Читаем Добротолюбие. Выпуск от 31 декабря

Курс ведет священник Константин Корепанов.

Мы продолжаем читать «Наставления» преподобного Марка Подвижника. Начнем сегодня с девяносто четвертого абзаца (из «Двухсот глав о духовном законе»).

Малые грехи дьявол представляет в глазах наших ничтожными, потому что иначе не может он ввести в грехи большие.

Это, в принципе, всем понятно. И не понятно никому. Всем понятно потому, что, наверное, трудно найти человека в православной традиции, который не знал бы сюжета про некоего монаха. Тот от уныния очень хотел совершить какой-нибудь грех. Дьявол ему предлагал: «Вот можно соблудить, можно убить человека, которого ты ненавидишь». Но монах отказывался, понимая, что это смертные грехи и что возможности покаяться у него не будет. Тогда дьявол предложил ему просто пойти и выпить: «Грех невинный, радостно, весело проведешь время и вернешься обратно». Монах поверил, пошел выпил, потом соблудил, а потом и убил. Таким образом, он совершил большие грехи и даже в большем количестве, но только потому, что нашелся грех, который он считал ничего не значащим.

В этой иллюстрации свидетельствуется мысль, тоже Средневековью очень хорошо известная: дьявол прячется в мелочах. Именно маленькие отклонения от нормы, которые мы вменяем ни во что и сильно этим не заморачиваемся (подумаешь, пустяк какой!), и приводят к большим грехам. Если бы мы не позволяли себе делать маленькие грехи, у нас никогда не было бы больших.

Это, например, одна из тех странных причин, последствия которых всем хорошо известны. Люди часто изнемогают, жалуются на то, что в их духовной жизни ничего хорошего не происходит: они как грешили, так и грешат, как говорили на исповеди о своих грехах, так и продолжают о них говорить. Бесконечно повторяя одно и то же, они устают это делать, и возникает вопрос: «Зачем все это нужно? Что это значит? Разумеется, практически не значит ничего!» Значит! Все равно значит! И польза от этого и смысл в этом, несомненно, есть.

Эту дурную бесконечность повторения одних и тех же грехов, от которых мы избавляться не хотим, можно прервать. Но для того чтобы это сделать, надо именно вместить всю полноту, которая передается словами: покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное (Мф. 4, 17).

Мы люди грешные, мирские, живем как придется. И вот начинает душа наша томиться, ищет чего-то, мы пытаемся найти какой-то смысл жизни, какие-то ценности, какие-то ориентиры и постепенно прибиваемся к Церкви. И, расслышав этот призыв «Покайтесь!», мы действительно приходим к батюшке на исповедь. К батюшке, конечно, – к Богу нам трудно прийти сразу.

Приходим к батюшке на исповедь и говорим: вот я грешен в том-то, том-то и том-то. Называем при этом страшные грехи нашей юности, молодости, какие-то смертные, смрадные вещи, какие-то измены, разврат, убийство, аборты, еще что-нибудь… То, за что нам по-настоящему стыдно. И в этот момент мы, очень искренне перетряхивая свою жизнь, понимаем, что да, с мамой я обращался очень грубо, очень жестоко, мамы уже нет и по-другому обращаться я уже не смогу; я совершил(а) когда-то аборты, но теперь мне это уже не грозит, теперь я их совершать уже не буду; измены когда-то были, но возраст уже не тот и об этом речь не идет; может, и воровство когда-то было, но теперь я уже человек на пенсии;  какое там воровство!

То есть бóльшая часть этих отвратительных, тяжелых грехов не только осталась в прошлом, она не может быть повторена в будущем. Поэтому человек искренне в этом раскаивается. Но весь его взгляд устремлен в прошлое, в свою прошлую жизнь, в свои старые грехи, и он от них искренне отрекается и думает, что покаяние совершилось, потому что он раскаялся в грехах.

И вот он теперь такой радостный, примиренный с Богом, начинает ходить в церковь, молиться, поститься. И в этой повседневности он что-то читает, быть может, православную газету, а может, Симеона Нового Богослова, что-то слушает, может быть, проповеди в храме, или аудиокнигу, или творения Игнатия (Брянчанинова)… Что-то он слышит, что-то видит, что-то читает. И до него доходит, что осуждение – это грех, не прощать – это грех, нарушать пост – грех, смотреть телевизор – грех, слушать музыку – грех… Ну и там много еще чего грешного. Он понимает это. Почти любой человек в таком состоянии прочитает книгу с перечнем разных грехов. Его знание о том, что еще является грешным, пополнится.

