Беседы с батюшкой. Санкт-Петербург – Екатеринбург. Архимандрит Александр (Федоров). 22 декабря 2023

– Спасибо за внимание к этой теме! Мне она действительно очень дорога. Из всего, чем мне милостью Божией приходится заниматься, это самая радующая сердце тема. Так получилось, что я когда-то оканчивал архитектурный факультет академии художеств. Уже когда я стал священнослужителем, возникла идея оживить домовый храм в здании академии и вернуть ему богослужебную жизнь. Это чудо свершилось. Причем получилось так, что наш храм является первым из вузовских в России. Даже не в новой России, а в старом Советском Союзе. Потому что это был 1990 год, еще до развала большой страны, когда мы получили документы на возможность совершения богослужения в храме. Так началась совершенно новая жизнь этого старого прихода, который до революции был сердцем академии.

Интересно, что сначала храм не был посвящен святой Екатерине. Его хотели посвятить Иоанну Дамаскину как защитнику икон. Потом там был временный храм в честь сошествия Святого Духа. Это был походный, войсковой храм. А уже в 1837 году освятили тот храм, который существует сегодня. Естественно, он освящался повторно уже в наше время, но то освящение было в 1837 году. Получилось, что от закладки до освящения прошло довольно много лет. Потому что строительство здания академии было начато в 1765 году. Это не значит, что там не было служб, не было церковной жизни. Все было! Там даже по уставу, который Екатерина Великая дала академии, был монашествующий клир.

Почему? Там учились не просто студенты. Там ребята жили на полном пансионе практически с детсадовского возраста до студенческого, и их старались оградить от дурного влияния города. Конечно, все было внутри этих стен, и то, что там были монашествующие священники и дьяконы, – это было очень логично. А вот уже в XIX веке сама академия стала больше похожа на светский ВУЗ в нашем понимании, поэтому там и священство было уже белое. Но зато храм к тому времени был уже завершен, и он стал настоящим сердцем академии. В воспоминаниях многих выпускников о нем сказано очень много теплых слов. Это была не какая-то казенная формальность.

Вообще о Синодальном времени иногда неправильно думают. Мы думаем, что в отличие от древнерусского периода это слишком секулярный период. На самом деле, если  посмотрим, как был устроен быт учащихся академии, даже на примере одного этого учебного заведения видно, насколько Церковь занимала просто огромное место в жизни ребят. Это не только ежедневная молитва, не только частые службы, но еще и встреча с клиром храма на занятиях. Потому что там преподавали Священную историю, «Закон Божий», историю Церкви, и все это делалось не просто так, а как часть той церковной жизни, которая связана с храмом. Так, в общем, и было до революции.

Потом преподаватели и студенты попытались попросить власти сохранить им храм, но в 1919 году его все-таки пришлось окончательно закрыть. Он долго стоял в законсервированном состоянии. Потом стали всё громить, и там были и физкультурный зал, и кинозал, и зал для партсобраний, и клуб. А в начале 1990-х годов как раз было очень удобно попросить вернуть нам храм, и его вернули. Тогдашний президент академии Борис Сергеевич Угаров, который раньше был ректором Ленинградского института, а потом стал в Москве президентом Академии, написал очень интересную резолюцию на прошении от инициативной группы. Это некий словесный памятник. Он написал примерно так: «Хорошо бы подумать о восстановлении интерьера академической церкви и придании ей впоследствии соответствующих функций». Вот как хочешь, так и понимай, но именно на этой резолюции были основаны дальнейшие действия администрации ВУЗа. А вскоре мы начали служить. Вот такое чудо произошло!

– Это было в 1991 году?

– Да. Конечно, много всего можно раскрыть о том, сколько было всяких бытовых (и не только бытовых) препятствий. Было явно, что силам зла не хочется, чтобы храм открывался. Но когда уже отслужили первую литургию, то все это, как какие-то оболочки, рассыпалось, все стало хорошо. Сейчас храм уже намоленный. Первое время, конечно, было трудновато, но сейчас все совсем по-другому. Действительно, это дышащее сердце академии. Конечно, я не могу сказать, что в академии все люди церковные. Все люди свободные, как и в стране. Примерно какая пропорция по стране, такая же и в ВУЗе. Во всяком случае, все к нам очень дружелюбно относятся, а мы к ним. Поэтому много хороших дел получается даже помимо собственно богослужебной жизни.

