Беседы с батюшкой. Иоанн Предтеча

На вопросы телезрителей отвечает протоиерей Александр Рябков, клирик храма св. вмч. Димитрия Солунского в Коломягах. Передача из Санкт-Петербурга.

– Батюшка, наверно, стоит начать с Евангелия, откуда мы узнаем о тех событиях, которые вспоминаем сегодня и будем вспоминать завтра.

– Мы празднуем данное событие, хотя и знаем, что этот праздник очень горький, в какой-то мере с оттенком траура. Нужно сказать, кем для нас и для Церкви в целом является Иоанн Предтеча, какое он имеет значение, какое место занимает в Евангелии. «Предтеча» означает «предыдущий»: это тот, кто идет впереди, перед Господом, предвозвещая Его приход. Мы помним слова из Евангелия, сказанные о его служении: «Он призывал сделать прямыми пути Господу, чтобы всякий дол возвысился, всякий холм понизился». Это очень интересные слова, которые могут быть восприняты нами как некоторая литературная форма, поэзия, но на самом деле в этом заложен глубокий смысл: перед приходом Христа Иоанн Предтеча призывал понизиться всякую гордыню, самопревозношение и самолюбие, а всякую низость – возвыситься до готовности принять Христа. Он проповедник покаяния. Событие, которое мы вспоминаем, связано с его проповедью, потому что именно он указал людям на Господа: вот Агнец Божий, взявший на Себя грехи мира, Жених Церкви. Иоанн Предтеча в Церкви часто называется другом Жениха, который приготовил свадебный пир, то есть соединение людей с Богом. Проповедь покаяния, разумеется, была обширной, всеобщей. Для Иоанна Предтечи не было разницы, кто совершает грех: царь или последний нищий. Если некая знаменитость что-то совершает, обыватель всегда на это «клюет» и начинает ей подражать. А куда уж быть более знаменитым, чем царь! Конечно, Предтеча не мог мириться с развратом царя и его двора. Он понимал, что это губит весь народ, который подчиняется этому «царьку», ставленнику Рима Ироду Антипе, сыну того Ирода, которого мы называем Ирод Великий (он казнил 14 тысяч ­­(в Сирийской Церкви названо другое число – 65 тысяч) вифлеемских младенцев, хотя это скорее символические цифры).

Для нас важна личность Предтечи. Лучше обратиться к богослужению, потому что если в чем-то и есть некое богословское значение, то его всегда можно найти в Церкви. По слову святых, в том числе Григория Богослова, «тот, кто молится, тот и богослов». Богословие основано на молитве. Иоанн Предтеча в богослужении назван «ластовицей красной доброглаголевой» («красивая доброглаголевая ласточка» – по-славянски), «пустыннолюбивой горлицей», «голубем честным добрым», «голубицей». Это не просто поэзия: в эти эпитеты вложено все сердце церковного писателя, сочинителя многочисленных канонов. Что же богослужение говорит о значении Иоанна Предтечи? Что эта ласточка, горлица, голубица нам принесла? Весть о приходе божественной весны и прекращении зимы лютого безбожия. От таких точных слов и формулировок, таких текстов получаешь огромное духовное удовольствие. Сама жизнь «пустыннолюбивой горлицы», как Предтеча называется в богослужении, была обличением бесчестия. И вот Ирод Антипа заключает его под стражу, потому что он обличал его греховную жизнь. Из Евангелия мы знаем, что Ирод Антипа сожительствовал с женой своего брата, Ирода Филиппа. Иногда в Писании мы видим только второе имя: «жена брата Филиппа». У Ирода Великого было несколько детей от разных жен: Ирод Агриппа, Ирод Антипа, Ирод Филипп I. Оговоримся, что Ирод Великий для нас велик только своими злодеяниями, хотя историки дают ему другую оценку: некоторые даже находят в нем черты строителя (строительство амфитеатра, дворцов, языческих храмов, перестройка Второго Иерусалимского храма – несмотря на то что он строил и языческие храмы: он был разносторонним человеком, и его дети тоже были разносторонними). Но и дети Ирода Великого унаследовали его жестокость.

