Канон. Музыкант Алексей Белов. Ч. 2

Продолжение беседы с музыкантом, лидером группы "Парк Горького" Алексеем Беловым. Он поделится своими воспоминаниями о старце Николае Гурьянове, который был духовным отцом Алексея и его супруги Ольги Кормухиной.

– Сегодня мы продолжим беседовать с лидером группы «Парк Горького», музыкантом Алексеем Беловым.

Какая цепочка событий привела Вас к вере?

– Очень длинная цепочка, масса всяких событий. Мои духовные и псевдодуховные эксперименты.

– Многие люди во времена перестройки искали себя таким образом. А вот когда Вы нашли дорогу? А помните первое Причастие?

– Первое Причастие, естественно, помню. Но ему предшествовало много всего. Масса автокатастроф, в которые я попадал, – они тоже меня наводили на мысли. Погибали мои близкие люди, друзья, талантливые музыканты, совсем молодые уходили из жизни. И вот так в 1998 году первый раз в жизни я попросился на исповедь – будучи в России. И наш тогдашний российский менеджер группы, Андрей Большаков, очень известный музыкант, отвез меня за город, в деревню под Дмитровом. Там никого не было, только я и отец Анатолий.

Я целый час ему исповедовался, меня трясло. И когда я закончил исповедь, он положил епитрахиль мне на голову, стал читать молитвы, и я увидел огонь, который прошел через меня как лифт. Но он не похож был на огонь как в костре, а как плазма какая-то. И вот эта страшная гора камней, которую я уже к 40 годам накопил, куда-то вдруг исчезла. А священник изменился в лице, стал смотреть как будто сквозь меня и начал говорить вещи, о которых я ему не говорил, ему Господь открыл. И все это потом произошло. Одна из тех вещей, которые он сказал: «У тебя есть суженая, но ты пока не готов ее встретить».

И через несколько дней у него же я первый раз причастился. Я пришел на службу, а толком не знал о глубине этого таинства. Тем не менее после исповеди вся гора камней ушла. Я смотрю – люди идут к Чаше, я тоже пошел, проглотил Святые Дары, вышел на улицу, служба еще продолжалась минут пятнадцать. Мне захотелось присесть, было пасмурно, начало весны, тем более за городом, там довольно грязно. Я присел (не помню, сколько времени прошло)  – и вдруг… я описываю это ощущение, как будто в меня влетела тысяча солнц сразу.

Такое вдруг внутри состояние наступило, что передать его невозможно. Я сидел, раскрыв рот до ушей, и единственное, что мог сказать: «Так вот Ты какой, Господи! Это все – правда! Это не бабушкины легенды, сказки». И я чувствовал себя пятилетним ребенком, до краев наполненным счастьем, вспоминал свое детство, когда я с папой выходил на улицу в Москве, мимо шла демонстрация, он покупал мне шарик, и я был счастлив бесконечно, меня ничто не волновало – ни курсы валют, ни политика, ничто. И вот я переживал точно такое же состояние.

– Оно быстро прошло? Это состояние сложно удержать.

– Как тогда, не могу сказать, но это запомнилось навсегда. И потом в Америке произошло то, о чем мне сказал этот священник. После этого я уже решил полностью изменить образ жизни. У меня была записная книжка, я ее просто выбросил, многие контакты просто обрезал. Моя жизнь, наверно, стала похожа на жизнь монаха. Единственное, что я ездил на гастроли. И мне очень нравилось молиться – много-много, я просто упивался тогда молитвой, сейчас мне гораздо труднее. Но тогда вот эта призывающая благодать действовала. Я мог два раза в день прочитать Богородичное правило, не заметив этого.

– А в духовном смысле Вам сложнее стало в профессии? Один путь другому не мешает?

– Нет, абсолютно. Наоборот, мне Господь помогал. Во-первых, было огромное количество чудес всяких. Потом я начал молиться: «Господи! Когда я буду готов, Ты мне пошли суженую!» Год, два, три – неважно, сколько ждать. И потом мне очень захотелось увидеть старца. Я прочитал жития святых… Понимаете, одно дело – слушать музыканта в записи или, я бы даже сказал, слушать, как о нем тебе истории рассказывают, другое дело – увидеть его, увидеть, как он играет.