Мне кажется, не только у нашего храма, но и у других домовых храмов есть много плюсов. Во-первых, получается хороший резонанс профессионально-духовной жизни. Когда студенты и преподаватели хотят свою профессиональную жизнь совместить с духовной, то храм этому очень помогает, и получается великолепный резонанс и чудные результаты. Это совсем необязательно. Никто никого не заставляет. Но если человек это делает, получается очень хорошо. Это первый момент. Это, конечно, касается не только художников и архитекторов, а любой профессии: и педагогов, и медиков.

Второй плюс к апологии домовых храмов заключается в том, что у нас все-таки нет такого потока, как на улице, поэтому нам нужно быть ответственными. Никто с нас этой ответственности не снимает, и мы не можем халтурить. Это не значит, что в других местах можно халтурить. Халтурить нигде нельзя. Но с нас какой-то особый спрос. Раз мы не имеем необходимости все делать в каком-то ускоренном темпе, значит, должны делать все тщательно. Поэтому получается возможность и подготовить человека к крещению с нормальной катехизацией, и подготовить пару к браку, к венчанию, и более тщательно и аккуратно провести первую исповедь. Даже если взять такой деликатный момент, как отпевание, у нас есть возможность, не особо сокращая, все нормально сделать. Я сначала думал, что светские люди будут переживать из-за длинных отпеваний, но вот вдова одного из наших ректоров как-то мне даже сказала: «Отец Александр, Вы его отпевайте подольше, чтобы все было тщательно и аккуратно». Я думаю, это как раз пример того, что хоть люди и светские, они очень правильно воспринимают наличие тщательной церковной жизни в стенах ВУЗа.

Но это не все. Я бы добавил еще третий пункт к этой апологии: мы все-таки живем в основном силами нашей общины. Мы же не имеем каких-то богатейших спонсоров, какой-то государственной программы или чего-то еще, что могло бы нас поддерживать. Это в основном доброе отношение самой академии, ее толстые стены, которые нас защищают, а дальше жертвенность труда самих членов нашей приходской общины. В результате приходят люди со стороны и говорят: «Отец Александр, наверное, у Вас какие-то богатые спонсоры?» Откуда? У нас просто нормальная церковная жизнь. Другой вопрос, что, может быть, это чуть медленнее получается, чем в ситуации, когда есть большие богатые спонсоры. Но все-таки все получается, и в результате все аккуратно, красиво. И есть не только богослужебная жизнь, но и жизнь, связанная с какой-то взаимопомощью членов нашего прихода. Есть возможность еще какие-то вещи делать уже вовне. С академией очень много интересных начинаний: и выставок, и разных публикаций, которые мы делаем. Они получаются профессиональными, церковно-академическими и, в общем, с хорошим, интересным результатом. В результате тут получается много хорошего и интересного.

К такой апологии, наверное, можно и еще что-то добавлять, но мне кажется, что даже вот этих трех пунктов достаточно, чтобы сказать: слава Богу, что сейчас у нас открывается много вузовских храмов в разных городах. А то, что мы были первыми, так это к нам была такая милость Божия.

– Святая Екатерина еще является покровительницей студенчества исходя из ее жития. Она была высокообразованной девушкой.

– Да. Я по своей наивности сначала предложил владыке Иоанну, который благословил нам начало приходской жизни, освятить храм в честь святого Луки. Потому что он же был первым иконописцем. А владыка Иоанн благословил все-таки восстановить старое название, чтобы храм был в честь святой Екатерины. Хотя у нас в городе много храмов, посвященных святой Екатерине, причем не только православные, но есть еще и инославные церкви, которые были связаны с памятью императрицы. Конечно, можно было бы по-светски думать, что патронесса-императрица стала покровительницей и нашего храма. Но на самом деле все гораздо глубже.

Святая Екатерина олицетворяет сразу несколько добродетелей, которые, соединив вместе, можно понять как нечто особое. Во-первых, это твердость в вере, которую она проявила как мученица. Во-вторых, это мудрость, потому что до того, как это все произошло, она успела обратить к вере даже философов, которые с ней спорили. В-третьих, это красота. Для академии художеств это важно. Вот эти три составляющие являют собой единое целое.

Не случайно когда-то послы князя Владимира тоже умилились красоте службы в храме Святой Софии. Когда я веду занятия по древнерусской архитектуре, я говорю студентам, что эти слова из «Повести временных лет» можно было бы поставить как эпиграф вообще ко всем нашим занятиям. Потому что апелляция к красоте – вещь непростая. О чем тут идет речь? Наши посланники прибегли не к каким-то философским аргументам, а просто увидели красоту, которая для них засвидетельствовала подлинность связи Бога с греческим народом, и захотели, чтобы у нас было так же.

