О земном и о небесном. О Сирии

Беседа с архиепископом Пятигорским и Черкесским Феофилактом.

– Владыка, Вы всегда интересно рассказываете о путешествиях, и я рада, что сегодня есть повод, чтобы наши зрители тоже об этом послушали. Вы только что вернулись из Сирии. Вопросов много, давайте с самого начала – цель поездки? Может быть, это официальный вопрос, но все же почему Вы туда поехали?

– Я хотел бы сразу сказать слова благодарности за благословение, которое преподал Святейший Патриарх Кирилл на эту поездку, и за очень серьезную поддержку, что оказал полномочный представитель президента здесь у нас, в Северо-Кавказском федеральном округе, Герой России генерал Александр Матовников.

Сама поездка являлась частным дружеским визитом. Она не была официальной, хотя, несомненно, интерес к ней со стороны тех людей, которые принимали нас в Сирии (христианские общины; военные – мы посещали нашу базу Хмеймим), очень высокий. Мы приехали не с пустыми руками: для христианских общин, которые живут на территории Сирии, привезли наши особенные подарки из России – резные иконы,  изготовленные здесь, на Кавказе.

В группу входил помощник полпреда Евгений Кирдяпкин, а также тележурналисты – наши коллеги. Кроме того, в этой группе были люди, оказавшие поддержку в организации нашего визита. Пользуясь случаем, хотел бы поблагодарить семью доктора Джорджа Хесуани, который организовал эту поездку по самой территории Сирии и сделал ее не только безопасной, но и очень интересной. Мы посетили древние города, древние христианские святыни, и я имел возможность приложиться к этим святыням и помолиться около них.

– Вы впервые были там?

– Да, впервые.

– Владыка, то, что Вы увидели, совпало с ожиданиями?

– Особенно сейчас, когда в Сирии еще где-то продолжаются военные действия, картинки, которые мы получаем оттуда, не всегда соответствуют действительности. Видишь  разрушенные города (действительно, там есть руины, особенно под Дамаском, в некоторых других городах; в Маалюле, где мы были), и на это без боли смотреть невозможно. И понимаешь, что это не просто разрушенные дома; это разрушенные жизни людей, разрушенные семьи, их разрушенное будущее. Если видеть только дома, конечно, можно бесконечно ужасаться. Но если общаться с людьми, которые выходят встречать тебя, угощают замечательным кофе, тут же вступают в разговор и начинают говорить слова благодарности России за поддержку христиан в Сирии (а в храмах слышишь слова благодарности в адрес Русской Православной Церкви, которая на протяжении всего этого времени оказывает не только духовную, но и материальную поддержку), то впечатления сразу начинают меняться. Ты приехал к друзьям, и к тебе относятся как к другу. Ты не знаешь еще этих людей, но вот этот максимум доверия делает свое дело, очень сильно подкупает.

– Владыка, согласно энциклопедическим сведениям, мусульман в Сирии 93% и только 6% – это разные христианские направления. Что это за направления? Вы, получается, работали для шести процентов населения?

– Я бы сказал, что для ста… Приведу такой пример. Вот идешь в родном городе или  путешествуешь где-то в России в подряснике, и обычно, если хотят что-то спросить, слышишь обращение: «Мужчина, можно Вас спросить?» Ну, наверное, нормальное обращение. А там, независимо от того, кто к тебе обращается, слышишь исключительно «абуна» – отец, священник. Исламское население этого региона очень по-доброму, искренне (и это я говорю без какого-то пафоса) относится к людям другой национальности, другой традиции. Больше, наверное, во мне была какая-то внутренняя проблема: как мне устанавливать коммуникации с людьми другой культуры? У этих людей такой проблемы нет, они живут действительно одной большой семьей. Что касается христианских традиций, то действительно на территории Сирии сохранились и живут и Антиохийская Православная Церковь, и древние восточные христианские Церкви со своими традициями храмов, иконописи, богослужений. Взять хотя бы Маалюлю, где продолжают до сих пор говорить на древнем арамейском языке – том самом языке, на котором говорил Христос. Это тоже является традицией, и не только для христианского населения. И мусульмане говорят на этом языке.

