса Христа», – непогрешимы, потому что говорим то, что является истиной. А если мы скажем что-то совсем иное – это уже не будет выражением учения Церкви. А папа это учение Церкви выражает. Но дело в том, что априорно, по учению I Ватиканского Собора, если папа изрекает что- либо ex cathedra (с кафедры) на богословские и нравственные темы, то является непогрешимым, неспособным ошибиться, потому что его устами говорит Церковь, а непогрешимость Церкви – это тоже догмат. Но мы-то непогрешимость Церкви институционально усматриваем только во Вселенских Соборах, которых было в свое время семь.

– А будет ли еще?

– Этого я не знаю. Но очевидно, что мы не присваиваем церковную непогрешимость никаким другим церковным учреждениям, институтам, органам власти, ни тем более тем или иным епископам персонально.

– Чтобы изменить какое-то решение, принятое на этих семи Вселенских Соборах, нужно собрать еще один Вселенский Собор – так получается?

– Не совсем так. То, что эти Вселенские Соборы решили, – свято и неприкосновенно. Если принимается решение, принципиально расходящееся с тем, что решили Вселенские Соборы (а на фундаменте этих решений стоит Церковь), то это уже будет вероотступничество. Речь идет о вероучительных определениях этих Соборов: о Никео-Цареградском Символе веры, об оросах других Вселенских Соборов, о почитании икон – тут никакая ревизия немыслима, потому что она будет обозначать отступничество того лжесобора, который бы на это посягнул.

– И в этом наша сила?

– Да, в этом. Это церковная истина: Церковь непогрешима, когда она формулирует учение на уровне Вселенского Собора, когда за этим стоит действие Духа Святого. Не то учение, которое измышлено на Соборе, а то, которое хранится от апостолов: Соборы только излагали наиболее адекватно учение, которое Церковь имеет изначально и которое остается неизменным. Идея папской непогрешимости от этого очень далека.

Еще одно фундаментальное расхождение касается филиокве. Чтобы как-то смягчить остроту этой проблемы, надо иметь в виду такое обстоятельство: филиокве впервые было включено в Символ веры уже в конце VI века, вначале в Испании. Это было связано с тем, что тамошние вестготы, правившие православной страной (жители были кафоликами, православными, а их верхушка, аристократия, были арианами), приняли в конце VI века православие, и тогда на Соборе в Толедо, для того чтобы особенно внушительным образом вчерашним арианам продемонстрировать равенство Ипостасей Отца и Сына, придумали для лучшего усвоения темы добавить в изложение учения об исхождении Святого Духа, что Он исходит не только от Отца, но и от Сына. Это особенным образом подчеркивает равночестность Сына Отцу в противоположность арианским заблуждениям, уничижающим Божественного Сына.

Таково происхождение филиокве, и потихоньку это представление стало разрастаться. Во времена патриарха Фотия и папы Николая это в конце концов было принято на Западе универсально, в том числе и в Риме. Тогда какое-то время общение было разорвано, но филиокве было лишь одной из причин, большую значимость в разрыве отношений имела личность патриарха Фотия, однако все-таки тогда общение было восстановлено и почти двести лет еще сохранялось, несмотря на то что Запад уже знал Символ веры с филиокве. Разумеется, есть еще ряд других разногласий, например хорошо известное учение о чистилище, которое тоже возникло еще во времена церковного единства.

– Подведя итог, нужно сказать, что мы, сохраняя учение семи Вселенских Соборов в первозданном и неприкосновенном виде, являемся истинной Православной Кафолической Церковью. Это нужно уяснить каждому верующему.

– Да, дела обстоят не так, что есть несколько альтернативных Церквей, и исторически так сложилось, что в России – Православная Церковь, а в Польше – Католическая. За этим стоит история Церкви и тот фундаментальный факт, что православие является учением, адекватным тому, которое было преподано Церкви Самим Спасителем через апостолов. Наша вера – апостольская, без изъяна.

– Мы говорим, что Христос – Глава Церкви. Расскажите подробнее об этом утверждении. Как это нужно правильно понимать? Буквально?

