Преображение (Одесса). Митрополит Антоний Сурожский

Беседа с протоиереем Димитрием Предеиным.

– Двадцать лет назад, в 1999 году, в Киевской духовной академии степень почетного доктора получил великий проповедник, катехизатор и миссионер митрополит Антоний Сурожский. О его жизни и трудах и пойдет речь в сегодняшней программе. Откуда был родом и какое образование получил будущий митрополит? 

– По отношению к владыке Антонию Сурожскому вопрос, откуда он был родом, звучит довольно неоднозначно. Потому что он родился в 1914 году в семье российского дипломатического служащего в Лозанне, но мы не можем сказать, что он родом из Швейцарии; он считал себя русским, хотя у его отца Бориса Эдуардовича Блума были шотландские корни. 

– А у его матери были немецкие корни, насколько я помню. 

– Его мать – Ксения Скрябина была единокровной сестрой композитора Александра Скрябина. Так что не вся кровь в нем была русская. Родился он не в России, да практически и не жил в России. Вскоре после революции его отцу пришлось эмигрировать из Российской империи – он понимал, что с новой властью (коммунистической, богоборческой, советской) у него нет ничего общего. И начались длительные мытарства их семьи по Европе. Немало горя они испили в это время, но смогли осесть в Париже, где остались многие наши эмигранты в то время. Именно там и прошло детство будущего митрополита, там он учился в школе, там окончил и университет, причем Сорбонну окончил одновременно по двум факультетам: биология и медицина. 

Детство не было легким для митрополита Антония. Сохранились его воспоминания о том, как старшеклассники в школе его избивали. Однажды, будучи уже взрослым, служителем Церкви, он ехал в метро и, увидев название станции, на которой он выходил, когда учился в школе, вспомнил свое детство и упал в обморок – настолько ужасными были эти воспоминания. Видимо, он старался похоронить их где-то глубоко в памяти, но они дали о себе знать таким образом. Наверное, это горнило страданий ему нужно было пройти для того, чтобы прийти ко Христу. Потому что его приход ко Христу был удивительным. 

– Как произошло обращение к вере тогда еще мальчика Андрея (или, как он говорил позднее, встреча с Христом)? 

– Да, до монашества его звали Андреем. Казалось бы, если он родился изначально в православной семье, то должен был быть и крещеным, и воцерковленным с детства. Но нет; опыт личной веры в Господа Иисуса Христа у него начался именно с сознательного возраста. Это внутреннее обращение случилось в 14 лет, когда он решил почитать Евангелие. Он сам об этом говорит, что кто-то ему посоветовал почитать Евангелие. Он посмотрел, какое из них самое короткое по содержанию, чтобы быстрее прочитать, – это оказалось Евангелие от Марка. Он начал его читать и уже не мог оторваться. 

Как он сам описывает, в процессе чтения он почувствовал, что на другой стороне стола невидимо присутствует Сам Господь Иисус Христос. Он не видел Его глазами, но ощущение, что там находится именно Тот, о Ком он читает в Евангелии, было настолько реальным, что это и было моментом его внутреннего обращения, которое стало настолько действенным, что после этого переменилась вся его жизнь. Он начал активно участвовать в деятельности РСХД (Русского студенческого христианского движения), стал активным прихожанином храма Трех Святителей в Париже, то есть для него началась уже настоящая воцерковленная жизнь. 

– Кто из духовников повлиял в это время на будущего митрополита? 

– Об этом у нас есть точные сведения. Его первым духовником был архимандрит Афанасий (Нечаев) – человек необычных духовных качеств, настоящий подвижник, аскет, молитвенник, человек, который закончил свою жизнь, я считаю, мученической смертью. Его можно причислить к лику священномучеников, потому что во время немецкой оккупации в Париже он прятал евреев, спасал жизни людей. Когда об этом стало известно гестапо, его арестовали прямо во время молебна в церкви, привели на допрос, и там, в застенках гестапо, он и скончался. Он уже был пожилым человеком; вероятно, у него были проблемы со здоровьем, и он просто не вынес того давления и тех пыток. Поэтому там он и завершил свой жизненный путь. 

