Аудио |
|
Скачать .mp3 |
Федор Филиппович, возвращаясь к перелету: мне кажется, там было какое-то молитвенное присутствие.
– Без молитвы такое путешествие нельзя совершить. Английские, французские, испанские конструкторы, которые принимали участие в изготовлении нашего шара, говорят, что нужно еще лет пятнадцать-двадцать, чтобы появились новые технологии, которые позволят побить рекорд перелета российского шара «Мортон», которым я управлял. То, что сделал ты, сказали они мне, сделать невозможно.
Я вылетел из маленького городка Нортхэм – маленького городка в ста километрах от австралийского побережья Индийского океана. И когда через одиннадцать дней я завершил круг, то приземлился точно на этот аэродром. Как говорят космонавты, это как «Шаттл», который взлетел, облетел земной шар и вернулся на тот же аэродром. А аэродром маленький – для маленьких самолетов.
– Такое почти невозможно. Можно было вообще промахнуться, пролетев мимо Австралии.
– Такое может быть совершено только православным человеком. Вообще, стояла цель – найти в этих потоках Австралию и приземлиться в пустыне. А я не только нашел... Конечно, это нашел не я, и когда приземлился, то сказал: спасибо Господу Богу и Николаю Чудотворцу, которому молился, и он привел на этот же аэродром. И тут же подходит мой австралийский друг, путешественник, миллионер, 1941 года рождения, протестант, и говорит: «Федор, крести меня в вашу веру. Если православные так делают, то я хочу быть православным». Это для меня была большая награда: люди поверили, что с молитвой такое можно сделать. Он помогал мне еще в первом кругосветном плавании в 1991 году, уже тогда у меня на яхте были иконы. Он спустился и говорит: «Ты, как всегда, с иконами, с лампадкой». Тогда его это сильно не тронуло. Но когда я приземлился, то он сразу сказал: «Я хочу перейти в вашу веру».
– Еще была жесткая посадка.
– Жесткая посадка, потому что был большой ветер. Когда мы делали взлет, то полтора месяца ждали хорошей, тихой погоды. А посадка уже при той погоде, какая есть. Тем более что я рассчитывал, что пролечу за шестнадцать-восемнадцать дней, а получилось за одиннадцать. Поэтому когда я совершал посадку, то был еще тяжелый: у меня было много баллонов. Сбрасывать их на территории Австралии я не мог. Кроме того, каждый из них весит 152 килограмма, и, если их сбросить, меня сразу подкинет вверх на 300 метров и придется снова идти два-три километра на посадку.
Когда я совершал посадку, у меня было десять баллонов, в том числе кислородные. Ветер был 22 километра в час – это очень большой ветер для шара. Обычно при такой погоде не садятся. Мне бы еще потянуть, но у меня уже больше не было времени, потому что наступала ночь. А мне сказали, что если я не смогу сесть до наступления темного времени суток, то придется всю ночь держаться в воздухе. Когда я шел на посадку, то был в 1800 метров над землей, а скорость у меня была 68 километров в час. Если бы я поднялся на три-четыре километра, то скорость стала бы 100 километров в час и за ночь я бы очень далеко улетел. А лететь ночью на низкой высоте очень опасно: едва лишь я допустил бы какую-то ошибку – тут же бы упал. А ведь там и города, и поселки, и фермы, и линии электропередачи. Поэтому я не стал держаться всю ночь над Австралией, а пошел на жесткую посадку.
– Ты был не пристегнут и стукнулся.
– Потому что надо было управлять и открывать клапана, а для этого надо работать физически и прилагать большие усилия. Так как вес у меня небольшой, мне бы не открыть, поэтому я отстегнулся, уперся ногами и начал открывать. При первом ударе при посадке меня отбросило на стол, и я сломал два ребра.
– Мне еще неведома такая часть твоего бытия: тебе почти не пришлось спать и ты был практически без воды, потому что она замерзла. Сублимированные продукты пришлось выкинуть, потому что все испортилось, питался сахарочком.
– Все замерзло, негде было готовить. На той высоте сделать кипяток невозможно: вода кипит, но не очень теплая, сублимированные продукты рассчитаны на кипяток. Соответственно, я должен их залить кипятком и выждать семь-десять минут. При той температуре, как только бы я залил кипятком, вода тотчас бы замерзла.
