У книжной полки. Сердцем я с вами... К 60-летию преставления преподобного Рафаила Оптинского, исповедника

Сердцем я с вами... К 60-летию преставления преподобного Рафаила Оптинского, исповедника.

19 июня 2017 года исполнилось 60 лет со дня преставления одного из замечательных оптинских подвижников - преподобного Рафаила (Шейченко). Наша страна после Великой Отечественной войны отстраивалась и налаживала хозяйство. Завершение эпохи сталинской тирании вселяло в измученных русских людей хрупкую надежду на перемены... Однако на смену одним трудностям приходили другие - гонения хрущевские. Угрозы «показать по телевидению последнего попа», новый виток закрытия храмов и монастырей, новое ужесточение давления на Русскую Церковь в атеистическом государстве... Но ни какие гонения не могут искоренить святых подвижников, которые всегда были, и будут вставать на защиту веры Православной, на проповедь Христа. И будут к ним тянуться люди, жаждущие духовной пищи. Таким подвижником был и преподобный. Рафаил, которому посвящена книга, выпущенная в свет издательством Введенского ставропигиального мужского монастыря Оптина Пустынь. Она называется - «Сердцем я с вами...». ***

Книга «Сердцем я с вами...» подготовлена к 60-летию со дня преставления преподобного Рафаила Оптинского (Шейченко), исповедника. В издании представлено жизнеописание подвижника, иллюстрированное редкими архивными и современными цветными фотографиями. Как отмечают издатели, отец Рафаил был одним из последних насельников Оптиной пустыни. Он принадлежал к числу тех, кто не мыслил жизни вне служения церковного. Отказаться от убеждений, доносить на других в безбожное время он не мог и не хотел. А единственное, чего по-настоящему хотел, – быть верным Христу. Отец Рафаил скончался в 1957 году, через два с небольшим года после очередной «отсидки». Общий срок его пребывания во узах исчислялся двадцатью годами.

Автор книги, монахиня Евфимия (Аксаментова), о преподобном Рафаиле исповеднике пишет следующее: «пришел он в Оптину перед самым закрытием монастыря. Пришел не от какой-либо нужды или душев­ной безысходности - пришел по призванию, с радостью и горением духа. Как и всякий серьезный и основательный человек, прежде испытав свое произволение: твердо ли оно, прочно ли? Об иночестве, по собственному признанию, мечтал с детских лет. «От дней детства, - говорил отец Рафаил, - я со всей пылкостью чистой юной души любил и жаждал святого иноческого жития». Оптину посещал он не один раз перед своим поступлением. Вероятно, это были годы с 1909 по 1913 - когда Родион Шейченко (так звали его в миру) закончил земское училище, начал сам зарабатывать и на личные сбережения мог позволить себе паломничество. Возможно, юношей застал еще и старца Варсонофия (Плиханкова), с учеником которого - преподобным Никоном (Беляевым) - близко сошелся впоследствии.

Более подробных сведений о юности, о родительском доме будущего исповедника не сохранилось. По всей видимости, семья была благочестивая, если жажда монашеского подвига возникла у Родиона так рано - живой пример близких и домашняя обстановка играют важную роль. «Дети – это тончайшая фотопленка, на которую быстро и неизгладимо запечатлевается все», - заметит позднее подвижник в своей переписке. Известно, что из его родного села Велико-Михайловка многие уходили на Святую Гору Афон, о чем свидетельствуют документы. О дне, когда после демобилизации в 1918 году прибыл в Оптину, чтобы остаться навсегда, отец Рафаил поведал в одном из писем. Что это за одухотворенное воспоминание, по красоте своей не уступающее вдохновенным произведениям иных замечательных литераторов! Вот только писал его лагерный узник - голодный, измученный и больной. Надо было немного ободрить и адресата, и себя самого памятными картинами светлых дней начала иноческих подвигов...

Незабвенные картины, незабвенная пора… Вот строки этого письма: «Я остановился у святых ворот, погруженный в думу, как «тот» путник, русский богатырь на распутье дорог. Да, было над чем призадуматься и мне, было что решить, и решить навсегда и безвозвратно... Я нес сюда, к честным стопам старцев, а паче к подножию святого Креста Христова свою волю, свою юность и жизнь. Я шел сюда умереть для мира... Душа моя рвалась войти...» Настроение богомольца, пришедшего к святым вратам монасты­ря, чтобы поселиться в Доме Божием, - по мнению автора, - выдает в отце Рафаиле тонкость и красоту душевного устроения и, наряду с твердостью воли, чистоту сердечных переживаний. Он выбрал Оптину всем своим существом раз и навсегда. Уже тогда, весной 1918, послушник Родион понимал, в какое непростое время он решил встать на монашеский путь.

