Плод веры. Беседа с протоиереем Геннадием Героевым. Часть 2

Протоиерей Геннадий Героев, временно исполняющий обязанности настоятеля храма Иоанна Воина на Якиманке, рассказывает о своем служении в начале 90-х годов в Южной Америке, о встречах с потомками русских эмигрантов и об отношениях с местными властями.

– В прошлой программе Вы очень подробно и интересно рассказали о Вашем приходе в Церковь. Из-за того, что Вы окончили Университет дружбы народов и знаете пять языков, Вас часто привлекали к работе с зарубежными церковными делегациями в рамках деятельности отдела внешних церковных отношений. Что последовало за этим служением? Знаю, что Вы были направлены в командировку в зарубежные страны. Как это происходило?

– Да, это было после празднования 1000-летия Крещения Руси. Меня пригласил владыка Филарет, митрополит Минский и Белорусский, в те времена возглавлявший ОВЦС, и сказал: «Нам известно, что ты знаешь испанский и португальский языки. Как ты смотришь на то, что мы направим тебя в Южную Америку, в частности в Аргентину?» Я сказал, что был бы счастлив такому назначению, потому что, с одной стороны, это языковая практика, а с другой – в Латинскую Америку так просто не поедешь. Поэтому вскоре я туда и уехал.

– Какой это был год?

– Это был 1988 год.

– То есть еще советское время, советские дипломатические отношения.

– Да. В июне 1988 года я прибыл в Буэнос-Айрес. Там находилось центральное управление Патриаршего экзархата, в то время он назывался «Патриарший экзархат Южной и Центральной Америки». Возглавлял эту епархию нынешний митрополит Крымский Лазарь. Я прибыл к нему в качестве секретаря и служил в Благовещенском кафедральном соборе в Буэнос-Айресе.

Аргентина находится практически на краю света, потому что дальше начинается уже Антарктида. Надо сказать, что русская эмиграция в Аргентине представлена четырьмя «волнами». Когда мы приехали, то в самом Буэнос-Айресе существовало девять русских храмов. Восемь из них принадлежало Русской Зарубежной Церкви, а в центре города, в очень хорошем районе Палермо, на улице Бульнес находился наш собор, принадлежащий Московской Патриархии. Каким образом он появился? Русская эмиграция в Аргентине была представлена очень известными древними русскими родами, которые на слуху у всех, кто знает историю Руси: Меньшиковы, Куракины, дочь генерала Алексеева, начальника штаба царской армии, Нарышкины, Головины. У каждого из них своя история того, как они попали на этот континент. Большинство этих русских аристократов жили в эмиграции во Франции, куда они уехали от бед Гражданской войны. Но когда советская армия взяла Вену, не было никакой уверенности, что она не дойдет и до Парижа. Поэтому они садились на пароходы и переплывали океан, потому что были уверены, что океан советская армия уже наверняка не переплывет. Таким образом они и оказались в Аргентине. Интересные люди, интересные судьбы, потрясающие истории, которые я слышал там от многих.

Тогда Церковь была разделена: не было не только евхаристического общения, но даже бытового. И когда молодой батюшка из Советского Союза, которому было двадцать семь лет, приехал в Буэнос-Айрес, то, разумеется, дверь храма часто приоткрывалась и просовывалась голова какого-нибудь белого эмигранта, который хотел посмотреть на это чудо, прибывшее из Москвы. Этот лед недоверия ко всему, что исходило из страны Советов, я реально чувствовал на себе. Помню, как Кока Асеев, бывший денщик генерала Врангеля (вообще-то его имя Константин, но в эмигрантской среде его звали Кока), сделал первые робкие шаги, чтобы завести знакомство со мной, установить контакт. Я его приглашал: «Константин Алексеевич, приходите, чаю попьем после службы», и мы с ним подружились. Помню, как на престольный праздник Благовещения мы все сидели, говорили поздравительные слова. Когда все закончилось, он был в очень хорошем настроении (потому что выпил стопочку коньяка) и говорит: «Ну а если честно, батюшка, какие все-таки у Вас погоны под рясой?» Этот вопрос был реально убийственным, потому что вся их осторожность и недоверие основывались на том, что я не могу быть обычным, нормальным священником: слишком молод для этого. Им было известно, что в Советском Союзе преследуют Церковь, дискриминируют духовенство и так далее. Это был очень крепкий лед в наших отношениях.

