Читаем Добротолюбие. «Истинное покаяние». Священник Константин Корепанов

Но здесь же преподобный Иоанн Лествичник пишет и для монахов. Тринадцатый абзац:

Все житие монашеское содержится в трех главных устроениях и образах подвига: или в подвижническом уединении и отшельничестве; или в том, чтобы безмолвствовать с одним и, много, с двумя; или, наконец, в том, чтобы терпеливо пребывать в общежитии.

Указаны три образа, которыми могут жить монашествующие: либо совершенно одни, либо вдвоем-втроем, не больше, либо множество в рамках монашеского общежития. Для первого и второго образа жизни монашествующих преподобный Иоанн Лествичник указывает необходимость исихии, это терпение и безмолствование с молитвой. А для второго способа, для монашеского общежития, необходимо то же самое терпение, но главным становится: друг друга тяготы носите (Гал. 6, 2).

Мы видим, что хотя молитва предполагается во всех трех способах, но она не подчеркнута, не выделена как некий главный аспект этой самой деятельности, не гиперболизирована так, как это сделано сейчас. Указано слово, что нужен подвиг отшельничества, но не сказано, что главное там молитва. Безмолвие, слово «исихия», употреблено, но тоже не выделено. Оно подразумевается, естественно. Зачем еще человеку уединяться? Для чего еще человеку уходить в монастырь? Подразумевается сугубо монашеская молитвенная жизнь.

То есть мы вполне можем применить слова преподобного Серафима Саровского о том, что монах без молитвы есть черная головешка, не более того. Но тем не менее здесь молитва как главная, фундаментальная деятельность монаха не подчеркнута. Акцент даже в отношении монашеского служения сделан на вере, терпении, послушании Богу, ибо Бог определяет, в каком именно статусе тебе лучше подвизаться.

То есть даже в отношении монашеского подвига преподобный Иоанн Лествичник делает акцент на вере и терпении как необходимых условиях для организации молитвенной жизни. Это то же самое, в сущности, что требуется для мирянина, то же самое, в сущности, что требуется для всякого верующего во Христа человека.

У нас сложилось восприятие семейной жизни как жизни неполноценно христианской. Ну да, живут люди, как бы недохристиане, потому что подвига у них никакого нет, никаких аскетических трудов они не несут. Какие могут быть аскетические труды, когда у человека жена под боком? О какой аскезе тут можно говорить? Понятное дело, что постоянно утешаешься, постоянно наслаждаешься, постоянно есть рядом человек, который разделяет с тобой труды, трудности, разные бытовые препятствия – все легче. На самом деле это не настоящий подвиг, а потому не настоящее христианство. А вот монашество – жизнь совершенно подвижническая, жизнь безусловно духовная; и совершенно безусловно поэтому христианская.

Поэтому если человек семейный, женатый, замужний, возникает ощущение, что никакой он не христианин, так, из милости только его терпят. Если он еще не женился, если она еще не вышла замуж, то им нравится мыслить о высоте монашеского подвига. И многие, кто уже имеет семью и вкусили все прелести семейной жизни, мечтают: «Вот бы наконец-то посвятить себя настоящему подвижничеству, настоящему христианству и уйти в монастырь, где только и есть духовная жизнь».

Но на самом деле такого разделения, такого отношения к браку как к неполноценности или отношения к монашеству как только к подлинному духовному деланию, не было в начале церковного бытия, не было в начале церковной истории. Это никак не нашло отражения в Евангелии, в Посланиях апостолов, нигде у первых христиан мы этого не видим.

Правила святых Соборов категорично и четко засвидетельствовали, что и путь брака, и путь монашества совершенно равнозначны и совершенно одинаковы перед Богом в смысле стяжания даров Святого Духа. Даже есть определенные прещения, запрещающие одним превозноситься над другими.

Тем не менее эта никем специально не внушаемая мысль постепенно разъедает, отравляет, в общем-то, христианское сознание. И возникает этот самый перекос, и о нем постоянно свидетельствуют люди, находящиеся в Церкви или приходящие в Церковь.

