Путь паломника (Самара). Иконописец Андрей Рублев

 В начале апреля в Самаре состоялся просветительский семинар под названием «Христианин в современном мире. Свидетельства митрополита Антония Сурожского». В рамках данного мероприятия в Самарском областном художественном музее прошла лекция, посвященная творчеству гениального древнерусского иконописца преподобного Андрея Рублева.

Ирина Языкова, преподаватель Библейско-богословского института святого апостола Андрея и Коломенской духовной семинарии, член Патриаршего экспертного совета по архитектуре, культуре и реставрации:

– Это параллель, может быть, деятельности владыки Антония, потому что он был выдающимся миссионером, проповедником, пастырем XX века. Как в XX веке из атеизма он возрождал веру, так и Андрей Рублев писал свои иконы в очень трудное время монголо-татарского нашествия. Тот и другой проповедовали красоту; только один словом, другой – образом. А красота – это не просто внешняя красивость, это одно из имен Божиих, как говорили святые отцы. И это то, что противостоит, как любил подчеркивать владыка Антоний, безобразию, безобразности – тому, в чем нет образа Божия. И эту красоту надо было показать, а кто, как не Андрей Рублев, эту Божественную красоту нам являет?

Чтобы подробнее познакомить зрителей с материалами лекции, мы решили разделить ее на две части. Рассказать о творческом пути мастера и посвятить отдельный выпуск программы «Путь паломника» иконе «Троица» – самому известному его произведению.

Первое упоминание об иконописце встречается в Троицкой летописи 1405 года, где сказано, что Благовещенский собор в Москве по велению великого князя Василия Дмитриевича был расписан целой бригадой иконописцев. Во главе стояли: Феофан Грек, старец Прохор с Городца и чернец Андрей Рублев.

Ирина Языкова:

– Здесь, к сожалению, росписи от XV века не сохранились, но сохранился иконостас, и ряд икон идентифицируется именно с рукой Андрея Рублева (по более поздним произведениям). Они сохранились не очень хорошо, тем не менее мы видим: несмотря на то, что он назван третьим мастером (то есть, видимо, это самый младший мастер), ему была доверена часть праздничного ряда, и здесь он проявил свое мастерство.

При создании образа иконописец, с одной стороны, следует канону, не придумывает какой-то свой сюжет, композицию, но, с другой стороны, он художественно его интерпретирует.

Ирина Языкова:

– XIV и XV века и в Византии, и на Руси характеризуются таким движением, как исихазм (от слова «молчание»). Но это не просто молчание, а слушание Бога и попытка как бы в глубине этого молчания услышать и одновременно увидеть Бога. Но как Его увидеть? Конечно, не физическими очами, а очами веры, очами молитвы; увидеть Его свет и этим светом наполниться.

…Здесь мы  видим, как высоко на горе стоит Господь Христос, рядом пророки Илья и Моисей, а у подножия горы попавшие на землю ученики. Они увидели это чудо, увидели и тот путь, который ведет от того, что им открылось, к тому, что они сами должны воплотить и постигнуть. И это тоже очень интересно, иконы ведь строятся на нюансах. Из века в век писали о преображении, но как написал его Андрей Рублев! Он показал не только само преображение, не только это чудо, но и то, что к этому есть путь. И он сам прошел такой монашеский путь.

В иконе распятия показана не только смерть, но и победа Христа над ней. Раскрытые руки – это принятие жизни через собственную гибель за всех. Будучи еще молодым художником, Рублев уже подходил к традиционным сюжетам глубже своих современников.

