Читаем Добротолюбие. «Богослужебный устав». Часть 2. Священник Константин Корепанов

Я напомню отрывок, который мы читаем:

Часы и песни суть церковные предания, и хорошо учреждены для соглашения всех людей (в молитвах), также и в общежитиях для согласия многих. Скитяне же ни часов, ни песней не читают, но наедине упражняются в рукоделии, чтении и размышлении, и чрез несколько времени становятся на молитву. Когда стоишь на молитве, ты должен молиться об освобождении себя от ветхого человека, или произносить: «Отче наш», или то и другое вместе, и потом сесть за рукоделие. А о том, сколько продолжать молитву, когда стоишь на ней, скажу: если ты «непрестанно молишься» по слову Апостола (1Сол. 5, 17), то не нужна продолжительность.

Мы говорили, рассуждая о первой части этого отрывка, о том, что часы и песни и все церковное предание учреждены для соглашения людей, живущих в общежитии, то есть живущих вместе. Это не только общежительный монастырь, но в целом некое сообщество христиан, община христианская на этом месте. Для согласования ее необходимо это общественное богослужение.

Как мы говорили, люди должны быть согласны в образе мыслей, в образе веры, в образе чувств и переживаний, они должны быть согласны в отношении времени собирания на молитву, места собирания на молитву, что именно они делают и как именно они служат и поклоняются Богу.

На совместных богослужениях читаются разнообразные тексты. Эти тексты не случайно подобраны и не случайно составлены, потому что они раскрывают основы веры, смысл праздника, раскрывают чувства, какие должны быть в христианине; любви или покаяния, смирения или послушания – все это раскрывается именно во время богослужения. Люди, собранные вместе на такое богослужение, пропитываются единым свидетельством, едиными идеями, едиными ценностями, единым образом мысли, веры, чувств и поступков. Именно таким образом и достигается их единомыслие и единодушие.

Конечно, это можно сделать и через проповедь. Но проповедь, какая бы она ни была, охватывает только один аспект чего-то значимого. В отличие от ритмически чередуемых песнопений, песней, канонов, чтений и так далее проповедь не может продолжаться долгое время, она не может охватить весь спектр мыслей и чувств.

Постепенное расширение, как нам представляется, простых литургических, евхаристических собраний до традиционного всенощного бдения нам представляется громоздким и противоречащим духу Священного Писания. На самом деле нет. И в Священном Писании нам известны и ветхозаветные богослужения, а главное – нам известно, как это происходило, например, в общинах апостола Павла, так что люди на самом деле пребывали вместе в течение всей ночи. Что они делали в течение всей ночи?

Конечно, молитвенные тексты тогда еще не были составлены, богослужебных текстов не было, но тем не менее чередование свободных молитв, псалмопения, размышления, чтения, то есть некоего действия, которое приобщает все собрание к единому образу мыслей, веры, чувств и действий, все равно происходило. Потом это все было наполнено богослужебным содержанием, но суть остается точно такая же.

Ведь даже протестанты, которые так настаивают на том, чтобы вернуться к простоте первохристианских общин, как они говорят, тоже идут по этому пути, они тоже добавляют песнопения, и стихословия, и молитвы, и проповеди, просто у них проповедь занимает несколько больше времени. Но все равно и они вставляют эту проповедь в некую оправу богослужебных молитв и песнопений установленного образца, неких постоянно исполняемых песнопений для того же самого, для чего это существовало везде и существует в Православной Церкви, для того, чтобы и там было согласие у всех входящих в общину. Без этого согласия нет общины. А согласия нет без того, чтобы приобщить общину к единому образу мыслей, чувств, веры и действий.

Это свидетельство о том, что человеческое общежитие так устроено. Конечно, богослужение далеко от глубокой молитвы так, как понимают это святые отцы. Но оно важно именно для согласия, именно для объединения и соединения людей в едином образе мыслей, реализации себя в едином образе чувств, для научения и приобщения  истинной вере.