– Вы слышали этот язык?

– Да, конечно. Когда мы посещали монастырь в Маалюле, там для нас даже сделали небольшой концерт. И на арамейском языке мы услышали молитвы.

– Он интересный?

– Очень красивый, певучий, с каким-то сакральным внутренним содержанием; понимаешь даже по звучанию особенности этого языка. Это было для нас откровением, подарком. Это тоже святыня, которую люди сохраняют в своей стране, – святыня языка.

– Владыка, для лингвиста, может быть, вопрос: этот язык не умирающий, живой? Где-то еще на нем говорят?

– На нем говорит целый город, который я упомянул, – Маалюля, и рядом есть еще окрестные деревни, где говорят на этом языке. Он немножко уже, наверное, осовременен в отличие от того, древнего, на котором говорил Спаситель Христос, но это действительно арамейский язык. И само название города – арамейское, не арабское.

– Христиане Ближнего Востока – насколько они другие?

– Они во всем другие. Наверное, меня лично особенно глубоко поразило, а в некоторых случаях и обличило вот это: люди сразу же, без какого-то повода, начинают говорить о Боге, восславлять Бога. Они не показывают свою внешнюю религиозность, но и не отказываются от нее, не скрывают ее. В своих записках, которые я публиковал в некоторых наших социальных сетях, я писал о том, что меня поразило, когда я встречался с ополченцами. Молодые люди встали на защиту своего собственного города, защитили эти города от террористов. Потом уже подоспела сирийская армия, наша военная группировка, но сначала они сами начали защищать свои города. У них на руках изображения крестов, на себе они тоже носят изображения (вышивку крестов или икон) и совершенно не прячут свою веру. Напротив, для них вера как знамя, как горизонт, как смысл жизни. И как только начинаешь говорить с человеком, как он поживает, первые слова, которые слышишь, кто бы с тобой ни встретился, христианин или мусульманин: «Слава Богу!»

– Владыка, они даже внешне другие. Я смотрела сюжет и была очень удивлена, увидев женщину в свитере, джинсах, без всякого головного убора; в титрах указали: настоятельница монастыря. Действительно так там выглядят христиане?

– Ну, наверное, это была не настоятельница – может, помощница настоятельницы. Если это монахини, то, конечно, они носят монашеские одежды и тоже имеют своеобразные особенности. Вот, к примеру (опять же вспоминаю Маалюлю), мы встречались с монахинями, которые находились почти три месяца в плену: их удерживали террористы. Жизнерадостные совершенно монахини с горящими глазами, нескрываемой внутренней радостью и свободой. Вот эта внутренняя свобода продиктована именно живой надеждой на Бога и свободой от смерти, они не боятся ее. Вокруг война, но такое впечатление, что смерти там не существует, ты ее не чувствуешь. Угроз масса, но никто не боится смерти. Такое впечатление, что ее никто не замечает, как бы смеются над ней. Ее не существует. Вот так они верят.

Я у одного ополченца спросил: «А Вы не боитесь?» Он говорит: «А что мне бояться? Христос меня воскресит». Такой быстрый, прямой, уверенный, сильный ответ (не от прочитанной хорошей книжки, а от опыта жизни) многому учит. И вот эту свободу они иногда подчеркивают, в том числе в таких вещах. Это пространство свободы. Но при этом все достойно, прилично. Там разные традиции, как я уже сказал; разные национальные традиции, очень много национальностей, но при этом какая-то внутренняя собранность, целомудренность, цельность. Именно цельность. Люди знают, для чего живут. Я ни в ком не почувствовал какого-то отчаяния или страха.

– Владыка, были моменты, когда Вам (все-таки там идет война) приходилось предпринимать какие-то меры безопасности? Может быть, Вы были в каких-то опасных районах?

