Учимся растить любовью. Спрашивали - отвечаем

Ребенок пошел в первый класс, но, кроме новых знаний, принес в дом неприличную брань и грубые навыки. Папа считает такое положение вещей нормальным, а мама бьет тревогу, задумываясь о семейном обучении. Свои опасения она высказывает в письме, присланном в адрес редакции передачи и адресованном психологу Елизавете Пархоменко. В очередном выпуске будем искать ответ на вопрос телезрительницы и размышлять на тему противостояния и здорового взаимодействия школы и семьи.

– Здравствуйте, Елизавета! У нас огромное количество вопросов. Мне кажется, мы на все не ответим никогда. Часто я беру на себя смелость отвечать сама и даю ссылки на наши предыдущие беседы, потому что вопросы повторяются. Тем не менее некоторые вопросы я выделила, чтобы мы отдельно на них ответили.

Зачитаю очередной вопрос: «Наш сын в этом году пошел в первый класс. За два месяца многое в нем поменялось, и я не знаю, что делать. Он потребовал, чтобы ему купили телефон (как у всех), и теперь играет в игры. А я против. Он выучил много скверных слов, стал грубее, нахальнее. Муж говорит, что это нормально, но я так не думаю. Конечно, мы беседуем с сыном, объясняем что-то, но сердце все равно не на месте. Что делать?»

– Очень понимаю маму. Ситуация классическая, когда ребенок идет в школу. Иногда, кстати, это происходит еще в садике, иногда именно в школе. Когда ребенок идет в школу, он попадает совершенно в другую среду, и что-то такое с ним начинает происходить, как будто мы не находим путей к его сердцу. Я именно это слышу в этом вопросе. И на самом деле понятно, что с ним начинает происходить. Нам как родителям приходится конкурировать (а это сложно!) со сверстниками, с субкультурой, с гаджетами, со школьной системой. Очень много с чем приходится конкурировать. И мы часто не выдерживаем этой конкуренции.

В этом письме мама говорит, что ребенок захотел стать как все. Ведь это основной мотив, почему он стал нахальнее, грубее, почему он захотел телефон. Ребенок захотел стать как все. Это, собственно говоря, то, что происходит с ребенком, когда он попадает надолго в коллектив, в котором ему приходится как-то выживать.

Давайте представим: в классе 30 человек и отсутствие сильного, авторитетного и в то же время любящего взрослого, который управляет группой людей. С группой в 30 человек трудно управиться. У нас уже была беседа про школу, и я отсылаю туда, чтобы не повторяться. А здесь мне хочется сказать, что да, жизнь – жестокая, в ней придется выживать. Ты попадаешь в класс, где 30 твоих сверстников! И никто это особо не регулирует, это только чуть-чуть регулируется учителем, но он не оказывается тем взрослым, на которого опираются дети. Это просто невозможно в этих условиях. По большому счету ребенок оказывается в коллективе сверстников, и он оказывается там как в воду выброшенный, чтобы научиться плавать. И он учится плавать так, как может.

Что такое коллектив сверстников? Еще раз скажу: одно дело – коллектив в десять детей и любящий авторитетный учитель, который ведет всех за собой. Другой коллектив – где 30 человек и учитель, который скорее всего не очень со всеми справляется. И это коллектив детей, надо это понимать. Надо их немножко ограничивать, чтобы они друг друга не поубивали, как-то сохранялись, учились, что-то делали. И ребенку приходится, конечно, выживать. Это школа выживания. Например, бросили ребенка в воду – учись плавать, и он отчаянно учится плавать. Так и здесь. Это то, что происходит с ребенком, когда он оказывается в этом коллективе.

А коллектив детей – это очень жестокая среда. Не потому, что дети плохие. Дети по природе своей жестоки, и это нормально. Недаром так много классических произведений на эту тему. Этому можно печалиться, но вообще это нормально: дети не могут быть другими; во всяком случае, в такой среде. Для того чтобы им быть другими, надо иметь мягкое сердце и взрослого, на которого они опираются. Тогда они могут себе позволить быть мягкими. Но если они брошены сами по себе, они очень быстро становятся жестокими, потому что для того, чтобы выживать, нужно защищаться. Потому что с мягким, уязвимым сердцем ребенку будет слишком больно. Уже в садике это можно наблюдать. А в школе – тем более: там все острее, и ты надолго там оказываешься, там конкурентнее среда, в том числе и за внимание учителя, и за оценки. Я имею в виду начальную школу, потому что к средней школе при хороших условиях «я» становится крепче, при условии наличия привязанностей и не при полном очерствении.

