Нравственное богословие. Выпуск от 24 апреля

Курс ведет священник Константин Корепанов.

Продолжаем уроки «Нравственного богословия», на которых, напомню, говорим о гордости. Пытаясь различить некоторые важные принципы в отношении того, что называют гордостью, мы говорили о том, что первое принципиальное явление жизни человека есть гордыня. О том, что такое гордыня, мы сказали в прошлый раз.

Второй момент, о котором мы начнем разговор сейчас, – это так называемая гордость житейская. Чтобы было понятнее отчасти, о чем идет речь, можно назвать ее высокомерием – это когда человек постоянно сравнивает себя с другими и пытается в этом сравнении поставить себя выше других. Именно гордость житейская чаще всего и приводит с неизбежностью к тщеславию.

Конечно, при ближайшем, глубочайшем рассмотрении корнем этой гордости житейской будет гордыня. Для некоторых гордыня – это способ существования, когда человек либо отрицает Бога вообще, либо, признавая Его бытие, не желает согласовывать свои движения с волей Божией. Это просто гордыня. Она может даже не проявляться в гордости житейской. Человек может под покровом простой душевной организации носить эту гордыню – и больше ничего от него не требуется, и больше ничего в нем не происходит. Он определился, и изменения в нем сами по себе никакие не произойдут, если Господь не посетит его. Тогда такие люди могут обратиться – это возможно. Подобные случаи, по крайней мере, известны из истории Церкви. Но в целом это произвольно выбранный человеком способ существования.

Конечно, у гордости житейской корнем тоже является гордыня, но эта та гордыня, которая уже поддается врачеванию. Человек сознает себя гордым и кается. Он сознает некоторые свои поступки гордыми, надменными, недобрыми, высоколобыми, высокомерными, злыми и переживает по этому поводу. Он пытается что-то изменить, он борется с этими проявлениями, и в этой борьбе он прибегает к Богу в том числе. Такая борьба может растянуться на целую жизнь. Человек будет бороться со своей гордостью, пытаться смириться, хотя корень действительно уходит глубоко внутрь. Но если в человеке проявляется некая гордость житейская и он с ней борется, то не все так плохо.

То есть можно сказать, что гордость житейская – это болезнь человека, который действительно идет к Богу, но очень, очень любит себя. Понятно, что таковым является практически любой человек до того момента, пока его не посетит благодать Божия. Но в сущности своей он ищет Бога, жаждет встречи с Богом, хотя совсем к этой встрече не подготовлен. Но Бог ему нужен!

Чаще всего в обыденной жизни мы встречаемся именно с таким проявлением гордости. И понятно, что подобные нас и расстраивают очень сильно, и пугают очень сильно. Нам кажется, что тот человек, который нам нахамил, который сказал очень грубые, уничижающие слова, – он такой гордый, такой гордый! Как он может вообще такое говорить? Ну и что! Да, он гордый! Но Бог его смиряет! И такой человек, если слова его вызваны всего лишь гордостью житейской, легко может смириться. Он может потерять свое богатство и стать смиренным; он может заболеть, он может пережить посещение милости Божией, он может завтра встретить хорошего духовника, который поможет ему направить всю жизнь. Или просто у него было плохое настроение, а завтра солнечный день все изменит, он сам придет, и попросит прощения, и скажет: «Прости меня, что-то я вчера наговорил не то!»

Вот так проявляется гордость житейская – она ранит, она болезненна и для тех, кто окружает гордого человека, и для самого человека. Но это то, что поддается врачеванию; это то, что можно исцелить; это то, что можно уврачевать и покаянием, и аскетикой, и благодатной жизнью Церкви, – все можно изменить! Но важно понимать, что именно так мы все своей гордостью раним других людей; понимать, почему в то или иное время мы сталкиваемся с гордостью других людей. Сами такие же – сами так вели или продолжаем вести себя

И в этом вопросе важно понимать, что важнейшим инструментом для борьбы с гордостью является именно наше отношение к воле Божией – воле Божией, выраженной в заповедях, воле Божией, выраженной в Слове Божием, воле Божией, выраженной в том, как она свидетельствуется нам через обстоятельства жизни. То, как именно человек относится к воле Божией, является и показателем его житейской гордости, и тем инструментом, который помогает ему с этой житейской гордостью справиться.

