Канон. Композитор Андрей Микита. Часть 2

Вы увидите продолжение встречи Александра Крузе с Андреем Микитой. Композитор расскажет о нашумевшем проекте, в котором принимали участие Российский Национальный оркестр, Синодальный хор и хор афонских монахов, а «вдохновителем» которого стал рок-музыкант Борис Гребенщиков. Это проект «Семь песен о Боге». Также Андрей Иштванович поделится радостью от премьеры одного из последних своих творений - мистерии «Князь Владимир», проходившей на Валааме. В программе прозвучат отрывки из названных произведений.

– Сегодня мы продолжим беседу с известным церковным композитором Андреем Микитой.

Андрей Микита – композитор, пианист, педагог, музыкальный общественный деятель. Родился в Ленинграде в 1959 году. Окончил Ленинградскую и Московскую консерватории по классам фортепиано и композиции. С 1989 года член Союза композиторов. В современной музыке является одним из создателей эстетической концепции под названием «новый сакральный романтизм», в котором открыта эмоциональность, направленная на раскрытие религиозного содержания. Концепция основывается на технологических и композиционных достижениях XX – XXI веков. Является автором более 50 православных богослужебных песнопений и множества концертных сочинений христианской тематики. Является председателем музыкального объединения «Современная традиция» Союза московских композиторов. Сочинения Андрея Микиты исполняются в крупнейших концертных залах мира. Андрей Иштванович сотрудничает с ведущими коллективами и дирижерами нашей страны, среди которых Российский национальный оркестр, Государственный академический симфонический оркестр России имени Е.Ф. Светланова, Государственный академический русский хор имени А.В. Свешникова, Московский Синодальный хор и многие другие. В 2009 году совместно с митрополитом Илларионом Алфеевым создал интернет-сайт «Церковный композитор». Является членом жюри нескольких международных композиторских и музыкально-просветительских конкурсов. Доцент Российской академии музыки имени Гнесиных.

– Не могу не спросить о Вашем нашумевшем проекте «Семь песен о Боге». Могли бы Вы немного рассказать телезрителям о нем? Почему эта музыка связана с творчеством рок-композитора Бориса Гребенщикова? Это было вдохновение?

– На самом деле, всё сложилось довольно случайно. Был 2012 год, праздновалось сорокалетие группы «Аквариум», и к моему другу, руководителю Синодального хора Алексею Пузакову, обратились люди из круга Гребенщикова: «А не сделать ли кавер-версию песни, которую исполнит хор?» Он обратился ко мне, я говорю: «Давай попробуем». Так получилось, что мой друг Михаил Плетнев дал свой оркестр на запись этой песни, а это выдающийся оркестровый коллектив.

– Он сам вдохновился творчеством Бориса Гребенщикова?

– Так сложилось, что Синодальный хор спел, оркестр Плетнева сыграл, а я сделал не просто аранжировку – там более глубокая переделка. Но песня узнается, весь текст сохранен. Мы сделали запись. Это была песня «Сокол», которая очень многомерна по смыслу. В общем-то, она религиозная, но там нет прямых слов о Боге – все очень символично. На Пасху 2012 года песня была выложена в рамках проекта празднования сорокалетия группы Аквариум. И вдруг – шквал откликов, просмотров, десятки тысяч прослушиваний, что для русской музыки совершенно не характерно. Мы с Алексеем Пузаковым поняли, что это очень востребовано, то есть многие люди вообще не слышали, как звучит хор, тем более – оркестр. Они писали в своих комментариях в интернете о прекрасном звучании. Мы поняли, что этот проект может стать миссионерским – с христианской точки зрения и с культурной. Люди, которые никогда бы не пришли в филармонию, могут услышать такую музыку. Мы связались непосредственно с Борисом Борисовичем, рассказали о проекте, он сказал, что ему это лестно. Потом отобрали песни, согласовали, и дальше его участия никакого не было. Материал сложился в определенный сюжет – ораторию, и в Большом зале консерватории состоялась премьера. Была очень странная публика, потому что приходили филармонические меломаны и…

– Хиппи?

