Читаем Добротолюбие. Выпуск от 19 марта

Мы продолжаем читать «Слова» преподобного аввы Исайи из первого тома «Добротолюбия» и переходим к 28-му «Слову», которое называется «О ветвях зла».

Первый абзац этого «Слова» говорит о том, что такое страсть.

Необходимо сказать о ветвях зла, чтоб знал человек, что есть страсть, и что отлучает его от Бога, и молил благость Его по поводу каждой из них, – да изыдет помощь Его с человеком и да даст Он ему силу (бороться с ними), пока возможет он совсем совлечься их. Ибо они суть раны в душе и отлучают ее от Бога.

Страсти, таким образом, по определению преподобного аввы Исайи, есть раны для души и то, что отлучает эту душу от Бога. То есть страсть – это как проказа. Как язвочка, болезнь, которая заводится на теле, в конце концов поражает всего человека, так и страсть, заводясь в душе, как болезнь, поражает у человека постепенно всю душу. Невозможно оставить одну страстишку, искоренив все другие. Если  даже было бы возможно это в каком-то эксперименте сделать, то все бы увидели: эта страстишка постепенно приводит к тому, что вся душа становится страстной. Невозможно эту болезнь иметь в душе частично. Надо бороться со всеми страстями, искоренять их все, борясь за здравие души. Но, как и проказа, страсть приводит к тому, что человек отлучается от общения с Богом. Как проказа делает человека изгоем, так и грех, который приводит к появлению страсти, делает человека отлученным от Бога и отлученным от Церкви. Но если душа человеческая, как пишет здесь авва Исайя, отлучается от Бога, значит, она отлучается от жизни, попадает во тьму кромешную, как, собственно, дальше и пишет во втором абзаце авва Исайя. Значит, душа обречена на вечные муки. За что? Из-за одной лишь страсти, какой бы она ни была? Так неужели страсть (не грех какой-нибудь страшный, а просто страсть) может привести к тому, что человек идет в вечные муки, потому что отлучается от Бога?

Конечно, нас слова «отлучается от Бога» не пугают, мы привыкли воспринимать эти слова как некий риторический прием для того, чтобы выразить какую-то печаль, но на самом деле нет ничего на свете страшнее, мучительнее и болезненнее, чем отлучение от Бога. И этого не чувствует только мертвый. Мертвому все равно, от чего его отлучают и куда его везут. Если человек не печалится от того, что он отлучается от Бога, это значит только одно: он мертв. И пожелать такому человеку можно тоже только одного – ожить, воскреснуть, восстать, как в Послании к Ефесянам сказано: встань, спящий, и воскресни из мертвых, и осветит тебя Христос (Еф. 5,14). Надо проснуться и ожить, чтобы взыскать соединение с Богом. Но этому-то и мешают как раз страсти. Одна из них (например, окамененное нечувствие) приводит к тому, что мы не чувствуем, что мы мертвы, мы не чувствуем, что не живем, мы не чувствуем, что Бог очень далеко от нас. Мы пребываем в этом нечувствии и думаем, что все идет нормально и мы вполне замечательные и успешные люди, которые просто обречены на спасение. Поэтому страсть – это очень опасное состояние, болезнь души, которая может привести человека к вечной смерти.

Что такое страсть, скажем, с точки зрения Священного Писания Нового Завета? Когда человек крестится, во время таинства Крещения читается Послание апостола Павла к Римлянам, 6-я глава из этого Послания, где есть такие слова, что человек крещеный, умирающий со Христом, и жить будет со Христом. И, давая нравственный аспект, нравственную установку, апостол Павел говорит: как вы отдавали члены свои в рабство греху, так теперь ныне должны стать рабами праведности. То есть крещеный человек должен быть рабом праведности.

Интересное созвучие: мы думаем, что быть рабами гнусно, плохо,  неловко,  неудобно, стыдно. Выходит, вашу праведность можно только как рабу принять, что ли? Примерно так размышляет человек. Но апостол Павел не это хотел сказать. Хотя если бы хотел сказать это, думаю, в этом бы не было ничего плохого. Он другое хочет сказать.

