Свет невечерний. Шлем Гектора

Проповедь архимандрита Саввы (Мажуко), насельника Свято-Никольского монастыря города Гомеля.

Я очень люблю Гомера. Я должен признаться в этом. Периодически я снимаю с полки томик Гомера «Илиаду» (или «Одиссею»), перелистываю, перечитываю, и мне очень хорошо. Люблю, знаете ли, изящный слог, и меня радует, что не я один, а все представители нашей русской культуры, включая, например, Мандельштама или Ахматову, тоже были увлечены Гомером, тоже его цитировали, любили его читать и перечитывать. Потому что у этого «слепого певца» были какие-то пророческие видения. Может быть, он что-то увидел, прозрел то, что волнует до сих пор каждого из нас.

В «Илиаде» (6-я песнь) есть знаменитая сцена прощания Гектора с Андромахой. Это очень интересный сюжет, который выдает античную любовь к предметам. Мы видим, например, как одевается Ахилл, и несколько страниц подробно описывают, что он на себя надел: какие вещи, какие предметы, что у него был за шлем. На целой странице описывается щит, копье. Такая совершенно детская радость от того, что ты подержал в руках такую славную вещичку. Сейчас через тысячелетия мы читаем этот текст и просто видим эти вещи, как будто даже кожей ощущаем.

Гектор прощается со своей супругой Андромахой, молодой женщиной, которая только родила. Он идет по дворцу, никак не может ее найти. Его ждет кровавый бой, и он чувствует, что  погибнет, потому что все античные тексты пронизаны духом судьбы, духом фатума, рока, который нависает над каждым героем. Он идет через комнаты, спрашивает разных людей о том, куда же ушла Андромаха, как ему с ней увидеться и проститься. Наконец он к ней приходит. Это удивительная по глубине, по трагичности сцена прощания с любимой женщиной, из которой потом даже вырос плач Ярославны.

Мы видим  поступь настоящего героя и женщины, которая принимает свою судьбу. Вот он стоит в доспехах перед ней. Описывается его удивительный пышнокосматый шлем. Его жена Андромаха стоит в пышных одеждах, а рядом с ней кормилица, которая держит на руках младенца. Гектор говорит проникновенную речь, Андромаха ему отвечает, и дальше идет сцена, ради которой я затеял весь этот разговор.

Гектор, произнеся свои пафосные речи, потянулся к малышу, чтобы проститься с ним, взять его на руки, а мальчик заплакал и начал прятаться в складки одежды кормилицы. Он испугался пышнокосматого шлема героя. Правда, Андромаха и Гектор рассмеялись, Гектор снимает шлем, ставит его рядом и прощается с малышом. А мы понимаем, что в этой песне одним из действующих лиц был шлем. Так уж устроен античный текст. Такое уважение к предметам. Но для меня эта сцена важна вот чем: для меня это некоторый образ. Образ, который в Церкви работает и описывает ситуацию, в которой мы сейчас находимся.

Гектор говорит правильные слова, очень верные, возвышенные, но его не может понять его собственный сын, потому что его пугает шлем, эти волосы, вся эта пышность над головой, которая отпугивает и перечеркивает то, что говорит герой. У замечательного екатеринбургского поэта Бориса Рыжего есть по этому поводу стихи. Это тоже был поэт, который размышлял над строками Гомера:

…Он говорил о чести, о стыде

великом перед маленькой отчизной.

Он говорил о смерти, о беде,

о счастье говорил он и о жизни.

Герой, он ради завтрашнего дня

пылал очистить родину от мрака…

…Как жаль, что не подумал, уходя,

шелом свой снять, и бедный мальчик плакал.

Современная Церковь находится, как мне кажется, в позиции Гектора. Она говорит очень правильные слова, очень верные. Мы ведь свидетельствуем о Христе, Спасителе мира, Который спас нас от проклятия греха и смерти. Мы говорим о радости, которую принесла весть о Воскресении Христа, о Его победе над смертью. Мы говорим об опыте святых отцов, тысячелетнем опыте глубокой духовной жизни. Но те, кому мы говорим, пугаются нашего «пышнокосматого» шлема. Я имею в виду, что сейчас мы стали непонятны из-за того, что очень многие исторические традиционные наслоения стали преградой между нами и людьми, которые хотят услышать весть о воплощенном Боге. Наши стратегии, которым тысячи лет, не работают.

Как-то я был в Московском зоопарке, и мне показали замечательного зверя: косматый, красивый, небольшой, очень уютный. Он называется овцебык. У этого зверя очень интересная история. Он едва не исчез с нашей планеты благодаря предприимчивости некоторых охотников. В естественной среде у овцебыка есть только один враг – волк. Но в течение развития вида овцебык выработал единственно верную стратегию борьбы с этим хищником. Когда приходят волки, стадо овцебыков выстраивается в круг, впереди стоят сильные, крепкие особи, внутри круга «женщины и дети», и волки отступали. Эта стратегия действовала тысячелетия, тысячелетия она спасала овцебыка. Но пришел охотник с ружьем, и некоторые компании мужчин за день, бывало, лениво отстреливали целое стадо. Потому что овцебыки опять выстраивались в круг. Убивали одну особь, на ее место вставала другая, и овцебыки с недоумением взирали на то, что стратегия не работает.

Вот многие церковные стратегии сейчас не работают. Священник выходит на амвон, говорит какими-то старинными возвышенными словами, но современные люди его не понимают. Мы обращаемся к образам, которые непонятны современной молодежи. Мы говорим о проблемах, которые тоже непонятны современным людям, потому что они живут совсем другим. А мы берем наши старинные конспекты – семинарские или же творения отцов XVIII и XIX веков – и говорим: «Ну тут же все правильно написано! Почему меня не слышат? Почему меня не понимают?»

Христианам – и священникам, и мирянам – нужно найти какой-то другой способ благовествования. Не то что другой способ, а нужно постоянно делать работу над переводом этой Благой Вести. Это не говорит о том, что нужно упростить что-то или выбросить. Нет! Современный язык по выразительным средствам ничуть не хуже допушкинского языка. Нам необходимо стать понятными. Нам необходимо не просто стать понятными, а мы должны научиться слышать, как нас слышат. Это большой духовный труд! Иначе мы просто, как овцебыки, исчезнем.

Наши стратегии не работают. Причем они не работают не только в сфере миссии, но и даже внутри Церкви. Те механизмы, которые раньше создавали какую-то устойчивость, даже административную, уже не срабатывают. Не срабатывают канонические епитимии, не работают какие-то прещения между представителями Церквей или во взаимоотношениях священника и епископа или же священника и мирян. Общество очень сильно поменялось. Очень сильно и стремительно меняется мир. Причем меняется не так, как раньше, когда, например, происходят какие-то глобальные события или же изменения в культуре раз в тысячелетие. Сейчас каждое новое поколение испытывает на себе стресс смены парадигмы, смены модели мышления.

Меняется мир, меняется мироощущение людей. Поэтому мы должны быть очень чуткими к этим изменениям. Это не значит, что мы будем подстраиваться и вымывать суть церковной жизни, суть евангельского благовествования. Но быть чуткими – это стать на путь мудрости, и, может, тогда наша проповедь станет не только эффективной, но и мы сможем добиться многого, не пугая наших слушателей своим «пышнокосматым шлемом».

Записала Таисия Зыкова