Многие читали Евангелие и наверняка помнят событие, которое повлекло за собой казнь Иоанна Предтечи. Разумеется, его люто ненавидела сожительница Ирода, Иродиада. Она подговорила свою дочь, которая танцевала перед пьяными гостями царя во время дня его рождения, потребовать от Ирода голову Иоанна Крестителя. Церковь дает этому танцу прямую оценку: это был блудный танец. Жизнь Предтечи стала ценой за блудное плясание. Ни о каком фольклоре, эстетическом, культурном наслаждении тут не было и речи. Ирод сказал, что дочь Иродиады может потребовать все, что захочет, и та выполнила желание матери. Мы можем себе представить эту картину: сборище пьяных сластолюбивых людей, пьянка которых заканчивается трагедией. Но для нас важно то, что и в этом было служение Иоанна – он обличал выпячивание греха, а не говорил: «вы грешники, а я святой», как часто поступаем мы. Он не боялся опасности, которая при этом для него возникала. Он обличал царя, а не просто какого-то бездомного. Церковь называет Иоанна Предтечу вторым Илией. Илия – пророк, который обличал жрецов, подчиняющихся иудейским, еврейским, израильским царям, и безбожие.

На личность святого всегда лучше смотреть через призму богослужения. Житие представляет нам некую обобщенную картину, а богослужение показывает значение святого и особенные черты его служения. Церковь обращается к пророку Иоанну: «Как тебя наречем, пророче? Апостол ли ты, мученик или земной ангел?» Святой Иоанн Предтеча – первый монах, и православное монашество в своем служении и жизнедеятельности опирается именно на него. Он и земной ангел, потому что впервые принял ангельский чин, и апостол, потому что готовил путь Христу, и первый мученик. Можно подумать: какой же он мученик, если пострадал не за Христа? И это очень важный момент: он пострадал именно за Христа, за Христову правду. Мы можем сказать: такие же страстотерпцы и святые Борис и Глеб. Они тоже пострадали за Христову правду. Это была вершина служения ей. Кровь мучеников – семя христианства. Мы знаем это еще со времен Древней Церкви. Жизнь, которую отдают за Христову правду, – жизнь, которая отдается за Христа. Поэтому Иоанн Предтеча – мученик.

Говоря о богослужении, мы не можем пройти мимо даты 29 августа (по старому стилю). Это число совпадает (здесь мы уже опираемся не на житие, а на мнение профессора Болотова, известного церковного историка) с первым днем месяца талмуд в Египте и первым днем месяца навасард в Армении и Палестине. То есть это древний языческий Новый год. Все сразу становится понятным. Для нас не откровение, что такое Новый год и какую опасность таит в себе его празднование. И можно себе представить, какую духовную, нравственную опасность нес в себе языческий Новый год. Поэтому понятно, почему Церковь в свое время назначила праздник, связанный с сугубым постом, на этот день, чтобы отменить те беснования, в которые могли погружаться люди. Хотя для нас этот день не связан с гражданским или каким-то другим новолетием, а языческий праздник был ближневосточной традицией, и от нас она далека. Он важен для нас, так как противостоит греху, чувственности, страстности. Не будет лишним снова напомнить об этом празднике и пропустить его через сердце. Завтра, придя в храм, мы увидим, что после литургии будет служиться молебен о тех людях, которые попали под влияние греховной плоти и страстности: о страдающих от алкоголизма и наркомании. Прекрасно, что этот молебен назначен священноначалием именно на этот день. Он должен вдохновить людей, в том числе и тех, кто борется с грехом в себе, и наших сродников, которые страдают от греховности своих близких, и вдохновить Церковь на то, чтобы нести проповедь благочестия не только словами, но и своим примером. Это важно, потому что и Церковь, и Иоанн Предтеча (как родоначальник проповеди) проповедуют покаяние. Покаяние беспрерывно. Как апостол Павел заповедовал нам непрестанно молиться, так и Церковь проповедует нам непрестанное покаяние. Но покаяние не исчерпывается исповедью, частным признанием своей греховности. Покаяние – это вся жизнь. Пример этому – святые.

