О земном и о небесном. Беседа с архиепископом Пятигорским и Черкесским Феофилактом

– Конечно, бывает. Почему? Это вполне естественно. Как с болезнью: как только берешься ее лечить, она не сразу покидает человека. Тем более духовная болезнь. Ведь проблема духовной болезни заключается в совокупности очень большого количества поступков.

К примеру, человек раздражительный. Причиной этой раздражительности могут являться не один и не два каких-нибудь греха (или склонности) человека. Причиной могут быть и алчность, и лень, и зависть, и гордость. И когда священник вместе с человеком начинает разбираться в причинах этих возникших проблем, то, естественно, когда это все перебирается, то и начинает болеть. Как при осмотре врача. И это вполне естественно.

Кроме того, всякий труд сопровождается некоторой усталостью и усилением ощущения своей немощи. В пост происходит то же самое. Как в путешествии: ты начинаешь чувствовать и дрожь, и усталость в ногах; и это вполне естественно для времени поста.

– А в монастырях как с этим справляются?

– Все вместе. Не скажу, что в монастырях нам легче с этим справиться, но когда утром ты вместе с братией за богослужением, затем за краткой трапезой, затем какое-то частное, личное общение, и так каждый день с утра до вечера видишь всех и сам у всех на глазах, то, конечно, это легче пережить. Уже начинают понимать, когда тебя лучше не трогать лишними расспросами, когда у тебя идет внутренняя серьезная борьба. И когда эта борьба особо обостряется, в монастырях проще потому, что можно подойти к своему брату и попросить: «Помолись обо мне, сейчас мне особенно нужны твои молитвы». И это помогает преодолеть все эти испытания.

– Покаяние – это самоосуждение? Правильно?

– Не совсем.

– Где-то я встречала такой интересный вопрос, что самоосуждение – это покаяние, а осуждение другого – это грех. Можно запутаться...

– Покаяние – это не просто когда говоришь себе: «Я сделал плохо». Покаяние – это жажда исправления (если так можно сказать) и первые шаги к нему. И сила покаяния заключается не в том, что я просто цокаю языком и говорю: «Ах, плохо я сказал» (или: «Плохо я поступил»), – а в том, что я начинаю менять свое сознание.

«Покаяние» на греческом языке – «метанойя», что означает «изменяющееся сознание». Человек меняет свое отношение к собственной жизни, к тому порядку (иногда в кавычках), который устоялся в его жизни. И вот это изменяющееся к лучшему (в отличие от прежнего) сознание, когда человек рассматривает свою неправоту и не просто сожалеет об этом, а начинает менять отношение к делу (а значит – менять поступки), и есть настоящее покаяние.

Осуждение других – это всегда опасный путь. Это то же самое, как если зимой перед собою поливать дорогу водой: кажется, она такая чистая, прозрачная, как твоя правда по отношению к другим: «Вот я сейчас всех их выведу на чистую воду». Но только как бы не поскользнуться самому на этой чистой воде!..

– Очень распространенный вопрос, иногда даже его используют как заголовок к каким-то статьям: почему каяться стыдно, а грешить – нет?

– Я всегда задаюсь этим вопросом, особенно в дни святой Четыредесятницы, когда идешь на исповедь к духовнику и все твое внутреннее существо, вся твоя душа сжимается до мельчайшего размера, а кажется, была такой большой, такой сильной и такой решительной... Так бывает всегда, потому что исповедь, особенно разговор с духовником, – это ведь не просто, как мы уже говорили, признание своей неправоты; это подробный разговор о том, почему же это произошло. Знаете, это как быть у врача и внимательно выслушивать его, может быть, совершенно нелестный приговор, что, в общем-то, эта болезнь началась не вчера; намного раньше ты начал жить неправильной жизнью. Тебе все это казалось праздничными вечерами, но постепенно, постепенно свой желудок или печень ты очень сильно повредил от этих праздничных вечеров. И ты начинаешь понимать, что, оказывается, за всеми этими так называемыми праздниками лежало совершенно другое – не радость общения, а почти жизнь из мира животных, что и привело тебя к этим печальным последствиям. Поэтому покаяние и исповедь – это всегда очень большое испытание для собственной совести.

– А если совсем не хочется идти на исповедь к какому-либо священнику? Ну не несут ноги. Надо все-таки перебороть это или выбирать того духовника, к которому лежит душа?

– Хорошо, когда у человека есть духовник и когда уже много лет человек окормляется у одного священнослужителя. Но, к сожалению, такое бывает нечасто. Хорошо, когда в большом городе в большом храме есть несколько священнослужителей: есть священники в солидном возрасте, с которыми можно поговорить о серьезных проблемах, есть и молодые священники, с которыми легче общаться и найти общий язык молодым людям. Но если ты живешь в небольшом поселке, селе или маленьком городе, где всего лишь один храм с одним священником, то тут уже избираешь священника не по принципу своего собственного выбора, а по послушанию, можно сказать.

Например, у меня есть свой лечащий врач. (Я часто привожу аналогию с врачом, потому что то, о чем мы говорим сегодня, очень схоже.) А есть врач, который оказывается рядом, когда вдруг что-то заболело. Конечно, я по телефону могу поговорить со своим врачом и что-то описать, но мой врач мне скажет: «Знаете, Вам обязательно нужно сходить к врачу там, где Вы сейчас находитесь, пусть возьмут анализы; только тогда можно будет о чем-то говорить». То же самое и здесь: нужно относиться к священнику как к человеку, который не только из своего личного опыта, но еще из того дара священства, который на нем есть, что-то говорит и советует.

