Преображение (Одесса). Где граница между ревностью о своей вере и уважением к убеждениям другого человека

Беседа с протоиереем Димитрием Предеиным.

– Мы живем в многонациональном и полирелигиозном обществе. Каждый день нужно учиться отстаивать свои интересы и уважать интересы другого. Где граница между ревностью о своей вере и уважением к убеждениям другого человека? Об этом и многом другом пойдет речь в сегодняшней программе.

Что такое веротерпимость?

– Веротерпимость – это понятие, которое на протяжении десятилетий меняло свой смысл. Оно довольно активно использовалось в начале ХХ века, когда в Российской империи вышел соответствующий закон о религиозной терпимости. Тогда этот термин имел главным образом юридическое наполнение. Он описывал, как именно государство будет относиться к представителям других религий (кроме православия). Речь идет о том, что в государстве, где одна из религий является официальной (как в Российской империи православное христианство), остальные имеют статус негосударственных, но признаются, государство относится к ним лояльно и терпимо. Где границы этой терпимости, как раз было обозначено в этом законе.

Сейчас, как правило, термин «веротерпимость» имеет больше социально-психологическое звучание и касается уже не отношения государства к разным религиозным конфессиям, религиям, а отношения человеческого общества к религиозным группам и частных лиц к другим религиозным исповеданиям (и к людям, которые являются их носителями). Вот об этой веротерпимости мы и будем сегодня говорить.

– Вопрос веротерпимости напрямую связан с большим количеством религий. Почему Бог допускает такое их количество?

– Мы можем вспомнить ситуацию, которая была до появления в мире христианства. Тогда все было более понятно: были язычники, хотя языческие культы были очень различные, но их можно было объединить.

– Классифицировать как-то.

– Да, как языческие культы. И была истинная вера в народе Израилевом. Было понятно, что язычество – это искажение правильного богопознания, это помрачение ума человеческого ложью и вторжение в сознание людей разного рода ошибочных представлений, которые в том числе и по бесовскому действию внедрялись. Но после того как в мире появилось христианство – универсальная спасительная религия, предназначенная для всех народов мира, ситуация усложнилась. И иудейство осталось, хотя изменило свой характер, превратилось в талмудический иудаизм. Кое-где и язычество осталось, хотя этого уже очень немного. Тем не менее распространились другие религии, некоторые из них появились даже после христианства; например, ислам. У них сотни миллионов последователей. Возникает вопрос: почему же Господь не устроил так, чтобы все люди убедились в правильности христианской, в частности православной, религии? Даже в христианстве мы видим разделение, нет единства.

С одной стороны, Господь позволяет людям самим выбирать, что им ближе. Если бы Господь сделал так, чтобы для всех было понятно, что вера истинная одна и только ее нужно исповедовать, это было бы даже какое-то насилие над человеческой свободой. А так, когда есть альтернативы, пусть даже они неравноценные, человек должен сам руководствоваться голосом своей совести, своего разума и ответственно подходить к этому выбору.

Я бы вспомнил еще высказывание известного философа Ивана Александровича Ильина из его книги «Аксиомы религиозного опыта», где он пишет, что, может быть, не все народы вообще способны (а может быть, не все достойны) исповедовать православное христианство.

– Догматы веры – пожалуй, то, что необходимо свято хранить. Почему?

– Преподобный Силуан Афонский очень верно заметил (и это записал его биограф архимандрит Софроний (Сахаров)), что если что-либо изменить в своем религиозном мировоззрении, обязательно в соответствующей мере изменится и образ нашего духовного бытия. Вера и жизнь связаны очень тесно. Невозможно иметь ложную веру, неправильные представления о Боге и при этом вести абсолютно чистую, духовную святую жизнь. Повреждение будет ощущаться так или иначе.