И потом, ничего не кушать одиннадцать дней для меня привычно. Одиннадцать дней я ничего не пил, но сосал лед, чтобы горло не было сухим, потому что я дышал кислородом.
Самое сложное было не спать. Американский путешественник Стив Фоссетт в 2002 году облетел с шестой попытки Землю за тринадцать дней. В 2006 году он погиб – Царство ему Небесное. Это мой друг, я его уважаю, и этот перелет я посвятил ему, потому что, не было бы Стива Фоссетта, и я бы, может быть, не совершил свой перелет. Потому что те ошибки, которые у него были и о которых он потом рассказал, я учел. Как раз когда он летел в пятый раз, то упал в Коралловое море, потому что уснул. Едва уснул, минут на двадцать, – тут же упал и проснулся, только оказавшись в воде.
Шесть раз я ходил в кругосветку на яхте, и там очень сложно, но ты всегда можешь найти возможность поспать пять, десять, пятнадцать, двадцать минут, но потом снова работаешь, и опять можно выделить на сон пять, десять, пятнадцать, двадцать минут. Были моменты в ураган, когда автопилот не может держать яхту, тогда, пока она идет с волны, на пять, десять, двадцать секунд ты засыпаешь и снова просыпаешься. И так все время.
А здесь нельзя было спать, все время надо было работать. Но ведь я к этому готовился с 2002 года. С 2014 года мы начали строить, и я начал сдавать экзамены в Германии, Италии, Австралии, чтобы получить допуск. Российский диплом воздухоплавателя у меня есть, а надо было получить еще там.
Стив Фоссетт говорил, что тренировался по системе йоги, но я ее не знаю. Однако знал, что надо тренироваться, чтобы не спать. Стив Фоссетт ведь упал, и только в шестой раз облетел земной шар, потому что не спал, для чего тренировался по системе йоги.
Я начал тренироваться по нашей древнемонашеской системе, когда монах держит во сне ключ от двери. У меня был просто разводной гаечный ключ. Есть позы, в которые надо сесть, сказано, как держать ключ и день и ночь читать неусыпную молитву «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного». Как только монах засыпает, мысль расслабляется – ключ падает на пол, где стоят две тарелки. Удар по тарелке – грохот. Он просыпается и снова начинает читать молитву.
Мне же надо было постоянно проверять горелки и дополнительно нажимать кнопку, чтобы они загорались. Они не должны были погаснуть, потому что там мороз, а в пропане, какой бы он ни был чистый, всегда присутствует вода (хотя и поджатая метаном). Эта вода не выгорает, а стекает, горелки обрастают льдом, и не хватает доступа воздуха (а кислорода там и так мало). Поэтому мне надо было все время контролировать. Соответственно, я спал с ключом в руке. Только я засыпаю, могу удерживать мысль секунды две-три, потом одна-две секунды – ключ летит, удар, грохот, – я просыпаюсь и снова могу работать полчаса, час. Как только я уже перестаю контролировать, снова беру ключ. И так все одиннадцать дней.
– Это просто непостижимо. Тут два-три дня – и люди чувствуют недосып.
– Если бы не было Божьей помощи, я бы не облетел с первого раза. Потом, я дышал там кислородом, а он замерзает, его надо травить, вентилировать. И все приборы, когда кабина заполнена кислородом, начинают сигнализировать. Мы дышим кислородом в содержании 22 процента. Когда кабина заполнялась на 29-30 процентов, раздавался сигнал, потому что я мог потерять сознание. Больше кислорода, чем надо, – тоже опасно. А когда заполнится на 50 процентов, то кислород сам взорвется. Если кислорода мало – 18-17 процентов, – я могу потерять сознание. Это тоже надо контролировать.
Кислород – это не так-то просто. Когда я ходил на Эверест, то примерно восемь часов дышал кислородом, но уже акклиматизированным. Здесь же у меня не было акклиматизации: только старт – я пошел, высота 2100 метров – и уже надо принимать кислород. А я не успел даже на 2100, ведь мне надо разбираться с приборами, рацией, вести переговоры с диспетчерами. Посмотрел: уже 5000 метров, уже начала голова кружиться. Тут я взял кислород и пошел ниже: 6000, 7000. А когда вышел на высоту Эвереста – 8848 метров, остановился на этом и шел чуть ниже 9000, 10 000, 11 000 метров. Соответственно, все время с кислородом.
– Расскажи, пожалуйста, о встрече со светящимся шаром. Мне кажется, это был какой-то знак.