Фундамент этого единства обеспечивает благодать Святого Духа. Но человек сложное существо, он не ангел, ему нужно до чего-то додуматься и что-то услышать, ему важно принять некий образ чувств и знать, какие чувства должны быть в нем, как они формируются, как образуются, потому что человеку всего этого не дано, всему этому надо учить.

Потому Церковь не в силу отхождения от христианской простоты или христианской правды, истины обзавелась многочисленными богослужебными текстами, а потому, что так устроен человек. И человек сам все более и более сложен и все дальше и дальше отходит от простоты истины, и все труднее его научить. Потому все больше и больше рождается текстов, которые помогают человеку понять, в чем христианство, как нужно жить, как верить, чтобы это понимание христианства у всех было более или менее единым.

Конечно, мы понимаем, что с этой точки зрения нынешнее богослужение не достигает своей цели, потому что оно стало малопонятным. А будучи малопонятным, оно теряет всякий смысл. Богослужение должно быть понятным для тех, кто присутствует на службе.

И в первую очередь речь идет не об языке, не о переводе богослужения. Этот вопрос можно обсуждать, по-разному решать. Но проблема не в этом. На самом деле человек, внимательно молящийся, собранный может понять и церковнославянский текст, усилий потребуется гораздо меньше, чем для перевода всего корпуса богослужебных текстов, а соблазнов будет гораздо меньше.

Главная проблема в другом, в том, что человек не слышит то, что читается. Не слышит в буквальном смысле слова, потому что из-за отсутствия правильной акустики, из-за отсутствия правильного положения чтеца или певцов просто физически не слышит, не различает слова, потому что в гулкости храма все это тонет.

А с другой стороны, важно, как читаются эти самые тексты. Если скороговоркой, монотонно, непонятно, нет разделения слов так, как это должно быть изначально и по уставу читаться, – вот главная проблема, почему сейчас богослужение перестает исполнять свою функцию. Не в языке дело, а в способе совершения наших богослужений.

Но в любом случае в общину собранные люди в первую очередь должны научиться слушать то, что читается, и то, что поется, внимать тому, что читается и поется. Это пропитывает ум, разум, это питает сердце, чувства, они настраиваются, перестраиваются, мысли обретают определенное направление, люди проникаются определенной системой христианских ценностей и постепенно приобретают единомыслие и единодушие.

А потом они этим будут наполнять молитву. Они уже слышали это много-много раз, они в этом утвердились, они начинают во время богослужения молиться. Этими текстами, этими образами, этими мыслями они наполняют свою собственную молитву.

Пребывая какое-то время в этом делании, они в конце концов могут совершенно уходить в молитву, и общественное богослужение может быть им не нужно. Но только им оно может быть не нужно, и они могут жить так, как дальше говорит преподобный Варсонофий Великий о скитянах.

Но даже такой интересный святой подвижник, как преподобный Силуан Афонский, подвизавшийся на Афоне в Свято-Пантелеимоновском монастыре, был безграмотным и читать не умел. Но есть яркое свидетельство того, как он овладел всем образом веры, мыслей, чувств, деятельного служения, аскетических правил, не читая ни одной книги, а только напитывая себя богослужениями, хотя молился он с самых первых шагов, знал непрестанную молитву практически с самых первых недель своей жизни на Афоне. И тем не менее, всю жизнь ходя на всенощное бдение, на службы, слушая, что там поется и читается, он проникся всем строем православной веры, православных свидетельств, православного образа жизни, образа чувствования и много об этом смог сказать другим.

Итак, скитяне, то есть те, что живут уединенно, не знают ни часов, ни песен; им это не нужно. Это те люди, которые уединились, вошли в молитву, им уже не нужно общественное богослужение, они не нуждаются в словах, они обрели фундамент и сейчас достраивают крышу.