В феврале особым Декретом Совета народных комиссаров Церковь была отделена от государства. Это развязывало властям руки для посягательств на монастырскую собственность, грабежа и безобразий. К тому же в стране начиналась Гражданская война, беспорядки, голод. В этом же 1918 году знаменитую Оптину формально закроют. Обитель станет именоваться «племенным хозяйством», а братии будет позволено оставаться на месте лишь в качестве местной рабочей силы. Совершать богослужение им разрешат, но отнюдь не во всех монастырских храмах. Конечно, у людей в те годы еще теплилась надежда, что революционное потрясение - явление временное, что все как-то само собою образуется, наладится, вернется на круги своя. Однако оптинские духовники, к кельям которых все еще нес свои горести верующий народ, глубоко чувствовали весь драматизм событий, тревогу тех лет и не питали иллюзий в отноше­нии будущего... Духоносные же старцы предрекали русскую голгофу еще в прошлом столетии. Оптинцы хранили в памяти предсказание старца Льва, который перед кончиной со слезами благодарил Бога за то, что не уви­дел и не увидит тех скорбей, какие постигнут будущие поколения иноков. Предрекал трагические испытания и замечательный старец Варсонофий, почивший в 1913 году.

Послушник Родион, получивший ветеринарное послушание ото дня своего прихода в обитель, так и нес его при новых хозяевах мона­стырской собственности. Этот тяжелый труд, которому он был обу­чен еще в годы своей воинской службы, давал ему своеобразное преимущество: он мог продержаться в монастыре до последнего. Послушник приносил «общественную пользу» и попадал, как трудовой человек, в нужную, «правильную» классовую прослойку. Родион молился, посещал, пока было возможно, богослужения, пел на кли­росе; укреплялся духовно, общаясь с опытными иноками, в том числе, конеч­но, с преподобным Анатолием и преподобным Нектарием - последними пред­ставителями великой оптинской традиции старчества, вступившими в эпоху гонений... Тогда же началась его дружба с отцом Никоном (Беляевым) - «не­забвенным», «другом и собратом», как назовет его впоследствии в письмах отец Рафаил.

По самой природе своей трезво смотрящий на мир послушник Родион не приходил в уныние от картины того будущего, которое становилось все очевидней: классической монастырской жизни, о которой он так мечтал, больше не будет. Но его чистой душе благодатным образом открылось в те дни и то, что любить своего Спасителя и быть верным Ему можно и нужно в любых обстоятельствах. Это - главное. Как и то, что человек с легкостью может вознерадеть и опустить руки при самых благоприятных внешних возможностях. В 1923 году Оптину окончательно закрыли, изгнав всю оставшуюся братию. В 1927 году начались массовые аресты. Тогда ОГПУ закрыло почти все храмы города. Тогда же был арестован иеромонах Никон, буду­щий исповедник. Больше они не увидятся. Родион лишится одного из немногих, с кем мог посоветоваться, поделиться переживаниями, думами, наболевшим. Быть может именно в то время, перед арестом отца Никона, преподобный Рафаил решил непременно, при первой же возможности принять монашеское пострижение - осуществить мечту!

В 1928 году он принимает постриг, затем диаконский сан. Это в корне меняет и его социальный статус, и дальней­шую жизнь. Отец Рафаил словно вычеркивает себя из категории «благонадеж­ных» граждан и становится «ярым и закоренелым религиозником», как впослед­ствии его охарактеризуют в доносах. В 1930 году около сорока козельских черноризцев-оптинцев подверглись единовременному аресту - «вражеская группировка», «заговорщики», «контрреволюционеры» и «подстрекатели». Среди них оказался и отец Рафаил. Для исповедника начались долгие годы ссылок и лагерей. Освободился он только в 1955 году, после того, как началось массовое освобождение из лагерей по неправосудным приговорам. Последние неполных три года жизни преподобного Рафаила в Козельске стали годами, когда ду­ховные дарования старца были явлены в полной мере для всех тех, кто приходил к нему за советом и утешением.

Его слово звучало для вопрошавших как слово оптинских старцев, как их драгоценное благословение. Его ласку и сердечность сравнивали даже не с материнской - с лаской бабушки - родного человека, чья нежность превосходит материнскую сво­ей мудростью и выстраданностъю. К нему ехали в холодные хрущевские времена, чтобы отогреться, чтобы получить облегчение от беспросветной тоски и уныния. Преподобный Рафаил скончался от сильной пневмонии и последо­вавшего затем инсульта - простудился, когда на Троицу, в холод­ном и дождливом июне 1957 года, одну за одной служил панихиды на козельском кладбище. Такие похороны видел не всякий город. До своего последнего пристанища гроб отца Рафаила путешествовал целый день - так много людей желало проститься со старцем-утешителем.

*** По словам монахини Евфимии, «в духовной жизни все начинается с труда - подчас томительного, лишенного сладостных утешений или новизны впечатлений, в которых так нуждается человек... Жизнь наших исповедников и мучеников в годы гонений XX века была именно таким тяжелым и безвидным трудом - вовсе не блистательным и красивым в своем трагизме внезапным уходом в вечность. Но именно кропотливая нравственная работа, долголетнее стояние в вере и соделали их способными добровольно пойти на зов Божий и оказаться в числе Его избранников. «Сердцем я с вами...» - обращается к нам преподобный Рафаил исповедник, словно призывая к этой трезвости духа, обещая свою помощь. Осталось совсем немного - откликнуться своим собственным сердцем на этот зов».