Очень интересно само возникновение общины Московского Патриархата. После победы над фашизмом часть белых эмигрантов стала выказывать явные, как бы сказали сейчас, патриотические, настроения. Во время Второй мировой войны в храмах Зарубежной Церкви звучала молитва и даже служились молебны о победе гитлеровского оружия в России. В частности, в Буэнос-Айресе этот молебен проводил протопресвитер Константин Изразцов, который долгие годы возглавлял Зарубежную Церковь в Южной Америке. После победы советской армии над гитлеризмом в эмигрантской среде началось брожение, потому что была масса людей, которые не могли молиться о победе немецкого оружия на своей Родине, какой бы она ни была. Это брожение привело к тому, что известнейшие люди русской эмиграции – доктор Браткорб, Нащёкины, доктор Левенталь и другие обратились с письмом к патриарху Московскому Алексию I (Симанскому) с просьбой прислать в Буэнос-Айрес священника от Московской Патриархии и организовать приход.

В 1946 году патриарх Алексий I, рассмотрев это письмо прихожан Буэнос-Айреса, направляет туда епископа Феодора (Текучева) в качестве первого представителя Московской Патриархии в Буэнос-Айресе. Но те эмигрантские круги, которые не хотели прибытия архиерея, а также североамериканские прихожане в США (они были тесно связаны и родственно, и коммуникативно) приложили все усилия, чтобы владыка Феодор (Текучев) в течение шести лет не мог получить въездную визу в Аргентину. В Буэнос-Айресе служил отец Владимир Римский-Корсаков, племянник нашего знаменитого композитора, автора «Снегурочки» и многих других оперных произведений. И отец Владимир, который был рукоположен в Белграде, стал осуществлять окормление прихожан, верных Московскому Патриархату. Я лично отпевал отца Владимира Римского-Корсакова, когда он умер. Сын отца Владимира передал мне часть его совершенно уникальной библиотеки: его дети уже не говорили на русском языке и не нуждались в таком количестве философской и богословской литературы. Вся она была доставлена мне огромными тюками, и когда я уезжал из Аргентины, то часть книг вывез в Москву.

История нашей эмиграции в Южной Америке вообще необычна. В Аргентине была волна «белой» эмиграции. Затем была эмиграция так называемых DP – перемещенных лиц, это люди, которые находились в концлагерях, и когда союзнические войска стали освобождать наших военнопленных граждан, те умоляли не отправлять их в Советский Союз, потому что многие боялись, понимая, что их там ждет. Поэтому они садились на судна и тоже прибывали в Южную Америку. Епархия Буэнос-Айреса распространялась на всю Южную Америку. Нисколько не преувеличивая, скажу, что я хорошо знаю положение дел наших российских соотечественников во всех странах Южной Америки. Наибольшее число перемещенных лиц попало в Венесуэлу. В Венесуэле пять русских храмов, построенных как раз этими переселенцами. Там жил сын Даниила Хармса, жила и, по-моему, до сих пор живет графиня Дурново, в Венесуэле проживает граф Мещерский. Абсолютно не уверен, что после смерти Чавеса и в нынешнее время беспорядков и потрясений они там физически сохранились, потому что в стране уже просто нечего есть и они могли уехать куда угодно. Но то, что в Венесуэле оказалась огромная прослойка наших граждан, – это факт.

Очень интересна русская эмиграция в Чили. В этой стране, протянувшейся вдоль побережья Тихого океана, я был несколько раз. Мы служили в Сантьяго и начинали еще в те времена, когда у власти был Пиночет. Первый гражданский президент Чили Патрисио Эйлвин вступил в должность в 1989 или 1990 году, а когда мы приехали, Пиночет был и главнокомандующим армией, и президентом. В Чили жило сто (я хорошо запомнил эту цифру) русских семей в разном составе. Они были разбросаны по Чили от северной пустыни Атакамы до Огненной Земли, но на Пасху и на Рождество все съезжались в центр Сантьяго, в удивительный крошечный храм, построенный в подражание псковской архитектуре, со звонницей в псковском стиле. Можно было видеть русских ребят, белокурых, русых, которые уже не говорили по-русски, но приезжали в храм.

