Беседы с батюшкой. О молитве Ефрема Сирина

В московской студии нашего телеканала на вопросы отвечает протоиерей Игорь Петров, клирик Вознесенско-Георгиевского прихода города Рыбинска.

– Сегодня мы говорим о молитве преподобного Ефрема Сирина. Так как мы проходим поприще Великого поста, а молитва Ефрема Сирина неоднократно читается за богослужением, хотелось бы поговорить именно о ней. Расставить какие-то акценты, может быть, что-то лучше понять для себя. Поэтому предлагаю начать передачу с эпиграфа из «Лествицы», который Вы запланировали сегодня.

– Отец наш преподобный Иоанн Лествичник призывает нас, молясь, держать ум в словах молитвы. Великим постом, многократно повторяя всеми нами любимую молитву Ефрема Сирина, мы не можем не замечать, что очень часто не держим ум в словах молитвы, склонны по своему падшему состоянию механически произносить ее слова. Мы и Иисусову молитву часто читаем механически, даже порой думая совершенно о другом. Такие греховные вещи естественны для человека, нужно с этим бороться. Поэтому хотелось бы еще раз об этом замечательном святоотеческом тексте порассуждать.

Я вспомнил сейчас замечательные слова преподобного Иоанна Лествичника о том, что такое молитва. Он говорит, что молитва есть со-бытие с Богом. А мы часто, читая длинные молитвы (или даже более короткую молитву Ефрема Сирина), произносим как бы некую формулу, некий текст, при этом совершенно забывая, что молитва есть живой опыт общения с живым Богом. Это очень важно. И величайшим подспорьем для каждого из нас является то, что мы стараемся не просто держать ум в словах молитвы, а разбирать их. Когда мы понимаем их смысл (а в Церкви все существует в единстве духа и смысла), тогда нам легче хранить соответствующее внутреннее молитвенное состояние.

– Когда мы готовились к передаче, Вы отправили мне замечательную проповедь митрополита Антония Сурожского о молитве Ефрема Сирина. Предлагаю сегодня озвучить, может быть, какие-то важные моменты из этой проповеди.

– Обязательно. Я думаю, что все мы нерадивые, но все же чада Церкви и помним слова Варсонофия Великого и Иоанна Пророка: «Привяжи утлую ладью своей жизни к кораблю отцов, и они управят тебя ко Христу». И когда мы решаем какие-то проблемы, разбираемся в каких-то вопросах (например, в тексте молитвы преподобного Ефрема Сирина), то, конечно, привязываем свою ладью к кораблю отцов.

Здесь для нас очень важно имя митрополита Антония Сурожского. Я думаю, для многих из нас он был детоводителем к святым отцам. Читая его замечательные тексты, мы видим и прямые цитаты. Владыка очень любил святителя Феофана Затворника (постоянно его цитировал практически в каждой проповеди) и многих древних отцов Церкви. О многих древних отцах я узнал именно от него, читая его книги, которые написаны прекрасным русским языком.

Вспоминается образ Церкви из «Пастыря» Ерма (древняя христианская книга, мы часто к ней возвращаемся), где Церковь изображена как женщина с молодым прекрасным лицом, но седая. То есть Церковь, с одной стороны, древняя, вечная, и врата адовы не одолеют ее; с другой стороны, она всегда молодая, обращена к людям, говорит с ними на понятном им языке, как любящая мать. Святые отцы и владыка митрополит для нас являются близкими и родными людьми, как и преподобный Ефрем Сирин.

Хочу обратить внимание на первую строку молитвы: «Господи и Владыко живота моего». Эти слова говорят о многом и ко многому нас обязывают. Как ни у кого, у митрополита Антония есть очень веские и глубокие слова о том, имеем ли мы вообще право говорить: «Господи и Владыко живота моего»; являемся ли мы людьми, которые своей повседневной жизнью показывают, что они послушники Господа.

Да, Господь является нашим Создателем, Творцом, мы Им движемся, живем и существуем, как мы читаем в Книге Деяний апостолов. Действительно, это так: в руце Его дыхание наше. Но, как подчеркивал владыка митрополит, даже люди социально опасные по-человечески прекрасно понимают, что государство является их владыкой, но дальше этого не идет. Порой и мы, понимая, что Господь есть Владыка, с другой стороны, можем ли сказать, что любим своего Владыку всем сердцем, всей душой, всей крепостью, всем разумением своим? Нет. Потому что в нас живет грех, плотской человек, истлевающий в обольстительных похотях.

