Плод веры. Александр Щипков. Часть 2

Известный публицист, первый заместитель председателя Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Александр Щипков размышляет о том, чем традиция отличается от идентичности, является ли непрерывной российская история и какую роль миряне должны играть в жизни Церкви и общества.

– В предыдущей программе мы подробно поговорили об обязанностях, возложенных на Вас Святейшим Патриархом Кириллом в связи с этой высокой должностью. Сейчас хотелось бы поговорить о Вашей публицистической деятельности. Вы известный публицист, журналист. Удастся ли Вам дальше совмещать работу в этой должности и публицистическую деятельность, планируете ли Вы такое совмещение?

– Не то чтобы я планирую или не планирую. Публицистика – то, что оторвать от меня уже невозможно, я не могу не писать. Когда сорок лет занимаешься журналистикой, публицистикой, естественно, пишешь все время, потому что это на самом деле образ жизни. Ты о чем-то думаешь и начинаешь писать – ручкой, потом на машинке, на компьютере… Поэтому как писал, так и буду писать.

– Какие темы в современной ситуации для Вас наиболее важны, значимы для осмысления, написания текстов?

– Конечно, разные… Пожалуй, из последнего, что меня волнует, – Великая Отечественная война, Гражданская война и все, что с этим связано. Противопоставление «красных» и «белых», которое навязывается нам до сих пор; также тема традиций, памяти, памятников и т. д.; тема информационных войн, которая, к сожалению, никуда не уходит; тема культуры. Вот эти большие темы меня интересуют, по ним приходится высказываться.

– Через год, в 2017 году, все внимание будет привлечено к столетию трагических событий 1917-го. Раз уж Вы упомянули о противопоставлении «красных» и «белых», каков Ваш личный взгляд как публициста на то, что мы будем отмечать в 2017 году, и как правильно подойти к этой дате?

– Мы должны понимать одну простую вещь. Через несколько месяцев вся западная пропагандистская машина обрушится на Россию. Информационным поводом станет столетие русской революции. Россию начнут, как всегда, обвинять во всех мыслимых и немыслимых мировых бедах. Будут говорить, что революция могла случиться только в России, хотя мы знаем, что подобные революции случались в самых разных странах. К этому времени мы должны подготовиться. Мы должны сами определить и понять, что произошло в октябре 1917-го, найти свое объяснение, свою интерпретацию этих событий. Сто лет – достаточный срок, уже можно это делать спокойно, максимально погасив эмоции, чтобы дать научный анализ событий. Если мы этого не сделаем, за нас сделают другие и будут нам навязывать свои идеологемы, которые, естественно, будут направлены совсем не на усиление России, а на ослабление и разрушение. Мы должны это понимать.

О «красных» и «белых». Противостояние русских против русских, сам феномен Гражданской войны привязан к началу ХХ века. Сегодня никаких «красных» и «белых», никаких большевиков не существует. Обратите внимание: несмотря на это, нам все время начинают навязывать разговоры о якобы противостоянии сегодня, в 2016 году, «белых» и «красных», об опасности большевизма. Я задаю себе вопрос: может быть, действительно есть какая-то опасность от большевизма? Но если опасность исходит от большевизма, большевизм должен существовать. А его нет. Большевизм давным-давно исчез! Значит, здесь какой-то подлог, какая-то идеологическая манипуляция. Нет большевиков, а опасность от них, как нам говорят, есть. Такого ведь не бывает. И если начинаешь об этом задумываться, анализировать, приходишь к выводу, что это не случайно.

