Читаем Добротолюбие. 8 июня

Курс ведет священник Константин Корепанов.

– Прежде чем приступить к разговору о страсти сребролюбия, хотелось бы прочитать еще один абзац святого Иоанна Кассиана о борьбе с духом блуда – там есть одна важная ремарка.

Шестьдесят первый абзац:

Чтобы даже во время сна нечистые грезы не оскверняли нас, для этого всегда надобно держать равномерно умеренный пост. Ибо кто нарушит разумную меру строгости в воздержании от пищи, тот потом непременно зайдет и за должную меру послабления себе в сем. С изменением же меры подкрепления себя пищею неизбежно должно изменяться и качество нашей чистоты. Но при сем должно иметь постоянное смирение сердца и терпение, равно как внимательное предохранение себя в течение дня от гнева и прочих страстей. Ибо коль скоро западет в нас огнь гнева, то после легко проникнет к нам и жар похоти. Паче же всего необходимо бодренное блюдение себя ночью. Ибо как чистота и охранение себя днем предуготовляют чистоту ночную, так и ночная бодренность предпосылает сердцу, равно как и вниманию к себе, силу и крепость противостоять всему нечистому днем.

Очень важное замечание и некий вывод по борьбе с блудной страстью. По сути, все основные моменты, которые мы уже разобрали, тут есть. То есть фундаментом является смирение сердца и терпеливое перенесение скорбей. Если человек это делает, то в целом его отношения с блудной страстью попадают в ранг естественных отношений; то есть дальше он может просто работать со своим естеством, ограничивая себя в определенных вещах, и таким образом блудная страсть не будет его мучить. Если он не очень смиренный, то есть гордый, высокомерный, при этом гордыня и высокомерие проявляются в том, что он гневается, раздражается, злится, осуждает, спорит, то даже если он вообще не будет есть,  блудную страсть все равно не победит.

В наше время еще есть такие уникальные люди, которые спрашивают, как бороться с блудной страстью. Так вот, фундаментом является духовно-душевная часть: смирение и терпение со сдерживанием языка. Когда это сделано, тогда человек должен найти такую меру своего поста, при которой не происходит разжжение похоти, разжжение естества человеческого.

По общей мысли святых отцов, мера поста напрямую и зависит от подчревной части нашего естества. То есть надо выбрать себе такую меру поста, чтобы естественная похоть нас не беспокоила. Если она беспокоит – значит, мы недостаточно воздерживаемся, надо пост усилить. Это общее мнение святых отцов, что так определяется то, сколько мы должны поститься.

Если при ровном течении нашей духовно-душевной жизни (то есть если мы не осуждаем, не спорим, не злимся, не гневаемся, терпеливо переносим случайности нашей жизни) нас все равно  беспокоят какие-то блудные движения, значит, мы мало постимся. Если мы не испытываем никаких движений плоти, значит, мера поста достаточная и большего от нас Бог не требует.

Для святых отцов качество сновидений определяло общий тонус, общую интонацию человека в монастыре (или, говоря современным языком, человека неженатого). На любого человека, который находится в бодрственном состоянии, влияет очень много разных вещей, поэтому это не показатель. А вот когда ты спишь, находишься в расслабленном состоянии, собственно, движения твоего сознания, образы, которые вспыхивают в сознании, и показывают истинное состояние твоего естества, насколько оно чисто, целомудренно. Поэтому если человека мучают какие-то блудные сны, то, очевидно, и в бодром состоянии жизнь его не совсем чиста, он делает что-то не так.