– Хорошо, что Вы затронули тему поста. Дни памяти мучеников для нас – праздники. Служится полиелей, это особенные торжества, исполненные радости, а здесь – день траура. Почему так?

– Верно, отец Михаил. Мы опять возвращаемся к богослужению. Там лаконично сказано: «Убийством бо пианство Ирод раствори». То есть именно пьянство, которое распоясало волю людей, их чувства и полностью обезумевшее сознание, стало причиной того, что было совершено великое преступление. Поэтому в этот день мы строго постимся: именно пьянство, чревоугодие и блудная страсть и самого Ирода Антипы, и его гостей привели к убийству Предтечи. День мученичества святого – день его рождения для вечности. Есть и другой компонент данного праздника: Иоанн взошел не на небеса, а в шеол (тартар, аид, выражаясь языком того времени) и впервые принес туда проповедь об уже пришедшем Христе и скором освобождении людских душ из ада. Даже души праведников шли в шеол, потому что была необходима Жертва Христова, которая бы их освободила от этого заключения. Грехопадение увлекало в шеол всех, даже исполнение ветхозаветного закона не позволяло восходить к Богу. Хотя есть исключения: Енох и Илия были взяты на небеса.

Что такое пост? Это первый шаг в борьбе со страстями, грехом. Для чего ведется эта борьба? «Грех» – от одного греческого слова, означающего «непопадание в цель». Но грех – это и ошибка, заблуждение, неправильный выбор, преступление не только против Бога, но и против своей природы. Пост как ничто другое позволяет нам привести в порядок, подчинение свою природу. Начинается наше восхождение к Богу с подавления своих страстей и желаний. Светский мир не принимает этого подавления, оно для нас неприемлемо. А это очень важно – и это признает не только Церковь, но и светские науки. Вспоминается одна цитата Гастона Башляра, известного французского философа и искусствоведа: «Подавление – начало всякой культуры и научной деятельности». Потому что любая научная деятельность и культура требует рамок, границ и твердых законов. Если их нет, никакой культуры быть не может.

Поэтому культура нашей души тоже требует рамок, законов, предписаний и их соблюдения. Из подавления следует радость победы над самим собой. Когда мы ее вкусим, мы ищем радости общения с Богом, соединения с Ним. Мы видим свободу. Освобождение от страстей – уже начаток радости о Христе Иисусе. Посмотрим, кто был свободнее: царь или Иоанн Предтеча? Разумеется, Иоанн Предтеча. Но как он достиг этой свободы! Он не имел никакой связи с вещественностью. Он ушел в пустыню. Царь обладает аппаратом власти, войском, но он несвободен. Перед своими пьяными гостями он не может отменить своего слова, сказать убийству «нет». Хотя у апостола и евангелиста Марка есть упоминание того факта, что Ирод не хотел казнить Иоанна Предтечу. Царь несвободен в своих решениях, он раб условностей. А Иоанн Предтеча – нет, потому что он уже подавил в себе все чувственное. Мы говорили о том, что он первый мученик. Вспомним мученичество апостола Андрея. Градоначальник города Патары стращал апостола распятием, но тот ответил: «Если бы я боялся креста, я бы его не проповедовал». Как лаконично, как невероятно просто! В этих словах сквозит свобода. Конечно, для нас это непонятно, это нечто недостижимое. «Как же нам можно приблизиться к этой свободе? Нам что, тоже уходить в пустыню?» – подумают наши телезрители. Обратимся к словам святого Феофана Затворника: «Пустыня – это быть с глазу на глаз с Господом. В пустыне можно быть в своем сердце. Можно быть среди суматохи мирской как в пустыне и быть в суматохе мирской, пребывая в келье».

– Вопрос от телезрительницы из Москвы: «Завтра прискорбный праздник. Можно ли причащаться в этот день?»