Не случайно нам навязывают разговор о «красных» и «белых». Если нам подбрасывают эту тему, мы находимся в постоянном напряжении. Постоянно ищем каких-то врагов внутри собственного государства. А это ослабляет нас. Никаких врагов нет, а есть общая задача, которую мы должны решать. Интересно, что это было в течение всего ХХ века. Например, Великая Отечественная война 1941–1945 годов. Никакой гражданской войны к этому времени уже не было, было монолитное государство, проблемы совершенно другого характера. Идеологи Гитлера сказали, что в Советской России продолжается гражданская война. Власов, уже перешедший на их сторону, власовская армия – элемент этой гражданской войны. Власовская армия будто бы борется не против России, что было на самом деле, а против жидов, коммунистов и Сталина.

Таким образом, гитлеровские идеологи реанимировали идею гражданской войны и пытались внедрить эту идею в сознание советских граждан. Все же было в листовках, они сохранились в музеях, в Интернете можно их посмотреть – очень интересные власовские листовки. Они стали разворачивать Великую Отечественную войну в гражданскую, пытались стравить народ внутри. Этот номер не прошел. А когда сегодня начинают говорить о гражданской войне, я всегда отвечаю: ну, граждане дорогие, вы продолжаете развивать ту идеологию, которую придумал Гитлер. Это было придумано в Германии в 1942 году, а вы продолжаете развивать. Рекомендую посмотреть на этот аспект с этой точки зрения.

– Вы упомянули информационные войны. Как объяснить нашим телезрителям, что такое информационная война, и почему мы считаем, что против России или против Церкви ведется такая война, каковы ее признаки?

– Информационная война – это война идей. Если мы говорим о государстве, существует ряд цементирующих идей или событий, которые сплачивают нас. Задача противника – с помощью информационных технологий, с помощью мысли, а не оружия разрушить это единство. Вот только что мы говорили о войне – это тоже идеологическая война, информационная. Доказать, что гражданская война у нас не кончилась, что она продолжается до сих пор. Если мы в это верим, то начинаем думать, как нам это преодолеть, как найти и уничтожить противника («красного» или «белого»).

В результате мы занимаемся фикцией: все свои интеллектуальные силы посвящаем размышлениям над этой идеей, размышляем над проблемой, которой не существует. Вот это одна из задач информационной войны – направить мысль в тупиковое русло. Вместо того чтобы думать, как нам выйти из сложной геополитической ситуации, как решить экономические, межнациональные проблемы, мы думаем в ложном русле. С помощью этих информационных технологий. Вот что это такое, как это работает.

– Вы говорите о традициях, о тех основах, которые сплачивают общество. Этому Вы посвятили много выступлений и сборники Ваших статей (сейчас готовится к изданию уже третий). После долгих размышлений пришли ли Вы к пониманию, в чем сейчас сплачивающая идея, тот базис, который цементирует наше общество, и как она может быть выражена?

– Вы говорите о том, что принято называть национальной идеей.

– Может быть…

– Об этом тоже много говорится. Что такое национальная идея? Мы должны понять, что нет и не может быть какой-то одной формулировки. Нельзя национальную идею сформулировать одним словом или одним предложением. Это невозможно, потому что национальная идея – это комплекс идей и комплекс чувств. А идеи и чувства невозможно оторвать друг от друга. Это мысль и ощущение своей принадлежности к народу. Поэтому национальная идея, как я бы сказал, это образ жизни. Когда Владимир Путин сказал, что национальная идея – это патриотизм, он сказал абсолютно точно. Но это не только патриотизм. Патриотизм – одна из очень важных составляющих национальной идеи.

Для того чтобы разобраться в этом феномене, проблеме, нужно на какое-то время отложить словосочетание «национальная идея» и поговорить о традиции. О наших корнях, нашей идентичности. Нужно попробовать разобраться в этом комплексе идей – что такое традиции, идентичность, как это формируется. Сейчас довольно много текстов посвящено данной проблематике. Я считаю, что традиция – это не приверженность какой-то определенной эпохе, стилю. Традиция – это передача образа мыслей и образа чувств от одного поколения к другому. Не передача конкретных материальных вещей (покрой одежды, зодчество, музыка) – все это очень важно, но не это главное. Не в этом существо традиции.