Этот человек положил жизнь свою за други своя, пострадал ради ближних, явил пример настоящей христианской любви, которая была засвидетельствована кровью. Именно этот человек был духовником будущего митрополита Антония (тогда еще Андрея Блума). Вероятно, дух ревности о вере, дух подвижничества, дух настоящего христианского братолюбия передался от архимандрита Афанасия его духовному чаду – Андрею Блуму. 

– Что поражало в православии владыку Антония в течение всей жизни? 

– Что касается именно митрополита Антония, то это нам очень хорошо известно. Есть в истории Церкви такие подвижники благочестия (особенно в древности, в средние века, даже в недавнее время), о внутренней жизни которых мы знаем мало и оперируем только фактами внешней биографии. В данном случае, благодаря тому, что проповеди владыки Антония во многом строились на его лично пережитом опыте, мы знаем многие тонкости его восприятия церковной жизни изнутри. 

Так вот, он говорит, что в годы его юности, молодости у них во Франции не было храмов. Если говорить о юрисдикции Московского Патриархата, на всю Францию был всего один храм Трех Святителей в Париже, прихожанином которого он и являлся. Во всех остальных общинах храмов не было. Были гаражи, были молитвенные комнаты в квартирах, были подвалы, иконостасы из фанеры, бумажные иконки. Было бедно, но в этой бедности жил Живой Христос. Это переживание присутствия Христа было настолько реальным и настолько остро ощутимым для эмигрантов этой волны, к которой он принадлежал, что для него это чувство причастности ко Христу сохранилось на все последующие годы. 

Я хотел бы подчеркнуть, забегая вперед, что даже в старости, будучи знаменитым, всемирно известным иерархом, владыка Антоний жил очень скудно. Он жил в комнате сторожа при своем кафедральном соборе и до последних дней сам себе готовил пищу. Он специально жил в атмосфере, близкой к той, которая была у него в молодости. Некоторые в этом усматривают какую-то нарочитость, что он специально демонстрировал свою бедность, но мне думается, что для него это было очень важно. Потому что, живя в такой обстановке, он по-прежнему ощущал себя в том своем детстве, в той своей молодости, когда он был близок ко Христу именно благодаря тому, что не обладал никакими материальными благами. 

– Как он проявлял свою любовь ко Христу? 

– Она проявлялась по-разному. Он был активным прихожанином храма Трех Святителей, был участником христианского молодежного движения. Вообще у него было намерение (об этом он вспоминал впоследствии) уйти в пустыню и подвизаться где-нибудь отшельником, как это делали древнехристианские подвижники (начиная с Мартина 

Турского). Но потом пришло осознание, что в современном мире, особенно в современной Франции, таких пустынных мест осталось мало. Да и денег у него не было даже на то, чтобы выехать из Парижа; была крайняя материальная скудость. Поэтому он пришел к мысли о том, что нужно учиться, но учиться именно на врача, чтобы иметь возможность реально помогать страждущим людям. 

Его отец, который в молодости имел на него определенное влияние, поддержал его намерение. Хотя было понятно, что на врача придется учиться долго, придется тратить дополнительные средства, которых крайне не хватало в семейном бюджете, но они приняли такое решение, и он получил медицинское образование в Сорбонне. Это и было его главное образование, его призвание на многие годы; это была его профессия, в которой он себя полностью раскрыл и реализовал, я считаю. 

– Расскажите о жизни будущего владыки в период его тайного монашества. Ведь, получив образование, он стал тайным монахом и даже был на фронте. 

– Вероятно, уже в молодости у владыки Антония созрело осознание того, что он не хочет связывать себя узами семейной жизни и готов всецело посвятить себя служению Господу. В сентябре 1939 года, вскоре после начала Второй мировой войны, он принимает тайное монашество и уходит добровольцем на фронт врачом. Он оставался во врачебном деле до 1948 года. То есть на протяжении девяти лет, вплоть до своего посвящения в иеродиакона, он был практикующим врачом, у него была постоянная практика. 

Потом в своих проповедях он не раз вспоминал, что видел бездну человеческих страданий, горя, травм, ранений, потому что львиная доля его врачебной практики пришлась на годы войны. Даже когда он находился не на фронте, а в тылу (допустим, во Франции), он лечил тех бойцов Сопротивления, которые получали ранения, совершая акции против фашистского режима. Он участвовал во французском Сопротивлении, с риском для своей жизни боролся против фашизма. Поэтому, считаю, это тоже очень важная и почетная страница в его жизни. 

