Читаем Добротолюбие. «Застарелые язвы». Часть 2. Священник Константин Корепанов

Когда язва еще нова и горяча, тогда она легко врачуется; но застарелые, оставленные в небрежении, и запущенные язвы не легко врачуются, и для уврачевания своего требуют многого труда, резания, присыпания и прижигания. Многие раны от времени делаются неисцельными, но «у Бога вся возможна суть» (Мф. 19, 26).

Начав разговор по поводу этого абзаца, мы говорили, что происходит с нашими грехами, когда мы их не вырываем из сердца, не исповедуем, когда мы в них не раскаиваемся, не каемся. Вот тогда мы описывали, что происходит с человеком.

Есть второе очень нехорошее в этом отношении бедствие, всех нас мучающее. И со всеми нами, если нам придется однажды прийти в Церковь и уверовать в Бога наконец-то, это происходит. Речь идет о страстях.

Доброе дело, когда человек страстный (ну, почти все люди страстные) вдруг уверовал во Христа, послушался голоса разума и священника и прошел огласительный период своей жизни, как следует подготовившись ко крещению. Тогда он в этой купели исцеляется от страстей, он становится другим человеком, как это и происходило раньше. Но об этом приходится только мечтать. К сожалению, так бывает крайне редко в наше время.

Большинство людей крестились сколько-то лет назад, после этого жили как хотели, делали что хотели и развили в себе некоторое количество страстей, и возможности войти в купель у них уже нет. Есть только путь покаяния. Вот они обращаются к Богу, начинают учиться молитве, учиться вере, начинают исповедоваться, причащаться. И те страсти, которые они приобрели, таким погружением в купель не исцелишь. И как категорично и очень жестко говорит на эту тему преподобный Симеон Новый Богослов, придется истратить такое же количество воды, которое потребовалось на наше крещение. Это, конечно, метафора, но очень яркая, показывающая, что так просто, движением волшебной палочки преображение не произойдет. Только перед купелью просто, да и то есть определенные условия – вера и покаяние, а после купели – только через слезы.

И мы видели, например, в житии преподобной Марии Египетской: чтобы получить исцеление, нужно побороться, побарахтаться с этими страстями столько, сколько в них валялся. Время ко времени, день ко дню. Конечно, Мария Египетская хуже всех, она грешила каждый день, да не по разу. Все-таки редкий человек так ненасытен упиванием страстями. Поэтому, конечно, счет там другой. Тем не менее каждый сделанный нами страстный поступок укореняет нас в страсти, он делает нас зависимыми, вся наша душа привыкает услаждаться этой страстью.

Для того чтобы исцелиться от этой страсти, естественно, логично, законно вырвать душу из плена страстей. Если наша душа, скажем, 48 волосиками присосалась к этой страсти, то каждый волосочек нужно отрезать. А если наша душа 500 волосиками вляпалась в паутинку, то, естественно, нужно каждую эту волосиночку отрезать.

Всякий раз, когда мы соуслаждались страсти, всякий этот момент самоуслаждения нужно искоренить горечью. Отрываясь от этой страсти, мы испытываем горечь. Когда мы отрываемся от какой-то привычки, нам нехорошо, нам, может быть, не горько, но больно; может быть, не больно, но уныло. Но какое-то печальное, неприятное, лишенное удовольствия переживание мы должны пережить, чтобы сладость страсти пожечь горечью терпения ради Христа.

Конечно, разные страсти по-разному в нас образовались, разными способами мы от них зависимы. Бывают страсти, когда человек делается зависимым от чисто плотского удовольствия, то есть есть некая сладость, которую человек вкушает, потому что эта сладость приятная. Собственно, понятно, какие грехи в этом по преимуществу участвуют, хотя не так все однозначно, но, в общем-то, люди понимают, как это происходит: вкусная еда сама по себе вкусная, приятная. Человеку приятен этот вкус, который он испытывает. И он привязывается к этой самой сладости.

А бывают страсти, которые появляются из-за гордыни. То есть человек гордый, надменный, высокоумный, человек бунтует, стремится проявить свое «я». И в этом состоянии могут быть не только люди, которые горды, самолюбивы, надменны. Сюда могут относиться люди, которые из-за этой самой гордыни и впадают в те или иные страсти. То есть они пьют не потому, что им нравится состояние опьянения, а потому, что пьют и не могут это бросить. Они этого не хотят, но не могут не пить. Или, скажем, блуд и разврат у них не потому, почему это делала преподобная Мария Египетская (ей нравился сам процесс), а потому, что они когда-то были целомудренны, чисты, но из-за того, что они горды, Бог предал их превратному уму делать непотребства так, чтобы они в конце концов смирились. И страсть возникает не из-за стремления к плотскому удовольствию, а из-за гордыни.