Посмотрите, к примеру, как общаются дети в садике. Я могу даже это увидеть между своими детьми, которые остаются на какое-то время одни. Я вижу, как один ребенок говорит другому: «Смотри, какая у меня красивая картинка получилась». Другой отвечает (к примеру): «Что здесь красивого? Это каляки-маляки». И ничего плохого, в принципе, не произошло. Для одного это правда каляки-маляки, а для другого – красивая картинка. Но для первого ребенка это ранимая ситуация, ведь он шел поделиться со своим другом. Мы, взрослые, часто не обращаем на это внимания, но такая маленькая история может быть очень ранящей. Если ты пришел поделиться, какая у тебя красивая картинка, а друг сказал, что это каляки-маляки или что-то подобное, то это на самом деле ранит, и от этого придется защититься и сказать, к примеру: «Да нет, это красиво. И мне твое мнение не так важно». (Хотя на самом деле оно было важно.) Это один способ защиты. Или второй вариант: «У тебя самого так». Это уже нападение как способ защиты. В любом случае мы защищаемся.

А все эти детские перегруппировки? Я сегодня с тобой дружу, а завтра не дружу. Это же очень ранит! И если это не прожито со взрослым, который рядом, то от этого тоже придется защититься и сказать: «Я сам с тобой не дружу». Или: «Первое слово съела корова...»  Или еще какие-то защитные штучки, которые говорят дети. Потому что приходится защищаться, от этого нужно закрыться, защититься, иначе это слишком больно и с этим не справиться. И так формируется панцирь на сердце, потому что с этим нужно как-то справляться. Уязвимым приходить в такой детский коллектив невозможно, приходится в броне приходить, иначе ты просто умрешь с горя.

– Чтобы не съели.

– Я даже не про «съели»; ты просто умрешь с горя. Это просто очень больно, но ты же не можешь все время страдать и плакать от того, что это не понравилось, этот с тобой не дружит, там тебе сказали: «Отойди», –  и толкнули. Дети это делают не со зла, они импульсивны по природе, но это ранит. И тогда приходится защищаться, и, конечно же, сердце грубеет, черствеет. Мы защищаемся равнодушием, говорим себе: «Ничего страшного, я сам справлюсь» (и много-много другого).

Если при этом есть очень крепкие отношения с родителями, это можно как-то выдержать: в школе быть с панцирем, а дома его снимать. Если же слишком уязвимая среда (и сверстников и школы слишком много, и дома не так спокойно и безопасно), тогда ребенок и дома панцирь не снимает.

Случай из моей практики. Девочка-подросток в какой-то момент стала не очень благополучной. Мама спросила: «Почему ты приходишь какая-то взвинченная и злая?» Она сказала, что непростая жизнь в школе, хотя ничего такого не было. И это правда. И девочке нужен был период адаптации от школы – чтобы проходило какое-то время, прежде чем она могла стать нормальной, спокойной и мягкой девочкой.

– Елизавета, можно ли это назвать нормальным этапом взросления и входа во взрослую жизнь? Например, в данной ситуации муж говорит, что это нормально. Видимо, он, переживая в детстве подобные чувства, теперь считает, что это единственный путь взросления. И, не проходя через эти этапы, взрослым полноценным человеком, который потом будет способен противостоять и во взрослой жизни многим вещам, стать невозможно. Поэтому пора мальчику в 7 лет начинать выстраивать степени защиты, учиться жить в коллективе, иногда выживать. Тяжело ему? Да. Плохо  ему? Да. Но это неизбежно. Или все-таки это не так, и материнское сердце не зря подсказывает, что это неправильная ситуация?

– Знаете, каждое время диктует свои условия. Сейчас мы говорим про эту ситуацию: нормально это или ненормально? К примеру, лет пятьсот назад время было другое, и были совсем другие нормы нормального и ненормального. Пример хочу рассказать. Мы читали какое-то время с детьми Стивенсона «Остров сокровищ». У нас есть такая замечательная книжка, в которой по бокам идут ссылки на разные исторические события, которые там описываются. Замечательная книга, мы в восторге были! То есть про каждый термин можно прочитать ссылку. И я там прочитала для себя такую интересную вещь.