Ирина Языкова:

– По летописи следующая большая работа (1408 год) – в Успенском соборе во Владимире. Это древний собор, который был построен еще в домонгольское время, много раз он был осквернен и требовал ремонта. Его отреставрировали, отремонтировали, и тот же великий князь Василий Дмитриевич заказывает здесь роспись. И как говорит нам летопись, эту роспись выполняют два монаха: Даниил Черный и Андрей Рублев. Здесь, к сожалению, не так много сохранилось, но то, что сохранилось, опять нам показывает удивительного мастера, который по-особенному подходит к традиционным сюжетам. Он как бы делает роспись узнаваемую, традиционную, но тем не менее вносит в нее такие нюансы (и это именно богословские нюансы), которые показывают глубину смысла.

По православной традиции в западной части храма изображается Страшный Суд. Это напоминание человеку, выходящему из церкви, о том, что когда-то земная жизнь придет к концу;  он предстанет пред Господом, чтобы держать ответ за свои деяния. Но для Андрея Рублева было важно показать другое: как сама Церковь ожидает Спасителя.

Ирина Языкова:

– Тут нет никаких пугалок, нет ничего мрачного; наоборот, как бы распахнутое ожидание навстречу Господу. И Сам Господь изображается в круге с поднятым даже не благословляющим, а именно приветственным жестом. Сверху ангелы сворачивают небо, как, собственно, и сказано в Книге Откровения Иоанна Богослова (что небо будет свернуто как свиток). Времени уже нет, оно свернуто. Как раз мы видим раны на руках Господа, и даже кажется, что Он улыбается, что нет в этом взгляде ничего грозного. Это Господь, Который приходит, чтобы совершить суд любви. Суд состоит в том, что свет приходит в мир, и этот свет как раз и обнажает, где грехи, а где добродетели.

Эти ангелы прекрасны, конечно; здесь видна и художественная сторона этого произведения; это действительно очень прозрачная, очень легкая живопись. Это действительно великое произведение искусства, которое и эстетически тоже гораздо выше, чем многое другое, что было написано в то время. Хотя XV век вообще считается золотым веком русской иконописи, а такой высоты иконопись никогда еще не достигала.

И даже на фоне высочайшего расцвета красота рублевских росписей была особенной. Но помимо красоты есть и смысл.

Ирина Языкова:

– Наш современник, тоже выдающийся иконописец, архимандрит Зинон говорит, что икона ничего не изображает, она нам являет Царство; и чем более она его являет, тем более она для нас убедительна, потому что недостаточно просто скопировать древнюю икону. Перед одними иконами, особенно древними, мы застываем в молчании, а мимо других  проходим, особенно современных. И самое удивительное здесь то, как написаны апостолы, которые ожидают грядущего Спасителя, как действительно первая Церковь ждала этого Второго Пришествия. Они не объяты страхом. Они не скованы дрожью ожидания, они беседуют между собой, беседуют с ангелами, которые стоят за их престолами, они как бы даже еще не видят приближающегося Господа, но все они в этом ожидании.

Я уже упомянула об исихазме, но исихазм – это не только молчание; он возродил в древних обителях умное собеседование с тем духовным опытом, который есть. Здесь тоже есть это святое собеседование: как будто ангел обращается к апостолу, а другой апостол задумался над тем вопросом, который ему задали, и так далее. То есть это удивительно. Андрей Рублев как монах это хорошо понимает, и он возвращает это миру через свои фрески.

На одной из арок изображена удивительная сцена: апостол Павел ведет праведников в рай.

Ирина Языкова:

– Идут праведники, монашествующие, святители, епископы, миряне и так далее, а апостол Павел над всеми размахивает хартией. Размахивает, может, даже одним из своих посланий, как бы увлекает всех за собой. Это удивительный, даже какой-то чересчур эмоциональный жест, но таков был апостол Павел. Он как раз видит приближающегося Христа, и это очень, с одной стороны, по-человечески, а с другой стороны, в этом есть удивительно глубокое чувство. Как сказано: «Бог стал Человеком, чтобы человек стал богом». И это тоже показывает Рублев. У него  Божественное и человеческое очень хорошо соединяются.