Когда святая Екатерина тоже являет нам свою красоту вместе с мудростью и твердостью в вере, это тоже очень значимо. При этом каждую из них можно развивать по-разному. Если мы говорим о твердости в вере, это раскрывается еще и в других каких-то вещах. Дети должны быть и патриотически правильно настроены, и понимать нашу историю, понимать наше место в ней и место нашей веры в нашей жизни, в нашей истории и, наоборот, наше место в самой вере. Это такие вещи, на которые наводят размышления о святой Екатерине и молитва ей, которая, конечно, совершается в нашем храме. В этом смысле приятно, что первый вузовский храм был посвящен именно святой Екатерине, и он сейчас активно действует и приносит плоды.

– Если обратиться к ее житию, то я иногда удивляюсь, почему правозащитники не считают ее своей небесной покровительницей. Ведь она пошла защищать неправедно гонимых. Она могла просто верить тихонечко, но она выходит в общественное пространство и идет к императору именно с требованием или с просьбой прекратить гонения на христиан, которых мучают. И она выбирает Христа, поэтому мы ее и знаем. Если бы она выбрала нечто другое, то сейчас ее имя кануло бы в Лету, мы бы о ней и не вспомнили. Мне кажется, каждый, кто защищает неправедно гонимых, может смело обращаться к святой Екатерине за помощью.

– Наверное, это так.

– Еще хочу сказать про 1991 год. Он вообще знаковый и для Санкт-Петербурга, и для Екатеринбурга, потому что было возвращено имя и городу святого Петра, и городу святой Екатерины. Вообще у наших городов очень много точек соприкосновения: во-первых, оба петровские; правда, наш был позже основан (в 2023 году он отметил 300 лет).

Город на Неве в честь небесного покровителя императора. Город на реке Исети на Урале в честь небесной покровительницы императрицы. Первая мировая война – и возникает вопрос о переименовании, чтобы убрать это вражеское, немецкое «бург». У нас, правда, оставили. Хотя были какие-то предложения – Уральск, еще как-то, но остался Екатеринбург. С 1924 года на Урале – это Свердловск, а здесь – Ленинград. С 1991 года: Санкт-Петербург, Екатеринбург. А области остались – Ленинградская, Свердловская. Столько общего…

– Да. И с царской семьей, наверное, тоже можно эти параллели увидеть.

– Раз заговорили об истории Санкт-Петербурга, нельзя не сказать и о Петропавловском соборе, тоже знаковом для города святого Петра.

– Да, у нас в городе целый ряд таких больших соборов, которые не сразу были возвращены Церкви, но, слава Богу, сейчас они уже ожили. И в Петропавловском соборе тоже проходят богослужения, хотя он сохраняет в то же время и музейный статус. Очень важно, что совершается бескровная жертва, совершается молитвенная память о императорах и великих князьях, с которыми связаны определенные события в истории нашей страны. Какие-то моменты сегодня для нас кажутся очевидными, а они свое начало имеют в связи с деятельностью того или иного императора. Или даже деятельностью того или иного великого князя, которому было поручено что-то сделать, какая-то сфера была поручена. Поэтому память о них возвращает нас и к сегодняшнему дню и заставляет лучше вникать в нашу историю. Поэтому эта молитвенная память очень живая, на панихиды приходит много народу. Больше всего на панихиды по Павлу Петровичу. Светские люди, наверное, больше почитают Петра Великого, а церковные – императора Павла.

При сложности разных задач музея и прихода все-таки нам удается найти этот баланс. И я всегда говорю о том, что у нас отношения очень хорошие. Ведь разные ситуации бывают в разных местах, а у нас отношения очень хорошие. Стало доброй традицией на праздник Петра и Павла не просто совершать богослужения, а ожидать Святейшего Патриарха. Святейший Патриарх Кирилл приезжает к нам почти каждый год, совершается патриаршая служба в соборе, который был основан в Синодальное время. Тогда невозможно было представить себе патриаршую службу, а сейчас она есть. И это то дополнение, без которого, наверное, чего-то бы не хватало. И архиерейская служба всегда по-настоящему украшает храм, а уж патриаршая тем более. То, что у нас проходят на Петра и Павла патриаршие богослужения, это, конечно, замечательно. Это меняет окружающее пространство, оно становится совсем другим.