Когда-то у них было общественное богослужение, когда-то они слышали и пение, и часы, участвовали в общественном богослужении, кто-то больше, кто-то меньше. А теперь они все это прошли, и им нужно нечто другое. Это важно понимать.

Иногда совершенно неуместно это противопоставляется, что, дескать, монахи живут только молитвой и все это общественное богослужение им не нужно. Они живут молитвой, потому что они до этого доросли, но когда-то в их жизни был очень напряженный этап, когда они участвовали в общественном богослужении, слышали многочисленные молитвы, чтения и часы, каноны, псалмы. Все это было в их жизни, а в жизни многих святых так и осталось до конца. Этот этап у кого-то был в прошлом, у кого-то остается до их смерти.

То есть думать, говорить, что для подлинного подвижника все это не нужно, было бы несколько поспешно. Просто они взошли на особую ступень, когда им больше не нужно множество слов. Да, они могут теперь войти в то состояние, о котором говорит Христос, что не во многоглаголании своем они могут быть услышаны, потому что ум их прошел через искус, они отбросили все лишнее, они под действием важных и нужных слов и образов богослужения сформировались, оформились, опростились, разрешились от бремени мира сего и стяжали возможность молиться просто, единообразно, то есть простыми словами, и не испытывать от этого усталости.

Здесь преподобный Варсонофий Великий говорит, что можно читать «Отче наш» только, можно «Отче наш» чередовать с некой короткой молитвой, направленной на исцеление сердца, на прощение согрешений, плач о грехах; читать короткие молитвы, что-то вроде молитвы Иисусовой. Хотя из контекста получается, что это может быть любая молитва, любое призывание имени Иисуса Христа с любым продолжением. «Господи, Иисусе Христе, помилуй меня», что стало молитвой Иисусовой. Или: «Господи, Иисусе Христе, прости мне грехи мои». Или: «Господи, Иисусе Христе, исцели сердце мое». Это может быть что угодно: призывание имени Иисуса Христа с чередованием молитвы «Отче наш» или без этой молитвы; или только молитва «Отче наш». Почему она здесь фигурирует? Потому что молитва «Отче наш» дана в Евангелии, дана Господом, и раз это заповедь прямая: молитесь же так (Мф. 6, 9), – игнорировать ее было бы неуместно.

Эти подвижники, эти отшельники призываются к молитве собранной, простой, без многоглаголания, многословия, но не на протяжении всего времени суток. Они не должны молиться постоянно. Это есть некая заданность, некая возможная цель, но никому это сразу не предписывается. Наоборот, преподобный Варсонофий говорит о том, что нужно чередовать молитву и рукоделие, размышлять, читать, то есть нужен какой-то ритм для того, чтобы человек не утомился.

Здесь такая интересная и важная вещь. Да, как и все, они стремятся к непрестанной молитве, это же заповедь апостольская: непрестанно молитесь (1Фес. 5, 17). Но как ожидание, как некая цель она и здесь обозначена, но обозначена с оговоркой: если ты этого достиг, то хорошо; если ты этого не достиг, то ничего страшного. До той поры, как ты достигнешь этой самой непрестанной молитвы, ты должен жить в ритме, то есть чередовать разные образы духовного делания, а не посвящать себя одному делу.

Мы в свое время, когда начинали читать «Добротолюбие» много-много времени назад, об этом говорили, что на самом деле опыт преподобных Антония Великого или Онуфрия Великого оказался недоступным для трансляции остальным подвижникам монашеского делания, то есть пребывать только в молитве и больше ни в чем оказалось для обычных людей недоступным. То, что мог сделать Антоний Великий, что мог сделать Онуфрий Великий, все остальные люди сделать не могли.