– Об этом напоминали передергивания затворов автоматов и пистолетов. Рядом с нами шли люди, сопровождавшие нашу большую делегацию, журналисты, и вдруг – этот лязг затворов… И понимаешь, что в какой-то момент ситуация стоит остро. Да, конечно, вокруг очень много людей в военной форме. Часто можно увидеть людей с оружием в руках. Сначала это немного пугает, хотя мы здесь, на Кавказе, может быть, не так давно от этого сами-то отвыкли. Но со временем понимаешь, что это не знак какой-то угрозы или устрашения, а просто такой знак: «Мы всегда готовы постоять за свои города, за свои села, за свои дома; мы на страже».

– Владыка, на этой земле происходили евангельские события, правильно? Какие?

– Самым ярким моим личным воспоминанием, переживанием, конечно, стало посещение Дамаска, когда вышел на улицу, о которой в Деяниях апостолов написано. Прямая – до сих пор она так называется, по ней вели апостола Павла после того, как он был поражен слепотой, в дом Анании, где тот его исцелил, где апостол Павел перестал быть Савлом, где он уверовал во Христа. И где впервые христиан так начали называть – христианами. И было чувство, что именно сейчас это происходит. Именно на этой улице, когда с кем-то встречаешься и слышишь: «А это христиане». Слово «христианин» звучит по-особенному. Хотя история появления этого слова очень интересная, оно ведь было больше нарицательным именем, произносилось немного с улыбкой или насмешкой. Христианин – это тот, который из кружка любителей Христа, так можно сказать. Как это в то время понималось и прочитывалось. Теперь это имя носят с готовностью, если нужно, отдать свою жизнь. И времена вот этого исповедничества, в том числе личного подвига, не закончились, они продолжаются.

Конечно, территория Сирии изобилует и библейскими воспоминаниями. Мы знаем, что именно в этой земле, по преданию, Адам и Ева поставили первый город, в котором жили. На этой же земле сохранилось еще одно очень трогательное место –Пещера крови, как ее называют, где, по преданию, Каин убил Авеля. При посещении регионов Сирии, особенно северной ее части, которая больше всего пострадала от террористов, вот это чувство Пещеры крови, это братоубийство особым образом встают перед глазами.

– Владыка, Вы читали проповедь в Бейруте?

– Да. Мы посетили Сирию и Ливан. Ливан стал транзитным городом, через который мы въезжали и выезжали. И, конечно, это возможность познакомиться с православной жизнью в Ливане.

– Вас там встретили хорошо?

– Да, это было пространство маленькой России, потому что в Бейруте большая православная община на нашем подворье, где можно вдоволь наговориться по-русски с людьми – выходцами из России, из бывших стран Советского Союза, из разных  современных республик, стран. Это одна большая православная христианская семья со своими хорошими традициями. Это наши люди (ну, так мы говорим), и это, наверное, выдает речь: они хорошо говорят по-русски. Но они уже наполовину христиане Востока, и это выдают их постоянные улыбки.

– Владыка, мне кажется, сегодня мы положили начало тоже какой-то традиции, она будет, возможно, называться «Рассказы о путешествиях». Мне всегда нравилось, как Вы об этом рассказываете, но, как правило, это происходило за кадром. Я очень рада, что сегодня все услышали, насколько здорово и интересно Вас слушать. К сожалению, подходим к концу. Ваше заключительное слово.

– Я рад, что мы сегодня поговорили о том, что стало дорого моему сердцу. Хочу пожелать и вам, дорогие братья и сестры, никогда не забывать о самых радостных и счастливых минутах жизни, потому что эти минуты дышат вечностью. Там, где ты радуешься с другими людьми, молишься вместе с ними, надеешься, любишь, и есть минуты вечности. Пусть в нашей жизни такой вечности будет много – как неба. Храни и благослови всех вас Господь!

                                                                                                      Записала Ольга Косторова