Если человеку снятся разные блудные наваждения, сны, грезы (как здесь переведено), то первое, что он должен начать делать, – воздерживаться, то есть как-то ограничить себя в еде. Если сны никуда не делись, очевидно, человек страдает какими-то душевными страстями: как правило, гордостью, превозношением, высокомерием. Достаточно беглого взгляда вокруг себя, чтобы это увидеть и понять. Если мы вчера поругались с братом, другом или мамой, на кого-то накричали по телефону, то очевидно, что эти сны обличают нас. В обычном бодрственном состоянии нас никуда не тянет, мы ни на кого не смотрим, и кажется, что никакого движения плоти нет. Но если оно есть в спящем, сонном состоянии, значит, это обличает нашу внутреннюю неправду, внутреннюю нечистоту, и мы должны к этому прислушаться. Это некий сигнал, индикатор, который показывает, что в нашей душе не все в порядке. Конечно, если сон один раз в пять лет, то не стоит беспокоиться. Но если это приобретает характер навязчивых грез и видений, это показывает, что с нашей душой что-то не так.

Теперь переходим к теме, которой посвятим несколько бесед. У святого Иоанна Кассиана эта глава называется «Борьба с духом сребролюбия».

Начнем читать шестьдесят восьмой абзац. Он очень пространный, практически на две страницы, мы начнем с первой половины, где приводятся несколько интересных и достаточно понятных примеров.

Эта страсть, если улучит власть над малодушною и холодною душою монаха, то сначала побуждает его к малому стяжанию, во впечатлительных картинах описывая ему некоторые будто справедливые и разумные причины, по которым ему необходимо или уберечь для себя несколько денег при отречении от мира, или приобрести после того. Того, жалуется она, что дается в монастыре, недостаточно и едва сносно для здорового и крепкого тела. Что будешь делать, если приключится телесная болезнь, а у тебя не будет припрятано что-нибудь на случай, чем бы пособить себе в немощи? Содержание монастырское прескудно, небрежение же о больных превеликое. Если ничего собственного не будет у тебя, что можно бы употребить на поправление телесного здоровья, то придется тебе умереть жалким образом.

Да и самая одежда, доставляемая монастырем, недостаточна, если не промыслишь иметь нечто, на что мог бы достать себе другую. Наконец, нельзя бывает все время прожить в одном и том же монастыре; а в таком случае, если не приготовишь себе денег на путевые расходы и переправу через море, то не возможешь, когда захочешь, переселиться оттуда, и таким образом будучи стеснен крайнею бедностью, постоянно будешь влачить жизнь работническую и жалкую без всякого успеха.

(Имеется в виду, если не сможешь уйти из монастыря и все это поймут, то тебе сядут на шею и превратят тебя в купленного раба, потому что денег на дорожные расходы у тебя нет.)

Когда такими помыслами опутает ум свой монах, тогда начинает придумывать, как бы приобрести хоть один динарий; и с этой целью приискивает какую-либо частную работу, которую и исполняет со всею заботливостью без ведома аввы своего. Продав ее потом тайно и получив желанную монету, в страхе за нее суетится он и хлопочет, где бы ее положить или чьему бы хранению ее вверить; а между тем уже начала точить его еще острейшая забота, как бы удвоить эту монету, – и он напряженно строит важные планы, что бы такое купить на нее, и какой бы с нею употребить для сего оборот.

Иоанн Кассиан описывает сугубо монашеские (по крайней мере, на первый взгляд так кажется) искушения. Я не жил в монастыре, но жизнью в очень похожих условиях жил и примерно представляю, о чем он говорит; это действительно так. Психологически угадано, подсмотрено, пережито и описано очень точно и верно. Но беседы о добротолюбии монашествующие явно не слушают; их слушают только миряне, и они по справедливости могут сказать: «Это монашеские искушения. А нам-то что? Монахи дают обет нестяжания; естественно, для них приобретение монетки является грехом, нарушением обетов. А мы-то – люди мирские: мы зарплату получаем, многие из нас бизнесом занимаются. Да и вообще каждый, наверное, хотел бы, чтобы дома была лишняя копеечка, потому что денег по большому счету всем и всегда не хватает. Поэтому какое отношение эти искушения, описанные здесь, имеют к нам? И нужно ли нам об этих специфических монашеских искушениях знать?»