Конечно, здесь есть довольно широкий люфт, как мы можем это понимать, насколько это прямая зависимость. Допустим, были у нас такие богословы, как святитель Игнатий (Брянчанинов) или Алексей Степанович Хомяков, которые вообще считали, что даже конкретный догмат – филиокве – сразу повредил духовную жизнь римо-католиков. Соответственно, можно говорить так и о других вещах – протестантских конфессиях, их искажениях. Есть те, кто на это смотрит более либерально, свободно. Но тем не менее все равно мы чувствуем, что невозможно терпеть погрешность в вере и при этом думать, что у тебя ничто не изменилось в отношениях с Богом. Господь Ревнитель – так об этом говорится в Писании. Если Он дает нам чистый, незапятнанный талант настоящей, подлинной веры, то мы должны его беречь.

– Если человек призван с такой искренностью, с таким жаром хранить свою веру, как должна выражаться эта ревность по своей вере?

– У нас есть такая часть церковного сообщества и даже клириков, которые очень воинственно воспринимают ревность о вере. Они думают, что обязательно нужно взять бейсбольную биту или как минимум быть готовым к кулачному бою, чтобы доказать, что вера наша более правильная, что наша Церковь более истинна. Конечно, я считаю, что это крайности. Для того Господь нам дал разум и дар речи, способность убеждения и познания божественных догматов, чтобы мы могли словом подействовать на своего собеседника, на оппонента. В конце концов, есть дипломатия. Люди должны уметь договариваться друг с другом.

Бывают случаи, когда приходится буквально принимать на себя удары за чистое исповедание, за подлинную каноническую церковность. Но эти случаи никогда не могут быть общим правилом. В целом нужно стремиться к тому, чтобы настолько владеть материалом, настолько хорошо знать историю и свое собственное вероучение, а также вероучение своих оппонентов, чтобы мы могли показать нашу правоту без употребления физической силы. Как показывает история, именно такой способ доказательства является наиболее действенным.

– Какие средства православный христианин может использовать для защиты своей веры?

– Это вопрос апологетики. Мы можем посмотреть на историю Древней Церкви, средневековую историю. Надо уметь использовать те аргументы, которыми мы обладаем. Мы должны четко осознавать, что являемся носителями самой истинной, правильной веры на планете Земля. Чувствуя за собой эту правоту, мы просто должны уметь ее аргументировать, доказывать. Если мы этим правильно пользуемся, этого достаточно. Не нужно никаких дополнительных хитросплетений, каких-то дополнительных способов, средств, чтобы нашу веру утверждать огнем и мечом. Мы в этом не нуждаемся.

Я помню интересный случай в житии святого Григория Паламы. Он попал в плен, оказался  у арабов, у мусульман. Какое-то время он там находился, потом они его отпустили. И вот когда он был в плену, он вел богословские дискуссии с мусульманами. Его голос звучал очень уверенно, он сумел с достоинством представить все истины нашей веры. Неизвестно, кого он сумел обратить, цель-то была не в этом. Они хотели продемонстрировать свое превосходство, и им это не удалось. Но был эпизод в этой полемике, когда напряжение достигло такой точки, что святой почувствовал: надо его снять. И он очень мягко и красиво ушел от дальнейшего нагнетания обстановки, понимая, что ничего не добьется, если его просто здесь убьют за то, что он показал большую правоту нашей веры. Но тем не менее даже на той точке, где он остановился, было понятно, что им нечего противопоставить.

– Что значит быть ревностным в вере по разуму? Может быть, этот случай, о котором Вы сказали, как раз такой…

– Да, это хорошая иллюстрация. Плюс к тому можно пойти от противного. Что такое ревность не по разуму? Такое тоже иногда приходится в жизни наблюдать. Когда люди почему-то думают, что они сделают доброе дело, если унизят, или обидят, или оскорбят представителей других религий. Это абсолютно не так. Мы должны стремиться к тому, чтобы преимущество нашей веры было видно из нашей жизни, из того, как мы реализуем нравственные постулаты, заповеди Божьи в своем собственном образе жизни.

– Как истина о себе свидетельствует, заявляет.