Там рассказывалось про пиратов. В то время пираты (это Португалия) еще не были пиратами в нашем теперешнем понимании. Это был переломный момент, когда они становились пиратами в нашем понимании. А до этого пираты просто защищали свое государство, и им разрешалось «обворовывать» корабли, принадлежащие другим государствам, – это была такая государственная служба. Пиратами были вот такие люди на государственной службе, которые обворовывали суда, принадлежащие другим государствам. Так вот, там был один исторический персонаж, который был взят в основу описания одного из героев. Я сейчас не помню, кто этот исторический персонаж, но это был совершенно бесстрашный пират. (Скорее не пират, а находился на службе у государства.) Он был героем для того времени и побеждал практически во всех сражениях. А как он стал таким бесстрашным? В его жизни случилась такая история (это я прочитала в этой прекрасной книге). Отец его тоже был военным. И когда он был еще десятилетним мальчиком, он был с отцом во всех военных сражениях. В какой-то момент было какое-то сражение, мальчик ужасно испугался, весь затрясся и спрятался куда-то. Отец, рассердившись, вытащил его, привязал к мачте и сказал: «Ты будешь находиться здесь все сражение». Мальчику некуда было деваться, он был привязан к мачте. Что он там видел – понятное дело. Сражение, к счастью, выиграли, корабль отца победил. И он говорит, что его отвязали от мачты – и с тех пор он больше никогда ничего не боялся. Вот так он победил страх. В то время это было так, такие были нормы.

А я хочу сказать, что, наверное, в каком-то смысле это нормально, потому что это помогает защититься и выжить в этой среде. Я сейчас не буду говорить о том, что потом это мешает родителям передавать свои ценности, потому что передаются ценности сверстников (теперь уже нормально играть в телефон, а не в то, что мама с папой говорят). Но это отдельная история. Сейчас мы говорим именно о жесткости, нахальстве.

С одной стороны, это нормально, потому что это помогает ему жить в этой среде. С другой стороны, потом, когда такие дети, вырастая, женятся, они становятся моими клиентами. Это реальная история пары, которая сейчас ко мне ходит. Совершенно чудесная, очень любящая пара, но при этом у них характерная история, которая происходит во многих семьях. К примеру, жена о чем-то тревожится и идет к мужу, чтобы спросить его, например, о детях, о продаже квартиры, о том, где они будут снимать дачу. Например, говорит мужу: «А не снять ли нам домик на лето?» Или: «А не поменять ли нам квартиру?» Жена тревожится, жизнь их не такая простая. Но каждый раз она от мужа получает ответ: «Да нет, все в порядке». И ей это слышится как «не твое дело».

Когда мы стали разбирать в этой паре, что, собственно, происходит с мужем и почему он так отвечает (что «все в порядке», или вообще не отвечает, или на нее слегка нападает), оказалось, что муж только внешне выглядит спокойным, равнодушным и совершенно невнимательным к нуждам и тревогам жены. На самом деле в этот момент он оказывается мальчиком. (Мне эта история сейчас вспомнилась, потому что эта история тоже про школу.) Мальчиком, который еще в школе пытался добиться внимания учителя, мамы (дома  тоже было не все в порядке, не на кого было положиться). Он рассказывал совершенно трогательную историю о том, что он старался-старался, а не получалось, он был в полном отчаянии, не знал, как с этим быть. Он был в полной растерянности, чувствовал себя виноватым, ему было стыдно, он очень переживал по этому поводу. И он выработал защиту. Вокруг были друзья, которые на него смотрели, и он не мог расплакаться на уроке. Ему нужно было поддерживать конкурентную среду, мнение, что он не хуже друзей. Поэтому ему пришлось выработать защиту: «какая мне разница, хорошая оценка или плохая и что учительница обо мне думает».