И человек приходит и рассказывает на исповеди об этих своих грехах, как он это видит. Его мысль такая: я должен об этих грехах сказать, об этом  написано в умных книгах, это требуется. Я должен об этом сказать – я сказал на исповеди, молитву мне прочитали, я причастился. Все, я исполнил. То есть я хочу причаститься, но для этого нужна исповедь, а на исповеди нужно назвать свои грехи, и я их называю. Я их знаю – я их называю. Но после причастия ничего не происходит. И даже очень часто причастие совершается во грех, осуждение. Но мы не сознаем этого, мы продолжаем жить так же, как жили, просто перечисляя на исповеди свои грехи, потому что мы просто привыкли называть перечисляемые нами некоторые ошибки, мы привыкли называть их грехом, их надо перечислить. Мы так понимаем, что весь смысл исповеди в том, чтобы перечислить свои грехи, знать их и перечислить. И вся наша внутренняя деятельность сводится к тому, чтобы как можно полнее запомнить эти грехи и полнее, честнее рассказать о них.

Конечно, через некоторое время возникает это самое недоумение: а зачем вообще все это надо, если ничего не происходит? А вся проблема в том, что покаяние предполагает полное изменение жизни, сознания человека, его представлений о цели и способе существования.

Человек должен жить по воле Божьей, силой Божьей, во славу Божью. Мы с детства привыкаем жить по своей воле, надеясь на себя и стараясь найти себе похвалу. Так мы живем. Нам стыдно за определенные грехи. Мы их назвали, и теперь наша жизнь, как нам представляется, стала нормальной. Нам говорят, что в этой нормальной жизни есть вещи, которые нужно называть грехами. Мы называем их как грехи, потому что так надо, потому что это называется грехом.

Но грех – это смерть, которая отлучает нас от Бога, которая грозит нам вечной смертью. «Да что вы, правда? Серьезно, что ли? Так не бывает!» Кто всерьез думал о том, что между осуждением и абортом принципиальной разницы нет? Кто так думает? Ведь никто не позволит себе совершать по нескольку раз в день аборты. Никто же не будет делать это каждый раз после того, как человек уже крещен. Но осуждает-то он каждый день по нескольку раз! Итог один и тот же – Страшный Суд, который ты не сможешь пройти.  

В том-то и дело, что мы живем своим умом, мы на самом деле не покаялись, не изменились, не переродились, не обратились к Богу как к единственному источнику нашей жизни, нашей силы. И именно Его понимание жизни и мира должно войти в наше сознание: как Он видит мир, так должны его видеть и мы. В этом и состоит цель покаяния – изменить свое сознание настолько, чтобы видеть все, как видит Бог, изменить свою жизнь настолько, чтобы жить так, как живет Христос. Вот это и есть цель покаяния. Сам процесс достижения этой цели и есть покаяние.

Бог говорит: если ты не простишь – то не будешь прощен и пойдешь в огонь вечный. Если осудил – то будешь осужден и пойдешь в огонь вечный. Если сделал аборт – то пойдешь в огонь вечный. Если назвал человека дураком, болваном, дебилом, идиотом – то пойдешь в огонь вечный, потому что есть об этом прямые слова Христа.

Когда до нас доходит, мы говорим: «Да ну! Как же? Кто же тогда может вообще жить по-христиански?» Ну вот, началось! Ближе к истине! Никто! Никто никогда не сможет жить по-христиански, кроме Христа. Только Христос может жить по-христиански. Ни Серафим Саровский, ни Сергий Радонежский, ни Иоанн Кронштадтский, ни Василий Великий, ни Георгий Победоносец, ни святая великомученица Екатерина по-христиански жить не могут. Только Сам Христос.

Но эти люди отдали себя Христу. Христос жил в них: в Екатерине, в Серафиме Саровском, в Сергии Радонежском, в Георгии Победоносце, в Василии Великом, в Иоанне Кронштадтском… Поэтому они смогли это сделать [смогли оправдаться перед Богом].

И наша задача в том и состоит, чтобы понять, что сами мы спастись не можем [то есть не можем жить по-христиански], и сказать всей полнотой нашей жизни, нашего сердца: «Прииди и вселися в ны». Он вообще-то уже вселился в нас, когда мы крестились. Но теперь надо вспомнить об этом, осознать это и понять, что мы все это можем исполнить силой Христа, живущего в нас. Как сказал тот же апостол Павел: Тот, Кто в вас, больше того, кто в мире (1 Ин. 4, 4). Его силой мы можем исполнить Его заповеди, своей силой Его заповеди мы исполнить не можем.

И когда мы понимаем все это, тогда и начинается покаяние. Мы понимаем, что, осудив, умираем вечно, назвав человека болваном; умираем вечно, не прощая; умираем вечно, когда не молимся, не любим врагов наших. И когда мы поймем, что это такой же ужас, как убийство или блуд, тогда нам становится страшно, потому что мы понимаем, что мы уже объяты вечным пламенем, уже горим в огне, потому что мы не те, кем должны быть.