Забывается, собственно, фундаментальное свидетельство христианства, то свидетельство, которое и делает христиан христианами. Христиане живут верой. Эта вера соединяет каждого верующего в Духе Святом со Христом. Так что Духом Святым Христос вселяется в сердце человека, через это вселение прощает ему грехи, очищает его от всех скверных страстей и побуждает его творить волю Божью (как каждому Бог определил). Как говорит об этом премногажды апостол Павел в седьмой главе Послания к Коринфянам. То есть на этом пути воли Божьей, которую определяет Бог и которую опознает человек, человек должен исполнять Христовы заповеди, сохраняя Христу верность на этом пути, то есть сохраняя то единство с Ним, которое он и обрел, когда Духом Святым по вере соединился с Ним.

Нет никакого особенного пути. Нет правильного пути или неправильного пути. Есть любой путь, обозначенный Богом, который человек должен узнать, должен найти и этим путем следовать, будь это монашеский путь или не монашеский путь, но уединенный. Например, у нас на Урале известный святой праведный Симеон Верхотурский не был монахом, но жил один. Не имея семьи, внутри социума, внутри мира жил. Мы не знаем ничего о его правилах, его молитвах, были ли у него четки, лестовка, какие молитвы он исполнял, какие чины совершал. Ничего про это не знаем. Знаем только, что жил святой человек среди тогдашнего населения Верхотурского уезда и оставил после себя добрую память. Вот, пожалуй, и все.

Или человек живет семейной жизнью. И таких святых тоже достаточно. Просто в силу определенных сложившихся исторических условий мы сами-то, будучи мирянами, про этих святых мало знаем. Мы много знаем про преподобного Сергия Радонежского, мы много знаем про преподобного Серафима Саровского, преподобного Александра Свирского, но совершенно ничего не знаем про родителей преподобного Сергия или про мать преподобного Серафима Саровского. Или про праведную Иулианию Лазаревскую, или (что для меня особо дорого) Евдокию Московскую, княгиню, супругу благоверного князя Димитрия Донского. Есть много-много других… Мать святителя Василия Великого, мать и бабушка святителя Григория Богослова, святой великомученик Евстафий Плакида и много других людей. Это всё люди семейные. Просто их житие нам менее известно, их жизнь менее известна.

А сколько людей, которые стяжали спасение, соединились со Христом, прожили жизнь свято, но не были канонизированы… И мы о них ничего не знаем. Люди прожили перед лицом Бога, никак себя не проявили, люди на могилу к ним не ходят. Бог их знает, они упокоились в Его вечных обителях, но для Церкви эти имена остались сокрыты. Однако это не значит, что эти люди не святые или их слава умалена по сравнению со славою других святых, ибо и то, и другое – слава Христова; и то, и другое – благодать Святого Духа.

На самом деле главный образ жизни для всякого человека – это соединиться с Богом верой, Духом Святым познать замысел Божий, волю Божью и идти тем путем, который наметил тебе Бог, созидая себя во Христе, исполняя заповеди Христовы, то есть те же самые, помянутые в прошлый раз: не суди, не превозносись, молись за врагов, сохраняй мир со всеми людьми, прощай всех, не ненавидь никого, будь милосердным, милостивым и причащайся.

Одни это делают в монашеском общежитии, другие – в пещере или в землянке в лесу, третьи – в доме, который дал им Бог, созидая свою семью. Но все они идут этим путем терпения и веры. Именно об этих обоих свойствах и говорит преподобный Иоанн Лествичник. Терпеливое осуществление веры в тех условиях, на том пути, при тех обстоятельствах, которые Бог нам определил, терпение с верой во Христа – вот общий признак христианина. Терпение всего того, что устрояет Бог, на том пути, которым определил идти Бог, и есть общий признак христианина.

Если нет этого терпения с верой во Христа, то и христианства никакого нет, потому что тогда это будет просто некая подвижническая секта. И стоики, и буддийские монахи, и даже суфии, мусульманские отшельники, тоже способны к подвигу, порой исключительному подвигу, подвигу несравненно большему, чем подвиг, который несут обычные православные монахи.

Но этот подвиг без веры во Христа. А спасается человек всегда не подвигом своим, каким бы великим этот подвиг ни был, не тем, от чего он отрекся, а тем, что он получил. Стяжал ли он по вере во Христа благодать Святого Духа? Жизнь эту, принесенную ему Христом, взял или нет?

Мы постоянно судим, кто какую жертву принес, кто какой подвиг совершил, кто от чего отрекся ради Христа, забыв, что об этом сказал апостол Павел: ну и что, что ты имеешь пророчества, ну и что, что ты принес себя в жертву, что ты от денег отказался? Главное – имеешь ли ты любовь в Духе Святом?

