Читаем Добротолюбие. Выпуск от 25 мая

Курс ведет священник Константин Корепанов.

Мы продолжаем читать наставления святого преподобного Иоанна Кассиана. Сегодня  закончим разговор о борьбе со страстью чревоугодия. Сороковой абзац:

Крайности, как говорят святые отцы, с той и другой стороны равно вредны, – и излишество поста и пресыщение чрева. Знаем мы некоторых, которые, не быв побеждены чревоугодием, низложены были безмерным постом, и впали в ту же страсть чревоугодия по причине слабости, происшедшей от чрезмерного поста.

Всегда, везде и во всем святые отцы выступают против любой крайности. Мы, современные люди, читая их жития, пытаемся подражать им, забывая, что эти жития написаны не святыми; само житие, как правило (за редким исключением), составлено значительно позже того времени, когда жил этот святой. Очень часто эти жития составляли совсем не святые люди. Описание подвигов часто носит искаженный, перекошенный, деформированный характер, делается акцент на чем-то одном.

Например, пришел некий подвижник в пустыню, прожил там сорок пять лет. И вот начали с ним происходить чудеса… И мы воспринимаем то, что делал святой в последние пять-десять лет своей жизни, как жизнь святого. Мы застаем его на излете, на вершине его духовного подвига и пытаемся начать с того, чем он закончил. Понимая, естественно, что его удивительный пост, его удивительное воздержание, его долговременная молитва и стали условием того, что он и бесноватых излечивал, и мертвых воскрешал, и ветер останавливал… Это и есть искаженное, деформированное восприятие жизни святого человека.

Например, мы достаточно подробно знаем житие преподобного Серафима Саровского, и про него нам известно очень много. Но если любого человека спросить, что наиболее знаменательным ему покажется в жизни святого Серафима, обычно человек описывает некоторые сюжеты последних семи лет жизни преподобного Серафима, потому что его общественное служение – это последние семь лет из огромной пятидесятилетней монашеской жизни. А что он делал до этого? Мы не знаем. Мы знаем, что он питался травой. Мы знаем, что он стоял на камне, знаем, что жил в уединении. И кто-то пытается делать так же. Но когда преподобный Серафим говорил о жизни, хоть что-то из того, что дошло до нас (естественно, что он сам не писал), никак не связано ни со стоянием на камне, ни с питанием снытью, ни с тем, чтобы сидеть в затворе. Он о другом говорит. Хорошо, что у нас есть писания людей, подобных преподобному Серафиму, которые все-таки оставили свой опыт, и мы видим, что все они пишут о том, что любая чрезмерность в посте вредна.

Случается, мы слышим о чрезмерности в посте. Человек, который читал об этом много, долго, разные книги, знает, что об этом действительно пишут все. Но и у него возникает вопрос: «Как же? Преподобный Серафим же питался снытью, он же ел одну траву. Значит, если хочешь стать по-настоящему святым, ты должен кушать мало, а лучше вообще ничего не есть?» Дело не в том, что ты хочешь стать великим святым, а в том, что Серафиму Саровскому необходимо было пройти именно этим путем, но этим путем его повела благодать Божья. Только его и только этим путем. Он никому больше его не советовал, он больше никому этот опыт не транслировал. Если бы его спросили, он категорически бы запретил это, потому что сам всегда избегал чрезмерности. К усиленному подвигу он прибегал только тогда, когда Руководитель его Бог, а также Матерь Божья говорили ему нечто иное, потому что по Их воле он уходил в затвор и по Их воле из затвора выходил. И это Они требовали от него определенных условностей, определенных условий, чтобы он стал тем, кем должен был стать, и сделал то, что сделать должен.

А все обыкновенные люди должны идти обычным, средним путем. И если нет призвания, нет благодати Божьей на иное, то самому на себя брать чрезмерность всегда чрезвычайно вредно, ибо любое самоволие, любое самоугодие, то есть действие по своей воле, по своему почину, приводит к самомнению, высокомерию. И как следствие – к гибели или, по крайней мере, к отбрасыванию назад в ходе духовного становления. Все святые отцы, включая преподобного Серафима, об этом говорили.

Любое излишество в мере поста вредно. Понятно, что излишество в еде вредно, в этом вроде никто не сомневается, особенно если это излишество касается количества еды. Любое переедание, любое пресыщение вредно, и любой об этом знает. Но и чрезмерное воздержание тоже может быть вредным. Оно приводит к тому, что человек остается без сил, чтобы исполнять требуемое от него социальное служение, а иногда даже немощен, чтобы исполнять необходимое и достаточное молитвенное правило. Об этом в 43-м абзаце хорошо говорит Иоанн Кассиан Римлянин. Он подчеркивает там ему известный случай, когда из-за чрезмерного поста у человека не было никакой возможности совершать молитву: головокружение, боль, слабость, немощь. И, казалось бы, человек постился для того, чтобы молиться, но молиться как раз он не может.

