Читаем Добротолюбие. Выпуск от 18 мая

Курс ведет священник Константин Корепанов.

Мы продолжаем читать наставления святого преподобного Иоанна Кассиана Римлянина, в том числе о борьбе с чревоугодием. В прошлый раз мы начали читать 37-й абзац, в котором говорится о необходимости внутренней брани, внутренней войны человека с теми страстями, корни которых живут в нем самом.

Из этого прочитанного отрывка первое, что мы вынесли, это следующий образ Иоанна Кассиана: как скоромная пища утучняет наше тело, так страстная пища утучняет нашу душу, делая ее неспособной к подъему. Важно понимать, что ни Церковь, ни Иоанн Кассиан, ни  святые отцы, которые жили до него и после него, не собирались отменять пост.

Когда говоришь о внутреннем делании и о том, что телесный пост неважен, люди сразу думают, что их призывают отказаться от телесного поста. Да ни в коем случае! Есть, конечно, люди (и немало было), которые говорят, что телесный пост не нужен. Он нужен! Но он бессмыслен без внутреннего поста, без душевно-духовного поста, без того, чтобы человек отказывал себе в насыщении страстной пищей. Пост необходим, он нужен, но нужен как телесный, так и душевный и духовный пост. От того, что сам телесный без душевного бессмыслен, вовсе не следует, что телесный не нужен. Просто его необходимо дополнять. И мысль об этом у Иоанна Кассиана тоже очень понятная и глубокая. Ведь собственно вместилищем Святого Духа является в первую очередь душа, а не тело, сердце есть подножие престола, на котором восседает и царствует в нас Христос. Сердце в первую очередь дом Божий, средоточие пребывания Бога в человеке. Поэтому чтобы сердце вместило Бога, чтобы сердце стяжало благодать Святого Духа, необходимо, естественно, и душевное постничество. Мы отказываем душе в удовлетворении страстей, и это делает душу способной посвятить себя Богу и исполнить то, что велит Бог.

Но особенно важная мысль Иоанна Кассиана содержится в самом начале этого абзаца. Я напомню:

Не внешнего врага надобно нам бояться; враг наш заключен в нас самих. Почему и ведется в нас непрестанно внутренняя война. Одержи мы в ней победу, – и все внешние брани сделаются ничтожными, и все станет у воина Христова мирно, и все ему покорно. Нечего будет нам бояться врага со вне, когда то, что есть внутри нас, быв побеждено, покорится духу…

Когда человек начинает действительно к телесному посту присоединять душевный пост, то есть старается не осуждать, не гневаться, не тщеславиться, не раздражаться, когда он старается душой соблюдать заповеди Божьи, только тогда он понимает, что главный враг на пути стяжания благодати Святого Духа он сам. Пока человек не начинает душевно поститься, пока он не начинает делать шаги в отношении душевного поста, духовного поста, пока он только соблюдает чисто пищевой пост, он не может понять, что он главный враг себе самому.

Когда же мы начинаем поститься душевно и духовно, тогда встречаем пожелание нашего сердца непрерывно жрать душевную мерзость; именно жрать. Каждый человек понимает: то, что запрещено, ту самую запретную пищу, которую так хочется вкусить душе, мы готовы именно жрать. Человеку кажется, что когда он лишается этой душевной пищи, ему ничего не нужно, ему  жизнь становится недорога, ему хочется насытиться тем, что составляет для него значимую душевную страстность.

Например, возьмем страсть осуждения. Христос  редко об этом говорит, чаще всего об этом говорит священник. Скажет он некоему человеку в начале поста: «Давай, брат, больше не будем осуждать». Три дня человек искренне пытается не осуждать. И через три дня он понимает, что такая жизнь ему не нужна, что он лучше сдохнет, чем дальше будет так жить, не имея возможности никого осудить, это же невыносимая жизнь. Ему хочется эту пищу съесть гораздо сильнее, чем кусок мяса или тарелку пельменей. Он ненасытимо жаждет этой пищи. Поэтому он не выдерживает этого страстного напряжения и осуждает людей, которые просто достали его, именно взывая к тому, чтобы он их осудил.

Так же бывает и со страстью гнева, со страстью сладострастия, блудной страстью, с тщеславием, гордыней, сребролюбием. Все это бывает именно так, человеку хочется этого именно ненасытимо, страстно, он просто алчет удовлетворить себя этой пищей.

Человек, проживший это на опыте, понимает: этот образ, который использует Иоанн Кассиан, очень правильный. Мы именно пасемся на пажитях пожирания страстной пищи, это именно пища, которую мы алчем. Лиши нас этой пищи – мы будем стонать гораздо больше, чем от того, что нам нельзя есть мясо или молоко, сметану или творог.