И вот теперь, когда жена начинает тревожиться и чего-то от него хотеть (как когда-то учительница или родители хотели от него, а у него не получалось им это дать), он каждый раз в этот момент проваливается: а вдруг я не смогу ей это дать? вдруг я не смогу ей обеспечить хорошую квартиру, дачу? Она чего-то хочет, а я недостаточно хороший для нее. Но жена-то об этом не знает, и для жены ситуация выглядит совсем по-другому. Внешне он говорит: «Все в порядке». Или: «Не переживай». Или: «Сейчас не до этого». И жена в отчаянии уходит, она потеряла контакт со своим мужем, ей не на кого положиться, и это очень горько. А для него ситуация внутри совсем другая. Но внешне это выглядит вот так.

Это я к тому, что потом это мои клиенты, с которыми придется работать, для того чтобы у них в семье все было хорошо. Допустим, сейчас выжить надо? Да, конечно. Но потом, когда у него будет своя семья, свои дети, своя жена, жене и детям понадобится не защищенный и равнодушный муж, который боится быть уязвимым и открытым, – жене и детям понадобится теплый человек, который сможет откликаться на их потребности.

– Елизавета, возможно ли вообще это совместить? С одной стороны, действительно какие-то защиты человек должен выставлять. И, наверное, папа прав, потому что он хочет, чтобы его мальчик, по крайней мере, не был жертвой, не был грушей для битья в школе, поэтому он за такую закалку. С другой стороны, мы все понимаем, что этот панцирь мешает и в личной жизни; он потом будет доставлять хлопоты не только жене, но и самому человеку, который будет постоянно испытывать эмоциональный голод, потому что будет не приучен выражать свои чувства в полной мере.

– Конкретно про этого ребенка и его взросление. Понятно, что в среде сверстников невозможно оставаться уязвимым, и эти защиты не просто так образуются, они нужны. Это уже более старший ребенок; если он сформировался, может оставаться открытым даже в достаточно агрессивной среде. Маленький ребенок не может. И тогда задача мамы в этой ситуации – постараться создать такие условия в семье и дома, которые смогут быть противовесом вот той среде. Чтобы, приходя домой, ребенок мог снимать эти защиты.

Но здесь хочется сказать, что для каждого ребенка это индивидуально. Сейчас часто дети рождаются более уязвимыми. То ли в силу экологии, то ли в силу еще чего-то, но они от природы более ранимые и уязвимые. Для таких детей порог чувствительности начинается гораздо раньше; защиты выстраиваются крепче, и дома их будет снять гораздо сложнее.  В этом смысле нужно смотреть внимательно на своего ребенка. Если он приходит из школы и дома быстро становится мягким, быстро перестраивается, тогда это нормально. Если дома он может проплакать ту уязвимость, ту боль, ту жестокую среду, в которую он попадает, причем необязательно слезами, но если он может жаловаться, расстраиваться, быть уязвимым с близкими людьми (к примеру, с мамой), тогда пока все идет нормально. По крайней мере, пока это сохраняется – это хороший признак, что пока все нормально.

Но если он и дома остается всегда сильным, с этим панцирем и не может плакаться о той жесткости, которая в школе, и расстраиваться – тогда что-то пошло не так, и надо думать о том, что либо по времени он там слишком много, либо среда слишком жестокая. Здесь главное – чтобы не было слишком. Это нормально, если там – панцирь, а дома нет. Но чтобы его снимать дома, там не должно быть слишком.

Еще мама в письме говорит, что они с сыном беседуют. Но беседы здесь точно не помогут, и в эту дверь ломиться точно не надо. Конечно, ребенок должен точно знать нравственные и этические нормы семьи, они должны быть озвучены в хорошей атмосфере, не очень навязчиво, но четко. Но сажать его перед собой и вести долгие беседы – для мальчика это тоже агрессия, и от этого он тоже будет защищаться. И получается, что ему еще и дома тяжело. Представляете, тебя посадили и что-то говорят, говорят, а ты не можешь этого сделать. Он же не просто так стал более черствым, а по необходимости. И от этого тоже придется защищаться. То есть в эту дверь ломиться точно не надо.