Кроме того, именно как квалифицированный, образованный врач, не обделенный талантом, он принес много пользы людям. Даже если бы он остался врачом до конца своей жизни, думаю, это была бы очень достойная жизнь. Но Господь ссудил ему высшее призвание, которого он, по его собственному признанию, абсолютно не ожидал. 

– Да, он становится хорошим священником, а позднее епископом и даже митрополитом. Расскажите, каким он был архиереем и какую катехизаторскую, миссионерскую деятельность вел в Англии, куда он попадает волей Божией? 

– Это надо подчеркнуть, что именно волей Божией. Он сам писал, что никогда не собирался жить в Англии. Когда он жил еще в Париже, учился в школе, у него был выбор, какой иностранный язык учить: немецкий или английский. Он выбрал немецкий язык, потому что до этого год прожил в Австрии и уже немножко учил немецкий язык в австрийской школе, поэтому ему этот язык было легче учить. Кроме того, он прямо сказал маме: «Не люблю английский язык! Это безобразный язык, никогда не буду его учить». Она пошла ему навстречу, и он учил немецкий язык. 

Когда он окончил школу и Сорбонну, не знал английского языка вообще. Когда он впервые приехал в Англию (его послало Братство Святого Албания, в то время были встречи с верующими разных конфессий, велись экуменические диалоги), приехал просто как гастролер поучаствовать в массовке; он абсолютно не думал, что когда-то будет жить в этой стране. Но при этом он вспоминает, что когда впервые сошел на землю Великобритании, почувствовал, что там можно жить, эта страна ему сразу понравилась. 

Впоследствии он говорил, что всякий раз возвращался из заграничных поездок в Великобританию с огромным удовольствием. Там он реально прижился, выучил уже в зрелые годы английский язык, причем владел им в совершенстве – его проповеди на английском языке выглядят так, будто их произносит англичанин. То есть богатство лексики, виртуозная степень владения языком не уступают русскому эквиваленту. Он прекрасно мог проповедовать на разных языках, в том числе, разумеется, на французском. Но больше приходилось говорить на английском, потому что в этой стране он жил и там ему приходилось общаться с самыми разными людьми на самых разных уровнях. Здесь надо подчеркнуть, что владыка Антоний был всегда открыт для общения, он не был кабинетным ученым. 

‒ Он был настоящим миссионером. 

‒ Да, он был миссионер, катехизатор по призванию. Миссия, катехизация – это, наверное, то, ради чего он вообще пришел в этот мир; Господь его создал таким, чтобы он стал идеальным миссионером. По некоторым подсчетам, за время своего служения в Великобритании он прочитал около десяти тысяч лекций, и большинство из них были в инославной среде; не среди православных, а среди англикан, католиков. Его приглашали к студентам, молодежи, рабочим, приглашали на радио, телевидение; он был готов проповедовать христианство в самых разных форматах, и это удавалось ему превосходно. Поэтому то, что он сделал для православия в Англии, – в каком-то смысле это равноапостольные труды. Это можно сравнить с тем, как Николай Японский создавал в Японии на пустом месте Православную Церковь. В Великобритании был один приход Московской Патриархии, с которого начинал владыка Антоний, а потом он создал целую епархию. Да, это только одна епархия, но в ней десятки приходов, в ней многие тысячи верующих, которые навсегда укоренились в православии. И это движение продолжается; то есть он является его основоположником, в этом его несомненная заслуга. 

‒ Владыка всю жизнь оставался верным Русской Православной Церкви, как он подчеркивал – гонимой Церкви. Почему? 

‒ Можно выделить несколько обстоятельств, которые на это повлияли. Во-первых, опыт юности и молодости; он был в этой Церкви с самого начала. Его духовник принадлежал к этой Церкви и сохранил верность этой Церкви до конца. Поэтому для него это были самые светлые юношеские воспоминания. Кроме того, сам по себе статус гонимой Церкви многое для него значил. Он понимал, что Церкви в Советском Союзе тяжело, что она вынуждена идти на какие-то компромиссы. Он, как умный человек, замечал все эти моменты, когда приезжал в Советский Союз, но при этом видел то светлое и доброе, что сохранялось в Церкви, и старался это светлое и доброе приумножить. 