– Да. Господь говорил: Тако да просветится свет ваш пред человеки, яко да видят ваша добрая дела и прославят Отца вашего, Иже на небесех (Мф. 5,16). А не то чтобы мы на кого-то нападали, вторгались на чужую территорию и развивали там агрессивный прозелитизм. Есть очень негативные примеры такого рода, даже в Новейшей истории. Были некоторые проповедники, которые пытались действовать таким путем. Единственное, чего представители этих религиозных исповеданий добились, – настолько сильно испортили отношение к православному христианству, что до сих пор в этих епархиях нашим миссионерам не удается восстановить просто нормальную ситуацию.

– Есть ли золотая середина в вопросе веротерпимости, точка баланса?

– Ее не так просто бывает нащупать. Мы чувствуем, где находится опасность, чтобы нашу веротерпимость не превратить в соглашательство.

– Чтобы нас не обвинили потом в том, что мы здесь проповедуем соглашательство.

– Вот именно. Безусловно, мы должны понимать одну очень важную вещь. Любой православный человек является апостолом, проповедником православного христианства. Это касается не только клириков, но даже мирян. Мы все представители царственного священства. Христианство – это религия не для домашнего, не для келейного употребления. Она для того, чтобы ее нести в мир. И когда мы видим, что наша вера терпит поношение, мы должны ее защищать. В этом проявляется наша ревность о вере. Когда мы пытаемся отвечать на вопросы людей, мы должны постараться максимально убедительно, точно и аргументированно ее представить. Это тоже проявление нашей ревности о вере. Мы должны в конце концов стремиться к тому, чтобы наша Церковь становилась сильнее, чтобы она распространялась, чтобы была более авторитетной, и всеми способами должны этому содействовать. В этом наша ревность о вере.

– При этом нужно помнить, что не надо пытаться самоутверждаться за счет других. Это явно ошибочный путь.

Есть ли образцы веротерпимости в Священном Писании, чтобы зафиксироваться на камне веры?

– Есть очень интересный случай из книги пророка Ионы. На него мало обращают внимания, потому что главный смысл книги не в этом, но тем не менее к веротерпимости это относится напрямую. Когда моряки на корабле (с ними плыл пророк Иона) увидели, что погибают, они бросили жребий. Жребий пал на Иону. Он признал это, сказал: «Да, я согрешил перед Богом, я виноват, я пытался бежать от лица Господня в Фарсис. Бросьте меня в пучину». Вот тут самое интересное. Казалось бы, жребий брошен; понятно, кто виноват, Иона сам не против, признает свою вину, даже причина понятна. Так надо сразу бросить его и решить свои проблемы, как здорово! Теперь будем плыть дальше спокойно. Но они пытались грести изо всех сил. Они делали все возможное, чтобы избежать его смерти. Они не хотели спасти свою жизнь ценой смерти пророка, пусть даже он и виноват. Вина-то его была перед Богом, а не перед ними.

– И не перед их богом.

– Да, и не перед их богами, у них были разные божества. Он никого не обидел, никому ничего плохого не сделал, поэтому они не хотели его погубить. Только когда он уже настоял («или все погибнем, или погибну один я»), тогда они смирились. Я считаю, что это прекрасный пример веротерпимости этих людей, простых моряков, которые пытались спасти жизнь чуждого им человека, представителя другой религиозной традиции. Но они понимали, что он живой человек. Если они могли спастись все вместе, они хотели бы спастись вместе с ним.

– Меня поражает случай апостола Павла, который хвалил язычников: «Вижу, что вы набожные все…»

– Да, когда он был в афинском ареопаге, он начал проповедь с этого. Это была не лесть, а признание того, что там были по-настоящему благочестивые люди, хоть у них вероисповедание было неправильное, но стремлении к истине в их душах присутствовало. И борьба со страстями тоже имела место. Если мы возьмем школу стоиков, так это абсолютно очевидно.

– Есть пословица: молчанием предается Бог. Где заканчивается веротерпимость и начинается грех предательства своей веры?

