«Страсти и борьба с ними» с протоиереем Андреем Каневым. Ответы на вопросы

– Мы продолжаем передачу «Страсти и борьба с ними» и отвечаем на ваши вопросы, дорогие наши телезрители. Немножко отвлекусь. У меня был опыт в этом году  очень интересный, незабываемый. Я по своей основной работе сопровождал главную икону главного храма Вооруженных Сил «Спас Нерукотворный» по Центральному военному округу. И был в разных городах, в которые сам я, наверное, никогда бы и не попал специально.

Это Челябинск, Чебаркуль, Новосибирск, Оренбург, Самара. И мне было интересно встретиться с прихожанами и по-человечески приятно узнать, что вы телеканал «Союз» смотрите. Подходили и говорили: «Мы Вас узнали». Благодарили за передачу. Было очень приятно с вами повидаться. А то получается, что я сижу в студии и вижу только камеру, а ведь за камерой есть ваши живые глаза. Это очень приятно.

Давайте разберем следующий вопрос. Брат спрашивает про сребролюбие: «Если человек заранее думает и планирует, сколько, кому и куда пожертвовать, является ли это проявлением страсти сребролюбия? Я понимаю, что человек не должен привязывать свой ум и сердце к деньгам, но ум о деньгах думает. Как без сомнения и лишнего мудрования делать пожертвования?»

Давайте разберемся. То, что человек собрался жертвовать, это к страсти сребролюбия напрямую не относится. Это относится, наоборот, к добродетели, противоположности этой страсти. Страсть  сребролюбия говорит: мне, только мне, я никому ничего не отдам.

А если человек учится жертвовать, это относится к добродетели, к нестяжательности. То, что человек думает и планирует, сколько и куда, кому в первую очередь пожертвовать, это не проявление страсти сребролюбия. И на самом деле у нас не такие большие зарплаты, давайте честно скажем. Мы не можем, как люди состоятельные, сказать: туда миллион, туда миллион, туда миллион. Они так и не делают, наверно.

Давайте так: что мы можем жертвовать? Вот пришла некая сумма нашей зарплаты; десять тысяч, допустим. Что из этих десяти тысяч является нашим доходом? Что мы можем использовать куда хотим, какую сумму? Давайте мы из этой суммы по-честному вычтем сумму за квартплату, правда? Она же не наша, мы должны за квартиру отдать.

Из этой суммы мы должны вычесть то, что нам нужно для содержания семьи. Потому что если мы пожертвовали, а наши дети голодные и милостыню собирают, то это неправильно. Нам Бог дал работу, дал силы и возможность зарабатывать для того, чтобы мы содержали семью, а не для того, чтобы, наоборот, семью ставили в положение просящих милостыню.

Понятно, что нужно отдать за то, за это: телефон,  газ и так далее. И то, что у нас потом осталось, это как раз сумма, на которую мы можем рассчитывать. Также есть какие-то семейные планы, какие-то экономические расчеты. Нужно понимать, что в отпуск когда-то; диван, может, нужно новый купить, потому что этот старенький; жену одеть, потому что износилась одежда...  

И вот у вас из десяти тысяч остается тысяча (представим, что у вас квартплата небольшая). На эту тысячу как раз вы желаете пожертвовать. Это приблизительно десятая часть, десятина от того, что вы приобрели. На самом деле меньше остается. Но, допустим, тысяча.

И вот вы думаете, куда вам ее пожертвовать. Это неплохие рассуждения, потому что на самом деле у нас много куда можно пожертвовать. Часто бывают объявления в средствах массовой информации, что какие-то детишки требуют внимания, не хватает на лечение. В храм мы ходим, тоже надо храм поддерживать. Ведь надо трезво понимать, что храмы содержатся прихожанами. Мы как-то об этом говорили с вами. И эта тема актуальна.

Почему священники начинают ходить клянчить деньги у разных людей? Потому, что приход не содержит храм. Если бы прихожане действительно понимали, что нужно заботиться о своем храме не только тогда, когда ты пришел зимой или перед Пасхой, а когда даже уехал в отпуск… Храм-то содержать надо. За свет – нужно, за охрану – нужно, зарплату сотрудникам, пусть она не очень большая, тоже нужно заплатить. Это же берется не само по себе.