И был заведен ритм, когда у отшельников чередуются разные роды деятельности, чтобы не было пресыщения, не было утомления, чтобы, меняя образы духовного делания (рукоделие, размышление, чтение и молитва), чередуя разного рода действия, человек избегал уныния и утомления. Занимаясь только одним и тем же делом, пусть это будет только рукоделие, или только чтение, или только размышление, или только молитва, человек изнемогает очень быстро, изнемогает настолько, что больше не способен ни к какому роду духовной деятельности вообще.

Современный человек, может быть, молился неделю, тот подвижник, может быть, молился три года. А через это время он не способен ни к молитве, ни к размышлению, ни к чтению, его просто выноси под пальму, клади на берегу Нила и жди, когда он придет в себя. Через сколько-то лет он начнет постепенно снова молиться.

Люди это понимали и знали, даже такие подвижники, как, скажем, преподобный Варсонофий Великий. Мы почему-то этого уже не понимаем. Мы можем потребовать от человека, чтобы он занимался однообразным делом. А это невозможно. Это человек. И ссылка на то, что был преподобный Серафим Саровский или преподобный Антоний Великий, преподобный Сергий Радонежский, непродуктивная, неистинная, потому что им это было дано, а большинству людей не дано. А нельзя от человека требовать того, что ему не дано.

Поэтому наставление преподобного Варсонофия о том, что должен быть ритм, я считаю принципиально важным. Оно говорит не только о таких людях, которые уже усовершенствовались и способны жить в полном одиночестве. Но даже они не способны к тому, чтобы непрестанно молиться. Это некая цель, ради которой они трудятся, но никто перед ними этой цели не ставит. Это некая точка в бытии, некая вершина, к которой я поднимаюсь, но достигну я ее или не достигну, решает Бог. Мое дело сохранить себя в этом уединении в горении духа. А чтобы этот дух не изнемог, чтобы мое тело и моя душа не изнемогли, нужно ритмическое чередование одного с другим.

По этому же принципу существует и общежитие. Мы не скитяне. Собственно, то, чем занимаются скитяне, для нас не очень важно, а у тех из нас, что достигли такого состояния, есть свой собственный опыт. И Бог, Которому они служат, их наставит, как это сделать. А мы не скитяне. Но сам принцип, если он важен даже для скитян, то важен и для нас. Это значит, что к нам подходит тот же самый принцип.

Проанализировав этот сюжет, мы должны понять, что даже люди, живущие уединенно и могущие собраться на молитве, должны менять образ своего духовного делания. Даже духовно зрелым людям необходимы это чередование, определенный ритм. То, насколько они могут это сделать, зависит от той меры благодати и веры, которую они получили.

В отношении же нас, если мы гораздо ниже их находимся, эта ритмичность особенно важна. Это говорит о том, что нам нужны тексты, нужны молитвы, псалмы и каноны, нужны книги, которые написали святые отцы, книги Священного Писания; возможно и хорошие, благочестивые книги. Это зависит от нашей душевной организации, потому что сначала, как говорит апостол Павел, душевное, а потом духовное (1 Кор. 15, 46).

Очень часто бывает, что человека заставляют читать только духовную литературу, а меры веры у него для этого нет, благодать для этого ему еще не дана. Он задыхается, читая книгу, и, возможно, уже окоченел, он не может дальше читать ничего, у него ступор душевный. У него душа как бы очерствела, она не очень способна к восприятию духовного еще, а душевное для нее закрыто. Она начинает задыхаться в атмосфере только духовных книг и черствеет настолько сильно, что человеку кажется, что он теряет веру. Он не теряет веру, просто он устал от излишка только духовной литературы.

Вот этот опыт скитской жизни нас тоже учит тому, что у каждого есть своя мера и свой дар благодати, и нельзя требовать от разных людей одинакового. Один может то, а другой этого не может. Мудрость, рассуждения в том, чтобы, чередуя разные молитвы, разные образы духовного, а порой и безгрешно душевного делания, мы собирали себя, созидали  себя в любви. И мера к тому или иному количеству тех или иных книг, молитв и слов у каждого человека разная.

Записала Инна Корепанова