Когда он приезжал в Советский Союз, то проводил множество неформальных встреч на каких-то московских квартирах, которые буквально были забиты народом во время его приездов. Он с огнем в глазах, с огнем в речи проповедовал Христа и многих людей обратил в то время в православие. Митрополит Антоний Сурожский стал для многих буквально светочем. Конечно, были талантливые архиереи и в Советском Союзе, но такого не было. 

‒ Но они молчали... 

‒ Да, они не могли говорить так открыто и так ярко, как говорил он. Владыка был гражданином иностранного государства, и ясно, что у него был определенный иммунитет от всех притеснений КГБ. Владыка Иларион (Алфеев) вспоминает, что он присутствовал на одной из таких встреч владыки Антония на квартире, потом слышал его же в Московской духовной академии и помнит реакцию зала. Студенты столичной духовной академии избалованы знаменитостями, которые приезжают читать лекции, но во время выступления митрополита Антония Сурожского была мертвая тишина в зале, его все слушали как завороженные. Было нечто сверхъестественное в его даре проповедника, поэтому даже люди, искушенные в этом деле, понимали, что сталкиваются с чем-то из ряда вон выходящим. 

‒ В чем состоял его монашеский и христианский подвиг, по Вашему мнению? Антоний Сурожский как монах и как христианин... 

‒ Мы уже кратко упомянули об условиях жизни, в которых он пребывал до конца своих дней... 

‒ Да, нестяжание, монашеский обет. 

‒ Ведь он мог позволить себе очень многое, будучи епархиальным архиереем Великобритании. Ясно, что у него были состоятельные духовные чада, которые могли обеспечить ему тот уровень комфорта, который он захотел бы. Он мог бы построить себе коттедж и в городе, и за городом, позволить многие блага жизни, но он целенаправленно от всего этого отмежевывался. Единственное, на что он тратил более-менее значительные средства – на путешествия, на перелеты в разные страны для участия в конференциях. Понятно, что это требовало определенных затрат. А так условия его жизни были буквально суровыми, аскетичными, он отказывал себе даже в самом необходимом. 

Что касается его деятельности именно как христианина, то главный его подвиг – проповедь, и она отнимала массу сил. Потому что если десять тысяч лекций, о которых мы говорим, разложить на годы его служения, то получится, что буквально каждый день он проповедовал, и не по одному разу. Это было его миссией, служением, крестоношением в каком-то смысле, потому что не всегда он попадал в аудиторию, которая с радостью его воспринимала и слушала, бывали и трудные ситуации. Но таков был гений этого человека, он умел достучаться до подавляющего большинства сердец своих слушателей. 

‒ Расскажите более подробно о его приездах в СССР. 

‒ Помимо тех частных визитов, о которых мы уже упомянули, он присутствовал на Поместных Соборах Русской Православной Церкви в 1971 году, в 1990 году; когда избирали патриархов, он, будучи архиереем, приезжал. Надо сказать, что у него был очень длительный архипастырский путь: он был рукоположен в епископы в 1957 году, а скончался в 2003-м. Сорок шесть лет епископского служения; почти полвека! На момент своей смерти он был старейшим по хиротонии епископом во всей Русской Православной Церкви. 

Его участие в Соборе 1971 года, может быть, было не особо заметным, но на Поместном Соборе 1990 года он был одним из кандидатов на патриарший престол, и теоретически его могли избрать. Небезынтересно вспомнить, кто был главным противником его избрания: Филарет (Денисенко), который в то время председательствовал на Соборе (он был местоблюстителем патриаршего престола). Он выдвинул такой аргумент: поскольку митрополит Антоний не является гражданином Советского Союза, он не может быть 

претендентом на патриарший престол. По уставу действительно положено, чтобы патриарх был гражданином Советского Союза, но мы прекрасно понимаем, что это препятствие можно было при желании устранить. В конце концов, можно было написать соборное обращение к Президиуму Верховного Совета СССР или в ЦК партии с просьбой о срочном даровании гражданства митрополиту Антонию именно с прицелом на его патриаршество. Ведь он был человеком особой харизмы, имел огромный международный авторитет, что было небезразлично для советских властей, поэтому шансы его я расцениваю как весьма реальные. Но вот эта темная личность сыграла свою негативную роль. Наверное, тут был Промысл Божий. Патриархом владыка Антоний не стал, но он принимал участие в работе счетной комиссии, которая посчитала голоса в пользу патриарха Алексия II (Ридигера). 