Мы еще не умеем с вами так молиться, чтобы все осиялось светом нетварным. Такого и не будет у нас. Понятно, надо за электричество платить. На самом деле это очень большие суммы. И где их брать? Мы должны содержать наш дом, дом Божий. Как по-другому?

Но, допустим, у человека есть еще какие-то знакомые, старичок или бабушка  живут рядом в подъезде, которые тоже нуждаются. Если христианин разделил сумму, оставшуюся от всех потребностей домашних, и думает: вот это в храм на пожертвования отнесу, вот на это хлеб бабушке куплю, – в этом нет ничего плохого. Я, по крайней мере, не вижу. Может, ошибаюсь, братья и сестры; поправьте меня, если что.

Но, думаю, в этом никакого сребролюбия нет. Наоборот, есть хозяйственный расчет. И в этом хозяйственном расчете ничего плохого нет. Опять же нас Бог поставил управлять нашим хозяйством. Поэтому мы должны, как рачительные хозяева, этим заниматься.

Милостыня – это очень серьезное средство. Святитель Иоанн Златоуст пишет, что милостыня является одним из таких средств, как епитимья; помогает человеку (если он, конечно, с верой это делает, с покаянием) даже очистить грехи. Поэтому милостыня нужна. Есть такое выражение: милостыня спасает от смерти. Даже так.

Мы видим в Евангелии: у богача родился урожай. Он не знал, что с ним делать, и умер в мыслях, как бы сохранить его подольше: «буду есть, пить, веселиться». У вас же не такая история. Вы хотите делиться. И мы должны это, братья и сестры, делать. Но можно сказать: у меня и так мало, чем я могу храму помочь?

Понимаете, так получается, Господь говорит: да не оскудеет рука дающего. То есть это закон, который Он установил. Если человек жертвует, то обязательно ему это будет возвращаться. И необязательно в денежных единицах, а в чем-то другом. В духовном, допустим, в улучшении каких-то обстоятельств. Бог никогда не обманывает нас. Если человек как кулек: зажал и никому ничего не дам, –  вот это сребролюбие.

А если он (пусть посильно) делится, то обязательно получит гораздо больше. Это закон, который работает и действует. Надо только к этому быть, конечно, внимательным. Да, брат правильно говорит, что человек не должен привязывать свой ум и сердце к деньгам. Но вы же не все время об этом думаете, да? У вас же не столько средств, чтобы каждый день думать, что кому отдать. Вот есть средства: разделил, отдал, все замечательно, свой долг выполнил. Если дополнительно кто-то просит и есть возможность помочь, помогите. Если нет, скажите: «Брат, нечем помочь».

Так что это не сребролюбие, дорогой брат. Без лишнего мудрования делайте пожертвование. Не надо сомневаться. Делать пожертвование – это святое дело. Одно из важных дел христианина быть милостивым, в том числе и в материальном плане.

И делать это нужно правильно, чтобы наше сердце соглашалось с этим. А бывает, милостыню подал, а сам думаешь: вот сейчас пойдет, напьется, испортит все. Тоже неправильно. Или: отдам на храм, батюшки не туда используют. Вот это уже совершенно неправильно. Все эти мудрования и сомнения надо убирать. Когда срабатывает механизм доброделания? Когда ты отдаешь, тогда он и срабатывает.

А что с этой милостыней дальше будет, обманули тебя нищие или нет, как они потом это будут использовать, мы уже за это не отвечаем. Уже несет ответственность тот человек, который эту милостыню принял. И принимать милостыню, братья и сестры, тоже дело непростое. Это же не так просто: ты набил карманы, всех обманул и довольный. Ведь милостыня обязательно должна быть связана с молитвой. Она обязательно связана с тем, что ты, давая милостыню, просишь человека: «Помолись за меня».

У меня была одна знакомая, которая рассказывала о традиции, что была в начале советского времени. Ей бабушка рассказывала, что на поминках давали монетку в пять рублей. Такая была  монетка, на которую можно было что-то купить. И она, как девочка, порадовалась: монетку дали. Детишки обычно: пойду конфет себе куплю. А бабушка сказала: «Нет, за каждую монетку надо сто поклонов положить». У наших предков было понимание, что милостыня – это не просто легкое обогащение, а нужно отвечать за это, ответственность нести. Это святыня, за которую нужно отвечать. Это все не так просто.