И мы начинаем плакать, каяться, молиться и просим Бога прийти и исцелить наши раны, помочь нам исполнить Его заповеди, научить нас любить, научить нас чистоте, кротости, живя в нас. Вот тогда это становится покаянием. И человек приобретает силу не грешить. Он все равно будет грешить, потому что он человек, но это не будет его повседневной «песней». Он осудит в конце концов через пятнадцать недель, но это осуждение будет для него хуже, чем для женщины пятый аборт. Он чуть не умрет, когда произнесет слова осуждения своему брату, потому что тот сильно его довел, достал. И он его осудит и назовет как-то некрасиво – и умрет, почувствует, как смерть вползает в его душу. И ужас сокрушит его, он рухнет, как подрубленный дуб, и будет плакать, молиться, кататься по полу, рвать на себе волосы: «Господи, прости! Я себя убил! Это я мертвый, скверный, мерзкий человек и хуже меня нет никого! Как я посмел такое сказать про брата моего, про творение Твое? Кто я такой? Как мне смотреть на Тебя? Как мне припасть к Тебе?» И покаяние, вопль покаянный, и сокрушительная молитва исходят из сердца такого человека. И вот он ощущает, как постепенно преклоняется к нему милость Божья, как входит она в его сердце, изгоняя из него смерть. И он исповедуется с внутренним содроганием, снова вспоминая, что он сделал, как посмел. И причащается и примиряется с Богом. И для него теперь нет ничего страшнее, чем кого-то осудить. Нет! Он боится этого до ужаса, он знает, что такое смерть, он только и знает, что такое смерть.

И снова тридцать, сорок, пятьдесят недель, полтора года он ничего дурного не делает. Но потом из-за нерадения, из-за расслабленности, равнодушия, увлеченности, чревоугодия или лишних ста граммов выпитого вина он снова произносит какое-то слово ругательное, и снова смерть входит в его сознание. А до этого он не осуждал, он боялся этого и не превозносился!

Таким образом человек осознает, что между колдовством и непослушанием нет никакой разницы. И это слово Божье, в Книге Царств так говорит Дух Святой, ибо это одно и то же – непослушание Богу и колдовство (см.: 1 Цар. 15, 23). Поклонение идолам и непокорность Богу, прекословие и аборт – это одно и то же. По существу своему перед лицом Бога это смерть.

И человек, только осознав такую тяжесть, такую остроту заповедей Божьих, такую категоричность, непреложность и безусловность их, приобретает действительно подлинную силу с ними бороться, из его жизни уходит тягомотина, потому что он знает, что идет борьба не на жизнь, а на смерть, и знает, за что он борется.

Девяносто пятый абзац:

Корень срамной похоти есть человеческая похвала, как и целомудрия – обличение (нас) в грешности, не тогда впрочем, когда слышим только, но и когда принимаем его на себя.

Это общая мысль всех святых отцов. Иоанн Лествичник цитирует Марка Подвижника буквально: «Корень срамной похоти есть человеческая похвала»; просто цитата такая есть в его «Лествице». То есть это общее место для всей святоотеческой аскетики.

Здесь важна мысль, что исцелением от похоти является обличение нашей греховности, то есть тогда, когда мы бываем обличаемы в нашей греховности, тогда мы и можем получить исцеление от похоти.

Это обличение может происходить по-разному. Во-первых, мы можем обличать себя сами, когда видим свою испорченность. Например, даже еще похоть не развилась, просто блудные воззрения или какие-то мечты, помыслы возникают в уме. Скажем, мы смотрим на женщину с вожделением. Просто смотрим,  любуясь, не осознавая ничего постыдного в этом, ведь действительно человек может быть красивым. И поначалу не чувствуем ничего нечистого. Но на самом-то деле это уже начало. И если мы укорим себя за это, как описано, скажем, в начале книги «Пастырь Ерма», обличим себя, найдем, за что и как себя укорить, то это уже хорошо. Это первый путь.

Во-вторых, мы можем терпеть поругания и обиды от других людей. Мы за собой грехов часто не замечаем, сами себя не укоряем, но тогда Господь посылает людей, которые укоряют нас за реальные или мнимые дурные поступки. Если нас обличают за реальные грехи, то это хорошо. Если за нереальные, то есть просто обижая нас, это еще лучше. Когда мы терпим это поругание, говоря: «Достойное по делам моим приемлю, так мне и надо, если бы они знали, какой я на самом деле, наверное, сказали бы не так!» – то это обличение – второй путь: если человек не может обличить себя сам, тогда это делают другие, а он должен с этим смириться.