– Когда мы говорим, что Господь является Главой Церкви, то саму Церковь, в которой мы пребываем, уподобляем телу. Конечно, всякий образ неполноценен. Он не может выразить до конца всю полноту явления, им обозначаемого, но все-таки это очень выразительный образ. Подобно той значимости, которую имеет голова в человеческом теле, в теле церковном некоторым образом подобную значимость имеет Господь Иисус Христос как Голова этой Церкви. И это, само собой разумеется, нечто иное, чем когда мы говорим о главах Поместных Церквей, о епископе как главе местной Церкви – в этих случаях речь идет о частичном выполнении того главенства, которое принадлежит Христу. Священномученик Киприан Карфагенский особенно важное значение придавал словам: «Кому Церковь не Мать, тому Бог не Отец». И при этом действительной Кафолической Церковью считал только ту, которая находится вместе со своим епископом, преемником апостолов. В этом смысле не следует преувеличивать значимость этого главенства в каждом данном месте, которое принадлежит епископату Поместной Церкви, главам Поместных Церквей, каковыми являются Предстоятели: патриархи, архиепископы и митрополиты. Они все совершают свое служение во образ Господа Иисуса Христа, Единого Главы Вселенской Церкви.

– И поэтому мы едины?

– Да, поэтому.

– Скажите, ведь единство нужно сохранять и блюсти не только на уровне Поместных Церквей, государств, ведь еще и простому человеку нужно быть в единстве с Церковью…

– Конечно.

– Как можно не быть в единстве с Церковью? Бывают же какие-то личные убеждения, когда человеку что-то не нравится. Что Вы можете сказать о тех случаях, когда человек не принимает вероучение в частном порядке? Можно ли сказать, что это личный раскол?

– Вы, очевидно, имеете в виду человека, который крещен в Православной Церкви, считает себя православным, может быть, даже участвует в церковных таинствах и в то же время на уровне собственных убеждений не принимает некоторых элементов нашего вероучения. Человеческому уму свойственно заблуждаться. Если он искренне стремится к истине, то с Божией помощью, проявляя всяческое смирение, в конце концов придет к постижению истины. Во всяком случае, он придет к пониманию того, что личное человеческое сознание, собственный ум не обладают всеведением и человеку свойственно заблуждаться, поэтому и в быту, в обычных житейских делах люди способны отказываться от полной самоуверенности, признавая чей-то авторитет.

Авторитет Церкви – это авторитет, за которым стоит Евангелие, Господь Иисус Христос, апостолы, Вселенские Соборы, поэтому сомневающемуся человеку, если он серьезный и действительно желает постичь истину, можно только посоветовать углубиться в постижение истины. Ему не надо говорить (это будет даже вредно), что, мол, тебе этого не понять, принимай как есть. Если человек неграмотный и малосведущий, то в каких-то случаях можно и так успокоить, но в иных случаях ему надо что-то посоветовать, показать правильный путь к постижению истины, не запрещая читать то, что полемически заострено против истины. Но еще надо посоветовать не обольщаться своей личной способностью адекватно оценивать все и вся, а со смирением признавать авторитеты.

– Есть ли сейчас какие-то большие ереси в нашем мире? Есть ли какие-то проблемы, которые могут повлечь за собой церковный раскол? Как их можно выявить, бороться с ними, преодолевать? Может быть, мы не замечаем, а на самом деле это проблема нашей Церкви?

– В современном мире все большее влияние приобретают учения, чуждые Церкви, христианству, отрицающие присутствие в этом мире Божественного начала.

– Жизнь без Бога?

– Да. Перед лицом этой реальности по-разному ощущает себя человек, живущий изначально в иноверном или атеистическом мире, и человек, принадлежащий к народу, где есть традиция. Там, где мир изначально иной, есть привычные самоощущения для человека-христианина, что он идет против течения: мир идет в одну сторону, а он держится на камне своего исповедания. В России, православной стране, несмотря на долгую атеистическую историю, мы ощущаем под собой почву, традиции. Но мы видим, как в современном мире идет война (не столь острая, как это было в советское время, но, может быть, более жесткая) с Церковью, Христом, Богом.

– От каждого лично зависит, как происходит эта борьба.

– Да, поэтому тут тоже нам надо научаться идти против течения, когда это необходимо. Мы, люди старшего поколения, знаем, что это такое. Для вас, молодых, это немножко сложнее.

– Поэтому мы и общаемся с Вами, чтобы узнавать и познавать.

 

Ведущий Сергей Платонов
Расшифровка: Елена Кузоро