Ведь мы были рабами греха. Что значит быть рабом греха? Это значит, что мы делали все, что скажет грех. И как мы себя чувствовали? Униженными? Обиженными? Расстроенными? Печальными? Человек, который становится рабом греха, делает грех с наслаждением. И грех становится единственной вещью, которая приносит ему радость. Он не может его не делать, потому что это единственное его счастье. Для алкоголика это алкоголь, для развратника это разврат, для вора это имущество, для гордеца это то наслаждение, которое он испытывает, подавляя других, и так далее. То есть человек не может жить иначе, жизнь покажется ему невыносимо скучной, пустой, серой и никчемной, если он не будет радоваться, исполняя грех. Но делает-то он это не сам, его грех принуждает. А он счастлив, что он испытывает это принуждение.

По аналогии с этим то же должно произойти с человеком, который хочет стать рабом праведности. Он с наслаждением должен делать то, что велит правда: творить дела милосердия, молиться, ходить в храм, любить, прощать, жалеть, помогать, читать духовную литературу, отказываться от всего того, что мешает этому. Как развратник готов спустить последние деньги, чтобы заполучить желаемое наслаждение, так человек правды готов отдать все имущество, только бы исполнить заповедь Божью. То есть на самом деле рабы праведности – это не люди, которые, сжав зубы, терпеливо, мучительно, с невыразимой мукой на лице делают то, что им не хочется. Тогда Христос напрасно умер. Но в том-то и дело, что Новый Завет, благодать Нового Завета, таинство Крещения переворачивают человека и делают из него нового человека, которому делать правду так же легко, как человеку ветхому делать грех. Так же сладостно, так же замечательно, так же приятно делать новому, новозаветному человеку дела правды, исполнять заповеди Божьи, как в прежние времена, до крещения, он с наслаждением исполнял желания плоти.

Таким образом, человек страстный – это как раз человек, который не может не исполнять чьей-то воли, влекущей его ко греху, он не может не творить грех. Ему сладостно это состояние, и отказаться от него он не может. Это значит, что человек страстный  в какой-то степени совлекся той благодати, которая дана была ему в крещении, он растратил или продолжает растрачивать эту благодать. Он умирает, жизнь вытекает из него по каплям. И знаком этого истощания в нем жизни является то, что он жить не может, не удовлетворяя какой-нибудь страсти. Страстность как состояние человека показывает, что человек либо уже мертв духовно, либо умирает. Естественно, понятно, что именно об этом авва Исайя говорит, что он отлучается от Бога, он снова возвращается к зависимости от чужой воли, которая, предлагая ему сладость, завлекает его душу в силки этой страсти. Ведь страсть тем и опасна, что человек без удовлетворения страсти смысла жизни, радости жизни не видит, не может представить, что может быть что-то иное для него. Удовлетворение страсти есть все.

Лишаясь возможности удовлетворять страсть, человек думает, что все кончилось. Он действительно порой готов жизнь самоубийством закончить или, просто тихо сходя с ума, погружает себя в какую-нибудь еще более худшую страсть (например, наркотики, алкоголь или уныние, печать, что угодно)… Таким образом, человек разрушает себя, переводя себя в состояние действительно умершего. Потому что если про человека, скажем, развратничающего, с кутежом и размахом, кто-нибудь из безумных может сказать: «Вот, живет человек!», то про человека унылого, печального, пьяного вряд ли кто-нибудь скажет, что это жизнь. Вряд ли кто-нибудь может утверждать, что это жизнь. А когда-то все это с человеком было: он услаждался страстями. Но страсти закончились по разным причинам (здоровья не хватило, денег не хватило или еще что-то случилось) – и человек погружается в уныние, а это уже попросту преддверие смерти.