Поэтому, естественно, даже духовник не сможет определить с одного взгляда, почему у человека та или иная страсть. Но если у человека страсть развилась из-за плотского влечения, то эту страсть можно преодолеть тем, что человек воздерживается от тех или иных приятных вещей. Все легко и просто. Если тянет еда – я от нее воздерживаюсь. Мне от этого неприятно. Но каждый день, проведенный в этой неприятности, в конце концов исцеляет меня от страсти. Или воздерживаться от блуда и плотских удовольствий. И каждый день этого воздержания исцеляет меня от страсти.

Сам механизм понятен, и преодолеть это несложно. Если человек привязался к чему-то из-за сладости, из-за удовольствия, то с помощью Божьей, во Христе, терпя неудовольствие, уныние, печаль, терпя оставление этой страсти, он достаточно понятно, легко и быстро от этой страсти избавляется.

Хуже, когда по второму виду страсть была некой производной от гордыни. И тогда просто так воздержанием, скажем, от еды или от плотских удовольствий ничего не добьешься, потому что именно это и приведет человека к тому, что в нем будет возрастать гордыня. Вроде хорошо не есть – он не ест. А в конце концов развивается самомнение, и сделать ничего не можешь. Чтобы он не погиб, ему снова попускается впадать в страсть. И получается, что этот момент не решился.

Если ты, скажем, получил страсть для того, чтобы смириться, чтобы ты смирил свою гордыню, а ты, обратившись ко Христу, собираешься воздерживаться от этой страсти, ничего не выйдет, не получится, сил у тебя не будет, ты весь измучаешься. И надо лечить именно гордыню, тогда приросшее отпадет само.

А гордыня лечится скорбями, направленными именно на наш имидж, наше мнение, на наше имя, нас обвиняют, позорят, нас не замечают, унижают. То есть мы проходим исцеление не прямым способом, не отсечением привычных удовольствий, а через сокрушение гордыни.

Очень часто люди, которым Бог посылает такие замечательные лекарства в виде клеветы, унижения, неприязни или позора, сопротивляются и говорят: «За что?» Вовсе не понимая, что таким образом Бог исцеляет их от гордыни, которая является причиной их страстной зависимости. Тогда исцеление этой застарелой язвы касается именно того, сколько лет человек ходил в славе, сколько лет питал свою гордыню. Сколько лет он пребывал в известности, столько лет ему приходится пребывать в безвестности, в борьбе, в озлоблении близких и так далее.

И третья, на мой взгляд, самая распространенная беда, связанная с застарелостью наших греховных язв, это застарелые обиды. Они особенно важны, и вот по какой причине.

Вот мы обиделись. Давно, еще ребенком были. На папу, на маму, на брата, на учителя. А кто не обижается? Все обижаются, жизнь такая человеческая. Обиделся на друга, на бабушку, на кого угодно. Через несколько часов или дней мы возобновляем общение, делая вид, что ничего не произошло. Хорошая еда, солнечная погода, вовремя пришедшие друзья, фильм, книга, купание летом, катание на лыжах зимой, каток, шопинг… Есть много душевных радостей и удовольствий, которые возвращают хорошее настроение, возвращают в жизненный тонус. Я думаю: «Да какая разница? Зачем время зря терять, дуться на человека?» И возобновляю с ним общение как ни в чем не бывало. Если обида небольшая, неглубокая, то вообще через несколько часов мы уже снова готовы общаться. А если обида серьезная, тяжелая, унизительная, то все равно как-то через несколько дней, благодаря благоприятному стечению обстоятельств, я возвращаюсь к более или менее нормальному общению с тем, на кого имел обиду.

Такое редко бывает, но, допустим, этот человек, с которым я возобновил общение, больше подобных вещей не повторяет, и я прекрасно с ним общаюсь даже много лет. И когда, допустим, мне кто-нибудь напомнит, что он меня обидел, я говорю: «Да нет! Это все забыто, это все поросло быльем. Кто прошлое помянет, тому глаз вон. Все это закрыто, и я больше на него не сержусь». И вот так идет жизнь человека...

