Канон. Музыкант Алексей Белов. Ч. 1

В новом выпуске программы - беседа с музыкантом, певцом и композитором, лидером группы "Парк Горького" Алексеем Беловым. Алексей расскажет о своем долгом пути к профессиональному успеху и еще более долгой дороге к Богу.

(Расшифровка выполнена с минимальным редактированием устной речи)

«Человек рожден для того, чтобы общаться с Богом» – эти слова старца Николая Гурьянова услышал и принял в свое сердце мой сегодняшний гость – музыкант, композитор, лидер группы «Парк Горького» Алексей Белов.

Алексей Белов – российский рок-музыкант, гитарист, певец, автор песен, продюсер, лидер группы «Парк Горького». Родился в Москве в 1958 году. Музыкой занимался с детства, в семь лет поступил в музыкальную школу, учился играть на скрипке, потом на баяне. Позже самостоятельно освоил гитару и с 14 лет начал играть в музыкальных ансамблях. В конце 70-х работал гитаристом в вокально-инструментальном ансамбле «Надежда», затем по приглашению композитора Давида Тухманова перешел в созданную им группу «Москва». В 1987 году стал одним из основателей рок-группы «Парк Горького». Вместе с остальными участниками группы он переехал в Соединенные Штаты Америки, где провел около 10 лет. После возвращения в Россию продолжил музыкальную деятельность. В 1999 году Алексей женился на певице Ольге Кормухиной, в 2000-м у пары родилась дочь. В настоящее время Алексей продолжает активную творческую деятельность: выступает и сольно, и в составе группы «Парк Горького», а также в дуэте с супругой; пишет музыку, участвует в кинопроектах в качестве композитора, выпускает пластинки. Сегодня Алексей Белов – гость программы «Канон».

– Рок-группа «Парк Горького» – это уникальное явление на советском и постсоветском пространстве. Того успеха, что достигли вы в Соединенных Штатах Америки, кажется, по сей день еще никто не достигал. Это и ротация на радио, и клипы на ведущих телеканалах, и успешные гастроли. Вы человек, прошедший испытание медными трубами; как Вы его прошли?

– Вы знаете, мы в какой-то мере были подготовлены к этому испытанию, потому что мы все пришли уже из очень известных коллективов, и так складывалась наша жизнь; она складывалась непросто при советской власти, потому что всякая интересная музыка не была в почете у власть имущих... Допустим, у нас с Николаем Носковым был коллектив, который назывался группа «Москва». Собственно, в основе репертуара коллектива лежали песни Давида Тухманова; в то время это был, наверное, самый прогрессивный композитор, особенно после его работы «По волне моей памяти». Чудо было, что мы вообще с ним встретились, что это случилось. А играли мы музыку в стиле... тогда это называлось Art Rock, а сейчас это называется (кто и какие названия только не придумает!) Progressive. В основе, кстати, лежали прекрасные стихи, из классики в основном. И сам по себе альбом было очень трудно записать. Мы сингл  записывали – нам три дня давали на сингл в фирме «Мелодия». Потом полгода ждали. Потом опять давали три дня на сингл. Потом мы опять ждали и опять добивали несколько песен. Выпустили альбом, который назывался «НЛО», он мгновенно разошелся бешеным тиражом. Мгновенно просто! И соответственно...

– …пришла популярность.

– Да, популярность, гастроли. И вот тут началось! Мы приезжаем в какой-нибудь город, там Дворец спорта. Ту аппаратуру, которая была тогда, сравнить с тем, что сейчас, просто невозможно... Во Дворце спорта две колонки с одной стороны, две – с другой, тем не менее в эти колонки залазил какой-нибудь человек из обкома партии с децибеллометром, сидел и весь концерт измерял там децибелы. Ну ладно децибелы, Бог с ним...  Я увидел, что известный гитарист Эдди Ван Хален  на концерте надевал гетры поверх джинсов. Мне тоже захотелось надеть гетры, выглядеть современно. В конце концов я надел гетры. Не помню, в каком городе мы были, но Давида Федоровича Тухманова – композитора, написавшего «День Победы», вызвали в обком и песочили как мальчишку за мои гетры. За гетры – это же предел маразма.

– Кошмар!

– У нас были концерты в Сочи, в большом концертном зале, который назывался «Фестивальный» (он до сих пор есть). Туда приехал замминистра культуры. А на той песне (как раз основная песня из альбома «НЛО») молодежь вскакивала на стулья и кричала: «НЛО!» Он посмотрел это дело, и нас запретили. Запретили совсем, просто совсем.

– На сколько лет?