Если ты от всего отказался и бурчишь, постоянно предаешься унынию, никого не любишь – нет тебе в том никакой пользы. Если ты живешь среди людей, имеешь большие деньги и средства, но при этом деятельно любишь всех, то эти деньги созидают твою жизнь по вере во Христа. Спасают не деньги и не их отсутствие, не подвиг или его отсутствие, не еда или ее отсутствие, спасает только вера во Христа, засвидетельствованная тем, что в сердце человека вселяется Дух Святой, приобщающий его любви Божьей. Это и есть общий путь христианина.

А духовную жизнь в человеке и производит Дух Святой, Который рождает эту духовную жизнь в человеке, Который поддерживает эту духовную жизнь в человеке, живет в сердце человека, организует его внутреннее бытие, в какую меру каждому можно и нужно. Она может быть у многодетного отца, может быть у бездетной замужней женщины, школьного работника, врача, солдата, генерала, офицера, инженера, монаха, отшельника или игумена огромного монастыря, у рыбака, охотника, кого угодно. А может не быть ни у кого: ни у монаха, ни у священника, ни у епископа, ни у отшельника, ни у игумена, ни у самого простого юродствующего человека в границах монастыря. Все это зависит от Бога, сходящего в сердце. Не от места или положения, состояния или образа жизни, а от того, сошел ли в сердце человека Святой Дух, то есть действительно ли верит человек во Христа. Тогда он получает эту животворящую силу Святого Духа, а если не верит человек во Христа, тогда ничего не получает.

Ведь на самом деле все очень органично, все очень личностно, к каждому у Бога Свой подход. Если увеличить благодать Божью человеку так, что он просто жить не сможет без молитвы, то он не будет иметь способности работать, служить, воевать, защищать, рожать детей и кормить семью. А если не будет людей, которые бы восходили на высоты молитвы, которые могли бы стяжать эту чистую молитву, то как прочим различать истину от лжи? Как различать духов? Как сохранить причастность Церкви и верность истине?

Первый абзац второго раздела очень важен:

Покаяние есть возобновление крещения. Покаяние есть очищение совести. Покаяние есть завет с Богом об исправлении жизни. Покаяние есть примирение с Господом чрез совершение благих дел, противных прежним грехам. Покаяние есть помысел самоосуждения, и попечение о себе, свободное от внешних попечений. Покаяние есть дщерь надежды и отвержение отчаяния.

Очень важные, удивительные слова; может, самые важные, самые нужные из «Лествицы». Покаяние есть то-то и то-то. Но здесь не написано, что покаяние есть перечисление своих грехов на исповеди. Покаяние не есть объяснение своих ошибок и грехов, оправдание себя или осуждение других людей в том, что ты согрешил. Покаяние не есть состояние человека, который пришел на исповедь, пришел к Богу и не видит своих грехов совсем. Покаяние не есть обвинение других… Это все не покаяние. Все то, чем мы чаще всего занимаемся на исповеди и достаточно часто занимаемся перед исповедью, не есть покаяние.

Покаяние – все то, о чем здесь сказано. Самое простое, доступное для нас сейчас: слово о том, что покаяние есть очищение совести. Но совесть не очищается формальным перечислением своих недостатков, формальным называнием греха. Совесть очищается тем, что ее чистят, омывают слезами, когда человека как бы выплевывает из себя то, что мучает его совесть. Как, скажем, отрава, коснувшаяся нашего желудка, должна быть выплюнута, изблевана, тогда желудок снова становится здоровым, иначе она убьет его. Так и совесть начинает мучиться, болеть, страдать, чтобы человек вынул из нее грех, мучающий совесть, чтобы он вынул из нее то, что беспокоит ее, мучит, тяготит, не дает покоя. Это не просто называние, это именно выплевывание, выблевывание греха, когда человек отвергает его всем сердцем и говорит: «Я вкусил, попробовал и больше не хочу. Мне плохо, мне больно, забери от меня это, я больше так грешить не хочу».

Человек во время такого исповедания, такого покаяния как бы отделяет себя от греха. Он осознал его мучительность, его болезненность для себя и больше в этом покаянии совершать, вкушать его, прикасаться к нему не хочет.

Записала Инна Корепанова