– Я же заходил рядом с двумя ураганными облаками, когда ко мне подлетел шар, побольше теннисного, встал возле меня, потом облетел вокруг. Но это долго рассказывать, и я бы не хотел. Я передал на Землю, в пульт управления, одни сказали: шаровая молния, другие, что это свечение Эльма. Как православный священник, я-то подумал о другом, но, может быть, и шаровая молния. Смотря как ты к этому отнесешься...
Перед любой экспедицией я всегда прошу: «Святитель отче Николай, помолись нашему Господу Богу Иисусу Христу, чтобы меня не бросили и ты не отказался от меня в трудные моменты». И тут я засомневался: а может быть, дедушка Николай уже и отказался от меня по моим грехам. У меня грехов много, чем больше живешь, тем больше набираешь грехов. Чем больше с людьми, тем больше ты приобретаешь не благодати, а, наоборот, грехов. Ко мне вот приходят каждый день по сорок и более человек, – кого-то обидел, не поговорил, кого-то не утешил, кому-то не дал милостыни: смогу ли я так молиться, чтобы отблагодарить тех, кто нам помогает, разрешает, верит в нас? Я часто думаю, смогу ли я отблагодарить их молитвой. Как ты знаешь, с двух до четырех часов я молюсь именно за тех людей, которые меня поддерживают или просят помолиться. В основном я читаю записки, которые мне пишут, даже молитвы сокращаю, потому что не успеваю прочитать записки. Их ведь написали, чтобы я помолился за здравие или за упокой, и если я их не прочитаю – а их так много! – меня совесть мучает, и это грех.
– Мне бы хотелось, чтобы в заключение ты рассказал в двух словах о ближайших проектах – Марианской впадине и стратосфере. Это глобальные проекты, емкие материалы.
– Они стоят у меня в плане, я их готовлю. С Артуром Николаевичем Чилингаровым мы готовим проект погрузиться на дно Марианской впадины – 11 025 метров, – взять пробы и поднять на поверхность. Никто еще никогда не поднимал ни одной пробы. У нас на земном шаре больше грунта с Луны, а из Марианской впадины нет даже щепотки, кусочка камушка, а она очень интересна для ученых. Сколько у нас летали в космос, высаживали приборы на Луну, даже на Марс, а в Марианскую впадину до дна ни разу не ходили.
В 1960 году батискаф «Триест» со швейцарцем и американцем погрузились, но только увидели дно и сели на плато на глубине 10 800 метров.
В 2012 году погрузился режиссер Джеймс Кэмерон – и тоже только сел на это плато, потому что шел точно в тех же координатах. Он не смог взять грунта, потому что у него отказали бортовые двигатели и робот. Кэмерон пробыл там два часа и поднялся. Сколько раз летали в космос, а на земном шаре Марианскую впадину видели только три человека, причем не саму трещину, а только глубину 10 800. Один из этих людей – Джон Пикар – уже умер, а два человека живы. А сколько космонавтов! Насколько я знаю, только у нас в Советском Союзе и России 120-122 космонавта. А спускавшихся в Марианскую впадину только три человека на всем земном шаре.
Так что это очень интересно. Меня могут спросить: а почему? Господь Бог создал и Марианскую впадину. Я хочу повторить, что Господь Бог создал нашу планету такой красивой, и создал ее для всех. Он не создавал ее для избранных. Нет. Для него все люди – божественные создания. Нет на земном шаре некрасивых мест. Северный, Южный Полюс (где я бывал), наша тундра, болота Амазонки, поля, степи, озера, реки, моря, океаны – все это создано Господом Богом. И всем нам надо это беречь. Люди должны все это видеть, познавать и беречь.
Также я не видел на земном шаре – а я был в 127 странах – некрасивых людей. Все люди красивы, потому что Господь Бог всех создал по образу и подобию Своему: и черных, и белых, и красных, и желтых. За свои 50 лет путешествий я видел, что на земном шаре – этом лике Господа, потому что это Его создание, – где-то политическая, где-то экономическая, военная или религиозная системы превратили лик Господень в какую-то клоаку: разрушения, мусор, свалки, войны. Вот сейчас смотрю по телевизору: Алеппо – красивый город в Сирии, и как его разбили. Люди строили веками, даже тысячелетиями: это древняя нация – и сейчас разрушают и разрушают. Разве это надо Господу? Нет. Мы разрушаем лик Господень.