– И как Вы встретили старца?

– Во-первых, куда бы мы ни ездили, я везде заходил в монастыри и спрашивал: «Старцы есть у вас?» Мне отвечали: «Старики есть, старцев нет». Потом я узнал, что на тот момент, как мне сказали, было три старца: отец Иоанн (Крестьянкин), отец Кирилл (Павлов) и отец Николай Гурьянов. Вот об отце Николае мне сказали, что он самый-самый такой старец, к которому посылают и отец Иоанн (Крестьянкин), и отец Кирилл (Павлов). Отец Николай Гурьянов живет на острове, и он – как Серафим Саровский.

Я стал встречать людей знакомых, которые говорили: «Мы тебя отвезем!» И исчезали. Исчезали, и все. И вот однажды меня пригласили в Данилов монастырь на службу перенесения мощей Саввы Сторожевского. Я пришел, а человек, который меня пригласил, не пришел. Я уходил, и голос попросил меня вернуться назад. Я сопротивлялся, но вернулся. И у храма меня окликнула Ольга: «Алексей?» Говорю: «Да». «Белов?» – «Да» – «Парк Горького?» – «Да». – «Меня зовут Оля Кормухина».

– Вы ее знали уже тогда?

– Мы не были знакомы. Я знал, что такая певица есть, и даже интересовался… Когда мы первый раз, пять лет спустя, приехали в Россию – в тур в 1994 году, меня ужасал весь музыкальный материал, который шел из динамиков по радио везде. Я просто закрывал уши: отрава, конкретный яд просто лился в душу. И я тогда спросил: «Вот мы уезжали, появилась певица; куда она делась?» Мне разные вещи рассказывали. Кто-то говорил, что она в монастырь ушла, кто-то – что она еще куда-то исчезла. А тут я смотрю: вроде на монашку не похожа. Вот так мы познакомились.

– Но Вы тогда не поняли, что это та самая суженая?

– Я не понял. Но я почувствовал, когда мы решили пойти кофе попить, что я встретил какого-то близкого-близкого человека, такое тепло внутри было. А когда мы сели пить, разговорились и каким-то образом я коснулся того, что хотел встретиться с отцом Николаем Гурьяновым, Ольга вдруг говорит: «Это мой духовный отец». Я: «Отвези меня к нему». Она: «Отвезу. Но надо взять благословение». И тут же позвонила одной женщине, чтобы она пошла взять благословение у отца Николая, и погоды попросила. Женщина перезвонила ей через полчаса и сказала, что отец Николай благословил и сказал: «Погода будет». Когда мы поехали туда, это был уже сентябрь, в Москве было +11, а на острове было до +26 все четыре или пять дней, сколько мы там были.

– И как вас встретил отец Николай?

– С нами приехали еще двое людей – один певец с администратором. И когда мы ехали, они говорили: «Нам только увидеть его, и мы побежим – дела, дела…» Мы вылезли из лодки и пошли к храму. Вдруг видим: у храма стоит отец Николай в сером подряснике и с посохом – причем посох архиерейский – и смотрит... Когда он на меня посмотрел, мне страшно даже стало – такое впечатление, что он увидел человека, изрубленного на куски.

Потом он певцу говорит: «Подойди ко мне». И пропел что-то, тот повторил. Отец Николай говорит: «Вот-вот, так и пой». Потом оборачивается к его администратору и говорит: «Ты что такое задумал? Пить, курить, что-то еще такое… Смотри мне! Зубы тебе выбью!» А потом похлопал его по щеке: «Сынок, ничего, не испугался? Ну ладно. Ну, у вас времени нет, езжайте; ангела-хранителя вам в дорогу».

– Старца ведь сразу не поймешь, наверно, да? Что он имеет в виду…

– И они уехали. На следующий день этот певец позвонил Ольге и сказал, что его администратору в Москве выбили зубы. А когда прошло три года, мы опять встретились на благотворительном концерте, он сказал Ольге, что на самом деле отец Николай спас его, потому что у администратора были мысли об убийстве.

– Ничего себе!

– Вот так, да. Администратор, видимо, признался ему, когда зубы выбили.

– А что отец Николай Вам сказал при встрече?