Кто избавит меня от сего тела смерти? – говорит апостол Павел. Это тело смерти не дает любить Бога. Значит, субъективно, с моей точки зрения, Он ли мой Владыка? Тем более в Евангелии от Матфея Господь говорит: «Что вы называете меня Господом, но не исполняете волю Мою? Любящий Меня исполняет волю Мою». Из этого будет видно, что Господь действительно является нашим Владыкой.

Поэтому, как мы читаем у митрополита Антония, мы должны изо дня в день ходить перед этой ответственностью. Владыка здесь говорит об основной церковной традиции – хождении в памяти о присутствии Божием. Основа нашей духовной жизни – вера, что всякое мгновение рядом присутствует Невидимый, наш Господь и Владыка; всякое мгновение Он ближе к нам, чем мы сами к себе, ближе, чем воздух и материальные предметы, ситуации и так далее. Пусть во мне живет грех, зло, страсти, но вместе с тем я знаю, что Он меня любит, Я чувствую Его любовь и заботу, неизреченное тепло, это дает мне силы, некую надежду.

В Церкви все имеет практический характер. Читая молитву Ефрема Сирина, мы не просто теоретически подпитываем себя, не просто создаем какую-то нравственную базу для своей жизни (особенно в пост). Важно, чтобы человек это понял, «поняв, возлюбил и предначал волею», как говорит наш преподобный отец Макарий Египетский, которого часто цитирует митрополит Антоний. Очень важно, чтобы мы практиковали это: поняли, что нужно любить Бога, что Он Господь и Владыка.

Но теперь нужно действовать, нужна аскетическая традиция хождения в памяти Божией. Это человек может делать. По крайней мере, читая молитву преподобного Ефрема Сирина, он должен понимать, что не может так запросто сказать: «Господи и Владыко живота моего». Да, человек должен повторять, что говорит Церковь, но при этом должен понимать, что как минимум не соответствует этому. Апостол Павел говорит: Имеющие вид благочестия, силы же его отрекшиеся. Я уже не говорю о том, что все церковное Предание, Священное Писание особенно ярко об этом говорят. Святитель Игнатий (Брянчанинов) говорит, что мы должны быть покаянными.

Действительно, преподобный Ефрем Сирин мог назвать Господа своим Владыкой, потому что Господь был для него не просто объективно Творцом Вселенной, Промыслителем, но был еще его Учителем, за Которым он шел бескорыстно и удивительно преданно. Мы не можем назвать Господа своим Владыкой, потому что дела наши говорят о другом. Очень важно, чтобы мы это понимали. Дерзну сказать, что Господь примет нашу молитву, но при этом мы должны понимать, кто мы и что говорим. Апостол Павел говорит: А мы имеем ум Христов. А мы что – имеем ум Христов? Апостол Павел мог так сказать, а мы – нет.

Или еще апостол Павел говорит: «Я распялся для мира, чтобы жить для Бога». Разве мы можем повторить это за апостолом? Разве мы такие? Нет. По крайней мере, есть утешение. Преподобный Нил Синайский сказал, что говорить о хорошем надлежит и тому, кто не делает хорошего, чтобы, говоря подобное, он устыдился своих слов. Чтобы мы с легкостью не произносили такие слова, а понимали, что за каждое слово дадим отчет в день Суда.

И преподобный Серафим Саровский сказал, что каждое слово, произнесенное нами, не умрет, а будет с нами до Страшного суда. Поэтому, произнося «Господи и Владыко...», будем понимать, что мы не совсем соответствуем этим словам. Но пусть они нас ведут к покаянию и помогают нам с покаянием читать молитву преподобного, сознавая нашу немощь и недостоинство.

На литургии священник перед чтением молитвы «Отче наш» произносит замечательнейшие слова: «И сподоби нас, Владыко, со дерзновением неосужденно смети призывати Тебе, Небеснаго Бога и Отца, и глаголати...» Неосужденно! То есть не запросто: «Отче наш», а с пониманием, что мы не очень-то имеем право обращаться к Богу с молитвами, просто это Его великая милость к нам. Это очень важно для всех нас.

