Плод веры. Режиссер-документалист Роман Газенко

Режиссер-документалист Роман Газенко рассказывает о роли СМИ в формировании общественного мнения, об образе России, представленном в западных СМИ, о фальсификации истории, вызовах и угрозах российскому обществу.

– Знаю, что Вы активно участвуете в дискуссиях на телеканалах и в социальных сетях с политическим взглядом на то, что происходит в современном мире. Каково Ваше политическое кредо?

– Я люблю свою страну, Россию. Это политическое, гражданское, личное кредо. Я определяю свои взаимоотношения с Россией и русским обществом не тем, что страна должна мне, а что я должен сделать для нее.

– У Вас очень богатая и интересная биография. Кто больше всего повлиял на Ваше формирование как личности?

– Трудно сказать. Я воспитывался в советское время и считаю себя стопроцентным продуктом советской эпохи: советского образования, советского воспитания. Родители простые: отец – инженер, мать – учитель. Обычная московская семья.

– При этом Вы получили довольно серьезное образование, на тот момент, можно сказать, элитарное.

– Да, я его «завоевал». Поступил в Институт иностранных языков им. Мориса Тореза – без всякого блата, просто хорошо шел немецкий язык. После института принял решение идти в армию и стал офицером, служил в группе советских войск в Германии. У меня командный состав, не политический, не идеологический. Я прошел настоящую военную службу.

– Что это Вам дало в понимании не военной службы как таковой, а в понимании немецкого характера? Удавалось ли Вам взаимодействовать с немцами?

– По долгу службы я был обязан взаимодействовать с немцами. Они очень разные: есть немцы восточные, есть немцы западные. Эта разница стала ясна мне чуть позже, когда я начал работать в Западной Германии. Менталитет немцев мне тоже понятен.

Они до сих пор не очень понимают, как мы, русские, простили их за войну. Когда за дружеским столом заходит речь о войне и любой из нас начинает рассказывать о погибших родственниках, немцы прячут глаза и удивляются, почему у нас не сжимаются кулаки и почему мы их не убиваем прямо за этим столом. Очень интересно наблюдать за их реакцией. Они не могут понять русского великодушия, не могут понять, как моя мама, которая четырехлетним ребенком пережила на Украине немецкую оккупацию, не воспротивилась тому, что я начал изучать немецкий язык. А мы себе этих вопросов не задаем, для нас это естественно.

Чувство исторической вины, которое у них сохраняется, – результат очень серьезного процесса под названием «денацификация», который проходил преимущественно на территории Западной Германии. Такого процесса были лишены некоторые страны, например Япония. Поэтому они позволяют себе выпускать в детских комиксах «Майн кампф», они до сих пор не считают себя справедливо побежденными. Эти процессы не прошли в странах советского блока. Они считались освобожденными нами, и несколько поколений забыло, что эти страны воевали против нас – начиная с Болгарии, Румынии, Венгрии, Чехии, Словакии, Польши. Когда был уничтожен Советский Союз, считалось, что если они не виноваты во Второй мировой войне, значит – были нами оккупированы. И, естественно, те страны, которые вошли в состав Советского Союза (а это прежде всего республики бывшей советской Прибалтики), были якобы не просто оккупированы, а нами захвачены. Это корень очень серьезных процессов. Повторюсь, там не было денацификации. То, что мы сейчас наблюдаем на Украине, – истоки этого. Когда я выступаю на разных площадках, от Общественной палаты до политических клубов «Сталинград», «В эфир», или печатаю свои материалы на лентах аналитических агентств, я все время говорю о том, что это было упущено. Отсутствие чувства исторической вины за соучастие в гитлеровской агрессии в результате подводит мир и Европу к опасности невыученных уроков.

– Вы упомянули, что у Вас был уникальный опыт работы на немецкой радиостанции, даже не на одной.

– Да, некоторое время я был продюсером московского бюро второго канала германского телевидения ZDF. У меня было несколько проектов с целым рядом зарубежных телекомпаний, не только немецких.

– Сейчас говорят о том, что немецкое телевидение и вообще СМИ необъективно относятся к освещению ситуации в России, вокруг России. Можно ли было уже тогда так сказать или произошел перелом? За счет чего?