Только человек, попытавшийся поститься душевно, понимает, что самая главная беда именно в этой страстности его души. Он легко может отказать своему телу в том, чтобы не есть любимые продукты, но отказать своей душе в том, чтобы не есть привычную страстную пищу, – выше его сил, он просто ничего не может с этим сделать. Тогда он и понимает, что он сам и есть главный источник своей страстности. Это он сам хочет осуждать, это он сам хочет гневаться, это он любит похвалу, это ему нравятся деньги или та похотная страсть, которая так греет его через мечты и рассматривание развратных картинок.

Когда мы, вместо того чтобы встретиться с самими собой, чтобы понять, что мы такое есть, насколько мы отравлены и изъязвлены грехом, начинаем обвинять бесов, то мы по сути дела походим на средневековых инквизиторов; они, вместо того чтобы обвинять собственную похоть, обвиняли красивых девушек, к которым испытывали блудное влечение. Они считали: раз они это влечение испытывают, значит, виноваты эти девушки, потому что к другим-то они не испытывают этого влечения. Раз они испытывают к этим, то виноваты эти девушки, а не их собственная блудная страсть. Это очень важно человеку осознавать, и в этом смысле данный абзац Иоанна Кассиана очень важен.

Конечно, наступает такое время, когда человеку надлежит бороться и с бесами. В этом смысле его брань однажды наступает действительно с бесами. Мы читаем об этом в житиях святых, в описаниях подвига святых. Мы начинаем понимать, что когда-то это бывает. Но мы забываем, что люди, которые пережили всю эту брань, сначала победили себя, они вырвали из своего сердца источник страстности, поэтому могли сражаться с носителями зла. А нам, по слову одного замечательного подвижника ХХ века епископа Варнавы (Беляева), куда там с бесами тягаться, когда мы еще собственные страсти не победили. Мы и не можем победить врага, потому что враг внутри нас. Не может град сопротивляться внешнему вторжению, если враги внутри этого града, они будут открывать ворота, будут отравлять воду, будут делать все, чтобы мы сдались на милость нашим врагам. Мы не сможем  сопротивляться, потому что любим то, что предлагают нам враги.

Эта мысль в большинстве случаев непонятна. Мы ничего не объясняем, когда собственное блудное наваждение или чревобесие приписываем только бесам. Конечно, они есть, конечно, они пытаются нас каким-то образом прельстить. Но они бы не имели над нами никакой власти (Христос ведь избавил нас от их власти), если бы мы не любили то, что они нам предлагают. А эта любовь к тому, что они нам предлагают, и есть наш внутренний враг. Мы страстно любим те удовольствия, те соблазны, которые они нам предлагают. Мы уже готовы сдаться бесам, ведь то, что они нам предлагают, мы очень любим. Поэтому мы легко снова сдаемся и идем в плен, в их плену нам сладостнее жить, чем в плену Господнем, ибо они позволяют нам делать приятные для нас вещи, а Бог запрещает эти вещи делать.

В 35-м абзаце об этом тоже Иоанн Кассиан говорит:

Для борца Христова, пока он в теле, никогда не оскудевают случаи к получению пальм за ратоборство; но чем более возвышается он успехами своих побед, тем более сильный ряд ратоборств предлежит ему. Ибо после того, как победит он и покорит себе плоть свою, какие толпы супостатов, какие полчища врагов восстают против сего победоносного воина Христова, быв раздражены его победами! Это, – чтоб воин Христов, нежась покоем мира, не стал забывать о славных боях своего ратоборства, и, опустившись от бездействия, в чувстве безопасности от врагов, не потерял охоты и мужества оказывать победные доблести, достойные высших наград…

Прежде победы над собой, над той любовью к страстным вещам, которые есть в человеке, никто не сможет приступить к бесам, это просто невозможно, ибо они сделают с нами все, что хотят, ибо мы – в их руках: через то, что любим, через то, что они нам предлагают. Только победив страстные наклонности своего естества, победив себя, собственно распяв свою плоть со страстьми и похотьми, мы и делаемся способными выйти на собственно христианский подвиг, на христианское ристалище, чтобы сражаться с ними по мере допускаемых, попускаемых Божественной премудростью ситуаций, когда нам с ними надо будет побороться. Но это не может начаться раньше, чем мы победим собственную страстность.