– Нет, те люди, которые были хиппи, сейчас стали уважаемыми людьми. Самое интересное, выяснилось, что многие люди, которым было близко творчество Гребенщикова в советское время, стали священниками. На концерте было несколько десятков священников, которые во время оратории подпевали и хлопали. Получился очень необычный проект, как выяснилось, востребованный, имеющий обширный состав: кроме академического хора и оркестра были два солиста и ансамбль византийского пения, который выступал как контраст. Еще с Афона приезжал ансамбль греческих монахов. Это довольно дорогостоящий и сложный в организации проект, но тем не менее он реализовался уже пять раз при всех этих затратах, которые явно не окупаются.

– Может быть, Вам стоит поднять наших российских композиторов в ранг академических и попробовать взять ту же «Машину времени» или «Наутилус Помпилиус»? Попробовать пройтись по року?

– Я думаю, что я путь проложил, теперь пусть кто-нибудь другой попробует. Я тоже могу писать красивые мелодии, и мне кажется, что этот проект в моей жизни состоялся, а для других это будет действительно востребованным направлением.

– Может быть, Ваши студенты продолжат, глядя на Вас? Исправят ошибки нашей эстрады, если такие есть?

– Да, будем надеяться!

– Хочу спросить Вас о проекте МОСТ? Что это за организация?

– МОСТ – это аббревиатура: музыкальное объединение «Современная традиция». Его появление связанно с тем, что в начале XXI века в академической среде среди композиторов сложилась своеобразная ситуация: основным трендом были перепевы старых западных авангардистских технологий, эстетики и т.д. А люди, которые искренне писали музыку, связанную с русской традицией, то есть продолжали линию Рахманинова, Свиридова, считались ретроградами, говорили, что такая музыка – удел стариков. Многие молодые композиторы хотели придерживаться традиций, а им просто не дали дороги, их осмеивали. Поскольку, благодаря моей церковной деятельности, я естественным образом находился в традиционалистском русле, мне удалось организовать союз композиторов– единомышленников, который стал неожиданно очень популярным: там были люди пожилого возраста и молодые студенты. Этот союз стал помощью для композиторов, они поняли, что можно писать красивую, естественную, традиционную музыку, и если ты талантлив, то она будет все равно новой. Как бы ты ни хотел подражать Свиридову, ничего не получится, потому что свою личность никак не уничтожишь. Без ложного пафоса я могу сказать, что среди академических композиторов был какой-то прорыв. Сначала было неприятие, насмешки и т.д. А сейчас это естественное течение среди прочих.

– Вы помогаете эти проекты реализовывать?

– Да, в меру своих сил. Главное, что люди раскрепостились и не стесняются написать. Дело в том, что в начале XXI века написать мелодию в академической музыке считалось ретроградством, старались исказить красивую гармонию. Самая вопиющая для меня вещь, например, концерт для четырех дрелей с оркестром: дрели на разных скоростях выдают разные звуки, из которых можно делать аккорды. Ради новизны и эпатажа люди идут за пределы музыки и искусства, имеющих свои границы.

– Вероятно, это веяния Штокхаузена.

– Мне кажется, что эта ветвь на Западе дошла до своего естественного конца. Буквально год или два назад в Кёльне был авторский вечер Штокхаузена в зале, рассчитанном на тысячу человек, а пришло всего двадцать. То есть все, кто знаком с музыкой, слышали фамилию Штокхаузена, а реально пришло послушать двадцать человек, и это, собственно, показатель.

А у нас это считалось догмой. Хорошо, что удалось пробить эту брешь в психологии, прежде всего, молодежи, и сейчас появляются очень талантливые молодые композиторы, которые находятся в русле традиции, но творят по-другому, и ты никогда не скажешь, что это повтор. Это действительно совершенно новая, необычная музыка, там есть мелодия, гармония и ее приятно слушать.

– Есть пути развития академической музыки? Борис Борисович говорит, что рок-н-ролл мертв, академисты считают, что после Дмитрия Дмитриевича Шостаковича классика тоже умерла. Есть все-таки куда двигаться?