Что касается музейно-приходских отношений, они действительно выровнялись, давно уже стабильные и благоприятные. Спасибо музейному руководству, это уже третье поколение музейной администрации, и каждый раз у нас бывают какие-то интересные, новые повороты событий. Здесь все действительно благоприятно. Но есть какие-то сложности, которые связаны с этим соборным статусом. Собор вызывает интерес, многие приезжают сюда в связи с какими-то событиями: и простые люди, и высокопоставленные лица. Это действительно факт. Но есть еще такая тема, как екатеринбургские останки, которые находятся в бывшем Екатерининском приделе. Здесь тоже есть проблема, потому что и в церковном, и в светском обществе по-разному относятся к этой тематике. Нам очень важно быть всегда гостеприимными в соборе. Независимо от того, какие взгляды имеет человек по этому вопросу, ему должно быть комфортно.

Церковь не признала подлинность останков, поэтому мы совершаем молебны, посвященные царской семье, в день памяти государя и его августейшей семьи (день их убиения). Кто хочет, всегда может подойти к Екатерининскому приделу, здесь нет никаких препятствий. Но есть такие мнения, что хорошо бы было там что-то делать. Но я четко могу сказать: во-первых, Церковь не признала подлинность останков; во-вторых, очень важно, что сейчас там еще не замурован пол. Этим вопросом занимается Следственный комитет, поэтому Екатерининский придел находится не только в ведении музея, но и Следственного комитета. Приход к этому как раз не имеет отношения. Надо все это понимать, поэтому предложения о том, чтобы что-то там делать, будут категорически отрицательно встречены с нашей стороны. Это просто не та ситуация сегодня.

Момент очень важен и принципиален. Тут, конечно, у меня есть какой-то свой интерес. Тем более я занимаюсь историей архитектуры, историей церковного искусства. Но предмет, который я веду в духовной академии, называется церковная археология. Это комплексный предмет, который предполагает самые разные вещи. У меня есть опыт: со школьной скамьи и в студенческие годы я очень много ездил в археологические экспедиции. Поэтому, конечно, я не могу не испытывать любопытства к теме, связанной с екатеринбургскими останками.

В 2015 году еще было старое следствие, которое вел Владимир Николаевич Соловьев, была эксгумация, и мы были свидетелями этого (нас попросили принять участие). Я обратил внимание, что череп, который хотят признать за череп императрицы, если на него смотреть в профиль, как-то не очень похож на профиль императрицы. Меня когда-то учили рисовать, и для меня эта аргументация очень важна. Может быть, кому-то она кажется менее важной, кому-то химия кажется более важной, какие-то физические параметры. А мне кажется, что простая геометрия очень наглядна. Мне это как-то запало в душу, но я ничего не делал после этого, просто помню, что это было. А в 2017 году у меня вдруг проснулась такая инициатива, я решил попросить провести дополнительное исследование.

Были взяты прижизненные фотографии государыни, а потом уже проведены подобные исследования и по изображениям государя. В результате получилось, что действительно совпадений нет. Тут можно сказать так: когда совпадения есть – это еще не доказательства. А вот если при всем желании эти совпадения не получаются, это об очень многом говорит. Те, кто мне помогал делать графическую реконструкцию, консультировались с профессором Монашеровым, который ведет курс анатомии для художников. И не надо считать, что эта анатомия какая-то второстепенная, для художников это очень важно. Там все очень точно именно с геометрической точки зрения. Он как раз сказал – да, там нет совпадений. Эта тема была единственной, вынесенной на конференцию в 2017 году в ноябре в Сретенском монастыре. Я имею в виду из тех тем, которые поднимают независимые эксперты.

К великому сожалению, нет нормального, живого диалога между официальными экспертами и независимыми исследователями, хотя это очень профессиональные люди, которые делают очень серьезные вещи. Их материалы опубликованы или в Интернете, или в печати. Тем не менее процессуально их как бы нет в поле зрения официальных экспертов, и диалога фактически нет. Но эта тема зазвучала, потому что один опытный человек посоветовал мне ее зафиксировать официально. И все было послано и в Патриархию, и в Следственный комитет. Поэтому тема зазвучала тогда и на этой конференции. Появился старый специалист, который уже к новому следствию, казалось бы, не относился. Но он пришел специально для того, чтобы засвидетельствовать, что правы были они, утверждая, что и у государя, и у государыни все нормально с такими совпадениями.

Потом выступил молодой специалист, эксперт Абрамов, который все-таки признал, что у императрицы нет всех совпадений, как это должно быть. Но он сказал: мы еще будем заниматься этим вопросом. Возникла возможность моих помощников соединить с ним для того, чтобы он им дал кое-какие методические указания. Конечно, не публиковать какие-то открытия, а просто уже известные вещи и дать методики. Такая возможность была, и руководитель нынешнего следствия, Марина Викторовна Молодцова, разрешила это. Но потом по каким-то причинам, не от нее зависящим, этот контакт был остановлен. И новых результатов, которые могли бы быть еще и следствием сотрудничества независимых и официальных исследователей, мы не получили.

