Читаем Добротолюбие. Выпуск от 27 апреля

Курс ведет священник Константин Корепанов.

Мы продолжаем читать наставления святого Иоанна Кассиана Римлянина. Напомню: мы начали достаточно большой раздел, посвященный борьбе со страстями, и в прошлый раз читали о борьбе с чревоугодием, о характере этой страсти. Фрагмент 26-го слова:

Не одно чрезмерное употребление вина опьяняет ум, но и излишество всяких яств обыкновенно делает его шатким и колеблющимся, и лишает чистых и непорочных помышлений. Для Содомлян причиною их развращения и погибели было не одно пьянство, но и пресыщение чрева. Слушай, как Господь чрез Пророка укоряет Иерусалим (Иез. 16, 49). От чего согрешила сестера твоя, Содома, если не от того, что ела хлеб свой до сыта и пресыщения? 

Интересная мысль святого отца, уловившего свидетельство Священного Писания. Меня всегда поражает то, как святые отцы знали Священное Писание. Есть какие-то общеизвестные фразы, образы, которые каждый человек примерно знает. Но меня изумляет скрупулезное внимание святых отцов к книгам, особенно к книгам пророческим, где сюжета, казалось бы, нет. У большинства святых отцов под рукой Священного Писания не было – цитирование чаще всего совершалось по памяти (эти книги они знали по преимуществу наизусть). Конечно, потом редакторы выверяли цитаты по Синодальному переводу Священного Писания или по его церковнославянскому тексту. В подлинных трудах святых отцов все это цитировано по памяти.

Но ведь это все должно быть в памяти. Люди знали Священное Писание, причем Ветхого Завета. Знание Нового Завета и сейчас-то не очень удивительно: есть много людей, знающих Новый Завет едва ли не наизусть. А вот Ветхий Завет... Цитирование огромных фрагментов текста по памяти, знание неожиданных свидетельств совершенно особым образом характеризуют древних отцов Церкви: совсем не так, какими мы порой привыкли их представлять.

Так вот, Иоанн Кассиан Римлянин указывает на свидетельство из Книги пророка Иезекииля: причина падения Содома, то есть возникновения содомской развращенности известных городов, в том, что они ели хлеб досыта. Конечно, это скорее очень глубокая метафора. В контексте Священного Писания это имеет отношение не только к тому, что жители Содома и Гоморры обильно ели хлеб, всегда объедались. А это общая метафора, описывающая изобилие, которое было в этих городах, изобилие благ в целом. Оно действительно во все эпохи, во все времена приводило к тому, к чему привело Содом. Изобилие,безусловно, приводит к разврату всегда и везде. Это никак не зависит от времени, места, этноса, культуры. Изобилие способствует развращению народа, который в этом изобилии находится.

Если мы внимательно посмотрим на все слова Иоанна Кассиана на тему чревоугодия, мы увидим, что совсем не косвенно, а вполне определенно это пресыщение изобилием благ в целом проявляется в питании досыта, когда человек ни в чем себе не отказывает именно в области чрева. Не то чтобы это обжорство в раблезианском смысле этого слова. Не всегда. Хотя, конечно, образцов обжорства сейчас в нашем мире тоже хватает, как и в Средневековье. Но мне бы не хотелось все низводить до какого-нибудь средневекового гротеска. Дело в том (как мы еще не раз услышим от преподобного Иоанна Кассиана), что человек ни в чем себе не отказывает. Захотел хот-дог – съел. Вот сейчас хочу гамбургер, позвонил – привезли. Или сходил – покушал. Но гамбургер «один не ходит» – надо еще что-то вместе с ним. Захотел выпить кофе – выпил, еще захотел – еще выпил. «Хочу вот эту вкусняшку, которая так аппетитно выглядит» – поел. «Что-то надоело мне это, хочу еще что-то». Хочу, хочу, хочу…

И человек эту свою чревную «хотелку» не сдерживает. И получается, что от этого развращается вся природа. Человек не умеет ограничивать свои «хотелки» вообще и чревные в частности. Каждый знает: захотелось что-то поесть – и человек ест. Мы сейчас так живем. Конечно, едим всякую ерунду. Не то чтобы, скажем, пять раз в день ходим в рестораны. Нет, это могут быть чипсы, бутерброды, пирожки, пирожные. Они дают-то не очень много, не делают нас большими, жирными, толстыми, никак внешне не проявляются в утучнении, это скорее кусочничество. Но мы просто ни в чем себе не отказываем. Всякий раз, когда нам захотелось, мы едим. Что нам захотелось, то и едим. Вот эта неспособность сопротивляться «хотелкам» действительно приводит к развращенности.