Тридцать девятый абзац:

Дела любви должно предпочитать посту. Этому научились мы у Египетских Отцов. Ибо когда мы, желая узнать правила сих старцев, пришли из Сирии в Египет, то нас принимали там с изумительно живым радушием сердечным, – и куда бы мы ни приходили, нигде для успокоения нас, не стеснялись соблюдением определенного уставом часа для принятия пищи, как мы обвыкли видеть в монастырях Палестинских, – но везде разрешали на пищу прежде того, кроме только среды и пятка. Один из старцев, когда мы спросили его, почему у них, так свободно мимоходится правило каждодневного поста, ответил нам: пост всегда со мною, вас же я не могу удержать с собою навсегда. Притом хотя пост многополезен и всегда нужен, но он составляет жертву произвольную; исполнение же дела любви есть неотложимое требование заповеди. Итак принимая в вас Христа, я должен напитать Его. Когда же провожу вас, тогда сделанное ради Его снисхождение могу вознаградить строжайшим постом…

Это тоже сюжет, часто встречающийся в песнопениях Великого поста. Святые отцы говорят, что для того, чтобы поститься, необходимо еще и служение любви. Для того чтобы пост был принят Богом, необходимо, чтобы этот пост не разрушал наше служение ближнему, служение брату. В этом смысле они вполне конгениальны, вполне сочувственны тому, что говорит Книга пророка Исайи о правильном посте.

Но при этом отцы, как бы подчеркивая необходимость служения, ссылаются не на Книгу пророка Исайи. Очевидно, они знают ее, но ссылаются не на нее, не на 57-ю главу этой книги, а на другое. Аргументация их такова: пост – это наше добровольное служение, это наше добровольное дело в отношении к Богу, к подвигу. А служение любви есть заповедь, которую нам необходимо исполнить, которая именно моделирует наше поведение со стороны Божественной воли. То есть пост – это наше некое добровольное действие, а служение человеку – это заповеданное действие. Если мы нарушили пост, то нарушили некое добровольно нами принятое установление; отказываясь служить человеку, мы отвергаем заповедь Божью.

Конечно, у нас такого отношения к посту нет. Для нас, скажем, исполнение норм Великого поста, да еще по монашескому уставу, есть непоколебимое правило, это нужно выполнять, мы в жизни не позволим себе его не исполнить. А вот улыбаться человеку или не улыбаться, кормить его или не кормить, помогать ему или не помогать дело десятое, хотим – поможем; хотим – не поможем, хотя ровно все наоборот должно быть.

Иоанн Кассиан, часто в этом вопросе ссылаясь на известные места из апостола Павла, подчеркивает, что пост – это усилие атлета, который выходит на ристалище, на состязание для того, чтобы достичь какого-то результата, ему важен результат. Пост – это усилие для достижения результата. А служение – это универсальная заповедь, которая необходима для исполнения всякому человеку. Можно так сказать: пост – это мера, принимаемая спортсменом, атлетом для достижения результата на ристалище, на состязании, а заповедь – то необходимое требование, которое равно обязательно как для бегуна и состязателя, так и для зрителя и судьи, все должны исполнять то, что мы называем заповедью. Служение важнее, чем пост, служение есть универсальное требование, пост – собственно, придуманное мною.

Если я не тренируюсь, не хочу быть атлетом, то просто не достигну никаких результатов. Я не стану не только чемпионом мира – я не стану чудотворцем, не стану пророком, не стану каким-то известным священником, у которого в данное время на исповеди плачут люди, не стану великим молитвенником, вытаскивающим людей из бездны греха. Я не стану одним из великих людей, если не буду поститься. Но если я буду нарушать заповеди Божьи, то я просто даже не спасусь. Это принципиальная разница. Пост – это то, что необходимо для достижения высот; заповедь, направленная на служение людям, необходима для того, чтобы вообще попасть в ранг спасаемых людей.

Еще раз повторю: у нас проблема абсолютно вывернута наизнанку, мы совершенно так не думаем, поэтому не получаем тех плодов, которые могли бы получить.

Чтобы быть способным к исполнению служения, здесь ясно об этом спрошенный Иоанном старец говорит: надо осознавать, что мы принимаем к себе Христа. Это, понятно, навеяно притчей о Страшном суде: принимая кого-то, вы принимаете Меня, оказывая служение кому-то, вы оказываете служение Христу (см. Мф. 25, 35–36). Для того чтобы суметь исполнить служение любому человеку в любой ситуации, надо  сознавать, что этот человек и есть Христос, а служение, которое мы исполняем человеку, есть служение Ему. И, наоборот, пренебрежение любым человеком в любой ситуации есть пренебрежение Христом. По мысли этого старца, которую здесь очень точно фиксирует Иоанн Кассиан, разница принципиальная. Именно тогда, когда мы воспринимаем служение любому человеку как служение Христу, радость касается нашего сердца, радость реальная, именно радость брачного чертога, радость от того, что мы реально сейчас принимаем Христа.

Вот этого маленького, незаметного, но фундаментального довеска нам не хватает. Мы тяготимся служением ближнему: «Что он сюда явился? Гнусный, неприятный человек». Но как только получится у нас представить и увидеть, что это к нам пришел Христос, естественно, мы изменим отношение к нему. А изменив отношение к нему, мы будем с радостью это служение исполнять.

Записала Инна Корепанова