– В середине 70 -х годов немцы были опорными партнерами нашей страны в конструировании европейской системы безопасности. Мы говорим о Хельсинском процессе и о том, что Генеральный секретарь КПСС Л.И. Брежнев был признан политиком номер один в мире (об этом тоже забыли), потому что он де-факто окончил Вторую мировую войну на бумаге 30 лет спустя, в 1975 году. В это время немцы были европейскими изгоями, и мы им протянули руку. Бывший эсэсовец Хельмут Шмидт и бывший советский генерал Леонид Брежнев пожали друг другу руки, сделали уникальный проект «газ – трубы», которым до сих пор пользуется Западная Европа, а Украина на этом паразитирует. Соответственно создали сначала экономическую основу для политического взаимодействия, а потом заставили мир подписать джентльменское соглашение под названием «Заключительный акт Хельсинского совещания» о незыблемости европейских границ.

В это время германская пресса очень серьезно критиковала нас, но это была объективная критика. Под пеной критиканства были очень серьезные конструктивные моменты. Могу назвать этот период в европейских СМИ «золотым периодом» во взаимоотношениях с нашей страной и в отношении к нашей стране. Сейчас мы наблюдаем процесс полной деобъективизации европейских СМИ, и этому есть целый ряд причин. Прежде всего германские СМИ находятся под контролем американского акционерного капитала, они несамостоятельны.

У рядовых немцев происходит определенный разрыв понятий. Они очень послушны – о себе они говорят, что послушны как трупы. Если они читают о чем-то в «Шпигеле», в «Штерне» или других изданиях, то обязаны верить этому. У них происходит чудовищное разочарование в собственных СМИ и в своем руководстве. Это напоминает последние годы существования Советского Союза, когда публиковали одно, а мы видели другое.

Я написал открытое письмо Ангеле Меркель. Недавно был в Берлине и, к своему удивлению, обнаружил, что я там очень известен именно как автор этого письма. В нем я изложил свое видение того, что совершает современное германское руководство, в том числе с германским обществом, куда оно его ведет. Если сначала Германия показала всему миру пример процесса денацификации, то сейчас, фактически выступив застрельщиком украинского пожара и пожимая руки тем, кто сделал Бандеру своим национальным героем, Германия изменила этому процессу и фактически перечеркнула память о всех жертвах, которые сами немцы понесли во Второй мировой войне. Был нанесен болезненный удар по современному консервативному германскому руководству, потому что возглавляет эту страну женщина – выходец из Восточной Германии, где процесс денацификации не проходил. Они считали себя такими же освобожденными и чуть ли не борцами с фашизмом на стороне Красной армии. С другой стороны, она воспитанница немецкого комсомола, Союза свободной немецкой молодежи. Все это непонятно западным немцам, они до сих пор находятся в очень серьезном противоречии с восточными. Западные немцы все больше склоняются к поддержке действий российского руководства.

– В своих интервью Вы употребляете такой термин для Германии, как «оккупированная страна». Объясните, что это.

– Она по факту является оккупированной страной, потому что после окончания Второй мировой войны была разделена на оккупационные зоны, их было четыре. Франция усилиями нашего руководства была признана страной-победительницей, хотя, по сути, она сдалась буквально за две недели. Советские войска были выведены в одностороннем порядке Горбачевым и Шеварднадзе. А американские войска на территории Германии засиделись, они являются оккупационными войсками. Германия де-факто является оккупированной страной и сейчас ведет себя именно как вассал. Если мы читаем немецкие СМИ, слушаем риторику современного германского руководства, то понятно, что все, что говорится, далеко не в интересах немцев. Они очень любят и умеют считать деньги в своем кармане, и понятно, что санкции ударили прежде всего по ним. Все думали, что российский руководитель будет действовать так, как действовали его предшественники, и вдруг оказалось, что Россия научилась защищать собственные интересы. Немцы уважают эту силу и понимают, что они расплачиваются за амбиции заокеанских хозяев.

– Давайте обратимся к российским СМИ. В 90-е годы Вы много работали, будучи на высокопоставленных должностях, на российских телеканалах. Существует два взгляда на ситуацию в российских СМИ 90-х годов. Первая: это были самые объективные годы, соответственно возможность наиболее объективно подавать информацию. Вторая точка зрения: особенно во второй половине 90-х и особенно телевидение отражало интересы отдельных олигархических кланов, которые являлись владельцами тех или иных телеканалов. Вы на своем опыте можете подтвердить или опровергнуть эти точки зрения?