Конечно, одна из важнейших проблем, которая встает при таком отношении к гордости, – это то, как человек относится к обстоятельствам, в которые он попал: «Вот у меня есть семья. Вот у меня есть работа. Вот у меня есть город или деревня, эпоха, приход. Вот я осознал себя живущим в определенных обстоятельствах, где люди немощные, или больные, или грешные, или святые, или еще какие-то. И я должен сориентироваться в этом мире и выстроить себя в сложившихся обстоятельствах, которые чаще всего мне, конечно, не нравятся (и никакому человеку не понравятся). Как мне ко всему этому относиться?» Это и будет основным вопросом, будет камнем преткновения для моей житейской гордости.

С одной стороны, я должен это принять! Ведь это все создано Богом для меня – я поставлен Богом в эти условия! Но с другой стороны, я не только должен принять – я должен что-то сделать. И получается, что я иногда могу и должен что-то изменить в окружающей меня действительности, у меня есть определенная задача – я призван Богом на добрые дела, которые мне предназначено исполнять. Я должен что-то сделать – или можно просто плыть по течению? Скажем, я должен принять мое пьяное окружение – или не должен его принимать? Я должен принять то, что мир погружен в суету и ложь, – или не должен этого принимать? Я должен брать взятки, потому что все берут, – или не должен брать взятки, потому что Бог не велит? Я должен лицемерить – или мне отказаться от лицемерия?

И понятно, что все эти вопросы, которые насущным образом предстоит решать человеку, будут миром восприниматься именно как бунт гордыни и высокомерия. И конечно, мое желание изменить мир, изгнать из него лицемерие, взятки, ложь, насилие, жестокость, пьянство, наркоманию, прочие и прочие безобразия, может действительно быть гордым желанием. Оно, еще раз повторюсь, может быть не просто проявлением гордости, а даже проявлением гордыни может быть. А может и не быть!

И этот вопрос тоже требует особых размышлений. Что мне делать? Изменять окружающую действительность? Не принимать ее такой, какая она есть? Что я должен делать, чтобы моя гордость не питалась, не кормилась, не разрасталась, не доводила меня до бунта и гордыни? Ведь я готов в борьбе за светлое будущее, как-то мне нарисованное, разрушить весь этот мир и залить его кровью в надежде, что когда-нибудь на этих кровавых останках что-нибудь хорошее построится.

Конечно, на очень ранних этапах, когда человек только-только уверовал во Христа, у него бывают такие состояния, когда появляется решимость быть святым – исполнить все заповеди Божии. А сердце еще не поспевает за этими заповедями! Человек не может его изменить враз – быстро, мгновенно! Он ненавидит ложь, он говорит правду, он молится, он постится, он не желает потворствовать мирским страстям и похотям. Он становится целомудренным, не пьет, не курит, ну и дальше все понятно, что он делает. Но при этом в сердце у него очень мало сострадания и любви к миру, к людям. Он их не понимает! Он считает их грешниками, которые как бы расставили вокруг него сети, пытаясь оторвать его от возлюбленного Бога.

И для такого человека спасением часто является выход из мира. Он может быть кардинальным, тотальным, когда человек просто выходит из мира и уходит в монастырь, становится монахом. А может быть не тотальным, но очень серьезным и глубоким, когда человек порывает связи с миром и посвящает себя служению Богу, становится священником, обретает свое место в Церкви. Или где-то в алтаре помогает, если у него нет возможности стать священником по каким-то не зависящим от него обстоятельствам. Но человек порывает с миром – он выходит из рабочих коллективов, из среды, где он живет. Со всем этим он разрывает всякие отношения, выходит даже из семьи, его не понимающей, живет один – где-то, с кем-то, как-то, пытаясь всю свою жизнь оформить на новых основаниях и посвятить себя всецело Богу. Но это не у всех получается – не у всех!

В определенном смысле этот исход есть суд над миром, суд над тем, чем живет мир. И человек, искренне возлюбивший Бога, не хочет иметь с этим миром ничего общего. Выходя из него, он выносит ему приговор. Понятно, что этот правильный посыл, этот выход из мира, отказ от прелюбодейства с миром, протест против зла, в котором лежит мир, невольно приводит к тому, что человек судит этот мир. А кто он такой, чтобы судить мир? И Христос пришел спасать, а не судить!

Понятно, что такой выход из мира очень часто сопровождается и определенным приливом гордости к сердцу – это неизбежно, и об этом мы тоже в свое время скажем. Такое само по себе бывает, и изменить это почти никому не удается, за исключением каких-то особых избранников Божиих, которые с детских лет как бы питаются благодатью Святого Духа, которые никогда в этот мир, собственно говоря, не погружались и не входили, а всегда были чужими для него. Но в целом такой отрыв от мира, большой или маленький, с неизбежностью приводит, в том числе, и к тому, что возрастает гордость житейская.