Показан рай, лоно Авраамово, где праотцы Авраам, Исаак и Иаков сидят – и вокруг них спасенные души, вошедшие в рай. Некоторые из душ (это такая греческая традиция, тут Рублев ничего не выдумывает) изображены  прямо на груди у Авраама (как мы говорим, «у Христа за пазухой» – народная пословица), это праведные души. Так символически изображается рай. Эти фрески, конечно, не очень хорошо сохранились, они были более яркими и более мажорными по звучанию. Но даже здесь виден светлый фон и красивые деревья.

Но все-таки Рублев, как истинный богослов, не мог не сказать о темной стороне мира.

Ирина Языкова:

– Он обращается к ней и удивительным образом воплощает это в четырех царствах.  Пророк Даниил видит как бы четыре царства, четыре эпохи, которые сменяют одна другую: вавилонское царство, македонское, римское и антихристово. Перед концом света приходит антихрист и соблазняет народ, но Господь приходит и всех освобождает. Здесь он показывает этот круг, в котором эти четыре царства проходят; четыре зверя очень грозные: и лев, и медведь, и какое-то крылатое белое существо, и антихрист в виде гиены или собаки с мордой-лицом между рогами – как бы двуличие. То есть внешне это самый безобидный зверь, но он двуличный. И  мерзкий. И это тоже восходит очень интересно к наблюдениям святых отцов, которые говорили, что грех не страшен, а мерзок, что он противен изначально человеческой природе. И  что греха не нужно бояться – его нужно стыдиться, от него нужно, как от скверны, освобождаться. Здесь тоже эта исихастская наполненность, исихастский смысл.  Глубокий, идущий еще от ранних святых отцов (Макария Египетского, Евагрия Понтийского) и проходящий через многие писания (Лествичника, Симеона Нового Богослова). Все это синтезирует Андрей Рублев. Знал ли он эти писания, читал ли он их? Но он, несомненно, чувствовал этот дух.

Во Владимирском Успенском соборе до наших дней сохранились образа иконостаса, написанные Андреем Рублевым и Даниилом Черным. Эти иконы составляют единый ансамбль с фресками, частично сохранившимися на стенах храма.

Ирина Языкова:

– Из-за свечей, лампад иконы очень быстро превращаются в черные доски, и императрица Екатерина сочла, что старый иконостас никому не нужен, и велела его выбросить. Но, слава Богу, священник умным оказался, он не выбросил этот иконостас, а просто отдал его в село Васильевское. Так он сейчас часто и называется – Васильевский иконостас. Уже в советское время из этой деревенской церкви его перенесли в музей. И, слава Богу, он сохранился.

В центре иконостаса всегда изображается образ Спасителя, «Спаса в силах», уже Христа в небесной славе, уже Второе Пришествие, и к нему ведут Христос, Богородица, апостолы, ангелы, вся Церковь. Этот круг как бы размыкается во вселенной и замыкается там, где мы с вами стоим. То есть иконостас показывает, что мы предстоим перед тем же престолом, как и святые на небесах, только мы на земле, а Церковь Торжествующая, Церковь святых, на небесах.

Не все писал сам Андрей Рублев, потому что над большим иконостасом всегда трудилась целая бригада. Но, несомненно, он здесь принимал участие, может быть, как составитель программы, как богослов, который находил эти смыслы и  нюансы интерпретации того или иного сюжета.

Сюжет иконы «Сретение Господне» может изображаться по-разному.

Ирина Языкова:

– Здесь мы видим, что Симеон берет на руки Младенца и держит Его над престолом, то есть так, как держит в молитве над Святыми Дарами потир, чашу священник. Опять же цель – не просто событие рассказать, а показать этот смысл: для чего приходит Младенец? Для этой жертвы. Эту жертву потом Христос предлагает нам во время литургии.

Мастерство и глубина духовного видения Андрея Рублева особенно ярко выразились в образе, который был написан с известной Владимирской иконы Божией Матери.