Крайность воздержания как раз и приводит к тому, что человек настолько истощается, что либо не может делать ту работу, которую должен делать, либо даже не может и помолиться. Либо крайнее воздержание опасно тем, что человек какое-то время постится, (например, в Великий пост или любой другой длинный пост), а потом на фоне этого крайнего воздержания разрешает себе все. И во время этого периода разговления он разрушает и свой организм, который долго воздерживался, губит его в обилии яств, и, собственно говоря, весь его ритм жизни разрушается. Потому что он, позволяя себе все, быстро приходит в расслабление и через неделю или другую после того, как пост кончился, уже не в состоянии делать то, что делал в пост. Смысл какой был в чрезмерности поста?

Мы уже читали не раз у святых (и у Иоанна Кассиана видели и читали), что самое главное в любом подвиге – его равномерность; любой подвиг, любое делание должны иметь долговременный характер. А чрезмерность по определению долговременным характером не отличается. То есть нужно определить именно такую меру поста, чтобы я мог ее соблюдать в течение, возможно, всей жизни, а не такую, от которой чрез неделю или два месяца станет невыносимо. Вот такое рассуждение должен иметь человек, который определяет себе меру поста. Он должен нести социальные обязательства, работать, трудиться, должен молиться и должен так устроить свое бремя поста, чтобы как можно на более долгое время этого ритма ему хватило.

Кроме того, эта мера поста, естественно, определяется и социальными условиями, психологическими, семейными условиями человека. Одно дело, когда человек работает пожарником, другое дело, когда он работает офисным служащим. Одно дело, когда человек работает учителем в школе, совсем другое, когда строителем-крановщиком. Это разные социальные условия, требующие разного количества энергии, создающие разную психологическую атмосферу, что требует совершенно определенного ритма питания и определенного количества продуктов. Также семейная жизнь с точки зрения употребления пищи сильно отличается от того, чем питается холостяк. Женщина, имеющая пять-шесть детей, естественно, питается иначе, чем женщина на пенсии, которая уже вырастила своих детей. Поэтому устанавливать какой-то единый рацион, единый ритм жизни святые отцы считали недопустимым, потому что это все очень индивидуально, зависит от разных  многих условий, и человек должен сам, рассуждая, измеряя, так выбирать ритм поста, чтобы это созидало его жизнь, а не разрушало.

Следующие слова, которые пишет Иоанн Кассиан, посвящены борьбе с духом блуда. Мы не будем подробно разбирать эту страсть, но несколько необходимых слов об этом скажем. Сорок восьмой абзац начинается замечательно:

Прочие страсти обыкновенно очищаются, кроме прочего, и обращением с людьми и каждодневными с ними занятиями и делами, и некако врачуются самою неприятностью и досадою по причине падения в них. Так, например, порывы гнева, оскорбления, нетерпеливости, кроме сердечного поучения и бодренного внимания, врачуются и посещением братий и частым взыванием сих страстей. Так как они, будучи при сем раздражаемы, чаще обнаруживаются, то чаще и обличаются, и скорее потому уврачевываются…

Дальше он говорит о том, что для борьбы с блудной страстью это не подходит, нужно уединение. Это достаточно обширный отрывок, с которого начинается 48-й абзац, замечательное свидетельство того, что мне хотелось бы донести до каждого человека, который сейчас пытается служить Богу. Я часто и много об этом говорю, и мне всегда больно: люди не верят, что это на самом деле так, не воспринимают это по-настоящему серьезно. Боль моего сердца от того, что я хотел бы, чтобы люди услышали и вняли свидетельству отцов, которые в своем роде выражают некую соль, некоторую важную выборку из всего святоотеческого наследия.

Страсти всегда врачуются, всегда очищаются, как здесь сказал Иоанн Кассиан, жизнью среди людей. Мы мечтаем об уединении, мечтаем о том, чтобы людей рядом не было. Тем не менее для аскезы, для христианского подвига (не буддийского, не индуистского, не какого-нибудь теософского подвига, для христианского) люди крайне нужны, они необходимы, они являются той средой, которая больше самого отчаянного одиночества помогает очистить человека от страстей.