Что касается самой исповеди, нельзя сказать себе: надо исповедоваться. Как нельзя сказать себе, что надо любить, надо дружить, надо простить. Можно только лишь сказать себе: «Я без этого никак не могу», то есть полюбить это, захотеть не по принципу «надо, потому что тогда будет так», а по принципу «без этого мне никак». И вот когда человек начинает любить исповедь как возможность откровенного разговора о себе самом и поэтому к исповеди приходит с должным правильным настроением, тогда она приносит очень большую пользу.

– Следующий вопрос достаточно интересный: как отличить смирение от слабоволия?

– Если мы делаем что-либо с любовью, это, несомненно, смирение. С любовью я прощаю другого человека. С любовью выполняю поручение, которое мне дали. С любовью выполняю просьбу, хотя, может быть, внутренне я совершенно к этому не расположен. Но, имея эту добродетель по отношению к тому человеку, который мне подает этот пример или просит моего участия, я это делаю с любовью, хотя и переступаю через себя самого. Тогда, несомненно, это близко к смирению. А когда этого нет, то тогда это как раз лжесмирение, тогда это теряет всякий смысл. Более того, это еще и может очень сильно повредить человеку. Тогда это слабоволие. Потому что моя воля не в том, что я выполняю (или не выполняю) чужую волю, а моя воля в том, чтобы сделать это с любовью или не делать вообще.

– Владыка, скажите, грех ли нарушить последнюю волю человека, который умер, если его воля – не отпевать его?

– Я встречался с такими обстоятельствами жизни и смерти людей, когда самые близкие родственники говорили, что именно перед смертью человек высказал свою волю и завещал не предавать себя, например, церковному погребению (или еще какие-то вещи обозначил, связанные с этим). Если уж такова воля человека и он действительно всю свою жизнь осознанно был вне церковной общины, то уж в гробу в эту общину человека не принесешь. Но при этом ведь никто не запрещает родной дочери, или сыну, или близким, друзьям молиться об этом человеке. Если ты не хочешь, чтобы тебя похоронили по христианским традициям, – что ж, пусть будет так, как ты этого хотел. Но я ведь все равно остаюсь христианином, и мой долг, мое призвание – молиться, в том числе об умерших родных и близких. И ничто не мешает мне молиться об этом человеке и поминать его в своих молитвах.

– Сейчас очень много обсуждается тема позднего материнства. Современная медицина позволяет мамочкам рожать детей в достаточно зрелом возрасте. По- Вашему, правильно ли думать о детях, когда пора уже о внуках подумать? Например, в православных семьях думают ли о том, что взрослая мама может подарить, так сказать, своему ребенку уже набор, может быть, не очень хороших болезней и так далее. Все-таки возраст...

– Все Священное Писание пронизано историями позднего материнства, когда семейные пары долго не имели возможности родить ребенка, горячо молились Богу и уже даже в преклонном возрасте Господь давал чадо, и это становилось большим утешением, а родившиеся дети становились особыми избранниками Божиими. И не только Ветхий Завет и Священное Писание, а наша жизнь полна таких примеров.

Совсем недавно я радовался вместе с семьей одного священника – у них родился далеко не первый и даже не четвертый ребенок. Говорили, что уже достаточно зрелый возраст и что, как Вы сказали (почему-то это выдается как самый главный аргумент), могут быть болезни, что большие риски. Но когда Бог дает ребенка, когда женщина имеет счастье в своем чреве носить дитя, когда муж может счастливо называть себя отцом – это, мне кажется, самое лучшее лекарство вообще от всех болезней.

Слава Богу, у них родилась замечательная девочка! Они радуются, живут и говорят о том, что у них наступила вторая молодость. Пожалуй, эта радость должна быть превыше всего. Очень часто мы пытаемся что-то просчитать, говоря о рисках. Понятно, что когда человек стоит на краю пропасти или ходит по этому краю, – это риск. А в таких случаях это не риск, это надежда на благословение Божие, это вера. А с верой человек способен быть счастливым. И не нужно бояться становиться матерью тогда, когда Бог дает такую радость, такую силу и такое благословение.

– Владыка, если честно, бывает, что Вас раздражают люди?

– Бывает.

– Я думала, все-таки услышу другой ответ.

– Вы думаете, я небожитель? Все как у людей, все по-человечески. К сожалению, бывает.

– У меня это бывает очень часто. Но я не знаю, как с этим бороться.

– Я начинаю с того, что даю себе обещание: как только раздражаюсь, ничего не произносить хотя бы первые пять минут. Или три минуты. Кто-то задел – и заставляю себя хотя бы минуту промолчать. Но эту минуту посвящаю внутреннему крику: «Господи, помилуй!» Чтобы этот огонь не охватил все сознание, чтобы он не испепелил тебя самого. Потому что чаще всего это раздражение становится признаком твоей собственной сухой души, которая, как трава, тут же загорается. И нужно душу увлажнить хотя бы минуткой молчания, не раздувать это.

– Владыка, как обычно, остались незаданные вопросы, которые мы перенесем,  думаю, на следующую программу. И Ваше заключительное слово... Потому что время Великого поста – непростое. Дайте, пожалуйста, напутствие, чтобы как-то легче его пережить.

– Спасибо за нашу сегодняшнюю беседу.

Дорогие друзья, дорогие братья и сестры! Мы говорим о времени поста как о нашем времени (или, скажем так, как о человеческом времени). Потому что только человек может осознанно от чего-то отказываться, что-то любить, что-то менять. Не быть движимым только лишь своей физиологией, а, самое главное, решать проблему своей душой, своим сердцем. Я хочу пожелать каждому из нас, чтобы во время Великого поста мы не только себе, но и другим смогли помочь своей молитвой, своим вниманием, своим молчанием, своим искренним, открытым участием в жизни других людей. Пусть Господь поможет нам! Спасительного, радостного и тихого поста всем нам желаю.

Ведущая Юлия Бычкова

Записала Нина Кирсанова