Читаем Добротолюбие. «Богослужебный устав». Часть 1. Священник Константин Корепанов

20-й абзац:

Граждане до тех пор боятся нашествия неприятелей, пока не имеют помощи от царя. Когда же получат известие, что в город их вступил военачальник, то не беспокоятся более, зная, что начальники пекутся о них. Если же и услышат о приближении неприятелей, то, имея защитника, уже не боятся. Так и мы, если веруем в Бога, то не боимся демонов; ибо Бог посылает нам Свою помощь.

Образ вполне понятный, логичный, никаких возражений не встречающий. Да, мы давно не жили в городах-государствах, в какой-то локальной системе защиты, мы привыкли к империи, к большим пространствам. Но, в общем, образ нам очень понятный, он узнаваемый, и мы можем представить себе спокойствие граждан, которые живут под покровом своего военачальника.

Так и мы, если верим во Христа, должны успокоиться в отношении возможной напасти на нас со стороны бесов. Но мы должны понимать, что на самом деле из этого для нас следует.

Мы не боимся бесов не потому, что они слабые, не потому, что они как чертенята из сказки А.С. Пушкина. Нет, они не такие. И самый слабейший из них обладает невероятной, с нашей точки зрения, силой, непостижимой, как образно говорит на эту тему преподобный Серафим Саровский: коготком может землю перевернуть. Это огромная всесокрушающая сила, наполненная ненавистью. Это страшная сила, ненавидящая все живое и более всего человека. И нет в пространстве материального бытия силы, способной с самым слабым бесом справиться. Они не слабые, они очень и очень сильные, особенно в соотнесении с человеком.

Мы не должны их бояться не потому, что они слабые, а потому, что мы защищены. Мы не сами по себе обладаем такой силой. Это не они сами по себе такие слабые. Просто мы хорошо защищены. А из этого следуют простейшие выводы. Если меня не обижают бесы и я не боюсь этих бесов, то это только потому, что у меня Великий Бог, меня защищающий.

Если я не пугаюсь бесов – нечем гордиться. Надо хвалиться Богом, Который, несмотря на все наши ошибки и грехи, глупые и надменные слова, на принятую нами похвалу, нас не оставляет и в руки бесов не предает. За это Ему хвала, мы тут совершенно ни при чем. Он может сделать это просто, движением Своей воли, Он не хочет отдавать нас тем, кто нас ненавидит. И мы Его должны хвалить и Его должны благодарить.

Простая вещь следует из этого. Чтобы сохранить этот покров Всевышнего над собою, нам нужно сохранить верность Богу. То есть не только веровать в Него, не только благодарить Его, но и быть верными, дорожить этим Его покровом и добровольно от него не обнажаться, то есть не совершать смертных грехов, грехов, которые убивают в нас жизнь, освобождают нас от благодати Божьей. Ни в коем случае не совершать того, что делает нас уязвимыми, потому что Бог тогда отнимает Свой покров.

И, собственно, отнятие этого покрова бывает пусть не явным образом, но очевидно, что бесы начинают нас беспокоить, и это есть свидетельство того, что мы уклонились от пути Божьего, делаем не то, сошли с дороги, ведущей к Богу. И появление мрачных духовных демонических веяний – свидетельство того, что мы сошли с тропы Божьей. Поэтому надо быть бдительными, дорожить тем, что мы находимся под покровом. Сами по себе мы ничто перед лицом бесов.

Последний практический вывод из этих слов: не надо дергать тигра за усы, не надо бросать вызов. Я знаю, что были святые, которые это делали тогда, когда они достигали полноты даров Божественной благодати, дошли до крайней степени совершенства и прошли через крайнюю степень страдания, потеряв все, чтобы приобрести это самое совершенство. Но нам, не прошедшим через эти крайние степени, не надо дергать тигра за усы, не надо бросать вызов демоническим силам.

История преподобного Серафима Саровского, его предупреждения Николаю Александровичу Мотовилову – яркое тому свидетельство. Преподобный Серафим категорически запрещал это делать: не бросай вызов темным силам, ты с ними не справишься.

Иногда людей заносит. Видя, что они свободные, что они действительно не страдают от бесов, от их насилия, видя порой, как мучаются бесноватые, а им хорошо, люди начинают думать, что это какая-то магическая защита, что поколебать эту защиту невозможно. Как Мотовилов, например, думал: «Я ж причащаюсь! Я ж молюсь! Что со мной плохого может произойти? Да ничего! Я же Божий человек, крещеный, причащающийся, я нахожусь под благодатью Церкви, ничего не произойдет!» Может произойти. Если ты будешь настойчив в этом вызове, Бог может просто приподнять Свою ладонь, и ты поймешь, что ты ничего не значишь.