Традиция – это то, что находится внутри человека и передается от одного поколения к другому. Для людей нецерковных это будет, наверное, довольно сложное сравнение, а церковные люди меня поймут. Есть понятие апостольской преемственности – епископской п рехиротонии. Так вот, эта апостольская преемственность, эта мистическая составляющая и есть традиция. Ее нельзя потрогать, но эта фантастическая традиция, которой тысяча лет, позволяет Церкви сохраняться за счет каких-то эфемерных (как показалось бы неверующим) понятий. Вот эта глубинная вещь, которая соединяет Церковь от Христа до сегодняшнего дня. И когда мы говорим о народной традиции, это тоже какая-то невидимая вещь. Поэтому я и говорю, что это образ мыслей и образ чувств. Это и есть традиция, которая передается от поколения к поколению. Мы ее передаем своим детям и внукам.

Идентичность – это более подвижное понятие. Оно касается каких-то более эмоциональных вещей. Многое здесь зависит от культуры, языка. Пример, который лежит на поверхности, – мы и украинцы. Сложная политическая, культурная проблема. У нас с ними одна традиция, а идентичность уже разная. В смысле одной традиции мы один народ. Хотели бы этого русские и украинцы или нет, но мы один народ, никуда не деться. Поэтому выражения «киевская купель», «мать городов русских» относятся к этой невидимой традиции, о которой я говорю. А например, народная музыка – уже элемент идентичности. Она уже разнится, и довольно сильно. Хотя удивительно, что украинцы, даже те, которые сейчас очень не любят русских, воюют с Россией где-то внутри своей души, говорят по-русски, думают по-русски. А русские, которые, может быть, скептически относятся к украинцам, выпьют рюмочку и начинают петь украинские песни, потому что они их чувствуют, это настолько близко, что разорвать невозможно.

Но тем не менее разница есть. Это вопрос идентичности. Проблема русских и украинцев сегодня в том, чтобы не дать развязать войну между этими идентичностями, дать им свободно развиваться, не уничтожать их взаимно, памятуя о том, что традиция у нас одна и разорвать мы ее не сможем. А нам, русским и украинцам, сейчас западные политтехнологи предлагают развязать войну за традицию. Мол, давайте, поубивайте друг друга, и если одна из сторон победит, полностью уничтожив другую, тогда ее традиция к вам и отойдет. Не будет конкурента. Вот что нам предлагают. И если мы это сможем понять и почувствовать, мы (и русские, и украинцы) в какой-то момент скажем: стоп. Хватит нами манипулировать. Пока, к сожалению, мы не пришли к этому, но, надеюсь, придем.

– Поясните, пожалуйста. Я читаю в Вашем предисловии к сборнику «Перелом» такую фразу: «Трагическая особенность нашей истории – это многократный разрыв с традицией, разрыв, который сам по себе давно стал традицией». Эта фраза сама по себе мне понятна, потому что периоды российской истории, которые, по сути, перечеркивали предыдущие, очевидны. Но эта фраза, в моем понимании, противоречит тому, что Вы сказали ранее о традиции, которая переходит из поколения в поколение. Как здесь разобраться?

– Никакого противоречия тут нет. Я просто обращаю внимание читателя на то, что не первый раз некие силы или деятели, исторические персонажи пытаются прервать традицию. Будто ножницами ленточку перерезать. И каждый раз не получается. Но каждый раз они наносят огромный урон. Вот посмотрите: Петр Первый. Это очевидная попытка поломать традицию, прервать ее ради каких-то целей – скажем, ради индустриализации страны. Большевики в 1917 году прерывают традицию ради идеи справедливости, устроения справедливого общества. В 1991 году либералы прерывают уже советскую традицию ради понятия демократии. И так далее. И у нас постоянно идут эти купирования. А народ, на своем хребту переносящий эти ужасные эксперименты, каждый раз с невероятным усилием пытается это как-то уврачевать с помощью возвращения к этой традиции. Это единственный ресурс. Я бы сказал так: традиция – наш неприкосновенный запас, который мы должны охранять, потому что это единственный источник, позволяющий нашей стране развиваться.

