Церковь и общество. Беседа с Епархиальным древлехранителем Московской городской епархии протоиереем Леонидом Калининым. Часть 2

Об истории храма священномученика Климента папы Римского в Замоскворечье, о его возрождении после многих лет закрытия в XX столетии, о жизни прихода в настоящее время в беседе с писателем Константином Ковалевым-Случевским рассказывает настоятель этого храма, член Патриаршего Совета по культуре, председатель Экспертного совета по церковному искусству, архитектуре и реставрации РПЦ протоиерей Леонид Калинин.

– Сегодня мы вновь встречаемся с протоиереем Леонидом Калининым, настоятелем храма во имя священномученика Климента, папы Римского, в Замоскворечье, членом Патриаршего совета по культуре, а также епархиальным древлехранителем Московской городской епархии, о чем мы говорили в нашей предыдущей передаче и хотим продолжить. Отец Леонид, Вы много говорили о том, что такое древлехранение, какова суть этого направления деятельности Русской Православной Церкви. Прочитаю фрагмент из принятого положения о должности епархиального древлехранителя. Преамбула начинается с такой фразы: «Сохранение и передача грядущим поколениям бесценного духовного наследия Русской Православной Церкви, запечатленного в памятниках архитектуры, иконописи, произведениях изобразительного и ювелирного искусства, скульптуры, всегда было очевидной насущной задачей Церкви». Эта идея пересекается с идеей музейного хранения. В чем особая церковность этого подхода? Только в том, что речь идет о святынях, или в чем-то еще? Чем это отличается от простого музейного хранения?

– Древлехранилище – это не просто музей, это все-таки церковное пространство, где можно совершать богослужения, где предметы могут достаточно свободно, без каких-то больших сложностей изыматься для каких-то разовых богослужений, например в дни памяти святых или святынь. То есть церковное древлехранилище имеет определенные свойства церковной организации, это все-таки наше внутреннее стремление сохранить и представить нашим прихожанам, вообще религиозным людям и даже нерелигиозным предметы, имеющие художественно-историческую ценность. А таких предметов в Церкви очень много. Поэтому всегда бывает очень обидно, когда при реставрации храмов древние святыни куда-то исчезают, и непонятно куда. Может быть, их тоже хранят в каких-то ризницах, но древлехранилище – это открытый для людей церковный музей, в котором можно и помолиться, и прочитать акафист, а в праздник можно даже совершить крестный ход с какой-нибудь иконой.

– То есть это живая жизнь Церкви, а не просто музейное хранение.

– Совершенно верно. Все-таки музей в строгом понимании – нечто абсолютно стационарное.

– Купил билет, зашел, посмотрел и вышел.

– Да, это чисто бесконтактное хранение, когда ты не можешь даже приблизиться к экспонатам, не то что приложиться к чему-то.

– Как теперь говорят в Министерстве культуры, оказание услуги, то есть вы пришли, ознакомились с экспонатом и вышли.

– И заплатили деньги. А церковный музей – это несколько другое, это возможность живого общения с памятниками истории и культуры, со святыней, которая была создана как плод веры, молитвы, навыков наших предков. Поэтому сейчас в Российской Федерации создаются такие музеи. Начнем, пожалуй, с главного музея – Церковного кабинета Троице-Сергиевой Лавры. Это действительно профессионально созданный музей, но со всеми функциями церковного древлехранилища: там можно помолиться, а художники могут сделать копии икон. Например, многие воспитанники иконописной школы постоянно стоят там с мольбертами и копируют те или иные иконы. Причем это происходит в более свободном режиме, чем в государственном музее. Но я хотел бы выразить особую благодарность многим государственным музеям и их руководителям, которые идут навстречу Русской Православной Церкви и допускают наших студентов для копирования икон. Иногда есть возможность даже совершать молебны перед иконами, и это тоже важный знак времени. Но все-таки государственные музеи имеют свою специфику.