Очень интересна ситуация с русской диаспорой в Парагвае. Вообще мало кто знает парагвайскую эмиграцию. Думаю, Святейший Патриарх, который совсем недавно посетил эту страну, был начитан о том, что русские в Парагвае не просто нашли убежище, но и заняли там ведущие позиции на многих государственных постах и в разных сферах, в университете, сенате и так далее. Белые офицеры стали прибывать туда непосредственно после окончания Гражданской войны. Наверное, в те времена, когда я там был, не было парагвайца, который бы не слышал и не почитал имя русского генерала Беляева. Это был белый офицер, который, прибыв в Парагвай, стал помогать строить парагвайскую армию. В войне с Боливией погибло очень много парагвайских мужчин. Так как мужское население стремительно умирало от болезней, эпидемий и истреблялось в войнах, президент Парагвая пригласил наших генералов, для того чтобы они помогли ему в строительстве армии и вообще в строительстве военной инфраструктуры Парагвая. Поэтому памятник генералу Беляеву знал каждый парагваец. Находился он в труднодоступном месте по течению реки Параны, где генерал умер. Местные индейцы, согласно своим языческим верованиям, зачислили его в свой пантеон, и он у них стал языческим божком, настолько они его почитали. Генерал Беляев у парагвайцев как национальный герой, есть и улица его имени. Судьба этого человека удивительна.

В Парагвае множество интересных людей. Идешь по столице Парагвая Асунсьону и видишь: улица Майора Салазкина. Эта фамилия практически исчезла из нашей жизни, а там она существует. Можно встретить удивительные русские имена. Парагвай – страна очень жаркая, температура там доходит до шестидесяти градусов, и русские всегда жили в очень хорошем районе, в домах с кондиционерами. Они обладали определенным высоким социальным статусом, с ними всегда считались. Вообще, когда я начинаю говорить о Латинской Америке, то могу, к сожалению, не соблюдать лимит времени и говорить бесконечно.

– Отец Геннадий, Вы перечислили страны, которые являются католическими. Как жилось православным священникам в католических странах? Насколько вам помогали или мешали? Как к вам относились католики?

 – Католики нашей деятельности и нашей православной миссии никогда не мешали. Когда я приехал в Буэнос-Айрес, там мы тоже начали праздновать 1000-летие Крещения Руси, которое только что закончилось в Москве. Поэтому мы вошли в контакт со всеми православными архиереями других патриархатов, в частности Константинопольским, Антиохийским, Сербским, которые были представлены в Буэнос-Айресе. Разумеется, мы вошли в контакт с мэрией города, президентской администрацией и с кардиналом, главой Католической Церкви. Речь шла о том, как торжественнее организовать празднование 1000-летия Крещения Руси.

Из Москвы прибыл памятник князю Владимиру, гигантских размеров, выполненный из мрамора. Мы установили его на одной из центральных площадей. Мэрия дала разрешение назвать эту площадь Сан-Владимиру – площадь Святого Владимира. Его можно увидеть в районе Палермо. Правда, сейчас вокруг него гуляет очень много дам с собачками, потому что он не огорожен, тем не менее стоит он на центральной площади. Мы водружали этот памятник в присутствии кардинала, представителя президента Аргентины, министра иностранных дел и культа (у них на это один министр). Мы этот памятник освящали, архиереи были все.

С Католической Церковью мы всегда взаимодействовали по вопросам социального характера, потому что без этого в католической стране просто нельзя было что-либо предпринять. Если наш русский человек оказывался в беде, например, по каким-то причинам наш моряк оказался в тюрьме (такие случаи были), как его посетить? Исключительно через посредничество католического епископа. Католики всегда оказывали нам в этом содействие.

Аргентинцы – очень доброжелательные люди, очень улыбчивые, открытые, и я никогда не встречал какой-либо конфронтации, противодействия, чтобы кто-то мешал нашей миссионерской работе. Это не арабский мир, где мне тоже пришлось послужить и где миссионерство запрещено.

Ведущий Александр Гатилин

Записала Екатерина Самсонова