– Пока не началась перестройка. Мы нигде не могли найти работу. Как группа мы распались, потому что сунулись в одно, второе, третье место – полгода прошло в мытарствах. Просто нам пришлось выживать в каких-то подпольных ночных ресторанах: и Носкову, и мне. Со мной работал Мазаев Сергей, мы вместе работали там, куда заходили только одни бандиты.

– …Потом «Парк Горького».

– «Парк Горького» уже потом появился. Уже наступила перестройка, без перестройки никакого «Парка Горького», естественно, не было бы, так бы это все и продолжалось.

– Но «звездной болезни» у Вас в «Парке Горького» уже не было?

– Ну да, нам уже отбили это место в организме, которое называется «звездной болезнью», мы уже несколько раз ходили вверх и вниз.

– Спустились на землю.

– С одной стороны, мы были вполне готовы как музыканты. Группа была собрана из разных музыкантов, но мы все друг друга давно знали, сто лет. Я помню, как пришел к Маршалу, он работал в гостинице «Украина»; а в свое время он работал в «Араксе», еще в таких же известных коллективах и тоже все эти мытарства прошел. Я говорю: «Саша, давай! Мы там собрались все». Мы уже фактически заканчивали демо с Носковым – то, что стало потом основой «Парка Горького». И Маршал говорит: «Что-то верится с трудом. Ну ладно, давай последний раз попробуем». Пришел тогда и помог спеть бэки на то, что мы уже записали. И вот это демо помогло очень сильно.

– Быстро…

– Да, оно привлекло огромный интерес, потому что было очень крепко сделано, современно, мы пели на английском языке.

– Ну а попав в Америку, Вы все-таки, наверное, морально-то не были готовы к тому, что успех в Америке придет?

– Мы очень просто к этому относились. Мы относились как-то... я не знаю... как к ветру, который дует на улице. Наверное, мы даже слишком небрежно к этому относились, потому что иногда вели себя совершенно как дети. Были случаи, когда можно было гораздо более внимательно, бережливо относиться к тому, что у тебя было. А мы – так, шаляй-валяй, знаете.

– Этому вас и научила Америка?

– Нет, мы туда приехали такими.

– А какой опыт вы вынесли из Америки?

– Многогранный опыт. Первый раз, когда мы приехали (это был 1988 год), мне приходилось давать интервью на разных ведущих телеканалах, утренних (утренние телешоу у них там самые популярные). Меня спрашивали всякие глупые вопросы, я на них отвечал, опровергая их мнение о том, что у нас тут медведи ходят и все прочее. И они видели молодых людей, которые выглядели так же, как они, играли такую же музыку и современны. Умеют разговаривать.

– Мыслят современно.

– Вот-вот. Это произвело определенный эффект. Первый был, конечно, такой легкий культурный шок, потому что, во-первых, мы не из той России, которая сейчас. Из той России, которая сейчас, вы поедете куда-нибудь и особенной разницы-то не заметите. Мы часто путешествуем, и для меня (я поэтому и песню написал «В Москве жить», у которой сейчас новый сингл вышел) что Барселона, что Берлин, что Париж, что Лондон, что Новая Москва... Никакой разницы нет, даже внешне. В Москве энергия даже гораздо сильнее. Эти 20 миллионов людей такую кашу тут варят, что это чувствуется.

Ну а так, конечно, мы приехали из Советского Союза, который просто внезапно так открылся… И все это получилось. Сначала был такой культурный шок, потом было время изучения. А потом, знаете, мы все-таки были очень заняты самой работой, самой музыкой. Нам все время приходилось что-то новое делать, что-то доказывать, изучать и записывать. Очень много приходилось изучать всего. Наверное, главным положительным результатом было то, что мы вынесли оттуда фантастический профессиональный опыт, который невозможно нигде получить. Сейчас легче, сейчас многое в Интернете есть, но это не совсем то. Ты работаешь в студии с продюсером, который продюсирует Aerosmith, Bon Jovi, AC/DC, Scorpions, Van Halen, The Cranberries  (и еще сорок таких имен)… Понимаете, он все это прошел, и он с тобой работает на равных.

– И делится этим опытом.

– Да, отчасти он, конечно, делится опытом, но поскольку работа быстрая, то ты просто как бы живешь в этой атмосфере. Там нет никаких скидок на то, откуда ты приехал. Из Африки ты или из России, ты должен быть таким, как они, не хуже. Но еще очень важно: ты должен быть самим собой. Если не будешь самим собой, если «Парк Горького» не будет звучать как «Парк Горького», а будет звучать как какой-нибудь там, не знаю... ну, по тем временам, образно говоря, Ван Хален... то это никому не нужно.

– Пародия какая-то получится.