Поэтому если вы дали милостыню, можно уже не сомневаться и не мучиться; дальше это уже от нас не зависит. Наша задача – только дать. Поэтому будьте внимательны, дорогой брат. Еще повторюсь: если так планировать свои расходы, то это вовсе неплохо.

Другой вопрос тоже прислал брат. Не буду его весь читать, явно письмо написано человеком психически страдающим. Но он поднимает тему, встречающуюся и необязательно у психически больных людей, к которым Церковь относится с сочувствием, пониманием, что никто из нас не застрахован от такого рода болезни. Наша природа вся исковеркана. Где гарантия, что и мы с вами не получим такой крест за свою жизнь?

Вопрос такой: «Человек на Пасху пришел в монастырь, простоял службу, молился за всех, спустился в подвал к святым мощам, приложился. Пожаловался святым на пакости, которые творятся в монастыре. (Он увидел что-то.) “Только вышел, и в голове, и в теле запели молитвы, хотя я их даже не знал, и ослабли на третий день”. Как это можно объяснить?»

Это можно объяснить тем, что очень часто лукавый пытается нас обмануть. Это бывает не только с психически больными людьми, страдающими и от психической болезни, к которой нередко примешивается влияние бесов. Бывает отдельно болезнь, и бывает влияние бесов. Не будем говорить, что психическое заболевание обязательно беснование, вовсе нет, но оно этим может сопровождаться. Потому что лукавый видит, что ум у человека помутнен болезнью, и часто нападает на него. Ум человека не может трезво оценить эти нападки и верит этому.

Такие вещи часто встречаются в приходской работе, когда человек, совершенно далекий пока от веры, говорит: мне ночью чуть ли не регулярно является Господь (или Пресвятая Богородица). Или он кого-то видит, или глядит на икону и видит свет, или молитвы какие-то начинают звучать.

К этому надо относиться как к беде, братья и сестры. Это плохой признак: признак того, что сделаны очень серьезные ошибки. Мы должны ориентироваться на обычную норму обычного грешника. Мы с вами ангелов не видим, голосов не слышим, внутри нас не поются незнакомые молитвы, нет ощущения благовоний, когда они не рядом с нами вещественно (увидел баночку с благовониями, открыл – и обоняешь). Не нужно доверять всему этому. Не нужно, молясь, ожидать, что на тебя  посмотрит Господь или Пресвятая Богородица. Если человек видит все эти признаки, это очень плохие признаки. Этого надо бояться.

Эта тема связана с состоянием прельщенности, прелести. У святителя Игнатия есть статья «О прелести» – кому интересно, обратитесь к этому труду. Что такое прелесть? Лесть – это обман; прелесть – обман в усиленной степени, когда человек обманывает сам себя с помощью лукавого: лукавый эту обманку преподает, а человек соглашается.

Святитель Игнатий говорит, что есть два вида прелести. Первый свойствен вообще всем людям. Он называется мнение. Человек мнит, то есть думает, считает, ему так кажется. Очень часто мы говорим: «Мне кажется…» Ну, что тебе кажется? А мы точно уверены, что то, что нам кажется, – правда и существующие вещи? «Мне кажется, что ты про меня плохо думаешь». Ты что, в мою голову залез, реально видишь, что я думаю? Бесам не дано знать, что человек думает, а ты увидел? А человек говорит: «Вот ты про меня плохо думаешь, поэтому я на тебя обиделся». «Вот Церковь говорит так, а я считаю по-другому». И мы в состоянии гордыни, потому что прелесть – это проявление гордыни, одно из ее опасных состояний. А человек начинает своему искривленному уму верить больше, чем, допустим, святоотеческому или догматическому учению или канонам Церкви. «Я считаю, что это уже устарело и не нужно». А ты кто такой, чтобы так считать? Носитель Святого Духа? А он скажет: «Да, у меня с этим все в порядке, я напрямую общаюсь с Богом». Но такие вещи очень опасны.