– Конечно, причащаться нужно. Литургия совершается для того, чтобы мы причащались. Праздник напрямую связан с Господом, потому что обезумевшее человечество, которое убило Предтечу, через некоторое время убило и Христа, Который тоже шел вразрез с его традициями. Не с традициями какого-то отдельного народа, а со всеми знакомыми нам мирскими традициями и условностями, плотской чувственностью. У Гумилева есть стихотворение: «… в пьяном счастье, в тоске безотчетной прямо в солнце пускает стрелу». Здесь происходит то же самое. Гости Ирода «в пьяном счастье пускают стрелу прямо в солнце» – в Предтечу. По привычке Солнцем мы называем Христа (Солнце Правды, Восток востоков), но к Нему очень близок Предтеча. Он друг Жениха, почти Солнце, но его казнят: усекают главу. Другой цели пьяные гости Ирода не находят. Эти обезумевшие люди попирают святыню. Причастие особенно помогает нам обрести и свое сердце как пустыню, и Христа в своем сердце.

Какова последовательность нашего обретения Христа? Во-первых, мы должны сказать о последовательности прихода в наше сердце греха. У святых отцов мнения немного разнятся: прилог, сочетание, собеседование, пленение, а потом уже – страсть. Теперь надо подумать, как же нам избавиться от этого. Для чего нам от этого избавляться, мы сказали: для свободы. Но сначала нужно поверить, что это свобода, ведь многие остаются при мнении, что свобода – своеволие. Но мы, христиане, приходим к тому, что свобода – именно подавление своей воли и направление ее на сотворение добра, блага и приобретение общения с Богом. Многие люди, которые были порабощены грехом, особенно плотским, и сумели с помощью Бога, молитвы и Церкви побороть в себе эту тягу, смогут сказать, какую свободу ощутили.

А люди, которых грех еще не привел к полному порабощению и деградации, пока думают, что свобода – это своеволие. Из Евангелия мы помним, что семя, падая, дает плоды только в подготовленной почве. И наше сердце должно быть готово. У греховности много корней: во-первых, гордыня. Гордыня – корень всех грехов. Нам скажут: «Это уже известная фраза». Гордыня – себялюбие. Себялюбие опустошает душу, делает ее праздной, пустой. И что же эту душу населяет? Не будем говорить про легионы демонов. Душу населяет множество желаний. Недавно у одного фольклориста, Василия Семеновича Березайского, я встретил интересную фразу: «Желания, как и вечность, беспредельны». Нашу хладную душу, которую терзает печаль, наполняет бесконечное множество желаний, разрывающих нас и просящих удовлетворения. Это не свобода, а рабство. «Желания, как и вечность, беспредельны», а нам всем надо прийти в вечность. Мы переходим в вечность с беспредельной вечностью желаний. Страшно, что мы переходим неочищенные, неподготовленные туда, где нет и не будет способа для реализации желаний. Мы не можем реализовать эти желания и на земле. Наша душа в суете: как бы нам попробовать и то и это, вкусить того и другого, все пережить. Что же будет, когда мы перейдем в вечность, где у нас не будет тела, плоти, с этими копошащимися, как змеи, желаниями в душе? Это страшно, но страшно и другое: в вечности мы не только не можем исполнить свои желания (это неважно), но и принести достойные плоды покаяния. Плоти нет – и нам больше не с чем бороться, нечего показывать Господу и не от чего освобождаться. Плоть дана нам для того, чтобы мы освободили от греховных желаний свою душу, сделали ее чистой. Она помогает сформировать душу. Плоть – храм нашей души и Святого Духа после крещения и миропомазания.