– Да. Я думаю, что такие мысли посещали людей из века в век. После Баха и Моцарта тоже говорили, что все закончено. Я думаю, что идет непрерывный процесс, идет естественное обновление.

– В конце июля на Валааме состоялась премьера Вашей мистерии «Князь Владимир». Могли бы рассказать об этом событии и об этом произведении?

– Я должен сказать, что я благодарен Богу за свою известность, мне сейчас заказывают музыку. Большинство композиторов пишет, в общем-то, для себя, а потом они пытаются это реализовать в оркестре, в театре и т.д. Мистерия – это заказ, связанный с празднованием тысячелетия со дня преставления князя Владимира, она была сделана для фестиваля, который проходил на Валааме. Это была довольно трудная задача: в фестивале принимали участие самые разные хоровые коллективы из Сербии, Греции, Грузии, Украины. Мое произведение должно было объединить все коллективы, причем желательно было показать индивидуальность каждого народа, например, манеры пения – сербской, грузинской и т.д. Для меня это была очень интересная попытка соединения полифонии грузинского пения с византийским. При этом был сюжет, так как в произведении есть текст времен князя Владимира, принадлежащий перу митрополита Киевского Илариона – «Слово о законе и благодати». Как мне кажется, я свою задачу выполнил.

– Мистерия – это не просто хоровое пение с оркестром? Что она включает в себя? Это еще отголоски творчества Скрябина?

– Мистерия – это не статичный жанр. Это разнородное произведение, там есть русский народный ансамбль, гусли, жалейки. Это что-то среднее между ораторией и оперой. Плюс мистерии в том, что там есть сочетание, например, русских гуслей и грузинского пения – я бы сказал, очень немыслимое сочетание. Я просто не нашел другого слова, кроме как мистерия, потому что там присутствуют очень разнородные элементы, которые отражают историю, и в конце они сливаются в нечто единое, и все поют гимн князю Владимиру. Когда он исполнялся на Валааме, я хотел, чтобы этот гимн пели и люди, которые слушают, но в это время пошел дождь, и все были заняты зонтиками и плащами. Но 19 августа на праздник Преображения Господня мистерия была исполнена в Ярославле, в филармонии, и там я заставил публику спеть гимн князю Владимиру.

– Что бы Вы могли посоветовать молодым композиторам как доцент одного из лучших музыкальных ВУЗов нашей страны?

– Я бы посоветовал быть естественными, прислушиваться к себе и иметь в виду, что занятие композиторской деятельностью, в принципе, довольно мучительное. И если ты избрал свой путь, и ты действительно композитор, то отдача может произойти не скоро. Лично у меня она произошла после 50 лет.

– Как понять, есть ли у тебя талант?

– Надо, во-первых, верить в себя, во-вторых, есть какие-то знаки таланта. И третий момент – ты без этого просто не можешь. Я помню, когда я был в армии, на какой-то праздник нас повели в Дом культуры. Там я сразу нашел помещение, где есть пианино. Я сыграл несколько аккордов и понял, что за это я готов отдать всё. Складывается у тебя или нет, ругают тебя или нет, если у тебя есть чувство, что ты без этого не можешь, то тогда, наверное, это талант. Но при всем даре, который тебе дан Господом Богом, надо уметь это реализовать, то есть надо уметь обращаться со звуками и инструментами.

– Помимо этого, еще нужно быть разносторонне развитым человеком, черпать отовсюду?

– Безусловно. Прежде всего, нужно быть связанным со своей историей, Родиной, культурой, потому что, как бы мы ни хотели, из культуры «вырваться» нельзя. Пока мы говорим на русском языке, мы – русские. Почему на Украине так борются за русский язык? Потому что язык, музыка – это очень важно. Например, если мы живем музыкой Чайковского, Глинки, то на этом может всегда прорости что-то свое, родное.

– Андрей Иштванович, я от всей души благодарю Вас за эту встречу. Желаю Божией помощи в реализации всех Ваших творческих проектов и задумок. Желаю крепкого здоровья Вам и Вашей семье. Храни Вас Господь!

 

Автор и ведущий: Александр Крузе
Расшифровка: Людмила Моисеева