Я был в Уганде, это красивый народ, они еще язычники, но придет время, когда они уверуют в Единого Господа Бога Живого. Каждому свое время. Я всем говорю: надо путешествовать, писать, читать, заниматься наукой, открывать другие миры, другие планеты, Марианскую впадину, надо строить города, но только не воюйте: этим вы оскорбляете Господа Бога. А когда поднялся на Эверест, ты не оскорбляешь. Ты поднялся, чтобы увидеть высшую точку и написать картину. У меня есть такие этюды. Увидеть эту высшую точку как художник. Как сказано: небо, земля и вода принадлежат каждому. Не одной нации, одному народу или вероисповеданию, а каждому принадлежат небо, вода и земля. Раз есть Эверест, почему я не должен на него взойти? Если есть Марианская впадина, то почему не опуститься?
Мы идем к Божественной разгадке, хотим ее познать. Погружаться в Марианскую впадину, чтобы познать, что же там. Каких животных, рыб создал Господь, а что в ней еще не изведано.
– Наверное, Господь Бог такими редкими людьми, как ты, открывает людям мир, до которого им просто не дотянуться. Они не могут подняться или опуститься, а такие люди им приносят это знание.
– Сколько человек будет жить на земном шаре, столько он будет делать открытия – в науке, искусстве, путешествиях. Мне часто говорят, что сейчас все уже открыто. Господь Бог так создал земной шар, что хватит на все поколения.
Я родился в 1951 году, и когда мы смотрим на телевизоры, машины того времени, не говоря уже о телефонах, то смеемся. А я думаю: а что будет через сто лет, а через тысячу? А наша планета – говорю как человек, который по ней и ходил, и летал, – рассчитана на тысячелетия. И Господь создал ее не на один наш век, а на тысячелетия. Мы же, к сожалению, воюем. И будут войны, и будет мир, но люди еще будут жить тысячи и тысячи лет. И будут так же делать открытия. И так же будут путешественники. Только жаль, что нас не будет в это время.
– Дорогие друзья, это был наш близкий человек. Близкий нам всем, потому что он стоит перед Богом и очень удачно и искренне доносит слово Божье и дела Божьи до нас всех.
Мы всегда рады встрече с тобой, Федор Филиппович. Дай Бог тебе помощи Божьей!
Ведущий Олег Молчанов
Записала Ксения Сосновская
Православный телеканал «Союз» существует только на ваши пожертвования. Поддержите нас!
Пожертвовать
Прогноз погоды на 25 апреля 2024
Беседы с батюшкой. Священник Михаил Дудко. 23 апреля 2024
Литургия Преждеосвященных Даров 24 апреля 2024 года
Этот день в истории. 24 апреля
Церковный календарь 24 апреля. Мученики Прокесс и Мартиниан
Допустимо ли не причащаться, присутствуя на литургии?
— Сейчас допустимо, но в каждом конкретном случает это пастырский вопрос. Нужно понять, почему так происходит. В любом случае причастие должно быть, так или иначе, регулярным, …
Каков смысл тайных молитв, если прихожане их не слышат?
— Тайными молитвы, по всей видимости, стали в эпоху, когда люди стали причащаться очень редко. И поскольку люди полноценно не участвуют в Евхаристии, то духовенство посчитало …
Какой была подготовка к причастию у первых христиан?
— Трудно сказать. Конечно, эта подготовка не заключалась в вычитывании какого-то особого последования и, может быть, в трехдневном посте, как это принято сегодня. Вообще нужно сказать, …
Как полноценная трапеза переродилась в современный ритуал?
— Действительно, мы знаем, что Господь Сам преломлял хлеб и давал Своим ученикам. И первые христиане так же собирались вместе, делали приношения хлеба и вина, которые …
Мы не просим у вас милостыню. Мы ждём осознанной помощи от тех, для кого телеканал «Союз» — друг и наставник.
Цель телекомпании создавать и показывать духовные телепрограммы. Ведь сколько людей пока еще не просвещены Словом Божиим? А вместе мы можем сделать «Союз» жемчужиной среди всех других каналов. Чтобы даже просто переключая кнопки, даже не верующие люди, останавливались на нем и начинали смотреть и слушать: узнавать, что над нами всеми Бог!
Давайте вместе стремиться к этой — даже не мечте, а вполне достижимой цели. С Богом!