Такое бывает, когда ребенок идет со своим отцом, прижавшись к его колену, вцепившись в его руку. Никто не покушается на этого ребенка, он защищен своим отцом, и им хорошо. Но бывают ситуации, когда ребенок, надеясь на своего отца, сидящего рядом, вдруг начинает откровенно задираться. Причем ладно, если он задирается перед слабым, тогда отец окриком возвращает его к себе и говорит: «Ты что делаешь? Разве можно слабых обижать?» И делает ему нравоучение и забирает его с этой площадки, потому что сын повел себя недостойно.

Но бывают случаи, когда сын, надеясь на присутствие отца, начинает задираться перед сильным, понимая, что отец сейчас встанет и защитит его. Тогда мудрый отец этого не делает, чтобы ребенок сознавал свои силы, мог оценивать их и не бросаться на то, что его силам недоступно. Надо сознавать то, что ты можешь, а чего не можешь, потому что жить тебе придется самому.

Нечто подобное делает и Господь. Когда мы, несмотря на вразумление, надеясь на что-то, на себя ли, на свою ли силу, силу ли Господа, как будто с нами неотъемлемо пребывающую, бросаем вызов злым духам, то бывают очень нехорошие ситуации.

Например, житие преподобного отца Варлаама Керетского тоже явное тому свидетельство. И немало в истории Церкви подобных странных и страшных обстоятельств, чтобы человек всегда знал свою меру, следовал смирению, а не самомнению.

21-й абзац:

Часы и песни суть церковные предания, и хорошо учреждены для соглашения всех людей (в молитвах), также и в общежитиях для согласия многих. Скитяне же ни часов, ни песней не читают, но наедине упражняются в рукоделии, чтении и размышлении, и чрез несколько времени становятся на молитву. Когда стоишь на молитве, ты должен молиться об освобождении себя от ветхого человека, или произносить: «Отче наш», или то и другое вместе, и потом сесть за рукоделие. А о том, сколько продолжать молитву, когда стоишь на ней, скажу: если ты «непрестанно молишься» по слову Апостола (1 Сол. 5, 17), то не нужна продолжительность.

Под словами часы и песни подразумеваются именно элементы богослужения. Есть там часы, то есть определенный набор псалмов, молитв, тропарей, читаемых по уставу Церкви. А под песнями подразумеваются здесь разные песнопения, которые в наше время являются составом вечерней службы. Во времена преподобного Варсонофия их было немного, этот канон еще не сформировался, но какие-то песнопения уже исполнялись в рамках разных календарных, хронологических мер времени.

Речь идет, таким образом, о молитвенных практиках, которые в этом слове определяют два духовных состояния. Варсонофий определяет их здесь так: во-первых, это общежитие, во-вторых, это отшельники или скитяне, как он здесь говорит, люди, пребывающие в одиночестве. Т.е. есть духовное состояние человека, живущего в общежитии, это определенный духовный образ, духовный опыт, духовная среда, а есть люди, посвятившие себя сугубо молитве и отошедшие от общежития, уединяющиеся специально для того, чтобы пребывать только в этой молитве. Преподобный Варсонофий показывает, что есть два этих духовных состояния, а в связи с этим и две молитвенные практики.

Об скитском одиночестве, о котором, собственно, 60–70 процентов слова и написано, мы поговорим чуть позже. А сейчас мы поговорим об общежитии, то есть о том, что происходит в нашей общежительной жизни, что происходит и должно происходить в наших храмах. Речь, в сущности, идет о богослужебном уставе и о последовательности богослужения, к которому мы привыкли как люди, в этом общежитии находящиеся.

Еще напомню отрывок:

Часы и песни суть церковные предания, и хорошо учреждены для соглашения всех людей (в молитвах), также и в общежитиях для согласия многих.

Во-первых, этот богослужебный ритм, богослужебный устав – это предание. Что такое предание? Мало ли какие предания есть… Мы встречаемся с преданиями на разных уровнях. И это слово в тех или иных словоформах встречается в нашей жизни едва ли не чаще, чем имя Божье. Мы постоянно говорим о разных преданиях: тот-то сказал то-то, этот сказал это; а тот сказал вон то; а тут я прочитал это; а там делают так... Слово «предание» при этом не произносится, но, говоря так, люди вовлекают нас в некую традицию, пытаясь нас убедить, что эта традиция хорошая, потому что так делают аж вон в том монастыре. А эта традиция хорошая, потому что сам N об этом сказал. А это вообще замечательно, потому что я это прочитал в книге, которая вышла тиражом пять экземпляров. Очень редкое издание! И там написано о том, что это было когда-то во времена Византийской империи где-то в районе гор Великой Армении.