– Вы упредили мой вопрос. Вы сказали, что очень много святынь, в частности в Москве. В храмах и рядом с храмами – это понятно, но не меньшее количество святынь в ХХ веке попало в светские музеи, и мы знаем, как они туда попали. Причем речь идет о серьезных государственных хранилищах. Вы сказали, что создается реестр святынь. Вы составляете его только по храмам или еще и по музеям – общий реестр всего святого, что осталось, например, в Москве?

– Мы не составляем реестр того, что нам не принадлежит, это не наша прерогатива. Тем более что реестры памятников, находящихся в музеях, создаются внутри музеев, и создаются достаточно качественно, даже лучше, чем пока что это делаем мы. Но если как пример взять Центральный музей древнерусской культуры и искусства имени преподобного Андрея Рублева в Москве, то это уникальная коллекция в основном древнерусского искусства. А что такое древнерусское искусство? Это, прежде всего, иконы, церковная утварь, предметы прикладного искусства, которые хранятся там достойным образом, как положено.

Сейчас, слава Богу, наконец-то начались какие-то новые веяния благодаря совместным усилиям Церкви и Министерства культуры, в частности руководства музея имени Андрея Рублева. Идея такова. Андроников монастырь был основан на Яузе митрополитом Алексием во исполнение своего обета. На пути из Константинополя в пределы нашего Отечества он попал в тяжелейшую бурю, и уже не было надежды выжить; тогда митрополит Алексий дал обет, что если он и его спутники выживут, то в честь того святого или события, в день памяти которого корабль пристанет к берегу, будет основан монастырь. И действительно, 29 августа по новому стилю, то есть во второй день Успения Божьей Матери, в праздник Спаса Нерукотворного, их корабль пристал к берегу, после чего был основан Спасо-Андроников монастырь, который начал созидаться учеником преподобного Сергия – преподобным Андроником Московским.

После него игуменами монастыря были Савва, Александр, Ефрем, там работали и погребены наши святые иконописцы Андрей Рублев и Даниил Черный – это сонм святых Андроникова монастыря. И сейчас там расположен музей имени Андрея Рублева. Надо сказать, что, благодаря созданию государственного музея в 1960 году, были спасены иконы, которые были бы просто уничтожены, если бы не было этого музея. Не то чтобы их кто-то специально сжигал, как это делали в 20-е и 30-е годы, просто из-за отсутствия заботы об их сохранности они бы погибли. Но в музее осуществлялась забота о них, и его искусствоведы, конечно, были подвижниками.

– Все-таки в идеале нужно иметь полный реестр всех святынь, хранящихся не только в храмах, но и в музеях? Например, подобную работу в отношении храмов Москвы проделал когда-то Петр Паламарчук, написавший «Сорок сороков». Может быть, туда надо еще добавить и все имеющиеся святыни?

– Думаю, что когда-нибудь это произойдет, потому что на сегодняшний день то средостение, которое было между музейным сообществом и Церковью в период идеологической неприемлемости музейщиками всего церковного, слава Богу, ушло в историю. И сейчас есть понимание, что святыни нашего Отечества – это наша общая забота, а не только Церкви или только музея. Мы все в ответе за наше наследие и за то, как это наследие будет передано нашим потомкам. Поэтому думаю, что возможности интеграции усилия церковных организаций и музеев нашей страны – уникальная перспектива такой синергии.

Я являюсь стойким сторонником существования Центрального государственного музея древнерусской культуры и искусства. У многих другое мнение – что нужно упразднить музей и раздать все церковное по храмам. Я категорически против и могу обосновать свою позицию. Наличие такого музея свидетельствует о заботе нашего государства о том фундаменте нашего наследия, культуры и духа Святой Руси, без которого наше национальное сознание не будет полноценным. Если государство не будет выделять на это время, финансы и вообще не будет проявлять к этому интереса, то многие из людей, которые сейчас вне Церкви, так и не придут в нее.

Музей имени Рублева – это тоже проповедь, проповедь в красках и образах, которая в первую очередь направлена не на верующих христиан, а на всю широкую публику, из которой, как река из ручейков, Церковь вбирает своих членов. То есть постепенно, увидев иконы и услышав прекрасный рассказ о них, эти люди могут измениться. Мы как раз работаем с руководством музея на тему организации соответствующих экскурсий, где передавалось бы понимание иконы как святыни, не только как произведения искусства, но и как образа, перед которым мы молимся Богу и святым.