‒ У нас на столе множество книг митрополита Антония. А в Интернете на YouTube есть множество его видео. Что бы Вы посоветовали прочитать и посмотреть? 

‒ Это тот случай, когда можно смело рекомендовать любую книгу и любой видеоролик. Относительно владыки Антония я бы сказал так: все его произведения приблизительно одного уровня и формата по простой причине – ни одна из его книг не является монографией, это сборники его проповедей. Он не писал научных трудов. Он был выдающимся проповедником, но письменных научных работ, диссертаций, монографий он не писал никогда. Поэтому уровень его проповедей везде один, просто на разные темы, и духовная польза приблизительно везде одинакова. Каждый волен себе выбрать ту тему, которая ему ближе на текущий момент и которая его интересует. 

Я начинал с книги «Беседы о вере и Церкви». Я прочитал ее, будучи еще школьником в Советском Союзе, и она произвела на меня большое впечатление. Это была одна из тех книг, которая наряду с книгой отца Серафима (Роуза) «Душа после смерти» и книгой отца Александра Меня «Сын Человеческий» повлияла на процесс моего воцерковления в православии. 

Я полагаю, что владыка Антоний Сурожский до сих пор сохраняет мощный катехизический потенциал. Его книги интересны и злободневны как тогда, так и сейчас; их читать легко и интересно. Они написаны доступным языком и при этом с явным чувством переживания веры внутри своего сердца; это вера светоносная, вера преображающая, вера вдохновляющая. Слово владыки Антония мне всегда казалось каким-то необыкновенным. 

Поделюсь маленьким опытом. Много лет подряд в Одесской духовной семинарии я принимал участие в письменном экзамене, тексты для диктанта, как правило, брались из проповедей владыки Антония Сурожского. И каждый год я не переставал восхищаться, чувствуя красоту его языка, силу слога, какую-то необыкновенную изящность стиля. Это дарование виртуозного владения языком, дар слова, просто как у современного Златоуста, с которым, наверное, ни один из знаменитых катехизаторов не может конкурировать. 

‒ Двадцать лет назад митрополит Антоний стал почетным доктором Киевской духовной академии. Насколько сейчас его деятельность, его труды имеют активную миссионерскую силу? 

‒ Сила их нисколько не уменьшилась. Труды его, слава Богу, переиздаются и на русском языке, и на украинском в Украине; они доступны. Они небольшого формата, поэтому стоят немного, и в этом плане это отличная миссионерская и катехизическая литература. Его книжечки небольшие по объему, не требуют много времени для прочтения, но в них есть запал какого-то особого христианского энтузиазма, есть буквально заряд живой хистианской веры. Я считаю, что эти книги – самое ценное для любого миссионера и катехизатора. 

Когда человек приходит в Церковь и становится уже практикующим христианином, можно давать ему что-то более серьезное, глубокое из святых отцов. Но для новоначальных, я считаю, это одни из лучших учебников для воцерковления в православии. 

‒ Как на Вас лично повлиял владыка митрополит Антоний? 

‒ Какой-то след, несомненно, в моей душе он оставил своей книгой «Беседы о вере и Церкви». Может быть, главный вывод, который я сделал из прочтения книги, – в православии можно и нужно общаться с Господом Иисусом Христом лично. Надо установить живой контакт, надо постоянно общаться с Господом напрямую: не только через церковное общественное богослужение, не только через таинства, но иметь постоянное, повседневное живое молитвенное общение. Это чувство, это осознание пришло ко мне именно после прочтения этой книги владыки Антония Сурожского, и до сих пор я придерживаюсь именно таких взглядов. 

Ведущий Андрей Гавриленко, протоиерей 
Записали Таисия Зыкова и Ольга Румянцева