Вот от этого состояния и приходит спасти нас Христос и в крещении нас от этого спасает. Но если после крещения человек снова возвращается к страстям, то это очень печально – перекреститься он уже не может, и бороться со страстью ему придется теперь почти самостоятельно. Конечно, Бог не оставит его и в этом. Но для того чтобы призвать Бога, уже надо какую-то страсть победить, уже надо каким-то образом способность к молитве приобрести и не лениться на молитве взывать к Богу, чтобы Он пришел и исцелил мою страстность. Но в любом случае уже приходится самому человеку призывать Бога и, призывая Бога, преодолевать с Его помощью приобретенный после крещения страстный навык.

Дальше, во втором абзаце, авва Исайя рассматривает это состояние страстности, перечисляя различные виды страстей или различные ветви зла.

Блажен совлекшийся их, потому что он будет разумною овцой, благоприятной на жертвенник Божий, и услышит радостный глас Господа: «добре, рабе благий и верный, о мале был еси верен, над многими тя поставлю: вниди в радость Господа Твоего» (Мф. 25, 21). Те же, которые хотят творить свои хотения по плоти, и не хотят уврачевать себя святым врачевством покаяния, чтоб сделаться чистыми, – в час нужды окажутся нагими, не имеющими одеяния добродетелей, и ввержены будут во тьму кромешную, где пребывает диавол, одетый в одежду страстей, кои суть: блуд, похотение, сребролюбие, оглаголание, гнев, завиствование, тщеславие, гордость. Они-то и суть ветви (зла), и многие им подобные, как-то: невоздержание, украшение тела, развлечения, леность, смехотворные речи, бесстыжие взгляды, страсть шириться, бессовестность, невнимание к суду Божию, зависть к ближнему, ложь на брата, человекоугодие, лжесвидетельство, ложное знание, желание учить, любовь к обычаям мира, малодушие, нетерпение, ненависть к ближнему, непорицание себя (несознательность и самодовольство), любовь к славе человеческой, паче славы Божией, выказывание своего делания, чтоб прославлену быть людьми, любовь к яствам изысканным, совершение страстей телесных в сердце, почитание соблазном немерения себя (или самоуничижения), хвастание своим знанием, спорливость, настояние на своей воле, почитание себя разумным и мудрым, почитание брата неразумным, и уничижение его.

Вот такой перечень страстей. Но для начала, прежде чем к этому перечню обратиться, хотелось бы остановиться на том, что страсть, по мысли аввы Исайи, которую он высказывает во втором абзаце, коренится в том, что человек хочет творить хотения свои, хотения по плоти. Ведь действительно, когда человек крестится, то есть принимает таинство Крещения, то он (о, если бы люди в тот момент могли внимать тому, что они говорят, сознательно к этому относились!) трижды произносит Символ веры, он трижды говорит, что сочетается со Христом, а для этого он трижды говорит, что отрекается от сатаны, всех дел его, всей гордыни его, всего служения его и говорит, что он сочетается со Христом, соединяется с Ним и верует Ему как Царю и Богу. То есть для него теперь Он Царь и Бог.

Это значит, что он приносит своего рода присягу и подписывается под исполнением воли Небесного Царя. По сути-то своей человек уже этим крещением и входит в Царство Божье. Не то еще, которое приходит в силе, но то уже, которое пришло. Жить в Царстве Божьем – это значит исполнять волю Царя Небесного, творить Его волю, потому что это Его Царство. Царством называется состояние, в котором все подчинено Царю. Царство Божье – это где все подчинено Богу. И всякое творение в этом Царстве Божьем исполняет волю Царя. С момента крещения человек делается подданным этого Царства Божьего и имеет возможность, благодать и дар творить во всем волю Божью и искренне может сказать: «Отче наш! Да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли». Не случайно в знак этого отсечения всякой своей воли человека новокрещенного постригают для совлечения именно своеволия и похотей. По сути дела, все крещение –  это как раз умирание для жизни по своей воле и рождение в Царство Непоколебимое, где человек обязуется по своей воле (ему дается такая благодать по воле Божьей) жить, творя волю Божью.