– Здесь я с Вами не соглашусь, и вот почему: например, в Петербурге, в Институте мировой литературы есть отдел древнерусской литературы, то есть этим занимается специальный институт и государство заботится о текстах.

– Конечно. Вспомним Дмитрия Сергеевича Лихачева, одного из столпов нашей культуры, как заботливо он высказывался о том, что здесь необходимо именно государственное участие. Это не противоречит церковным задачам.

– То же самое в музыке: например, существуют государственные хоры, которые исполняют произведения церковного искусства, и государство оплачивает работу этих музыкальных коллективов. Почему с иконописью должно быть по-другому?

– Церковь не всегда в состоянии сделать то же самое в силу отсутствия финансовых возможностей. Ведь если государство откажется от таких музеев и вообще от таких хранилищ древнерусской литературы, оно практически распишется в том, что не имеет никакого отношения к наследию предков. Значит, это уже не русское государство, а вообще непонятно какое. Я даже не говорю сейчас только о христианских памятниках, но имею в виду культуру вообще всех народов России. Может быть, это не очень модно – говорить о какой-то толерантности. Но, как христианин, я считаю совершенно нормальным, что в регионах есть, например, памятники мусульманской культуры, которые там появились, и они тоже имеют ценность. Мы должны хранить все богатство и разнообразие того, что есть на земле. Но по факту на Руси основное наследие наших предков связано с православием, с Русской Церковью, и оно должно сохраняться и Церковью и государством. Вот в этом единении, в понимании важности этой задачи залог нашего успеха.

– Отец Леонид, когда-то Вы были в первых рядах людей, занимавшихся восстановлением Храма Христа Спасителя, руководили координационной группой специалистов по художественному убранству храма. Почему я сейчас об этом вспомнил? Потому что даже с точки зрения древлехранения, о котором мы с Вами сейчас говорим, есть некоторые объекты в сфере церковной архитектуры, иконописи, которые являются новоделами. Мы можем их причислять к важным святыням или для этого обязательно должно пройти какое-то время?

В связи с этим сразу параллельный вопрос: обязательно ли делать точные копии того, что было раньше? Потому что в истории России, Русской Православной Церкви, за исключением последнего времени, практически всегда было так: когда обветшавший храм разрушался, на его месте строили храм другой архитектуры (иногда даже с другим престолом), то есть была живая жизнь Церкви, никто не «мумифицировал» объекты – не создавал как бы старое тело для нового духа.

– Согласен. К этому есть несколько подходов. Первый я бы назвал копированием: это точное копирование всего, до малейшего кракелюра, когда каждую икону надо точно скопировать. Это не церковный подход. И есть церковный подход, который называется «список с иконы». Что такое список и чем он отличается от копии? Копия – это механическое воспроизведение, когда с образца переносятся все мазки, все мельчайшие детали, крапинки, пятнышки, трещинки.

– В книгоиздании это называется факсимиле.

– Да. А вот список – это то, что является плодом молитвы, плодом Богом данного таланта и стремления как можно точнее, ближе передать основной образ, не копировать его механически, а созидать в благодати Духа Святого. И третий подход – просто вариация на тему. Это тоже нецерковный подход – увидеть икону, а потом кое-как, в модернистском стиле изобразить ее на другой доске. Думаю, ни в первом, ни в последнем случае такие эксперименты не закончатся чудотворениями от нового произведения, а вот в случае списка это происходит очень часто, как мы с вами знаем. Есть множество икон Божьей Матери, списки которых бывали чудотворными. Ту же самую проблему мы старались решить при воссоздании Храма Христа Спасителя: либо сделать точную копию, воссоздав мельчайшие детали, либо сделать «список». О каком-то модернистском решении речь не шла; хотя были очень смелые предложения, Церковь их не принимала.

– Сделать что-то похожее на то, что было сделано в Париже.