Церковь нас учит, что нужен покаянный дух. А мы просто падшие существа, и к чему бы ни прикасались, имеем способность все профанировать, делать все механически: вроде уже ко всему привыкли, всё знаем, знаем наизусть молитву Ефрема Сирина. Но толку от этого, к сожалению, не так много, как хотелось бы.

– Давайте двинемся дальше. Хотя каждое слово молитвы требует разъяснений.

– Действительно, на каждое слово молитвы можно очень много говорить, потому что эта молитва – срез святоотеческого Предания, аскетической традиции Церкви, антропологии. Огромное богатство.

«Дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми, дух же целомудрия, смиренномудрия, терпения и любви даруй ми, рабу Твоему». Сразу в молитве подчеркивается очень высокий духовный уровень человека, который ее читает. То есть человек способен жить по духу, различать духов, как апостол Павел говорит: «Мы должны быть людьми, у которых чувства навыком приучены к различению добра и зла». Если я дерзаю говорить: «Дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми», – значит, я о нем знаю. Это во мне бывает, к сожалению, гораздо чаще, чем я бы этого хотел. Но, по крайней мере, если я говорю: «Не дай ми», – это означает: «Отдай кровь и прими дух». Означает, что если я дерзнул открыть рот и сказать Богу эти слова, то понимаю, перед Кем я, кто я и что я регулярно все это делаю.

Если я говорю: «Не даждь ми», – значит, должен с этим бороться сам. «Молись, а к берегу гребись»; приблизьтесь к Богу, и приблизится к вам. Основа духовной жизни – соработничество. Поэтому я должен сделать все, что от меня зависит, несмотря на свою лень, расслабленность, празднословие, уныние. В основе всего этого лежит аскетическая традиция хождения в памяти о присутствии Божием, краткая молитва, которую мы постоянно читаем.

Что такое праздность? Это пустота, бесплодность. Дух пустоты, мечтаний, фантазий, иллюзий. Мы часто говорим, цитируя митрополита Антония, что не можем жить в настоящем. А человек, который не живет в настоящем, не молится. Он не может молиться. Мы можем молиться, только находясь здесь и сейчас в присутствии Отца Небесного. А мы или сваливаемся в прошлое, тогда наша больная душа наполняется унынием и печалью, или нас всасывает мнимое будущее, которого нет, это просто иллюзии, фантазии. Это настоящее сатанинское влияние.

Очень хорошо об этом говорит митрополит Антоний. Ведь дьявол не сразу является к нам так, что «тишина, и мертвые с косами стоят». Нет, конечно. В белых одеждах явится. Корысть играет любые роли, рядится в любые одежды, прежде всего в одежды бескорыстия. Уж к нам-то он найдет подход. «Он часто, юноша пленительный, обворожает, скорбных, нас» – есть такое стихотворение у Брюсова Валерия Яковлевича. Серебряный век испытал влияние этой прелести. Вот такая мнимая эстетика, мнимая расслабленность, фантазия. Нам вообще легко фантазировать.

Для меня это большая духовная проблема с детства. Может быть, она обусловлена тем, что с детства я очень любил читать различные книги: исторические, о приключениях. Все равно, вольно или невольно, ребенок себе что-то представляет. У меня до сих пор это все осталось. И мне очень большого труда стоит вернуться в «здесь и сейчас», перестать фантазировать. Когда находишься в присутствии Божием, начинаешь замечать, что происходит в сознании.

Преподобный Симеон Новый Богослов сказал, что мы греховные мертвецы. Фантазии и есть мертвенность. Жизнь – это здесь и сейчас, с Богом. А дьявол предлагает некий вымышленный мир фантазий, иллюзий. Кстати, на этом очень многое построено в современной массовой культуре, то есть это уход: здесь плохо, неинтересно – лучше выпей вот это (или сделай это, посмотри, послушай). Человек-потребитель – вот где сатанизм.

Дело в том, что нужно быть уж совсем конченым человеком, чтобы дьявол являлся в том ужасе, который он из себя представляет, или быть святым. Преподобный Серафим сказал про демонов, что они отвратительны, мерзостны. Мы святости не достигли, мы те самые существа, про которых сказано в Книге Апокалипсис: «Не холоден и не горяч. О, если бы ты был холоден или горяч, но ты тепл, поэтому мне хочется исторгнуть тебя из уст Моих». Поэтому дьявол является к нам в неком цивилизованном виде, говорит с нами порой наукообразными словами. Иногда слушаю некоторых журналистов и поражаюсь: «Человек может часами говорить ни о чем». Вот праздность.