Дальше все, конечно, зависит от специфики личности. Человек где-то должен положить предел этим «хотелкам». И, может быть, не умея ограничивать свое чрево, он ограничивает себя в чем-то другом. Но очень многие люди (в этом действительно можно согласиться с Иоанном Кассианом), начавшие с чрева, заканчивали самыми ужасными безобразиями. Я сейчас не только о плотском разврате, а о делах гораздо более страшных, бесчеловечных, о чем и говорить не буду. И они тоже начинаются с того, что человек не хотел сдерживать свои «хотелки».

Для того чтобы этого пресыщения не было, руководствуясь словами из Книги пророка Иезекииля, святые отцы, к которым присоединяется и Иоанн Кассиан (он подчеркивает, что просто присоединяется: это не его личный опыт), вывели правило: из-за трапезы, из-за стола надо выходить, еще желая есть. То есть правильная мера питания – ты никогда не должен выходить из-за стола сытым.

Среди своих знакомых я могу сосчитать практически на пальцах одной руки людей, которые могут это делать. Все остальные всякий раз из-за стола встают наевшимися досыта. Кстати, при некоторых диетах рекомендуется, чтобы человек дробно питался, но всякий раз он должен кушать очень мало. То есть если человек кушает хоть восемь раз в день, но очень мало, не досыта, то это даже оказывает диетический эффект и тело не утучняется. Тело реагирует не на количество приемов пищи, а именно на количество пищи за один прием.

И вот те монахи, которые питались согласно этому правилу (Иоанн Кассиан тоже к этому присоединился), вкушали пищу дважды в день. Если день постный, то один раз. Если это особый пост (Великий), то могли и один, два, три дня без пищи прожить. Но какой бы ни была эта пауза между приемами пищи, главное – когда садишься есть, ты должен есть не досыта. В этом подвиг воздержания, в этом (и только в этом!) подлинный инструмент борьбы со страстью чревоугодия.

Двадцать восьмой абзац:

Итак, мера воздержания должна быть определяема судом совести каждого. Всякий должен назначить себе – настолько воздерживаться, сколько требует сего брань плотского восстания. – Посты, уставом определенные всеконечно должно соблюдать; но если после них не будет соблюдаема воздержность в употреблении пищи, то соблюдение их не доведет до совершенной чистоты. Голодание в продолжительные посты будет иметь плодом только временное в ту пору изнеможение и истомление тела, а не и чистоту целомудрия, если в след за тем пойдет насыщение тела вдоволь: так как чистота души неразрывно связана с голоданием чрева. Не имеют постоянной чистоты целомудрия, кто не довольствуется тем, чтобы держать постоянную ровность воздержания. Строгие посты, если за ними последует излишнее послабление себе в пище, бывают ни во что, и плод их, скоро вытесняется страстью чревоугодия. Почему лучше разумное с умеренностью подкрепление себя пищей каждый день, нежели по временам долгий и крайне строгий пост. Неумеренное неедение умеет не только колебать постоянство и твердость души, но и совершение молитв делать безжизненным, по причине изнеможения тела.

Замечательное слово, очень актуальное для постных дней. И каждый человек, вступающий в постный подвиг, должен понимать: каким бы суровым ни было его постное воздержание, оно не имеет никакого смысла, если после поста человек снова будет предаваться страсти чревоугодия. Нет никакого смысла ни в кратковременном суровом посте, ни в сорокадневном, ни в восьмидесятидневном, ни хоть в годовом посте. Скорее даже вред (в данном смысле Иоанн Кассиан не одинок: все отцы, кто пишет о посте, это подчеркивают), если после этого поста человек позволяет себе все. Чревоугодие возвращается, а вместе с ним возвращаются и страсти. Поэтому человек, определяя меру своего подвига, поста, должен ориентироваться именно на то, чтобы это было постоянным его деланием, чтобы снова к чревоугодию не возвращаться никогда.

Об этом очень красиво говорит Иоанн Кронштадтский в своих проповедях на Великий пост. Опытом каждого является странная ситуация, происходящая в переломный момент Пасхи. Человек постился-постился семь недель, особенно в Страстную седмицу, в Великую Субботу. И вот он подходит к Пасхе, действительно подготовившись к ней, сколько  имел сил на это. Но в понедельник он уже снова ест: и ртом, и чревом, и глазами – ест, ест и ест. И через неделю у него уже нет ни легкости, ни радости. И пост совершенно забыт. Все, что было в дни  поста, что было во дни скорбного постного подвига, что он стяжал, ушло через это насыщение чрева; стало быть, никакого смысла в этом посте не было.

А смысл был как раз в том, чтобы, научившись ограничивать свое чрево, продолжать его ограничивать и дальше. Качество может измениться. То есть, скажем, до Пасхи мы не ели колбасу и мясо – после Пасхи начинаем их есть. Но количество пищи как было малым, мерным, так и должно остаться. В этом смысл постного подвига.