– Совесть – это главное мерило, которое нам подскажет, где мы должны возвысить свой голос. У преподобного Феодосия Печерского есть замечательный афоризм: «Кто чужую веру хвалит, тот свою хулит». Если мы слышим, как кто-то говорит что-то хорошее о другой религии, мы какое-то время можем никак на это не реагировать. Но если при этом начинается хула на нашу веру, ясно, что мы должны этому воспротивиться. Или даже если нас пытаются вовлечь в прославление чужой веры, говорят: а ты что думаешь, скажи, на самом же деле здорово, что буддисты такие миролюбивые, мусульмане такие ревностные и прочее. Тут, конечно, надо уметь дипломатично, спокойно, но при этом твердо сказать, что все эти лучшие качества присутствуют и в нашей религии, даже в большей степени.

Это наша вина, что мы, к сожалению, не используем это богатство дарований, что Господь предоставляет членам всей нашей Церкви. Поэтому и случается парадокс (я с этим уже не раз сталкивался в жизни), когда наши люди бывают где-нибудь в Таиланде в отпуске: первое, что им бросается в глаза, – насколько тайцы добрые, миролюбивые, неагрессивные люди. У них религия располагает к тому, чтобы они абсолютно лояльно, спокойно, миролюбиво относились к любому человеку. Когда наши люди начинают на них кричать, возмущаться, они даже не знают, как на это реагировать, потому что у них это вообще не принято. А у нас, к сожалению, принято: у нас очень агрессивное общество. Возникает вопрос: почему  так? Не потому, что у нас вера агрессивная – вера у нас как раз очень добрая, прекрасная и миролюбивая, а потому, что у нас уровень воцерковленности общества крайне низкий. У нас внешне большинство крещеных православных христиан, но сколько из них регулярно посещает храм, сколько постоянно читает Библию, сколько из них вообще стремятся жить по заповедям? Это незначительное меньшинство.

– Как должна проявляться веротерпимость в области помощи, добрых дел, взаимопомощи?

– Есть документ под названием «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви». Там прямо написано, что Русская Православная Церковь не запрещает своим чадам – и клирикам, и мирянам – вступать в общение, во взаимодействие, в рабочие соглашения с представителями других религий и других конфессий. Более того, мы можем вспомнить, если брать план личной жизни, притчу о милосердном самарянине. Господь в ответ на вопрос «Кто мой ближний?» не сказал, что это представитель истинной богооткровенной религии. Нет, Он показал как раз обратное: человек, который был фактически еретиком для иудеев (самаряне не имели чистой веры, их вера была с поврежденностью, которую они приобрели в вавилонском пленении), оказался ближним для человека, попавшего в руки разбойников. Он оказал ему милость, человеколюбие, позаботился о нем, употребил материальные траты, траты времени и сил, подверг свою собственную жизнь опасности. Все это говорит о том, что мы должны человеку помогать, оказывать содействие, просто делать добро независимо от того, какой он религиозной принадлежности.

Я скажу такую вещь. Когда у меня были трудные ситуации – на дороге, за городом, когда я не знал, что мне делать и обращался к разным людям, мне помогали неправославные христиане. Мне помогали не украинцы и не русские, а китайцы или азербайджанцы, то есть представители вообще других религий и культур. Но почему-то они оказывались самыми отзывчивыми. Меня это настолько шокировало, что врезалось в память, хотя прошло уже довольно много лет.

– Почему веротерпимость не распространяется на молитву? Вместе с еретиками, инославными, иноверными нельзя молиться, каноны запрещают. Почему так?

– Здесь совсем другая тема. Мы говорим о веротерпимости, и она состоит в том, что мы, считая свою веру правильной, истинной, богооткровенной, уважаем убеждения другого человека, хотя понимаем, что в них есть некоторые ошибки, погрешности, несоответствия истине. То есть мы с уважением относимся к его выбору, его убеждениям. Но если мы становимся на молитву с человеком другой религиозной принадлежности или хотя бы другой конфессии, пусть даже христианской, мы тем самым признаем, что эта молитва так же доходит до Бога, что и его Господь услышит, и меня в общей молитве. То есть я приравниваю его религиозный опыт к своему, а этого я делать не имею права никоим образом. Получается, я свою веру буду предавать. Я со своего уровня спускаюсь на его уровень, а это называется прямо духовным блудом у святых отцов. Есть каноны, которые прямо запрещают молиться с иноверцами, и я считаю, что мы ни под каким предлогом не имеем права этих канонов нарушать.