Уныние. У преподобного Серафима Саровского есть такие слова: «Чем спасающийся человек отличается? Решительностью». То есть все возможно верующему, трудись, делай что можешь. Упал – встань, опять упал – опять встань, то есть делай. А уныние – это расслабленность, мечтания (сатанинские штуки) и следствие нашей болезненности.

Откуда берется уныние? Первая базовая страсть – чревоугодие, вторая – сластолюбие, третья – сребролюбие, четвертая – гнев, пятая – печаль, шестая страсть – уныние. То есть человек уже настолько расшатал свою психику совершенно ненормальным режимом работы, что практически склонен к депрессивным состояниям. Уныние и есть то, что психиатры называют депрессивным состоянием. Это нежелание работать, трудиться, потеря смысла жизни, интереса к жизни.

И еще остаются тщеславие и гордыня – наши самые любимые страсти. Любоначалие. Когда человек живет в пустоте, ему нечем заниматься, он ищет компенсации, поддержки своей крайне заниженной самооценки в том, что унижает кого-то: подчиненных, соседей, более слабых членов семьи. Мы же не со всеми позволяем себе быть дерзкими. Мы выборочно позволяем себе кому-то грубить. А кто-то может нам ответить, и мы ведем себя немножечко по-другому.

Празднословие. Митрополит Антоний прекрасно сказал, что празднословие – это не только болтливость, которая присутствует в нас постоянно. Мы забываем о том, что у нас есть гораздо более глубокие пласты сознания. Мы забываем об исихазме, тишине, безмолвии, которым, по словам Григория Богослова, должны всех учить. Иоанн Златоуст говорит, что жизнь монаха ничем не отличается от жизни мирянина. Он имел в виду не умаление тяжести монашеского подвига и креста, а именно внутреннее устроение. Это хождение в памяти Божией, постоянная работа над собой, отсутствие болтовни. Мы все время разговариваем внутри себя, ведем какие-то диалоги, монологи, беседуем с людьми, которые отсутствуют в данный момент, продолжаем с ними разговаривать, убеждаем в чем-то. Потом сталкиваемся с реальностью, и оказывается, что все совершенно по-другому, что никто не собирается с нами соглашаться.

То есть мы живем в иллюзиях, опять живем в полусне. Это как раз то, о чем Господь сказал: «Пусть мертвые погребают своих мертвецов». Кто эти мертвые? Это люди, которые ведут достаточно активный образ жизни, но живут совершенно мертвыми вещами: иллюзиями, страстями, фантазмами. Естественно, это все относится к нам в полной мере. Церковь – это общество не праведников, а кающихся грешников. То есть мы пытаемся каяться.

Слово «покаяние» пришло в русский язык из греческого, по-гречески «покаяние» – это «метанойя», что в буквальном переводе означает «изменение ума». Вот нас и учит отец наш Ефрем Сирин (и Священное Предание) тому, как можно менять свой ум. Мы должны менять свой ум, он у нас падший. Мы не должны жить в страдательном залоге, думать о том, что думается, совершенно доверяя своим мыслям. Мы не должны воспринимать то, что воспринимается, а должны управлять своим сознанием. Это очень важно. И, в частности, эту мысленную болтовню нужно постоянно останавливать.

Помните из Салтыкова-Щедрина, в голове у губернатора был такой органчик: «Не пущать!» Этот органчик есть и у нас; даже, наверное, хуже. Тогда был органчик, а у нас целая радиостанция в голове, которая постоянно что-то вещает, говорит не очень умные вещи. И мы в этом живем. Какое счастье среди большого города оказаться в тишине, научиться тишине в метро, на эскалаторе, не парить умом, не быть в праздности. Если будем в праздности, обязательно придет уныние, любоначалие и празднословие.

«Не даждь ми». Коль я тебе это говорю, Господи, значит, я отвечаю за свои слова, понимаю, что говорю, и сам стараюсь для этого что-то делать. Например, читать книги. Идет Великий пост. Что мы будем читать? Конечно, великих учителей покаяния – святителя Игнатия (Брянчанинова).