Надо идти другими, обходными путями: через контакт, через общение, через нахождение других моментов, где вам хорошо вдвоем. Очень важно, кстати говоря, могут ли родители в семье быть уязвимыми друг с другом. Потому что ребенок идет за ними к этой уязвимости. Если допустимо в семье быть теплыми и мягкими, снимать защиту, то это хороший пример. И если связь с ребенком остается, то скорее всего ребенок это тоже воспримет. А если слишком много всего, то он, конечно, закроется, и тогда нужно задуматься о том, как найти баланс и сделать так, чтобы там, в школе, было этого меньше.

Помните, у нас была когда-то беседа о семейном обучении? Там я говорила, что в каждом пути есть свои сложности и свои плюсы. В семейном обучении придется очень много сил и времени тратить на обучение, а контакт будет даваться легче, и ребенок будет легче усваивать твои ценности, будет оставаться уязвимым в близких отношениях. В школе – тоже свои плюсы и свои минусы, потому что родителям придется меньше тратить времени на то, чтобы учить ребенка, но зато придется потратить особое время на то, чтобы поддерживать с ним связь, позволить ему чувствовать эту связь и привязанность. И этот пример как раз в тему той беседы. Здесь в одном легче, но в другом сложнее, потому что родителям придется приложить особые усилия на поддержание этой связи: это и внимание, и время, и общие занятия – много чего.

А сохранить мягкость сердца важно не только на будущее (что необходимо). Не только потому, чтобы он не перепривязался к сверстникам, а усваивал наши ценности (что тоже важно). Но еще и потому, что мы защищаемся на самом деле от всего. То есть мы не можем защититься от каких-то одних уязвимых чувств, а от других нет – мы берем и защищаемся. Параллельно мы защищаемся и от того, чтобы слушать и быть неравнодушным к маме, и тепло откликаться на того, кому нужна наша помощь, и от чувства ответственности мы защищаемся. Такой ребенок, который защищен от уязвимых чувств, заодно защищен и от чувства ответственности. Он скажет скорее всего: «При чем здесь я? Это не я виноват». Обычно  такие слова у детей. Ему говоришь: «Посмотри, ты толкнул сестренку». А он говорит: «Я тут ни при чем, она сама». Потому что все идет параллельно: защищаясь и строя этот панцирь от уязвимостей, мы строим его ото всего. И в этом смысле нам, конечно, нужен ребенок с мягким сердцем, без панциря. Потому что иначе ребенка очень сложно воспитывать.

– Я хотела бы еще акцентировать внимание в этом вопросе на том, что тут проскальзывает конфликт между мужем и женой по поводу воспитания ребенка. Жена считает, что эту мягкость надо сохранять. Муж считает, что у ребенка должно все идти так, как, видимо, шло и у него в детстве и у всех остальных мужчин. Ему кажется, что маскулинность так проявляется. Как им договориться, чтобы не было противоречий в воспитательной системе в семье? И насколько это важно? Или мужчина может транслировать свою точку зрения, мужскую, а мама свою – мягкую, материнскую, и они как раз будут дополнять друг друга и ребенок будет счастлив в такой среде?

– Мы на самом деле не имеем достаточной информации, поэтому это будет немножечко голословно. Конфликт там или нет конфликта – мы не знаем. Если муж считает, что это нормально, скорее всего у мужа с женой тот вариант, что я рассказала о семейной паре. И это очень мягкий вариант, чаще он бывает гораздо жестче. Скорее всего, у них тоже есть какие-то сложности во взаимодействии, что они, может быть, не вполне понимают, но мы этого не знаем; и давайте в эту сторону не пойдем.

Что делать, если папа так видит мир, а мама – иначе? Так часто бывает. Это не помешает маме быть с ребенком мягкой, выстраивать с ним особые отношения. У папы будут особые отношения. В принципе, если хотя бы с одним из родителей ребенок может расслабиться, это уже может дать ему хорошую базу для того, чтобы позволить себе быть уязвимым. Хотя, конечно, если папа транслирует, что уязвимым быть нельзя, и ребенок видит это во взаимоотношениях родителей, то скорее всего он будет двигаться в эту сторону. Здесь важен авторитет, связь, но важен еще и пример: ребенок считывает, разрешено в семье быть уязвимым или нет.

– Спасибо большое, Елизавета, за такой подробный ответ на вопрос нашей телезрительницы. Благодарю Вас за участие в нашей передаче. Приходите еще!

Автор и ведущая программы Марина Ланская

Записала Нина Кирсанова