Если бы других, кроме одной-единственной, обид не было, наверно, и катастрофических последствий тоже бы не было. Но, к сожалению, мы живем в мире таком, какой он есть. И в этом мире мы неизбежно накапливаем обиды. И от конкретных людей их становится все больше и больше, и чем ближе они телесно, душевно, тем больше они оставляют след в душе, но есть еще и разные другие люди. И обид в сердце становится очень и очень много.

Если человек неверующий, то эти накопленные обиды постепенно все равно оседают в его сердце, приводя его к раздраженной импульсивности, гневу, вспыльчивости, он всегда готов защищать себя от любых нападений, от любых покушений на его душевное спокойствие, или в нем развивается депрессия, совершенное неприятие людей, такое тягостное состояние: «как меня все это достало, никакой жизни в этом мире нет».

Но если человек верующий, то для него этот вопрос становится не то что не очень случайным, он становится принципиальным. Для того чтобы вступить в общение с Богом во Христе, человек должен совершенно со всеми примириться, он должен всем все простить. Как мы это поем в пасхальные дни: «простим все воскресением». Если мы приступаем к Богу, умершему за наши грехи, у нас ничего другого нет, мы должны простить всех, всем все отпустить. Это условие нашего примирения с Богом. «Отпустите всем, как Я отпускаю вам, простите все, как Я прощаю вам». Совершенно, безусловно всем все и до конца.

Вот молитва «Отче наш» как постоянный набат, который напоминает, что ты не можешь никаким образом приступить к Богу, потому что возможность обращения к Богу начинается при прощении твоих грехов. Христос прощает грехи всем при одном условии: если мы простим всех, мы сразу входим в общение со Христом. А мы не простили, то есть у нас на сердце застарелые обиды, и они дают о себе знать.

Опять повторю мысль, сказанную по поводу страстей: если бы мы все эти накопленные обиды принесли к купели и нам просто сказал бы батюшка, что надо всех простить, и мы бы, мысленно перебрав людей, с которыми встречались, смогли бы их простить, то наше сердце омылось бы, очистилось. И начинаем жизнь как бы с нового листа. Но в том-то и беда, что эти обиды накоплены нами уже после того, как мы крестились, как погрузились в купель и даже, быть может, причастились Тела и Крови Иисуса Христа. И поэтому совершенно невозможно дальше выстраивать отношения с Богом, если у нас есть непрощенные обиды.

В книге «Добротолюбие» несколько десятков свидетельств святых отцов о том, что обиженный человек, хранящий обиду, несущий в себе свою обиду, не может примириться со Христом и не может даже помолиться, он лишен дерзновения.

Это не единственная, но одна из причин, почему молитва у нас, несмотря ни на что, не получается. Вроде мы делаем и то, и другое, и третье. Но поскольку мы пришли в Церковь много позже совершенного над нами таинства Крещения и не простили тех, кого простить должны, то теперь у нас стоит задача: надо отпустить от сердца все согрешения согрешивших против нас.

Что-то мы помнили, за человека помолились, смотрим: сердце отпустило. Но большинство случаев мы не помним. И тогда Бог посылает нам обижающих нас людей. Но мы теперь сознательно верующие, и мы по заповеди начинаем за этих людей, обижающих нас, молиться. И это дается нам с усилием, трудно. Не так легко, как всякому христианину должно бы быть, потому что он понимает, чувствует, переживает, что каждый есть ближний, и желает ему спастись; и желает, чтобы человек не был наказан, и молится достаточно легко. Но нам эта молитва за обижающих дается трудно именно потому, что на нас, как морские якоря, как плиты на больших кранах, висят непрощенные обиды всей нашей жизни. Этот весь пласт надо вырвать. И потому молитва за обижающих дается с трудом.

Но, молясь, принуждая себя к молитве за обижающих, я не только достигаю какой-то тактической задачи, мира с тем, кто обижает меня сейчас, но выкорчевываю эти самые нанесенные обиды, потому что тяжело молиться за врагов, за обижающих, ведь на сердце очень много непрощенных обид.

Эта деятельность нашей души по молитве за тех, кто нам сейчас делает плохо, выкорчевывает, очищает наше сердце. Поэтому когда появляется человек, нас обижающий (и нам невыносимо трудно это принять), надо понять, представить, вспомнить: Бог посылает этого человека не только и не столько потому, что я сейчас плохой, а для того, чтобы очистить меня от прежде совершенных неправд, очистить сердце от обид, чтобы можно было прикоснуться к Его любви.

Записала Инна Корепанова