Большинство моих друзей знают только молитву Ефрема Сирина, но не читали его прекрасные проповеди, молитвы, «Псалтирь Божией Матери», великолепные толкования на Ветхий и Новый Завет. Восемь томов проповедей, очень эмоциональным и ярким языком написанных. Молитвенное чтение постом является важным деланием.

– Это будет как раз воспитание ума от празднословия, праздномыслия.

– Да, Нил Синайский говорил: думай о хорошем, чтобы не думать о плохом. Надо насыщать свое сознание Писанием. Стоит перед сном пасть и посмотреть социальные сети, аналитические статьи, ночью приходят какие-то сны, темные образы. А стоит вечером почитать Священное Писание, не смотреть в электронный экран, а просто взять книгу и спокойно почитать – совершенно другое состояние будет. Дух другой.

И дальше: «Дух же целомудрия, смиренномудрия, терпения и любви даруй ми, рабу Твоему». Коли я прошу даровать – это означает, что я понимаю, что Царствие Небесное силой берется. Стучите – и отворят вам, трудитесь. Мы ведь произносим эти слова не механически, а с пониманием. Под словом «целомудрие», как очень хорошо нам говорит об этом традиция, имеется в виду целостность человека. Это не просто отсутствие блудных помыслов и желаний. Митрополит Антоний Сурожский сказал: как мы с благоговением относимся к вину и хлебу, которые претворяются в Тело и Кровь Господни, с таким же благоговением должны относиться и к телу (своему и других людей) как к храму Божьему.

Смиренномудрие – это способность к смирению. Часто мы учимся не очень хорошим вещам. В церкви быстро приучаемся говорить: «Ой, я грешный, я самый-самый плохой…» А на самом деле – «я», «я», «я». Митрополит Антоний прекрасно говорит, что нам нужно прекратить носиться с собой постоянно, мы должны думать не только о себе, а о Боге и ближнем.

– У митрополита Антония в проповеди есть еще, что «смирение» на английском языке однокоренное со словом «гумус» («плодородная земля»). Очень важный момент.

– Хорошо, что Вы вспомнили. Земля готова все принять: и нечистоты, и солнечный свет.

– И всегда отдает, плюют в нее или зерна бросают, – образ смирения.

– Да. И терпение – тоже замечательное слово. Имеется в виду не терпение стиснув зубы, а именно внутреннее состояние. Мне кажется, это жизнь здесь и сейчас. Не то что я жду чего-то и терплю. Но я знаю, что Бог здесь и сейчас, и, молясь Ему, решаю все проблемы. Что может быть важнее Его присутствия? Вот это терпение. И, конечно, жизнь по духу. Я стараюсь не вымещать раздражение на ближнем, ничего не делать по страсти, тщеславию и любопрению, как говорит апостол Павел. Это и любовь как совершенство.

– «Терпение» созвучно слову «терпкость». Не сладость жизни, а терпкость. Иллюзии всегда сладостны, они уводят человека в приятные, но неестественные состояния, а терпение, как Вы сказали, связано с присутствием здесь и сейчас, принятием жизни такой, какая она есть, реальности со всей ее сложностью, препятствиями, необходимостью что-то преодолевать, прилагать усилия. Терпкость жизни сопряжена с терпением.

– Да, есть многообразие творения Божьего, те условия, в которые мы помещены.

– И в итоге – «дух целомудрия, смиренномудрия, терпения и любви».

– Любовь жертвенная. В древнегреческом языке, с которого было переведено Евангелие, любовь обозначается разными словами в зависимости от контекста. Практически везде в Библии, в Ветхом и Новом Завете, где говорится о любви к Богу и ближнему, стоит редкое слово «агапи» – любовь, которая является не эмоцией, увлечением, а нравственной установкой, жертвой. Я люблю человека – значит, готов жертвовать собой.

Ну и последняя фраза: «Ей, Господи Царю, даруй ми зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего, яко благословен еси…» Как бы я ни хотел, если не буду выполнять каких-то обязательных вещей, мало что изменится. Здесь синергия: я делаю то, что зависит от меня, стараюсь ходить в присутствии Божьем, бороться с греховными помыслами, вникать в себя, по апостолу Павлу, а Господь, видя мое старание, несомненно, не останется в стороне, пошлет Духа Святого, Свою благодать и мое душевное делание претворит в духовное. Мне очень нравятся слова апостола Павла: …слово Божие живо и действенно и острее всякого меча обоюдоострого: оно проникает до разделения души и духа, составов и мозгов и судит помышления и намерения сердечные. Если бы не благодать, как бы я увидел свои составы и мозги?! Сверхъестественная помощь помогает преодолеть субъективность, эго.