Разумность человека должна исходить из того, чтобы он научился ограничивать свою плоть не с тем, чтобы не есть никогда и ничего, нисколько и нигде, а так распределять меру потребляемой пищи, чтобы это было возможно на продолжительный период времени.

Вторая разумность – в том, что он должен сопоставить это ограничение пищи с тем, чем занимается. Одно дело, когда человек сидит, подобно мне, книжки читает. Другое дело –когда человек работает физически. Естественно, количество калорий для поддержания естественных сил организма работающему человеку необходимо большее, чего тоже, кстати, очень часто ревностно постящиеся жены не понимают и готовы чуть ли не голодом заморить своих, с их точки зрения, не столь ревностных к посту мужей. А они работают, и работа эта требует большого расхода физических сил, им действительно нужно больше.

Также надо понимать, что измождение тела (а у нас оно наступает гораздо раньше, чем наступало у людей тысячу или даже сто лет назад) не должно мешать молитве. И тут Иоанн Кассиан показывает интересное свойство молитвы: молитва должна быть жизненной, то есть с душой, не просто формальным прочитыванием текста, а живой. А чтобы душа жила в молитве, она должна быть достаточно насыщенной пищей. Иначе она будет просто сухой, скупой, безжизненной от недостатка физических сил.

В человеческом организме все очень взаимосвязано, и необходима разумность, чтобы определить меру и назначить себе то, что именно укрепляет нашу духовную, душевную и физическую жизнь, а не подрывает ее.

Человек, который научился этому разумному ограничению, разумному посту, действительно может побороть страсть чревоугодия, иначе ему просто с этим не справиться. В этом смысле мне представляется уместным вспомнить, что в Первом послании к Тимофею, в 4-й главе, есть предупреждение: в последние времена появятся люди, запрещающие употреблять в пищу то, что сотворил Бог. В этом тоже проявляется разумность. Человек не должен гнушаться пищей, которую Бог сотворил для того, чтобы тот питал ею себя. Кому-то это может показаться мерзким, противным, грубым, плоским, но так повелел Бог, так Он жил Сам, так повелось со времен Ноя. Так не было изначально и не будет в конце. Но люди (неразумные) по своей неразумности запрещают употреблять в пищу то, что сотворил Бог; показывают, что они на самом деле не чисты сердцем, хотя, как им кажется, побороли плотскую страсть чревоугодия. Но это только иллюзия.

Тридцать первый абзац:

Итак первою нам надо попрать похоть чревоугодия, – и ум свой утончить не только постами, но и бдениями, а также чтением и непрестанным сокрушением сердца, при воспоминании обо всем, чем прельщены или побеждены были, то стеная при чувстве ужаса от множества грехов, то горя желанием совершенства и чистоты. И до того надо его довести, чтобы он, будучи занят, и как бы поглощен такими подвижническими трудами и помышлениями, самое подкрепление себя пищей почитал не столько дозволенным предметом удовольствия, сколько бременем наложенным в виде наказания, и приступал к нему более как к неизбежно необходимому для тела, нежели сколько как к желательному для души.

Очень интересное качество, называемое здесь утончением ума. О чем идет речь? Противопоставляются друг другу два состояния ума, как бы созвучные состоянию тела. Это два антонима: «утонченный», «истонченный» антонимами имеют слова «дебелый», «тучный», «жирный», «толстый». Получается, что дебелый ум противопоставлен тонкому, подвижному уму. Как дебелое, толстое, тучное, жирное тело противопоставлено тонкому, легкому, подвижному.

Значительное влияние на это истончение ума оказывает, конечно, отношение к страсти чревоугодия. Люди, обращаясь к молитве или божественным книгам (таким, как «Добротолюбие»), быстро понимают и чувствуют, что ум их с трудом (как запускается старый автомобиль, как тяжело поднимается с кровати старый человек), со вздохом или со скрипами вникает в текст: то не понимает, то засыпает, то теряет логику повествования, то ему становится скучно, неинтересно. Это признаки дебелого ума. Тонкий ум с интересом, радостью, вдохновением погружается в книгу, усваивает, принимает все это, впитывает.

Людям, которые впервые сталкиваются с этим, может показаться, что это зависит от образования или от природных качеств ума. Есть философский склад ума – такие с интересом читают «Добротолюбие»; остальные – нет. Но на самом деле это не так. Очень простые люди, даже бабушки, русские, греческие, сербские, румынские женщины, читают эти книги, если грамотны, и понимают, и запоминают. Дело не в образовании. Наоборот, я знаю людей, которые имеют лучшее образование, но читать подобных книг не могут. Это именно свойство ума, связанное с его дебелостью, тучностью. И в немалой степени этому способствует и страсть чревоугодия.

Записала Инна Корепанова