– Сначала, когда я на него смотрел, мне казалось, что я не видел глаз, а видел только яркое-яркое синее небо. Это первая встреча с ним, которая запомнилась. Потом я уже пригляделся, потому что мы много-много раз ездили к нему.

– Он стал Вашим духовным отцом тоже?

– Да, поскольку он был духовным отцом Ольги. В тот вечер, когда мы первый раз пришли, он вдруг благословил нас венчаться, хотя мы за этим не ехали и этого не ожидали, мы даже перепугались.

– Вот они, слова старца.

– У меня папа был смертельно болен, я его о нем просил. Я читал Богородичное правило тогда – просто так мне захотелось. А Ольга спросила отца Николая: «Батюшка, а у меня есть какие-нибудь небесные покровители?» Он отвечает: «Есть, есть». И перечисляет ей тех, кому она читала акафисты. Она-то уже давно к нему ездила, а я-то первый раз у старца, мне тоже было интересно спросить, говорю: «Батюшка, а у меня есть там, на небесах, покровитель?» Батюшка отвечает: «Есть». Я спрашиваю: «Кто?» А он вдруг сделался таким строгим, начал креститься и запел: «Заступнице усердная, Мати Господа Вышняго…» И я заплакал, потому что не ожидал, контракт не подписывал на чтение Богородичного правила.

– Как Вы считаете, человеку вообще нужен духовный отец? Или достаточно просто исповедоваться у священника? В чем разница?

– Обязательно нужен. Я со многими людьми разговаривал на эти темы, и многие люди не понимают самой сути вот этой духовной субстанции, в которой мы живем. Люди любят говорить о разных вещах – о квантовой механике, о квантовой физике, о каких-то очень сложных вещах, не понимая того, что духовную физику не соизмерить ни с чем, она гораздо сложнее всего, что у нас есть в этой жизни. Вот мы идем чем-то заниматься… Допустим, пошел человек заниматься спортом (боксом, например), он пытается найти себе хорошего тренера. Если он себе его не найдет, то на первом же соревновании его просто уложат на ринге; может, он даже получит сотрясение, после которого уже ничего не сможет делать.

Вот человек лезет на Эверест – наверху на Эвересте огромное кладбище людей, которых никто не хоронит, из Европы, из Америки, отовсюду, да и русские там есть, они просто лежат там и лежат. Они полезли туда, видимо, без какого-то инструктора, проводника, который много раз там побывал, спокойно зашел туда и вниз спустился. Но духовный Эверест намного сложнее и опаснее, он все-таки связан с вечностью. Рано или поздно в нашей жизни наступит этот Рубикон, который нам придется перейти, вот этот водораздел самый серьезный. И что тогда? Как в трусах в Антарктиду, получается.

В Лос-Анджелесе есть одна смешная черта. Вообще там целый год одна и та же температура фактически, летом пожарче, зимой попрохладнее, но так около +20, но вдруг неожиданно – раз! – и +5 (и даже чуть ли не 0, и даже на газончиках виден легкий иней). Но что интересно: вы едете или идете по городу, вдруг видите человека в пальто. Ну, в плюс пять, конечно, пальто нормально… Но понимаете, что этот человек из Европы, то есть не из Америки и не из Лос-Анджелеса. Но все остальные ходят в шортах и майках. Плюс пять или ноль – в шортах и майках все равно, ничего не меняется. Они не верят, что может быть действительно холодно, это как-то у них изжито из организмов. Такого человека могут взять и отправить в Антарктиду, и он так в трусах и майке и полетит туда. Там уже поздно будет.

Но если в Антарктиде можно еще попрыгать минут пять, пока ты совсем не замерзнешь, то когда душа полетит в вечность, ничего изменить будет нельзя, даже попрыгать не удастся, ни пять минут, ни минуту, нисколько. Яркий пример, когда у меня на руках умирал отец, это было буквально через десять дней после того, как мы первый раз побывали у отца Николая. Отец мой болел раком, он был очень тихий, спокойный человек. Вдруг вот это наступило, и он увидел другой мир, увидел бесов, которые пришли за его душой. Он очень испугался, стал махать руками, а я его обнял и ничего сделать не могу – у меня было полное ощущение, что открылась какая-то бездна.