В нашем «я» настолько сложно все устроено! Мы способны наблюдать за собой! В посланиях апостола Павла читаем о плотском, истлевающем в похотях человеке, о котором мы уже говорили, и о внутреннем. Ветхий, истлевающий человек; и в то же время – дивный образ и подобие Христово. Отсюда – стараюсь зреть свои согрешения. В Евангелии сказано: Что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь?

«И не осуждати брата моего». У Макария Египетского в «Духовных беседах» есть яркие и страшные слова: имеющий дома покойника не идет хоронить чужого. Когда мы видим в себе покойника, весь ужас своего падения – это великая Божья благодать, способность критически относиться к себе. Не зря блаженны нищие духом. Когда у человека есть опыт общения с живым Богом, он видит свое ничтожество, а гордыня – это обратное состояние, когда он замкнут в себе, как стружка вокруг пустоты скручен, по словам Феофана Затворника, догматизирует свои ощущения, мысли, желания, намерения. У преподобного Ефрема Сирина говорится, что Бог не сразу нам мертвеца показывает, а постепенно. По мере укрепления в вере человек начинает видеть хоть какую-то часть бездны своего падения.

– Еще у преподобного Ефрема Сирина есть слова о том, что человек либо не помнит заповеди Божьи, либо перетолковывает их в угоду себе. Можно знать молитву, но ее слова нужно понимать в святоотеческой традиции. Недостаточно ее читать, важно знать правильное ее толкование.

– Есть прекрасная статья святителя Игнатия (Брянчанинова) в первом томе его трудов, в ней слова: все отцы, как реки, берут свое начало в Евангелии и, как реки же, впадают в это море – Евангелие.

Необходимость постоянного чтения святоотеческой литературы крайне важна, потому что мы склонны толковать Священное Писание так, как нам удобно. У многих это получается невольно, у меня, по крайней мере, точно. Святые отцы – наши детоводители, реки, ведущие в дивное море – Священное Писание. У святителя Феофана Затворника есть слова о том, что, воцерковляясь, человек сначала должен научиться читать святых отцов.

Есть древняя традиция Великим постом перечитывать Ветхий и Новый Завет. Это каждый решает со своим духовником, с тем, у кого исповедуется. Мы вроде бы досконально знаем евангельский текст, некоторые много лет в Церкви и хорошо помнят, кто что сказал (Господь, фарисеи, апостол Петр, другие ученики) и что потом произошло, но благодати от чтения Евангелия не ощущают. Потому что  воспринимают его как простой, давно знакомый текст: все известно – что там читать? А батюшка Серафим почему-то читал каждый день по Евангелию. И каждый раз это было для него живым процессом. Как кровоточивая женщина, прикоснувшись к воскрилиям одежды Спасителя, получила исцеление, так же и мы должны читать Евангелие здесь и сейчас, думать не о ходе событий, а что Господь говорит. Вроде мы все это знаем, а нужно читать каждую евангельскую строку как текст, обращенный лично к каждому из нас. С нами беседует Господь!

Рекомендую прекрасный Акафист Иисусу Сладчайшему – можно сказать, древнее толкование на Евангелие. В одном из кондаков содержится просьба к Господу оживотворить падшую душу, как Он воскресил несчастного сына наинской вдовы. Такое образное толкование очень важно. Пост и молитва преподобного Ефрема пронизаны евангельским духом.

– Что значит «быть здесь и сейчас», как этому научиться?

– Это сложный вопрос, у самого с этим большая проблема. Мы говорили, что не умеем жить. Одни живут на полвершка вперед. Другие – в прошлом. Что-то не так, не сложилось, чем-то человек недоволен – и уходит в прошлое, не благодарит Бога за то, что есть: за солнце, за жизнь пока еще, за отсутствие каких-то ужасных ситуаций. А этому всему нужно радоваться. Люди живут воспоминаниями, кто-то трагедию пережил. Нам порой легко рассуждать о каких-то вещах, а человек потерял близкого и все время в мыслях об этом. Это приводит к болезни. Депрессия, дух уныния, печали – это все отсюда.