Следующий этап – это когда человек падает, падает больно, впадает в грех, во мрак, но никто этого не знает. И тогда человек, понимая, как глубоко он пал, начинает видеть это, плакать и понимать, что в действительности он совсем не такой, каким кажется себе, и совсем не такой, каким кажется людям, что он лицемер, обманщик. Падение ясно бьет его мордой об асфальт (лицом обычно не падают). Если Промысл Божий допускает до этого, значит, у человека лицо потерялось и стало мордой. И чтобы ему это показать, его, как котенка шкодливого, тычут в собственный грех, в собственную нечистоту, в собственную мерзость и говорят: «Смотри, кто ты на самом деле. Перестань выпендриваться! Перестань возноситься! Перестань верить тем похвалам, которые тебе говорят! Ты ничего не заслужил, ты ничего не достоин, вот смотри, кто ты на самом деле! Иди и скажи об этом людям. Объяви им! Не можешь? Вот и не принимай похвалы, молчи, плачь! Ты никто! Ты недостоин!» И человеку часто, очень часто, по милости Божией, хватает этого, чтобы излечиться или начать излечение от тщеславия.

Если и это не помогает, тогда человек падает на глазах у людей так, что все люди видят его падение, видят его грех, он выставляется на позорище. Это действие Промысла Божьего. Человек не вразумился, он не укорял себя сам, он не хотел терпеть укорение других, он не захотел измениться, когда падал, но никто об этом не знал. И тогда Господь обнажает публично его срамоту (это у пророков такое выражение есть, как раз про подобные случаи сказано) так, что от стыда человек уже никогда не сможет никакой похвалы понести просто потому, что его никто не дерзнет похвалить, ибо его позорище, его грех, его срамота становятся очевидными для всех. Плохо, больно, тяжело, невыносимо, но все это только для спасения человека. Это действие Божественной любви для того, чтобы человек не погиб.

Сама похоть является последствием греха. Но в мудрых, кротких, любящих руках Бога она становится лекарством, исцеляющим от тщеславия, ибо это гораздо хуже, гораздо страшнее.

Таким образом, человек может использовать одно из лекарств: либо укорять себя, либо терпеть унижения от других, либо вынести собственное падение. Иначе тщеславие ему не побороть.

Девяносто девятый абзац:

Причина всякой грешности – тщеславие и желание удовольствия. Не возненавидевший их не пресечет страсти.

Корень любого греха – это тщеславие, то есть испорченность души, и удовольствия, которые показывают испорченность тела. Если почитать святых отцов, чаще всего тяга к удовольствию и говорит о тщеславной человеческой душе. По сути, тщеславие и есть корень всякого греха.

Тщеславие – это жажда быть замеченным, невыносимая пожирающая жажда, чтобы меня заметили, чтобы меня отметили, увидели, услышали. Это не славолюбие. Тщеславный человек подлинной славы не любит. Он любит именно, чтобы его замечали, чтобы его любили, чтобы его просто хвалили люди, которых он считает ценными, значимыми для себя, он любуется собой. На самом деле он хочет быть довольным собой, он хочет любить и уважать себя, он хочет радоваться тому, какое впечатление он производит на других. Он ищет от людей заботы, внимания и с радостью эту заботу и внимание принимает. Но когда ему недостает заботы и внимания, он капризничает, требует таким образом к себе повышенного внимания, повышенной заботы, это его греет. На какое-то время он может ограничиться этим. Когда ему не хватает удовольствий, доставляемых тщеславием, он требует, чтобы этих удовольствий было больше.

Но не только это. Тщеславие – это еще и уверенность в праве на особое отношение к себе других людей. Это неспособность слушать, верить, доверять другому человеку. Это уверенность в правоте любых своих мнений, переживаний, решений, слов. И еще тщеславие – это обязательно огорчение от успеха другого человека, то есть зависть, то, что сделало фарисеев фарисеями.

Для того чтобы победить тщеславие, есть только один способ. Как говорит Иоанн Лествичник, «пей поругания как воду жизни». То есть опять-таки это самоукорение, или терпение унижений от других, или, если это не поможет, падение. Поэтому для борьбы с тщеславием Бог и оставляет нам наши немощи. И чем больше в нас тщеславия, тем постыднее и срамнее наши немощи.

Но еще раз повторю: в мудрых руках Бога эти наши немощи являются лекарством. Если их терпеть, если видеть свою униженность от этих немощей, сознавать свое унижение и жить в опыте этого унижения, то есть не мечтать о себе, не думать о себе, а видеть других лучшими, чем ты сам, радоваться за них и удивляться им, то есть не ненавидеть собственные немощи, а принять их как болезненные, вонючие лекарства, но все-таки лекарства, то душа исцелится.

Великий Павел исповедует, что он был бессилен перед ангелом сатаны, никто не мог его освободить, а Бог сказал: терпи, ибо сила Моя совершается в немощи! (2 Кор. 12, 9).

Записала Инна Корепанова