– Думаю, истина находится где-то посередине. Если говорить об объективности, то речь идет о субъективной объективности. В реальности политика и история в 90-х отражались так, как это было выгодно даже не олигархам, владельцам или управляющим каналами. Была общая тенденция пораженческого характера российской власти. Но почему я говорю «субъективная объективность»? В те годы мы практически договорились до того, что у нас люди, которые боролись с режимом, становились чуть ли не национальными героями. Была подготовлена серьезнейшая почва (а этот процесс шел точно так же параллельно на Украине) для того, чтобы нашим «бандерой» стал Власов. Для большинства людей, которые продолжают эту гражданскую войну в головах, это объективно – он борец с режимом. Но это «большинство» реально является меньшинством. Недавняя акция «Бессмертный полк» показала, что все-таки народ не изменил своему генетическому коду и генетической памяти. Предатели остаются предателями. Это более объективная реальность. С этой точки зрения российские СМИ 90-х годов обслуживали интересы пораженчества. Это выразилось в том, что принятая тогда Конституция не допускает наличия государственной идеологии. 90-е годы повторили ситуацию 1956 года, когда в основе государственной медийной политики была субъективно понимаемая объективная реальность, а для простого зрителя могу сказать – историческая ложь. Нас сделали страной мифов. По-моему, Карамзин сказал, что российская история пишется руками ее врагов. Это заявил человек, которого я считаю историческим фантастом, потому что с его легкой руки мы до сих пор убеждены, что Иван Грозный убил своего сына. Хотя с 1963 года был открыт Архангельский собор Кремля и исследованы все три захоронения (отца, сына и матери) – следов черепно-мозговой травмы на черепе Иоанна Иоанновича не обнаружено. Зато обнаружено тысячекратное превышение амальгамы: все трое были отравлены. Тем не менее обратите внимание: уже полвека как опровергнута эта историческая ложь, тиражированная Карамзиным, но мы до сих пор убеждены, что Иван Грозный убил своего сына. Корни исторической фальсификации и необъективного отражения современной реальности гораздо глубже.

– Давайте расскажем о Ваших телевизионных проектах и о том, какой вклад Вы внесли в восстановление исторической справедливости. О ком Вы создавали свои фильмы?

– Как я уже сказал, я решил восстановить историческую справедливость в отношении маршала Буденного и маршала Рокоссовского.

Мне очень дорог фильм «Отряд космических дворняг», это фильм почти о полсотне собак, которые летали до Белки и Стрелки, и о людях, которые это делали.

Мне дорог фильм под названием «Узники Курильского квадрата» о четверке Зиганшина. Люди старшего поколения очень хорошо их помнят. Это четверо бойцов, которых сорвало с Итурупа, они 49 дней блуждали по морям, потом их спасли американцы. Они, эти обычные 18 – 20-летние ребята, внесли свой вклад в то, чтобы мир чуть-чуть отошел от ядерной пропасти, катастрофы.

Фильм «Остров Даманский» о событиях 1969 года. Меня радует, что в этом фильме удалось нащупать причины того конфликта между двумя великими ядерными державами, и стало понятно, что это была стратегия Мао Цзедуна – показать американцам, что между двумя братскими режимами существует непримиримое противоречие. Именно тогда Мао Цзедун поддержал «Пражскую весну», назвав нас ревизионистами. С этого момента Китай стал рассматриваться американцами как технологическая мануфактура. Это был момент, когда мир стал триполярным. На маленьком пятачке, где погибло несколько десятков наших пограничников, которые впервые после Великой Отечественной войны получили боевые звания Героев Советского Союза, решалась судьба триполярного мира. Люди за пулеметами – Бубенин и Бабанский, которые потом стали моделью для создания специальных подразделений спецслужб – таких, как «Альфа» и «Вымпел», – в тот момент не знали, что на их плечах оказалась расколотая натрое планета, они просто выполняли свой гражданский и солдатский долг. Это меня очень привлекло.

– Вы затронули тему идеологии и необходимости ответа на вопрос «Куда идем?». Вы могли бы коротко ответить на этот вопрос?

– Я не могу за все наше общество и за государство решать вопрос, куда мы идем. Но у меня есть свое представление (если хотите, христианское) о том, какова роль России как империи света и добра – это роль глобального миротворца. Эта роль очень четко прослеживалась на протяжении всей российской истории. Помимо отражения внешних агрессий мы всегда наводили порядок в мире. В XX веке это было предметом Ялтинской конференции, когда наша страна выступала за тотальное разоружение всей планеты. Это история предательства англосаксонского мира... Наша функция – это планетарный мир. Лозунг «Миру – мир!» имеет очень глубокие опоры в российском национальном коде. И как бы мы ни шутили над девизом «лишь бы не было войны», это девиз очень многих поколений.

 

Ведущий Александр Гатилин
Расшифровка: Екатерина Федотенко