Если мне до этого удавалось прочитывать по два Богородичных правила или много всяких других молитв, то тут невозможно ничего – эти существа сковывают волю, и молитва идет как из тюбика, который уже засох. Я ничего не мог сделать, у меня было ощущение, что мои молитвы – это как чашка теплой воды для холодной горной реки. Я не знал, что делать, чем отцу помочь. А он отмахивался, потом терял сознание, потом опять отмахивался, и такой ужас в глазах был – не передать. Холод в комнате был страшный. И я как заору: «Отец Николай, помоги!» И такой был звук, как будто сдвинули огромную невидимую плиту, и еще было такое движение воздуха, как будто поршень гигантский…

Вдруг мир наступил. Причем это было мгновенно – не то что минута прошла, нет, а меньше секунды, и вот это все случилось. И папа затих. И мир такой… Я пытался опять дергаться, молиться и чувствую: прямо мир непоколебимый. Врачи приехали, говорят: «Уже все, остались считанные минуты».

– А Вы с отцом Николаем потом обсуждали это?

– Да. Я потом расскажу Вам. А тогда мама пришла, я все сидел – внутри был потрясающий мир. И я когда положил отца, у него открылись глаза. И в глазах у него был такой восторг, который я никогда не видел в жизни: ни в кино, ни у детей, ни у младенцев – ни у кого. Такого восторга на земле не существует. Из глаз лучился свет, похожий на радугу, но не разноцветный, а серебристо-золотистый – он мягко исчезал в воздухе, как бы искрясь. Я смотрел долго-долго отцу в глаза и закрыл ему глаза. Как у человека невосторженного, который умирает от рака, может быть такой восторг?

Я все понял, что произошло. Приехал в очередной раз на остров – а батюшка выходил к людям, мазал их, потом читал стихи и уходил; и тут он подошел, помазал всех, пошел, и я крикнул: «Отец Николай!» Он остановился, как бы вполоборота смотрит на меня. Я ему говорю: «Спасибо Вам за папу». У него глаза в этот момент превратились во вселенную – знаете, такое ощущение, что вся вселенная в них отразилась. Он кивнул и пошел.

– Удивительно, такой опыт не каждому дается.

– Потом мы узнали, что это было много раз, что у батюшки от Господа была такая власть людей отводить… Даже когда человек умирал, он приходил к нему, говорил: «Ты не бойся, сейчас тебя за ручку сам Серафим Саровский поведет». И люди у батюшки в окне Серафима Саровского видели несколько раз.

– Этот старец изменил Вашу жизнь и жизнь многих людей. Ведь он же и имя Вашей дочери дал.

– Да, еще до зачатия дал. Когда Ольга беременная была несколько месяцев, она все боялась – ее врачи пугали. Мы приехали на остров, батюшка не выходил, но выходили его келейницы. И батюшка Ольге передал икону, тогда она спросила: «А когда ее крестить?» Он сказал: «Как из больницы выйдете, сразу крестите – на следующий день». Мы едем в поезде, и Ольга говорит: «Я точно знаю день, когда рожу». Спрашиваю: «Когда?» Она отвечает: «Второго мая». – «А почему?» – «А вот празднование Иверской иконы Божьей Матери будет 2 мая». Она родила между вечерней и утренней службой 2 мая.

– Ничего себе!

– И когда она вышла из больницы, на следующий день поехали крестить, в этот день была память мученика Анатолия.

– Таких совпадений не бывает.

– Ну да.

– Алексей, спасибо Вам за эту встречу. На самом деле вопросов к Вам очень много было; я надеюсь, что у нас с Вами еще будет возможность пообщаться. Вы поделились сегодня удивительным опытом с нашими телезрителями. Мы благодарим Вас за встречу. И приготовили для Вас небольшой подарок. Мы хотим подарить Вам образ Покрова Пресвятой Богородицы.

– Спасибо.

– Спасибо Вам за Вашу музыку, за Ваше творчество. Передавайте привет Вашей супруге, дочери Анатолии.

– Хорошо. Спасибо.

– Да хранит Вашу семью Господь! И всего Вам доброго.

– Спасибо!

Ведущий  Александр Крузе

Записал Игорь Лунёв