Другая крайность – постоянное забегание в будущее. Банальная фраза «бежать впереди паровоза», но такое действительно существует. Живущие в мегаполисе боятся куда-то опоздать. В час пик по лицам людей видно, в каком они состоянии. Недуги современности – неврастения, психопатия, серьезные душевные проблемы. Современный человек слаб, переутомлен, поэтому во многом задача поста – научиться внутренней тишине, ограничению во внешнем, в социальных сетях, избавиться от пустого времяпрепровождения, праздности. Понять, что здесь и сейчас Господь ближе ко мне, чем я сам к себе, Он смотрит на меня. Сейчас – самый главный момент моей жизни, а не когда-то в будущем, когда сдам экзамены, получу диплом или найду высокооплачиваемую работу, пост какой-то займу – вот будет жизнь! Все это иллюзии, сказка про морковку и ослика. Мы должны быть не такими осликами, а людьми, которые живут здесь и сейчас.

– Если я правильно понимаю, то состояние здесь и сейчас – это благодарность, радость и ответственность, строгость, чувство полноты бытия.

– Я понимаю, о чем Вы говорите, как мне кажется, но это чувство появляется потом. Ведь сначала должен заработать ум, потом, как правило, откликается сердце. Надо просто учиться ходить пред Богом, помня, что Он сейчас здесь. Это может быть Иисусова молитва или другая, краткая. Прекрасная статья о Иисусовой молитве есть у митрополита Антония Сурожского. Не могу не вспомнить преподобного Нила Синайского, говорившего, что он похож на коня или осла, на которого садится кто угодно и едет куда ему вздумается. Или – на дом без окон и дверей, в который входит кто угодно, и дом наполняется нечистотами и смрадом (все мы видели заброшенные здания). Таковы наши психика и сознание: то вперед нас унесло, то назад. Подвижность нервной системы усугубляется стрессами, проблемами на работе, толчеей в общественном транспорте, дорожными пробками и прочими бытовыми неурядицами. Поэтому надо учиться жить здесь и сейчас.

Есть очень хорошая книга нашего старшего современника, митрополита Иерофея (Влахоса) – «Православная психотерапия». В ней много хороших цитат из святых отцов. Исихазм (безмолвие) – это хранение себя от болтовни, парения ума, когда мы внутренне собираемся и как можно чаще в течение дня стараемся быть перед Богом. Есть Он и я – больше никого. Подлинная реальность сейчас – это не стены, кинокамеры, а Он, слушающий нас. Вот что должно нас постоянно занимать, и тогда мы научимся быть в тишине даже в метрополитене.

Будь здесь и сейчас перед Христом, чтобы не погружаться в нервное состояние. Это не просто психологическое упражнение, а метафизическое. Ведь Господь действительно присутствует здесь, а память о Нем – это молитва. Быть в тишине, остановить болтовню в голове, парение сознания – огромный духовный подвиг. Это и есть «даруй мне зреть мои прегрешения». А как? Только в тишине.

Меня однажды пригласили на охоту. Я, как священник и христианин, не могу стрелять в животных. А была вышка на дереве, веточками прикрыта, залезаешь туда, и тебя никто не видит. Ты вошел в лес, и лес сразу притих – услышал. Потом, когда сидишь пятнадцать, двадцать, тридцать минут, час, лес оживает: птички начинают петь, на полянку лисичка выбежала, зайчик. Может быть, мы тоже так устроены: когда в тишине пребываем, начинаем видеть, кто в нас живет, в том числе страшные существа. Опять вспомню Макария Египетского: человек как дом, есть у него прекрасная горница, где Престол Небесного Царя, лепестки роз и благовония, а есть страшный подвал, где черви. Мы должны учиться зреть свои прегрешения и быть в тишине, привязывая свою утлую ладью к кораблю отцов.

– Предлагаю Вам подвести краткий итог нашей сегодняшней программы.

– Святые отцы, говоря о непрестанной молитве, ничего не выдумывали, а цитировали Евангелие. Господь призывает нас: Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение. Высказывания о непрестанной молитве есть и у апостола Павла. Это важнейшее для всех нас. Она дарует нам душевное и духовное здравие, спокойствие, видение своих грехов и смирение.

Ведущий Денис Береснев

Записали Елена Кузоро и Людмила Кедысь