И чтобы хоть как-то ее на первых порах сгладить, важно помнить одну достаточно простую вещь: человека нужно уважать! Любить еще никто не может, и до любви еще далеко, но уважать человека необходимо! За то, что он живет, работает, трудится, кормит свою семью, строит себе дом, соблюдает закон, тянет эту тяжелую ношу человеческого бытия, – любой человек достоин уважения! Даже человек, который сидит на паперти в совершенно неприглядном виде и просит там денежку на чарки, – и он достоин именно уважения! Он же ведь сидит, терпит! Он не ушел из этой жизни! Попробуйте, сядьте рядом! Посмотрите снизу вверх на ходящих рядом людей, не ропща, не осуждая, просто приняв эту скорбность своей жизни как ее неизбежный плод или результат. Он просит – просит! Нуждается и просит! Не убивает, не грабит – просит! И он достоин уважения! Он терпит холод, жару, собственное убожество, собственный неприятный запах, собственную одежду, неуспешность…

Любой человек достоин уважения! Ну, скажем, самый классический пример в голову пришел, когда, кажется, преподобный Макарий Великий, идя по пустыне, встретил жреца языческого и сказал ему: «Мир тебе, труженик!» Потому что жрец трудился! Он не сидел где-то, а трудился! Он нес бревно для того, чтобы распилить, расколоть его вручную на дрова, на полешки, – чтобы разжечь жертвенник своему ложному богу, надо потрудиться! И он трудился не ложно – трудился реально. И если таким образом посмотреть с уважением на любого человека, то это в значительной степени не даст развиваться нашей неизбежной гордости.

Конечно, как говорят святые отцы и современные проповедники, нужно отделять человека от его греха. Несомненно, нужно! Но мы не умеем еще этого делать. Мы только-только делаем первые шаги, мы не знаем, как отделить человека от греха, и поэтому не можем быть в подлинном смысле слова милосердными. Но мы можем уважить человека за тот труд, который он делает; за ту ношу, которую он несет; за то терпение, которое он имеет, живя, страдая, скорбя. Тем не менее он не бросает эту жизнь, не хлопает дверьми, а пытается хоть что-то из того, что ему доступно, выполнить.

Очень помогает в таком деле четкое понимание заповеди: «Не суди и не судим будешь!» Человек должен сдерживаться! Он, хотя и пытается выйти из этого мира, разорвать с ним отношения, знает, что судить запрещено, и не судит! А раз он не судит, то и гордость его тоже не развивается. То есть она развивается, но определенным образом это развитие купируется. Она не развивается так, чтобы потом с ней действительно пришлось бы бороться, какие-то вещи остаются, что называется, под контролем.

И при этом еще важно знать следующее. Когда человек тотально выходит из мира, – это одно, потому что он попадает в некую область, о которой я лично ничего не знаю, поэтому говорить об этом не буду. Но бывает, что человек не тотально выходит из мира, а только разрывает некие социальные связи. Порой он даже не выходит из трудового коллектива, а просто начинает публично показывать, что он верующий: избегает там пошлых анекдотов, пьяных вечеринок, осуждения других людей. Он просто позиционирует себя как человек, который живет по иным правилам жизни, а не по тем, которыми живут остальные.

Перед этим человеком встает очень важный вопрос относительно того социального сектора, который он не покинул, – в котором есть своя работа, своя семья, в котором есть, может, сын, может, муж, может, жена, может, дочь, может, родитель. Что человек может здесь изменить, а что он не может изменить? Это самый, наверное, болезненный вопрос для тех людей, которые хотят идти за Христом, но из мира не выходят. Они хотят жить по-христиански, но связи до конца не порвали или очень мало порвали. Но они хотят жить по-новому и думают: «Вот что я теперь, как верующий человек, могу сделать? Что я могу изменить в этом мире?»

Чаще всего эти вопросы касаются плохих супругов – пьющего мужа или неверующей жены, ну и детей, разумеется. Есть, например, дочка, у которой одни наряды, гулянки на уме или компьютер; или сын, который тоже играет в игры, или пьет, или еще что-нибудь, – непутевый, в общем, сын. И сразу (люди это знают, люди это проходили) встает вопрос: «Что я должен (или должна) с ними сделать? Как я могу на них повлиять? Что я, несомненно, должен (или должна) исполнить? Понятно, что их нужно менять! Я же не могу спокойно смотреть на то, как они разрушают сами себя! Это невозможно! Я что-то должен (должна) сделать с этим!»