Иоанн Кассиан достаточно сказал, что люди избавляют нас от уныния. Они избавляют от самомнения, от печали, избавляют в своем роде от высокомерия, потому что учат смирению через то, что мы терпим чужие недостатки, через то, что у нас есть постоянные обличители и начальники, через то, что мы вынуждены носить чужие немощи и творить послушание. Конечно, рождается определенная категория страстей, которые нас и смущают, и возмущают, но это смущение и возмущение, по мысли,  здесь сказанной Иоанном Кассианом, и есть то самое, что лучше, чем уединение, способствует очищению сердца от страсти, потому что наличие рядом людей показывает, что мы злые, гордые, самолюбивые, самовлюбленные, самодостаточные, ленивые, нерадивые, высокомерные и прочее, и прочее. Оно постоянно нас тыкает мордой в наше собственное небрежение, в наш собственный грех, в нашу собственную испорченность, оно постоянно показывает, что мы совсем не такие, какими кажемся самим себе, совсем не такие, какими мним быть перед собственными глазами, оно исцеляет нас от самомнения гораздо больше, чем что-либо иное. Именно самомнение является главным препятствием на пути к тому, чтобы стать христианином. Собственно, самомнение и превращает нас в гордецов, самоуверенных людей, чуждых сокрушенному духу покаяния, подлинной молитвы, в сущности, превращая нас в фарисеев.

Да, общение с людьми неприятно тем, что мы вынуждены терпеть чужие недостатки, оно неприятно тем, что люди указывают нам на наши недостатки, оно неприятно, что приходится смиряться с тем, что нам не нравится, терпеть то, что нам не нравится, молчать, хотя нам это очень не нравится. Но именно это и создает ту самую обстановку, которая и помогает нам стать христианами. А когда мы хотим от всего этого избавиться и жить уединенно, когда нет этой окружающей среды, мы не чувствуем, что мы страстные, нам кажется, что мы тихие, спокойные, уравновешенные, молитвенные. Тогда как просто как на дрожжах растет наше самомнение, высокомерие и прочие наши страсти вследствие этого. А мы и знать об этом не знаем, потому что нам в этом удобно и комфортно. Чаще всего, за редчайшим исключением, мы желаем уединения и отстранения от людей на погибель себе, а присутствие людей, наоборот, очищает человека.

Но для борьбы с духом блуда, для воздержания от блудной страсти крайне необходимо уединение. Вдали от вида телесной красоты, от вида соблазнительной одежды, от того, как женщины и мужчины проявляют свое душевное обаяние, улыбки, взгляд, смех (все те эмоции, которые соприкасают нас с душевным миром мужчины или женщины и тем самым открывают нас навстречу этому), вдали от этой ауры, этого средоточия всех вещей, соблазняющих блудные страсти, конечно, воздерживаться значительно легче. Страсть блудная затихает. Любой, кто посидит дома вдали не только от живых мужчин и женщин, но и от Интернета,  сразу поймет, как меньше страстного томления, блудного томления в нем происходит.

Конечно, остается естественная похоть. Но мы слышали в предыдущей беседе, что ее можно победить, если определенным образом воздерживаться, то есть соблюдать пост и много-много молиться. Если же мы не можем ее в уединении победить и постом, и молитвой, значит, нам скорее всего нужна семья. Именно об этом апостол Павел говорит:  кто не может воздерживаться, тот должен создавать семью, жениться или выходить замуж. Тем, кто может воздерживаться, скорее всего назначен другой путь, путь монашеского подвига.

Но вот что здесь важно. Мы же все-таки говорим не для монашествующих людей, а для людей мира сего, то есть для людей по преимуществу семейных. Таким образом, как бы представляется, что эти люди, имеющие семью, не сидят же в пустыне, не запирают себя в келье, они ведут некую активную социальную жизнь. И вот им-то как быть? Они же не могут перестать ходить на работу, даже если эта работа в офисе, где на одного мужчину пятнадцать женщин в возрасте от восемнадцати до пятидесяти восьми. Что же ему делать? Отказаться от этой работы и идти в мужской коллектив? Или, наоборот, девушке отказаться от работы в милиции? Что же делать семейному человеку?

Человек, имеющий семью, может отказаться от блужданий по Интернету, может приучиться ходить по улице, не смотря по сторонам, а сосредоточиться на внутреннем делании. На работе он может переключить внимание с общения на погружение в свою работу. Конечно, это не понравится окружающим, но он же ничего плохого не делает, он занят своей работой. Когда надо, он реагирует, взаимодействует, но в целом не делает общение на работе главным ее содержанием. Он именно весь уходит в работу, не обращая внимания на долгие разговоры, длинные кофе-паузы, бессмысленное общение. Вполне приятное, но бессмысленное. То есть человек ощутимо и очень резко может добиться уменьшения воздействия на него духа блуда, и это приводит к целомудрию, это приводит к тому, что брак сохранится и уцеломудрится. Таким образом можно сохранить влечение  к своему супругу, переживать радость от общения именно с супругом, и только  с супругом. Этого делания оказывается достаточно для того, чтобы уцеломудрить свое отношение к миру и уцеломудрить и брак, не пытаясь разнообразить его непристойностями. Стало быть, сохранить постоянный интерес и влечение к своему супругу (своей супруге). Этого оказывается достаточно. То есть и семейный человек, используя некоторые аскетические приемы, может вполне добиться важных, значимых результатов.

Записала Инна Корепанова