Свет невечерний. Меньше боли

Проповедь архимандрита Саввы (Мажуко), насельника Свято-Никольского монастыря города Гомеля.

В годы советской власти все церкви в Восточной Белоруссии были закрыты, и были такие регионы, в которых десятилетиями не совершалась Божественная литургия, поскольку Белоруссия была объявлена самой атеистической республикой Советского Союза. Только с присоединением западных областей в Восточной Белоруссии появились священники, которые получали образование еще в Польше. Это, конечно, были люди, которые были иначе воспитаны.

Они возрождали церковную жизнь в Восточной Белоруссии. Это было послевоенное время, и обнаружился такой интересный феномен: люди очень быстро забывали церковную жизнь. Тем более что в Восточной Белоруссии она и так, к сожалению, не имела очень крепких корней. Особенно в деревнях, особенно в глухих регионах, в Полесье. Священники сталкивались с тем, что церковная жизнь, даже если она где-то и имела небольшую традицию, очень быстро выветривалась из памяти людей.

Одно оставалось незыблемо: народ, даже потерявший всякое религиозное мироощущение, тем не менее оставался верен поминальной традиции. Люди никогда не забывали обрядов или же обычаев, традиций, которые были связаны с поминовением усопших. Это очень необычно. Более того, даже в условиях атеистической пропаганды эти обычаи и традиции не просто сохранялись, а еще и находились в развитии. Появлялись какие-то новые мифологические объяснения тех или иных традиций, появлялись новые традиции и обычаи. Получается, особое отношение к усопшим – это какой-то последний рубеж религиозности в народе.

Так, например, в нашей христианской традиции есть праздник Радоница, который вообще является настоящим скандалом для церковного Устава, поскольку он не зафиксирован ни в одном Типиконе, ни в одном уставном приложении. Есть панихида, составленная, например, в традиции Троице-Сергиевой лавры, где перемешаны песнопения обычной панихиды с каноном Пасхи. Но это все никак не зафиксировано в Уставе. В церковном календаре хоть и начали приписывать во вторник после Светлой Седмицы упоминание о том, что это праздник Радоницы, тем не менее христианской церковной богослужебной рецепции этот праздник не получил. Но Церковь как будто бы смирилась с ним, потому что это все-таки традиция, которую даже атеистическая пропаганда не смогла уничтожить.

Почему для нас это так важно? Почему мы обращаем внимание на это, казалось бы, религиозное суеверие? В каком-то смысле это именно так. Это народный обычай, который не Церковью насаждался. Потому что в особом отношении к усопшим, в заботе об усопших мы видим последний рубеж сочувствия, которое есть у людей. Обратите внимание, как мы нежно, ласково относимся к усопшим людям.

В нашей семье была традиция, которая шла от бабушек: непременно на Радоницу ходить на кладбище и оставлять там кусочек кулича, пасхи, повязывать на крест рушник – такой белорусский расшитый плат или полотенце. Столько нежности, столько заботы в этом было! Столько отзывчивости в сердце каждого человека, что просто идет по кладбищу и читает надгробные надписи: вот здесь лежит парень, который умер в 24 года, здесь женщина, которая умерла в родах, тут одноклассник моей мамы, который погиб в армии. Мы испытываем какое-то сочувствие, нежность к умершим людям, хотя при жизни, бывает, с кем-то ругались, спорили и очень часто не разговаривали. Бывало, что и годами не разговаривали.

На самом деле для нас поминовение усопших – отправная точка к воспитанию сочувствия. Так же, как мы умеем сочувствовать усопшим, мы должны научиться сочувствовать живым. Ведь вы, когда стоите на могиле своего родственника, близкого человека, с которым вы спорили, понимаете, что все уже закончилось, что все обиды нужно оставить и простить человека. О мертвых говорят или ничего, или хорошее – есть такая старинная латинская поговорка.

Но точно так же мы должны научиться относиться и к живым! Раз к мертвым у нас столько сочувствия, раз мы переживаем за людей, которые погибли, например, в автокатастрофе или же разбились на самолете… Мы их даже не знали, но сердце отзывается сочувствием. Но вот здесь рядом твоя сестра, с которой ты не разговариваешь четыре года из-за того, что вы поругались по поводу наследства. Здесь рядом твой сосед, с которым ты не разговариваешь, потому что он тебя залил и тебе кажется, что он тебе, может, мало заплатил за это. Есть люди, на которых вы держите обиду, и при встрече вы на них огрызаетесь, оскорбляете их, распространяете разного рода сплетни.

Почему мы так сочувственно относимся к мертвым, которые уже ничего не чувствуют, и так жестоки по отношению к живым людям? Может, из этой очень древней традиции милосердного отношения к усопшим нам нужно перенести это милосердие и сочувствие к живым и научиться такому же терпимому отношению к близким людям: сочувствовать им, сдерживаться в присутствии их, учиться их принимать.

Вот три простых слова: сдержанность, снисходительность, сочувствие. То, что у нас совершенно естественно вырывается из сердца, когда мы поминаем наших усопших близких и понимаем, что для них уже все закончилось. Но позволяем себе жестокость по отношению к живым. Мне кажется, это какой-то парадокс. Это неправильно. Наверное, живые требуют больше милосердия и сочувствия, чем усопшие. Наверное, живые требуют большего внимания, благоговейного отношения к себе.

У одного русского старца спросили: «Как, батюшка, с этими людьми вообще жить? Как с ними поступать? Народ такой, знаете, гнилой. Невозможно ни с кем работать. Как к ним относиться? Как с этими людьми ладить? Что с ними делать?» Старец ответил одной очень простой фразой: «Относись к ним с благоговением». Это очень старинное слово, устаревшее. Мы его сейчас совсем и не слышим.

Благоговение – это очень осторожное, трепетное отношение к человеку. Каким бы он ни был, как бы он нас ни раздражал, например, своими манерами, своей настойчивостью, невоспитанностью, мы должны научиться относиться к нему так, чтобы не поцарапать его ни в физическом, ни в духовном смысле. Не ранить этого человека. Потому что в самой сердцевине человечности заключается опыт сочувствия, снисходительности и, конечно же, сдержанности, чтобы – не дай Бог! – живого человека не поранить, не причинить ему боль.

Бывает сложно усвоить какие-то церковные правила, каноны, даже заповеди Божии у некоторых людей вызывают недоумение, спор: «А зачем это? А почему Господь от нас хочет именно такого поведения?» Но, может быть, последний минимум, который доступен каждому из нас, даже нецерковным, даже сомневающимся людям, – это очень простое правило: прожить жизнь так, чтобы нанести людям и миру меньше боли, а если получится, принести в этот мир чуть-чуть радости. Вот и все.

Мне кажется, даже если этого минимума держаться, можно прожить достойную жизнь. Меньше вредить людям и по возможности хотя бы оставить после себя чуть-чуть радостных воспоминаний. Это самый последний минимум человечности, который доступен абсолютно каждому человеку.

Записала Таисия Зыкова