Ирина Языкова:

– Произошло чудо, когда Сама Божия Матерь через молитву около иконы спасла город от нашествия Тамерлана, такого завоевателя, который вообще не знал ни одного поражения. Он повернул от Москвы и ушел в свои степи. Эту икону принесли в Москву, а Владимир, естественно, овдовел без иконы. Владимирцы тогда заказали Андрею Рублеву эту икону, и он пишет ее наподобие той древней иконы, которая приписывается Луке, но на самом деле икона была перенесена в XII веке из Константинополя. Матерь Божия держит на руках Младенца: образ этих объятий здесь сохраняется, как и на древней иконе, с которой и писал Андрей Рублев. Но он написал совершенно другой образ. Если в  византийской иконе очень трагический взгляд, вся скорбь мира как бы собралась во взгляде, то здесь вся любовь, вся нежность. Человечество, которое абсолютно переходит уже грань физического, становится духовным.

Есть еще несколько икон, авторство которых приписывают Андрею Рублеву.

Ирина Языкова:

– В этом храме в 1918 году, когда изымали иконы для реставрации, сохранения, нашли три иконы. Мне кажется, они  тоже Андрея Рублева. Хотя есть среди специалистов разные мнения. Эти три иконы: Спасителя, апостола Павла и Михаила Архангела.

Почему я считаю, что это Андрей Рублев? Потому что в них тот же самый дух. На иконе Спаса (называют «Спас Звенигородский», потому что храм Успения Пресвятой Богородицы в Звенигороде) ничего не сохранилось, только лик Христа. Наверное, более человеческого лика в русской истории, русской иконописи нет. Это удивительный лик с мягкими чертами лица. И в то же время более Божественного нет. То есть опять художник идет к Божественному так же, как и во фресках: он изображает не грозного Бога, а как раз Того Бога, про Которого сказано, что Бог есть Любовь, Который так возлюбил мир, что отдал Сына Своего, чтобы каждый человек не погиб, но имел жизнь вечную. Совершенно мягкие черты лица. Все-таки греки особенно изображали средиземноморский тип, иногда его называют греко-семитским (с крупными глазами, нос немножко с горбинкой). Но здесь именно русский Христос, но Христос, понятый человеком Древней Руси (глаза, которые просто действительно нас не отпускают, но они не пригвождают). Опять же в истории церковного искусства было очень много разных периодов, и когда-то очень важно было показать грозного Бога, но здесь – другое.

И рядом, например, апостол Павел. Здесь ничего не выдумывает Андрей Рублев, он дает свое толкование. И здесь показывает апостола Павла смиренным, что бывает крайне редко.  «Все я почитал за сор ради Господа Иисуса Христа», – пишет он в своих посланиях. То есть он склоняется перед Христом, вся его ученость ничто по сравнению с этой удивительной тайной Боговоплощения.

Архангела Михаила всегда изображали воинственным, а здесь он тоже мягкий, очень глубокий, очень молитвенный, сосредоточенный, совсем не воинственный. Он в красно-синих одеждах, как по канону положено, и он тоже склонился перед Христом. Конечно, только Рублев мог так написать или художник, очень близкий к нему.

Монастырь, где он нашел уже последнее свое пристанище, – это Андроников монастырь, где сейчас Музей имени Андрея Рублева...

Икона действительно приводила людей к Христу, Церкви. Начиная с этой небесной красоты, люди искали смысла, и когда смысл и красота соединялись, люди уже входили в Церковь.

Вечер, посвященный иконописи Андрея Рублева, позволил присутствующим вырваться из круговорота дел и забот, остановиться и прислушаться, прикоснуться к миру духовной красоты, которая открывается в шедеврах иконописца. Это так важно сегодня, в нашей мирской жизни! И слава Богу, что такие возможности у нас еще будут.

Ведущий протоиерей Максим Кокарев

Записала Светлана Тодосейчук