Сегодня вечером мы будем читать молитву святого Иоанна Златоуста: «Избавь нас от неведения, забвения, малодушия и окамененного нечувствия». Здесь все понятно. Душа несвободна: она превращается из общающейся с Богом в невежественную, ее охватывает тьма неведения и паралич чувств (святые отцы используют термины «атараксия» и «апония» – «безболие» по-гречески). Он часто возникает, особенно после совершения тяжкого плотского греха. В строках молитвы встречается и слово «малодушие». Что это? Трусость? Грех сужает душу, не дает ей развернуться, сформироваться. Малодушие – короста греха. Задача подвижника и любого христианина – «выпрямить» свою историю. Апостол Павел сказал: «Мы постоянно, как пес, возвращаемся на свою блевотину». Совершили грех, он нас контузил, мы тягостно от него восстанавливаемся, приходим в более-менее нормальное состояние, гордимся, возвышаемся над самими собой – и снова впадаем в грех. Это круговорот греха в природе, который и формирует «окамененное нечувствие». Малодушие – это трусость. Посмотрим на человека, который терзается страстями и желаниями. Разве у него нет страхов? Страхи постоянные: не успеть, не попробовать, получить наказание, что-то потерять и даже безотчетные страхи (безотчетная печаль, тоска). Здесь нам снова поможет знание русского языка: страсть, страх и страдание – однокоренные слова. Страсть порождает страх, неуверенность и страдание. История жизни христианина – это прямое восхождение к Богу. Мы должны разомкнуть этот круг повторяющегося грехопадения и возвести свою жизнь к Богу. Для этого нам требуется уход в себя, в молитву. Мы не говорим о бесстрастии.

– Вопрос от телезрительницы из Санкт-Петербурга: «Когда Ирод отказался от своей первой жены, то ее отец, как я прочитала в житиях святых, пошел на него войной. Не было ли в этом политической причины кроме отцовской любви?»

– Можно обратиться к книге Иосифа Флавия «Иудейские древности». Там описывается данная ситуация. Скажем только, что Иродиада была внучкой Ирода Великого, то есть Ирод Филипп был женат на племяннице. Получается, что Ирод Антипа тоже жил со своей племянницей. Это, видимо, не противоречило традиции, в отличие от того, что брат взял в жены супругу брата: это больше шокировало общество. Именно это называлось кровосмешением. Наверно, по причине такого нечестивого поступка отец первой жены Ирода Антипы и пошел на него войной. Хотя я не припоминаю у Иосифа Флавия таких подробностей.

Мы говорили о грехе и рецепте нашего исцеления. В нашем языке есть слово «смирение», «смиренномудрие». Пример смирения нам дают святые. Святой XX века Силуан Афонский сказал, как достичь смирения: «Держи свой ум во аде и не отчаивайся». Эта фраза не всегда понимается до конца. Лучше сопоставить это выражение со словами древних святых, например Пимена Великого, который говорил своим ученикам: «Чада, поверьте мне: там, где сатана, буду я». И это не лукавство, не игра на публику. Святой, который вплотную приблизился к Богу, видит в себе не какие-то грубые грехи – он видит нашу человеческую греховность, невероятную святость Господа и падение нашей природы. Потому он так и переживает. То же самое говорил и святой Антоний Великий: «Все спасутся, а я погибну». Господь вывел его в город, показал на сапожника: «Простой сапожник спасается лучше, чем вы, монахи». Во граде можно пребывать как в пустыне. В среде русских философов, в семьях Аксаковых и Киреевских, возникла другая знакомая нам фраза: «монастырь в миру». Это уже XIX век. Нужно углубляться в свое сердце и стремиться к бесстрастию. Но не надо прыгать через ступени. Ведь недаром самый главный учебник по бесстрастию, восхождению к Богу называется «Лествица» («Лестница»). Это книга святого Иоанна Лествичника Синайского. Он говорит о том, что важна поэтапность. Если мы будем прыгать через ступени, то можем свернуть себе шею. Мы знаем, какую опасность представляет собой прелесть. Бесстрастие – это вершина. По-гречески это слово звучит как «апатия». В нашей сегодняшней жизни произошло ужасное искажение данного понятия. Мы говорили сегодня об окамененном нечувствии, и часто апатией называется именно окамененное нечувствие, уныние, отчаяние и тоска. Бесстрастие для нас недостижимо, поэтому важно начать действовать не в сфере апатии, а в сфере беспристрастия, постаравшись сократить количество своих пристрастий к мирским вещам. Пост – прекрасная школа. Завтра стоит ради Иоанна Предтечи и ради этого праздника прикоснуться к беспристрастности (не к бесстрастию, потому что для нас, может быть, это еще высоко и желать этого будет слишком высокомерно).