Но при этом важно помнить такую присказку: «Врачу, исцелися сам!» Менять нужно не других, менять нужно себя! Именно это заповедано нам для изменения наших близких и для изменения окружающей нас действительности. Менять нужно себя, тогда изменятся другие! Раздражение, гнев, неумение терпеть или неспособность понять и выслушать другого – все это плоды гордыни. Ничего не получится, пока желание изменить другого основано на гордыне. Нужно изменить себя! Нужно побороть в себе все проявления житейской гордости, чтобы вместо нее появилось что-то другое – ну, скажем, смирение пока для начала. Или любовь. И когда мы сможем сокрушить свою гордость; когда мы сможем сокрушить ее действительно перед лицом Бога и людей, то есть научимся терпеть близких, молиться за них, не раздражаться на них, слушаться их, понимать их, заботиться о них, служить им; когда мы через общение с ними в свете Христовых заповедей сокрушим свою гордость, исцелим, уврачуем вот это высокомерно-раздражительное и неприязненно-холодное отношение к другим людям; когда мы поменяем свое сердце – тогда поменяются и люди, нас окружающие.

И третье, что нужно сказать о гордыне, чтобы на этом закончить рассматривать противопоставления и различия явлений, называемых гордостью. Достоинство никакого отношения ни к гордости, ни к гордыне не имеет. Хотя многими, очень многими людьми достоинство именно так и воспринимается. Апостол Павел, например, велит поступать достойно звания христианина. Мы знаем, что можно вести себя недостойно звания мужа, отца, сына, недостойно звания воина, недостойно звания священника, недостойно звания христианина. Потому что у всех нас есть некое достоинство, и по отношению к этому достоинству мы можем вести себя недостойно.

Достоинство девушки-христианки будет в том, чтобы сохранять свою честь – честь своего имени, звания христианки, честь храма, в который она ходит, честь Бога, в Которого она верует, честь родителей, которые ее воспитали. И она всячески должна будет хранить чистоту души и тела, которые очищены и искуплены Кровью Христа. Потому что мы куплены, омыты, очищены очень дорогой ценой, и мы не можем ею пренебрегать – ценой Искупления, ценой Христовой Крови. В этом смысле, когда мы говорим о достоинстве, мы мерим себя не нашими заслугами, а Его заслугами, Его подвигом, Его любовью! Мы Его слуги, и по нам судят о Нем, как о нашем Господине. И поэтому для нас достойным является принципиальный отказ грешить и жить только по закону заповедей Божиих.

Сюда же – в это же размышление о достоинстве, в его понятие – включается и наше представление о благодати. Вот мы порой рассуждаем: «Кто я такой, чтобы говорить, что во мне живет Бог? Кто я такой, чтобы говорить, что Он меня любит?» Никто! Я никто! Но думать так – значит, признавать, что я по своей воле делаю то, что делаю. Получается, что я сам по себе добрый; я сам по себе молюсь; я сам по себе забочусь о других людях; я сам по себе проповедую, учу, помогаю другим. Разве я сам из себя все это строю?

Но Христос говорит: «Без Меня не можете творить ничего!» И если я делаю что-то хорошее, то это делает только Бог, живущий во мне! И по-другому никак! Если человек говорит: «Да кто я такой, чтобы Он во мне жил», – он унижает своего Бога! Как будто Богу вообще важно, в ком жить! Будто Его любовь не излилась на нас, когда мы были грешниками; когда мы не знали Его, а Он уже призвал нас к Себе; и в первом нашем Причастии, когда мы ничего о Нем не знали и не понимали, Он уже излился на нас! И все, что потом последовало, есть плод Его работы с нами – Его любви, Его милосердия, Его благодати. Если мы вдруг скажем: «Кто Я такой, чтобы Он во мне жил?», то мы отрекаемся от Него! Значит, не Он во мне живет? Он никогда во мне не жил? И все, что я делаю, я делаю сам?

Поэтому всегда нужно сознавать, что я в Нем, Он во мне, и вести себя достойно тех слов, которые мы говорим. Всегда сохраняя это, мы должны помнить, что Христос – это Человек и Бог одновременно. Человек в Боге и Бог в Человеке. И мы во Христе и со Христом! И прожить нашу жизнь мы должны так, как прожил ее Христос, и тогда в первую очередь смирением будет упование, кротость, любовь, милосердие, нищета духовная и вера.

 Записала Ольга Баталова