Это всё попытки обосновать ту или иную практику, ту или иную традицию для того, чтобы мы ее приняли. Поэтому с преданием мы встречаемся много. Но в целом слово «предание» от того, что оно часто встречается, не является словом неважным. И здесь, как бы подчеркивая статус этого предания, преподобный Варсонофий говорит, что это суть церковные предания. Не предание святых отцов или того или иного святого отца или традиция, сложившаяся в одной области. Называя некое предание церковным, он не только показывает, что оно применяемо везде и употребляемо везде. Это еще ничего не значит, потому что есть обычаи, которые применяются везде, но церковным преданием не являются. Их пытаются за такие выдать. Но голос Церкви свидетельствует: хотя это есть во мне, но это не мое. Этого Церковь не установила, она просто не в силах пока с этим побороться, не может с этим делом справиться, но церковным преданием провозглашать это не хочет.

Если что-то называется церковным преданием, то кроме всеобщей приемлемости здесь подчеркивается онтологическое свойство этого предания. Поскольку Церковь есть столп утверждения истины и есть то, что живет Духом Святым, то предание Церкви (или церковное предание) – это предание в Духе Святом. Это не предание старцев, которое осуждается Христом, это предание Святого Духа, это Он сотворил в истории.

Это очень интересное свидетельство! Мы должны понимать, что Церковь есть место действия Святого Духа, то есть Святой Дух живет и действует в Своей Церкви, в Теле Христа, это живое тело, которое живет в истории. А как живое тело оно по воле Святого Духа развивается, изменяется и приобретает некоторые черты.

Отрицание деятельности Духа в истории есть протестантский соблазн, протестантский крен, протестантская ошибка. Они считают, что когда-то была первая христианская община, а все остальное было неправильно. Не все остальное, потому что Дух живет в Церкви, и Он ее животворит, и она меняется в Нем, и Он производит в ней изменения в соответствии с переживаемым историческим моментом, в связи с тем, что меняются люди, входящие в эту Церковь. Это историческое действие Святого Духа важно для того, чтобы истины были доносимы и принимаемы человеком в любую историческую эпоху.

Поскольку Церковь состоит не только из Духа Святого, но и из людей (и эти люди не только святые, хотя и святые тоже могут ошибаться, но в значительной мере грешники), естественно, Церковь обрастает и неправильными преданиями, теми самыми преданиями старцев, которые тоже есть. С ними иногда получается успешно бороться, иногда не получается успешно бороться, и они продолжают какое-то историческое время быть, но потом отмирают как нарост на теле Церкви.

Надо отличать, что есть предания старцев, предания людей в контексте, в котором осуждает эти предания Христос, а есть действие Святого Духа в Церкви, Который творит Свое предание, Который вносит изменения в некоторые важные церковные вещи. Эти вещи важные, потому что они учитывают некоторую антропологическую или историческую реальность, Дух Святой приспосабливает к пониманию современных людей то понимание истины, то свидетельство о Свете, хранить которое Он и призван.

Собственно, так развивалось все это и в Ветхом Завете. По какой-то причине Дух Святой дарует и храмы, и чин, и литургию, суточный и годовой круг. И нам важно понять, зачем Он это делает. Мы видим в Ветхом Завете, что сначала было просто, а потом все менялось и менялось. И канон Священного Писания показывает, что менялось все не случайно, что не ко всем, но ко многим из этих изменений Бог приложил Свою руку. Особенно на эту тему актуальны пророческие книги, особенно книги Ездры и Неемии.

Так это происходит и в Новом Завете. Начиналось все так, а потом Дух Святой творит историческую форму Церкви, историческую форму литургии, историческую форму богослужения, потому что и это Его задача, это Его цель. И нам важно понять зачем.

Преподобный Варсонофий пишет: часы и песни суть церковные предания, и хорошо учреждены. То есть то, что они сделаны, он признает хорошим и одобряет, хотя сам так не молится. Он принадлежит скитянам, он вообще из своего затвора никуда не выходит, как мы говорили, когда разбирали его житие. И тем не менее он как духовидец знает, что общественное богослужение нужно, и одобряет его, потому что оно является действием Святого Духа в Церкви относительно его исторического бытия. Как духовидец он видит, что это благо, и свидетельствует, что это благо. Какое это благо?

И дальше он пишет: это необходимо для соглашения всех людей (в молитвах), также и в общежитиях для согласия многих. Общественное богослужение нужно для согласия людей. По-гречески слово согласие звучит как «симфония». Богослужение нужно для симфонии людей, потому что люди в Церкви должны иметь один образ мысли, один образ веры, единую веру, образ чувств, подобных Христу, образ выражений этих чувств, образ деятельности в соответствии с заповедями Божьими, должно быть согласие по поводу времени, места, образа действия и образа религиозной практики. Все это согласовывается у разных людей благодаря богослужению.

Записала Инна Корепанова