– В Евангелии Господь говорит о Себе и Иоанне Предтече: «Пришел Иоанн Предтеча. Он не ест и не пьет. Вы говорите: в нем бес. Пришел Сын Человеческий. Он ест и пьет. Он друг мытарям и грешникам». Иоанн Предтеча задает нам недостижимую аскетическую, практически монашескую планку. А Господь Иисус Христос говорит о том образе жизни, когда можно и есть, и пить – и при этом быть праведником. Как это можно объяснить?

– Конечно, совместная трапеза нашего Господа в любом доме, Который Он посетил, несопоставима с трапезой у Ирода. Есть и пить можно по-разному, в том числе во славу Божию. Недаром у отца Александра Шмемана есть такое выражение: «Еда – это любовь Божия, ставшая съедобной». К пище сразу появляется другое отношение. Мы сядем за столик за семейной трапезой, посмотрим на еду (неважно, много ее или мало – лучше пусть ее будет умеренное количество), вспомним эти слова – и поймем их. Тогда мы не станем набивать холодильник, чтобы все гнило и портилось, а затем мы выкидывали бы это в помойное ведро. Мы будем по-другому к этому относиться. Когда мы видим стакан воды или кусок хлеба, мы понимаем, что это нам послал Господь. А ведь мы и просили у Него только этого. Вспомним молитву «Отче наш»: «Хлеб наш насущный даждь нам днесь». А ведь мы часто размышляем: «И тут Бог не помог, и здесь кто-то занял мое место на карьерной лестнице, я не сумел этим летом поехать на курорт. Как же так: Господь мне не помогает». Но пример – в молитве «Отче наш». Все, что мы сегодня имеем кроме стакана воды и куска хлеба, Господь дал нам сверх насущного. За это надо благодарить. Это откровение для нас. Если мы его примем, оно сделает нас очень благодарными, а следствие благодарности – радость. Ведь можно благодарить только за то, что приносит радость. Не пьяное счастье Ирода, а подлинная радость о Христе Иисусе.

У Господа есть другие слова: «Мы играли вам на свирели – вы не плясали, мы пели вам печальные песни – вы не плакали». Человеку не угодить. То же самое можно сказать и про насущный хлеб. Кто-то говорит о Церкви, что она проповедует невозможное покаяние и отрешение от плотских удовольствий и что это противоестественно. Мы талдычим известную фразу, восходящую к эпохе Возрождения в Европе: «Что естественно, то небезобразно». А теперь восходим к тому, что небезобразно даже противоестественное. «Желания, как и вечность, беспредельны». Наше своеволие тоже беспредельно. Говорят и наоборот: «Вы мало проповедуете отрешенность от мира своим примером. Уходите из мира». Я думаю, что это желание тоже «с прицелом»: уйдите из мира, чтобы нам было легче грешить. Есть ряд людей, которые уходили из мира. Пример Иоанна для нас недостижим. В сердце может быть пустыня. Отрешенность от страстности достижима. Но в плане «бескровного мученичества», как говорит Церковь, это исключительные личности: Иоанн Предтеча, Антоний Великий, Пимен Великий, Серафим Саровский и другие святые. Но они уходили не от мира. Уходя от суматохи мира и прерывая с ней связь, они как раз и молились за мир. Они не покидали мир своими мыслями, сопереживаниями, соболезнованиями, скорбью о мире. Когда они уходили от мирских планов, постоянного «построения Вавилонской башни», они приносили больше пользы. Мы знаем, что к египетским святым (Антонию, Пимену и другим) даже с Запада стекались люди. Святой Иоанн Кассиан Римлянин пришел к ним из Марселя и составил свой Устав, который принес на Запад. На Западе он не был принят, но отличное от римского ирландское монашество, которое потом заглохло, приняло этот Устав. И Патрик Ирландский свое монашеское служение и жизнь строил как раз на Уставе святого Иоанна Кассиана.

 

Ведущий: диакон Михаил Кудрявцев
Расшифровка: Арсения Волкова