Что касается молитв, которые звучат у брата в голове («запели молитвы»), – это тоже очень плохо. Молитва – труд, который человек должен совершать сам. Есть степени благодатной молитвы, которые мы с вами не понимаем, и, наверно, о них говорить еще рано, но мы, все новоначальные христиане (а я себя тоже к ним отношу на самом-то деле), находимся в состоянии начала борьбы, когда нам надо молиться самим. Пусть это будет немощная молитва, пусть это будет молитва рассеянная, неловкая, но ты делаешь это сам, не кто-то поет внутри за тебя (а поют бесы, чтобы ты растил дальше свое самодовольство). Поэтому, братья и сестры, надо быть крайне внимательными.

Почему нам даже не надо стремиться видеть ангелов? Святитель Игнатий замечательно пишет: грешникам это несвойственно. От нас этот духовный мир закрыт. Это не означает, что он не влияет на нас. Конечно, влияет. И бесы на нас влияют, и ангел-хранитель рядом с нами, молится о нас, и Господь, и святые – всё проникает в наш материальный мир, присутствует тут. Но мы этого не видим и не чувствуем. И это благо для нас, нам нельзя разрушать этот духовный барьер, который установил Бог. А люди, которые занимаются колдовством (европейским, каббалистическим – каким угодно), оккультизмом, всякими восточными практиками, получается, совершая смертный грех обращения к бесовским силам, разрушают эту установленную Богом границу, из-за которой мы не чувствуем этого духовного мира. Поэтому когда человек говорит,  что к нему кто-то приходит,  что в нем «звучат молитвы» и «Богородица приходит общаться каждую ночь», это признак серьезного повреждения. И лечиться, отходить от этого очень тяжело. Важно оценить это состояние не как замечательное, святое, а как очень опасное. Это, можно сказать, духовная онкология.

Что касается нашего брата, как это можно объяснить? Можно объяснить тем, что Вы скорее всего неправильно отнеслись к святыням. Если серьезно рассматривать этот текст, получается, человек пришел к мощам святых и жаловался на то, какие пакости творятся в монастырях. С этим ли нужно подходить к святыням? Если я знаю какие-то грехи других людей и осуждаю их за это, то, получается, я грешу. Понятно, что бывают у нас и в храмах, и в монастырях, и в семьях, и на работе (там, где есть живые люди, мы с вами) и нестроения, и непорядки. Это разве удивительно? Да ничуть! Что здесь такого нового? Но если мы осуждаем грешников, а не грех и подходим к святым мощам или таинствам с этим ощущением осуждения, то мы, безусловно, сами недостойно прикасаемся к святыне.

Не дай Бог человек в таком состоянии (обиды, ненависти, осуждения) будет причащаться! Он причастится в осуждение. Потому что Христос, Которого мы принимаем в таинстве Причащения, не такой. Он же другой. Он нам говорит: «не суди, и не судим будешь». А если я прихожу с судом, то суд и получаю. А прикосновение к святым мощам – это не просто «пошел, наклонился, поцеловал – и ушел». Тела святых людей тоже являются святыней. Это же христианские святые, не какие-то непонятные. Если мы приходим поклониться христианским святым и помолиться им, то должны понимать, что они Христовы, то есть Дух у них тоже Христов, евангельский Дух. И если я пришел с обидами, опять же получу осуждение. Потому что я приношу к святыне свое внутреннее настроение, противоположное, – и получаю осуждение, получаю удар. Благодать Святого Духа опаляет меня. Я предаюсь лапам бесов. И потом выхожу – у меня в душе играют молитвы, которых я не знал; как брат пишет, в голове. Это очень плохо, братья и сестры.

Поэтому святитель Игнатий нас учит как раз внимательно относиться ко всем этим необычным явлениям. Крайне осторожно, со страхом. Уж лучше мы не поверим, даже если это какое-то благодатное явление, уж лучше не допустить такого, сказать себе: «Господи, я недостоин такого. Не буду, не хочу, не знаю…» Чтобы не ошибиться. И это будет похвально, потому что человек, увидев в себе начинающуюся беду, остановился.