В силу того, что я являюсь настоятелем собора, мне приходится общаться и с Мариной Викторовной, и с другими представителями официальной стороны, и с независимыми экспертами. Это очень честные, порядочные люди, профессионально, глубоко исследующие тему. Хорошо бы было на их контраргументы услышать хотя бы один ответ. Но пока их нет. Отсутствие диалога очень неприятно – не хотелось бы обострять противоречия в обществе; хотелось бы, чтоб все мирно решалось.

Исследовательская тема очень важна. В конце концов, она могла бы продолжаться столько лет, сколько нужно; не надо делать никаких скороспелых выводов, потому что пока все еще очень сыро. В плане поиска истины очень важен контакт официальных, светских исследователей, представителей  Церкви и заинтересованных энтузиастов, которые являются профессионалами в той или иной теме и очень много наработали материала по этому вопросу. Если бы этот контакт был, то тогда, думаю, никому бы не захотелось торопить события. Можно было бы еще много интересных вещей сделать совместно и прийти к выводам, может быть, совершенно непохожим на те, которые у нас есть сегодня. Чем более разносторонний взгляд, тем это ценнее. На мой взгляд, пока все очень сыро, и меня никто не сумел убедить в подлинности. Мне кажется, что позиция, которую наша Церковь занимает в течение уже нескольких десятилетий, очень принципиальная, очень правильная. Дай Бог, чтобы она такой же выверенной оставалась всегда. Думаю, что с Божьей помощью все это возможно.

Но диалог важен, диалог нужен: и для того, чтобы в церковном обществе все было благополучно в целом, и для того, чтобы истина была предъявлена обществу и светскому, и церковному. Для меня все было бы не так возможно, если бы я не был настоятелем Петропавловского собора. Я и раньше интересовался этой темой, и у меня в памяти больше всего остается фундамент, который был заложен книгой Соколова Николая Алексеевича, следователя, который сделал больше, чем кто бы то ни было. Он заложил настоящий фундамент, который  никто опровергнуть не может. Если взять все то, что он сделал, взять основной вывод, сделанный в докладной записке вдовствующей императрице Марии Федоровне, то там все достаточно однозначно. Если кто-то хочет это опровергать, то нужны очень серьезные аргументы, я пока их не увидел.  Я вижу только очень сырой материал, достаточно односторонний на сегодняшний день.

 Не буду вдаваться больше в подробности этой темы, потому что они всем известны. Есть целый ряд очень интересных вопросов, на которые действительно ответа никакого нет. Они поднимались и Юрием Александровичем Григорьевым, например, и Петром Валентиновичем Мультатули, и Андреем Анатольевичем Мановцевым. Много у нас есть независимых исследователей, которые внесли очень большой вклад в решение этого вопроса. Дай Бог, чтобы эти исследования продолжались дальше. Мне кажется, если у кого-то возникает желание быстрее все закончить и поставить точку, то такому человеку можно было бы ответить, что каждый, кто выносит какое-то решение, должен очень глубоко войти в эту тему. Насколько я понимаю, даже официальные эксперты каждый занимается своей стороной. Марина Викторовна должна все соединять вместе, а каждый видит какую-то свою часть. Целого пока не видит никто, поэтому, на мой взгляд, делать какие-то четкие выводы рано.

Вообще удивительно, почему светские специалисты, которые должны быть большими профессионалами по этой теме, хотят твердой поддержки со стороны Церкви? На самом деле нужно было бы, чтобы каждый занимался своей тематикой, чтобы благодаря этому мы видели целое. С одной стороны, совсем необязательно светским специалистам ожидать однозначного ответа «да» на их позицию, на их выводы; а с другой стороны, хотелось бы от них ожидать большей открытости и диалога с коллегами, которые не связаны с официальной структурой, но которые очень много сделали интересного. Если бы это было так, то даже если бы пришлось еще много лет заниматься этой темой, ничего плохого в этом бы не было. Это было бы лучше, чем делать какие-то скороспелые выводы.

–  На Екатерининские дни приезжал в Екатеринбург Владимир Романович Легойда, и во время встречи с главными редакторами средств массовой информации это был первый вопрос, который прозвучал: по екатеринбургским останкам, по тому, когда планируется Собор, кто уполномочен принимать решения. Владимир Романович ответил, что только Архиерейский Собор Русской Православной Церкви может поставить точку в этом вопросе. Когда он будет и какая повестка будет определена, на данный момент неизвестно.

Ведущая Светлана Ладина