– Нет, гораздо больше. Что Вы! Какой Париж? Париж «отдыхает», когда дело касается России, Россия впереди планеты всей. Предлагали лазерными лучами создать иллюзию Храма Христа Спасителя, а внутри этой иллюзии поставить небольшую часовенку, напоминающую его по форме, где люди могли бы поставить свечку. Такая была идея – чтобы не строить, сделаем постоянно действующее лазерное шоу. Слава Богу, от этого отказались. Я вспоминаю выдающуюся роль патриарха Алексия II в восстановлении Храма Христа Спасителя. Святейший Патриарх был духовным вождем, лидером и действительно принимал близко к сердцу все, что происходило. И конечно, вспоминаю роль мэра Москвы того времени – Юрия Михайловича Лужкова, который был «мотором» всего этого действа. Я убежден, что даже если бы Юрий Михайлович больше ничего хорошего не сделал в своей жизни, это было ему зачтено Богом, потому что через него, безусловно, действовал Промысл Божий.

Получилось так, что у руководства строительством в лице тогдашнего мэра Москвы и других людей было внимательное и даже благоговейное отношение к мнению Церкви. Наша группа была одним из ключевых звеньев в этой стройке, без нас ничего не делалось, по крайней мере по благоукрашению храма. Конечно, к общестроительным работам мы не имели отношения, но во всем, что касалось росписи, скульптур, убранства, без коллегиального решения наших специалистов ничего не предпринималось. Надо сказать, что мы не имели права и времени на ошибку. Если первый храм строился 44 года, а с освящением и около 50 лет, то второй храм был построен за четыре с половиной года.

Я прекрасно помню сетевые графики строительства, они у меня прямо перед глазами. Первый сетевой график был рассчитан на 24 года, и на совещании обсуждалось, не слишком ли мы пытаемся ускорить процесс, если хотим потратить на 20 лет меньше, чем было потрачено на строительство первого храма. Как же мы успеем? В этом графике все было расписано. Потом началась сама стройка, скорость которой была феноменальной. Все было слажено и все грамотно построено, благодаря мэру Лужкову, главному архитектору Михаилу Михайловичу Посохину и руководителю строительства Василию Васильевичу Морозу. Все эти люди еще живы, слава Богу. Благодаря их слаженной работе, ответственности, супервнимательности к тому, чтобы все было качественно, грамотно, были созданы предпосылки к тому, чтобы это чудо совершилось не за 24, а за четыре с половиной года.

Мы водили туда разных знаменитых людей, в том числе политических деятелей. Я вспоминаю, что когда бывший госсекретарь США Мадлен Олбрайт зашла внутрь храма, она впала в беснование прямо в притворе, начала кричать, как действительно кричит ведьма, когда попадает в святое место. Она начала верещать и, насколько мы разобрали ее спутанную речь, кричала что-то вроде: «Мы вам посылаем гуманитарную помощь в консервных банках, а вы строите храмы все в золоте!» Помните, консервы в 90-е годы – такая колоссальная благотворительность на нас обрушилась!

– «Ножки Буша» еще были.

– Нам как бы говорилось: «Вы только разрушайте вашу страну, а мы вам “ножки Буша” пришлем за ваши же деньги». Так что я помню это беснование, которое меня еще раз убедило в том, что новый храм – это не копия, а список. Потому что если бы там не было благодати, этой силы воздействия на человека, то, конечно, Олбрайт не отреагировала бы таким образом.

– Отец Леонид, Вы еще раз показали нам один из ярких примеров того, как нужно создавать нечто по-настоящему духовное, святое, церковное, и что мы можем создавать не копии, а списки. Вот это замечательное разъяснение, которое Вы сделали, для нас очень важно, потому что в Кремле восстанавливаются Вознесенский и Чудов монастыри и тоже хотелось бы, чтобы это были не копии, а списки. Ведь нам нужно вернуть обратно гробницы наших великих княгинь и цариц допетровской эпохи.

– Абсолютно с Вами согласен.

– Спасибо Вам. И конечно, мы надеемся на продолжение наших с Вами бесед. Вы благодатный собеседник и даете очень много ценной информации нашим телезрителям.

– Благодарю. Спаси Господи.

Ведущий Константин Ковалёв-Случевский, писатель

Записал Игорь Лунёв