– Как в обыденной жизни вести себя с иноверными, инославными?

– В обыденной жизни мы должны с человеком общаться по-доброму. Я бы даже сказал, что, общаясь с представителями других конфессий, религий, мы должны быть более требовательны к себе. Мы должны быть более ответственны, более деликатны и более внимательны.

– Потому что мы носим свет Христов в себе?

– Да. Они по нам судят о нашей Церкви, о нашей вере. Когда мы устраиваем междусобойчики, общаемся с людьми Церкви и вдруг сделаем что-то плохое, люди скажут: ну, он такой, потому что у него плохой характер, плохое воспитание; или он просто был не в настроении и сделал что-то некрасивое, недолжное. А вот если мы сделаем то же самое по отношению к представителю другой конфессии, другой религии, он может подумать: ну что с него взять, он же православный христианин, они все такие... Получится, что хуле подвергнется наша вера, наша Церковь только потому, что я поступил недостойно, неправильно. Мой грех сразу многократно усугубится. Это будет уже не просто грех грубости, хамства или невнимания, а грех, который ляжет на меня как на человека,  опорочившего имя своей Церкви.

Я полагаю, что мы должны себя очень четко контролировать, должны помнить, что каждый из нас является представителем истинной веры, истинной Церкви. В глазах других людей, даже если ситуация вообще, казалось бы, никак не связана с религиозным исповеданием, это именно так и может выглядеть.

– Какие примеры веротерпимости дают нам святые?

– У нас есть прекрасные, причем разнородные примеры того, как святые Божии угодники проявляли свою веротерпимость. Можно вспомнить преподобного Серафима Саровского, чудотворца, который очень лояльно и терпимо относился к старообрядцам, отношение к которым в то время было намного напряженнее, чем сейчас – и со стороны общества, и со стороны государства особенно. С них взимались двойные налоги, их не допускали к более-менее значимым должностям в государстве.  Можно вспомнить преподобного Силуана Афонского, который в споре с богословом-миссионером прямо сказал, что любовь не может понести мысли о том, что инославные, иноверцы погибнут только потому, что они не православные. Что нужно молиться Господу, просить Его о милости. Ясно, что мы не знаем, где пределы Божественного милосердия. С точки зрения догматики – да, есть границы Церкви. Но, с другой стороны, мы не можем так прямо говорить, что человек погибнет только потому, что он не член Православной Церкви. Это противоречит нашей любви.

Можно вспомнить и святого исповедника, праведного Иоанна Русского, который, находясь в турецком плену и будучи исповедником православного христианства, пострадал за свою веру, претерпел мучения, страдания, тем не менее никогда ничего плохого не говорил о мусульманах, о мусульманстве. Даже когда его хозяин совершал хадж (паломничество в Мекку), Иоанн совершил чудо передачи ему блюда с пловом прямо туда, в Мекку, чудесным образом, с ангельской помощью. Это говорит о том, что человек, который истинно старается угождать Господу, найдет в своем сердце место для любви и для терпимости по отношению к представителям любого религиозного исповедания.

– Почему веротерпимость присуща в основном либеральным богословам, а консервативного крыла богословы в основном проявляют радикальную ревность о вере?

– С одной стороны, это соответствует общему направлению богословия. Если это богословие консервативное, то оно и стоит за сохранение устоев, за акривию во многих богословских полемических вопросах. С другой стороны, если богословие либеральное, оно как раз занимает позицию более спокойную, мягкую, примирительную. Но я считаю, что для нас образцом для подражания должны являться святые отцы. Если мы возьмем примеры таких богословов, как Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Дамаскин, то это были вполне консервативные богословы, которые прекрасно владели сокровищами Священного Предания Церкви. Но в своих личных жизненных проявлениях по отношению к иноверцам, инославным они были весьма веротерпимы. Преподобный Иоанн Дамаскин так вообще жил в мусульманском государстве и был визирем у мусульманского халифа. Значит, это возможно; и в пределах жизни одного святого эти вещи органично сочетаются.

Ведущий протоиерей Андрей Гавриленко

Записала Маргарита Попова