– Да. Ты должен быть самим собой, индивидуальностью. Ведь в то время из нашей страны все поехали делать записи на английском языке. Все: и «Машина времени», и все-все группы, которые были у нас, все пытались что-то такое записать. Мы – в числе всех, но по-своему, образно говоря. И у нас была задача... У нас был довольно большой репертуар, и на каком-то этапе мы выбросили оттуда все, что было похоже на кого-то. И, наоборот, добавили то, что, казалось, поможет нам звучать индивидуально.

– Люди, с которыми Вам довелось поработать, это же для многих является эталоном удачи, эталоном счастья, наверно. На них смотрят и верят, также идут за своей «американской мечтой». А вот внешние атрибуты успешного человека делают его счастливым?

– Разные были люди. Вы знаете, совершенно разные. Мы три дня прожили дома у Джона Бон Джови – известная личность. Мы записывали песню «Мир в наше время», которую они с гитаристом сочинили, она попала к нам в альбом. Джон даже нам подпевал, там слышно его голос. Это человек одного плана. Он такой весь: поглощен своим величием, что ли. У него в столовой, где мы ели, черные стены из блестящего пластика, и они все завешаны платиновыми дисками.

А в Лос-Анджелесе мы несколько лет очень близко дружили с величайшим музыкантом современности – Фрэнком Заппа... Но он относился к нам как отец. Вы знаете, мы приехали туда (мы сначала жили в Нью-Йорке, а через два года переехали в Лос-Анджелес) и никого не знали. И вдруг звонок от Фрэнка (а познакомились мы здесь, в России): «Привет, вот у нас завтра торжество, приезжайте». Мы приехали. И так он нас все время приглашал: на все праздники или когда он заканчивал какую-то интересную новую работу (либо симфоническую, либо этническую, либо еще какую-то). У него дома можно было встретить Чарльза Стоуна или еще кого-нибудь. О Фрэнке Заппа легенды ходили невероятные, фантастические! Он ведь собирался баллотироваться в президенты, но умер от рака. Я думаю, не просто так.

И вот этот человек был совершенно простой, абсолютно! А некоторые боялись даже его имя произнести. Мы знали людей из разных компаний, производивших музыкальные инструменты: «Ух! Заппа!» А для нас, понимаете, он был как отец... Он болел раком, и иногда я ему звонил. Он говорил: «Ну, приезжай». Понимаете? Мы сейчас очень заняты, у нас время скомпрессированное, и оно ведь компрессируется вне зависимости от нас, а просто от того образа жизни, который нас окружает, от работы, от всего. Это само как-то происходит, и у тебя становится все меньше и меньше времени, чтобы вздохнуть. У него так же было, тем не менее каждый раз он находил время. Он показал такую человечность...

– Несмотря на все величие.

– Да-да! Я помню: когда он умер, едет перед нами грузовик, а сзади – «Заппа жив!» вместо номера. Понимаете? И много разных людей мы встречали. Все они разные, и каждый по-своему отражал, наверное, то, что ему досталось, через что он прошел.

– Вот Вы сказали о том, что Фрэнк болел раком – и, наверное, не просто так. Вот это осознание того, что все не просто так, к Вам тогда пришло? В Америке?

– Мне давно приходило. «Не просто так», – я сказал по той причине, что в Соединенных Штатах (это известная история, Вы можете найти в Интернете) клан Рокфеллеров занимался программой управляемого рака, и неожиданно умерло двенадцать президентов разных стран. Недавно Уго Чавес умер. Управляемый рак. Оказывается, им можно управлять и заражать кого-то. А Фрэнк собирался баллотироваться в президенты... Мы его спросили: «Фрэнк, а как же ты будешь баллотироваться? Смотрите, у них там миллионы долларов...» А он говорит: «Ну так им нужно себя рекламировать, а мне не нужно, меня и так все знают». Я думаю, просто убрали, почему я и сказал: «Не просто так». Ну конечно, не только это. Ведь все равно все от Бога зависит, и Он посылает одним одно, другим – другое.

(Звучит песня «Говори, не молчи» в исполнении Алексея Белова и Ольги Кормухиной.)

Смотрите ровно через одну неделю:

«Погибали мои близкие люди, друзья, какие-то талантливые музыканты, молодые совершенно. Они тоже меня наводили на мысль. Так вот, в 1998 году первый раз в жизни я попросился на исповедь. Я описываю это ощущение так, как будто бы в меня влетела тысяча солнц. Единственное, что я мог сказать: «Так вот Ты какой, Господи!»

«На Эвересте, наверху – огромное кладбище людей, которых никто не хоронит. Они полезли туда, видимо, без инструктора, проводника, который много раз там побывал. Но духовный Эверест намного сложнее и опаснее, понимаете? Он все-таки связан с вечностью».

 (Продолжение следует.)

Ведущий Александр Крузе

Записала Людмила Ульянова