– Знаю, что для Вас и в текстах, и в сборниках, составителем которых Вы являетесь, большое значение имеют понятия «справедливость» и «традиция». Как эти понятия соотносятся, и является ли это соотнесение, в Вашем понимании, выходом из какой-то сложной идеологической конструкции?

– Я считаю, что в русском человеке справедливость и традиция занимают доминирующее положение. Это отношение к традиции, корням, обостренное чувство справедливости. Неразумно это не учитывать. Я предлагаю в своих текстах опираться на эти две, если можно сказать, тенденции внутри каждого из нас. Если же эти понятия конвертировать в политический язык, будет проще понять. Темой справедливости обычно занимаются левые партии – социалистические, социал-демократические и так далее. Почему и большевики взяли именно эту тему. Тема традиции более близка партиям консервативного толка, поэтому они больше опираются на традициологию. А я говорю, что нужно попробовать соединить то и другое. Потому что и то и другое есть внутри каждого русского человека. Так зачем изобретать велосипед? Нужно просто что-то взять от левых (если говорить о политике), а что- то – от консервативных и попробовать соединить. Вот и все. Потому что такая концепция органична для русского человека, христианина. Мне кажется, здесь нет ничего сложного.

– Были ли такие прецеденты в других странах?

– В России были. В начале девяностых годов были попытки создать христианские партии, но они не увенчались успехом, потому что, с одной стороны, совершенно не было опыта партстроительства, а с другой, Церковь не была готова к тому, чтобы как-то это воспринять. Это было довольно опасно, потому что партийная деятельность, мягко говоря, несовместима с церковной и религиозной. Но тем не менее Церковь, конечно, высказывалась на социально-политические темы в девяностые годы, и к 2000 году был создан очень важный документ – «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви». Этот документ как раз показывает, как Церковь относится к социальным, политическим событиям, явлениям. Церковь показывает, как она видит общественные процессы. Очень любопытный документ, советую прочитать тем, кто еще не читал.

– В завершение нашей программы хочу обратиться к той теме, которой мы начинали первую нашу беседу, – Церковь и общество. Вы говорили, что Церковь и общество неразделимы. Сейчас, обращаясь к нашим телезрителям как к членам Церкви, что Вы могли бы сказать, насколько активным нужно быть в социальном плане? Какие действия нужно предпринимать в обществе членам РПЦ?

– Честно говоря, я вообще не хотел бы обращаться ни с какими словами, потому что сегодня м ирская активность в Русской Церкви колоссальная, и не надо никого никуда призывать, чему-то учить, заниматься ненужными назиданиями. Об этом не очень много пишут и говорят, но в моей повседневной жизни мне приходится довольно много ездить по разным городам России, и я вижу, что активность колоссальная. И волонтерская, и благотворительная, и социальная, и идеологическая.

То есть общественно-политическая деятельность очень активна, она вообще свойственна христианину. Ведь когда я говорю, что Церковь не должна заниматься политикой, я говорю в первую очередь о духовенстве. Совершенно не нужно духовенству заниматься политикой. Но миряне имеют на то полное право, если у них есть какая-то предрасположенность. Они граждане государства, и у них есть конституционные права, в том числе право заниматься политикой. Только занимаясь политикой, нужно не забывать, что ты еще и христианин. Не разделять эти две составляющие внутри себя, и тогда все с Божьей помощью получится.

– Правильно ли я понимаю, что Вы в качестве первого заместителя руководителя Синодального отдела будете всячески помогать подобным инициативам мирян?

– Политическим – нет, потому что они должны этим заниматься самостоятельно. Социальным – безусловно, да.

 

Ведущий Александр Гатилин
Записала Маргарита Попова