Возвратимся к статье «О прелести». Святитель Игнатий пишет, что существует прелесть мнения, которая есть у всех нас, братья и сестры. Мы часто видим и «выстраиваем» что-то за другого человека, придумываем причины его поступков и так далее. Зачем? Мы же не спросили его. Напомню еще раз: к основам веры, традициям Церкви, нравственным основам Церкви нельзя относиться так: «мне это не нравится, я это не буду делать» или «не буду так считать, не буду так верить».

А есть вторая разновидность прелести, о которой мы сейчас и говорим: когда бесы уже настолько издеваются над человеком, что у него в душе «играют молитвы». Ведь для лукавого «подыграть молитвы» никакой сложности не представляет. Почему? Вспомните Евангелие, искушение Господа в пустыне. Ведь лукавый искушал Господа словами 90-го псалма. Казалось бы, почему так? Но вот он может так издеваться над верующим человеком, если уж с Христом так попытался себя вести. А мы-то уж куда с вами, несчастные грешники? С нами это вообще очень легко сделать. Поэтому надо быть крайне внимательными, братья и сестры.

Этот же вопрос касается ощущений в душе. Мы часто думаем, что после молитвы должны ощущать какое-то блаженство, удовольствие. Или, допустим, после Причастия надо ощущать радость. Это тоже заблуждение, братья и сестры, от которого мы должны отходить. Это тоже опасно. Мы встретились со Христом, и радость Христова не такая, к какой мы привыкли. Это духовная радость. Если у вас ее нет, то не надо ее из себя выдавливать. То состояние, которое должно быть у нас при молитве, неподдельное.

Лукавый много что может подделать в нас. Мы еще так слабы, так немощны, так невнимательны к себе... Он не может подделать покаяние. Понимаете, в чем суть? Если человек понимает: «Да, я грешник», – лукавый не может это подделать. Он может подменить покаяние печалью, когда человек начинает поедать себя: «как я мог» да «почему у меня это получилось?», «а вот если бы…» Это печаль, это подделка. А настоящее покаяние – когда человек говорит: «Господи, я согрешил пред Тобою, прости меня, дай мне силы бороться с моими немощами, укрепи меня» – и надеется, и верит в помощь Божию. Вот этого лукавый подделать не может. Все остальное может, представляете? И удовольствий нам насыпет сколько угодно, и приятностей, лишь бы мы о покаянии не думали.

Почему так важна тема покаяния? Она важна именно с точки зрения нашей аскетики, братья и сестры, людей, живущих в миру; это не только монахов касается. Потому что состояние прелести может очень легко из состояния мнения перерасти в состояние живой прелести, когда человек начинает каждую ночь разговаривать с ангелами – и ему уже никто не авторитет. Что там приходской священник? Он же с ангелами не разговаривает. Он же грешник. Такому человеку уже никаких авторитетов нет. Какая там надежда на его спасение! Только особый Промысл Божий.

Что касается нашего больного брата, то, конечно, мне хотелось бы порекомендовать (пусть он на меня не обижается) ему все-таки обратиться к врачам, не бояться лечиться, потому что иначе можно просто погибнуть в таком состоянии.

Очень серьезный у нас с вами разговор сегодня, братья и сестры. Поэтому будьте внимательны, пожалуйста. Не надо нам получать никаких сверхъестественных впечатлений, особенно телесных. Потому что мы с вами до этого пока еще не доросли.

Благодарю вас, дорогие мои, за то, что вы смотрите нашу передачу, присылаете письма. Благодарю за то, что вы неравнодушны к этой теме – теме борьбы с грехами, потому что она действительно всех нас касается. И хочу попросить, если у вас будет желание, возможность, писать на наш адрес электронной почты, который появляется на экране. Может быть, что-то в передаче непонятно, потому что мы с вами сейчас уже касаемся серьезных вещей. Может, я что-то неудачно рассказал или что-то нужно пояснить… Пишите, пожалуйста, чтобы мы с вами, если получится когда-то вживую встретиться, снова по-христиански повидались и были рады друг другу. Спаси вас Христос, дорогие братья и сестры! До новых встреч на телеканале «Союз».

Записала Светлана Волкова