Конечно, человека бы этому надо научить. Но дело не в том, скажем, чтобы провести с ним какое-то количество огласительных бесед. Сколько бы их ни проводили, любой человек, их проводящий, видит, что очень многие вещи человек не понимает и не принимает. Поэтому сама система огласительных бесед не решает всей проблемы. Проблема в первую очередь в том, что человек, который приходит креститься, не верит часто в Бога как именно в Царя и не поклоняется Ему. Для него это просто Бог, что бы о Нем ни говорили, он пришел к Нему вовсе не для того, чтобы менять свою жизнь, не для того, чтобы спастись. И именно потому, что он пришел не за этим,  он и не слышит. Конечно, и тот мотив, по которому он пришел, чаще всего тоже оказывается все-таки верой, которую благодать Божья раздувает порой очень сильно, в пламень (такие случаи тоже известны). Но пока это раздувание пламени произойдет, пока вера человека действительно окрепнет и он поймет действительно, что такое человек перед лицом Божьим, он в изрядной степени приобретет некоторое количество страстей, потому что после крещения будет исполнять свою волю. А как раз всякое сознательное исполнение своей воли вопреки воле Божьей и является тем семенем, тем началом, из которого вырастает страсть.

Конечно, даже не будем брать людей новообращенных, приходящих креститься и слушающих огласительные беседы. Ведь что скрывать, тот перечень грехов, который озвучил здесь авва Исайя, большинство людей не считают грехами, страстями. Может, это и страсть, может, авве Исайе угодно было назвать это страстью, но мы не собираемся с этими страстями каким-то образом бороться. Для нас эти страсти не являются ни страшными, ни опасными, ни предметом нашей борьбы. Для нас и грехи-то не являются чем-то плохим и страшным.

А все потому, что заповеди Божьи для нас не являются абсолютно безусловными, не носят тотального характера, мы не осознаем, что заповедь – это серьезно, это безусловно, то есть никаких условий нам не ставится для исполнения этих заповедей. Мы просто должны исполнить это потому, что это заповедь Божья. Мы же так не воспринимаем заповедь. А потому и привыкаем к страстям, которые вырастают из несоблюденных заповедей, из того, что мы отвергли волю Божью, а исполнили то, что хотим мы. Мы смотрели, смотрим и будем смотреть и на красивых женщин, на красивых мужчин, где бы их ни показывали: на обложке журнала, в кино, по телевидению, в Интернете или на улице.  Мы смотрели, смотрим и будем смотреть. Мы собирали продукты на черный день, запасы, так и будем собирать, потому что мы научились это делать. Мы как не подчинялись начальству, священноначалию даже, так и не будем подчиняться ему. Как тщеславились и гордились, так и будем тщеславиться и гордиться. Как оговаривали людей, так и будем оговаривать. Не прощали, осуждали, так и будем не прощать и осуждать.

Конечно, если ему так все это разложить, он, наверное, испугается. Каждый человек как бы говорит всякому человеку, пытающемуся учить его слову Божьему: «Знаете, Евангелие Евангелием, а жизнь жизнью. Мы понимаем, что Христос написал красивые заповеди, но по этим заповедям человек жить не может. Не то что не может, даже не должен, потому что эти заповеди бесчеловечны, они для людей не от мира сего. Мы люди нормальные, адекватные, стопроцентные, поэтому заповеди Божьи не для нас. Мы не будем их исполнять, потому что это невозможно. Очевидно, плох тот человек, который собирается их исполнять. Он ни к чему не годен, он ни накричать не может, ни ударить не может, ни добиться хорошей жизни для себя, ни подумать о черном дне – вообще ничего не может. Человек, не приспособленный к жизни».

Конечно, в таком категоричном и некрасивом виде мало кто решится увидеть самого себя. Но по сути-то своей мы все относимся к заповеди Божьей именно так: мы свою волю ставим выше Божьей. И поэтому в нас развиваются страсти. И поэтому мы умираем и делаемся в конце концов неспособными к исполнению Божьих заповедей, делаемся неспособными по-христиански жить. Просто не можем, потому что не верим, что жизнь по-христиански возможна.

Записала Инна Корепанова