Конечно, обет нестяжания – обет монашеский, а не мирской, тем не менее и для мирских людей очень важно то, что здесь описано. Во-первых, речь здесь идет не о стяжании как таковом, а о сребролюбии. Важно понимать, что сребролюбие запрещено любому человеку. Стяжание мирскому человеку не запрещено; оно, строго говоря, и монастырю не запрещено. Монаху – запрещено, монастырю – нет. Само по себе имение, приобретение некой собственности, какие-то денежные, финансовые операции, просто прибыль, тем более зарплата – не являются чем-то греховным. Как не являются грехом сами по себе деньги, или золото, или драгоценные камни. Авва здесь пишет не о стяжании и даже не о богатстве; он пишет о сребролюбии.

Сребролюбие – это страсть, которой может заболеть и монах (как здесь прекрасно описано), и мирской человек. И, заболев этой страстью, он становится виновным, ибо сребролюбие запрещено не только монахам, но и христианам. Как мы увидим в конце этого длинного абзаца, Иоанн Кассиан напомнит слова из Нового Завета, из послания апостола Павла о том, что сребролюбие есть зло для христианина.

Нам достаточно вспомнить то, что говорит Христос. Он не говорит, например, что богатый не может спастись. Он не говорит о том, что само по себе богатство есть зло; Он Сам пользуется этим богатством. Как сказано, богатые женщины помогают, решают нужды тех людей, которые Его окружают; они служат Ему своим имением. И Он немало добра делает с помощью чужого, в сущности, имения. Он восстает не против богатства как такового, а именно против сребролюбия.

В этом смысле сребролюбие есть зло как для монашествующего, так и для мирского человека; заболеть этим может как монашествующий, так и мирской человек. Иоанн Кассиан описывает ситуации, ему знакомые и понятные как человеку, прожившему в монастырях всю жизнь. Но мы легко можем представить, как это может относиться и к нам, мирским людям.

Что делает монах, описанный здесь? Монах думает о том, что на всякий случай у него должна быть денежка. Какой это может быть случай? А вдруг заболею? Ведь за мной не будут ухаживать, лекарств никто не даст. Сам о себе не позаботишься,  никто не позаботится. А вдруг мне здесь надоест, не понравится, меня будут притеснять? Я должен буду уйти в другой монастырь. Если не смогу уйти – меня здесь превратят в раба. А вдруг мне в моей одежде станет холодно? Я попрошу келаря выдать теплую одежду, а вдруг он мне не выдаст? А так я пойду и куплю теплую одежду, тогда не замерзну, не заболею, мне будет комфортно. А вдруг, например, будет холодная зима и у меня в келье будет холодно? Тогда я смогу взять и натопить. Или, например, иногда мне нужно вино. То вино, которое дают в трапезной, мне не подходит. Мне нужно другое вино. Я должен его купить. Да мало ли что может случиться?.. Еще ничего не случилось, но мысль о том, что что-то может случиться, внушает монаху, что он должен на всякий случай какую-то денежку иметь.

Разве такое искушение не может произойти с каждым человеком? Любой мирской человек может переживать точно так же. Но пока не будем переводить разговор в плоскость мирских людей; посмотрим, что дальше происходит с этим монахом.

Этот монах сознает себя разумным человеком; не то что какие-то там верующие, которые в Бога как бы веруют. Все веруют, но надо же немножко и головой думать! Как думающий, разумный человек я должен позаботиться о том, чтобы у меня на всякий случай было что-то. Это же испокон веков известно: на Бога надейся, а сам не плошай. Вот я и не плошаю. Я хочу заработать денежку. Я хочу найти способ честно заработать. Честно, но тайно. Как бы честно, но не совсем. То есть я не ворую, но хочу это сделать скрытно от тех людей, которым по монашескому закону должен давать в этом отчет. Я тайком беру работу, скрывая это от своего аввы. То есть, в сущности, мое сердце становится нечистым. Но я же разумный человек; что же мне теперь, поступать по всей строгости Евангелия, что ли? Поступать по всей жесткости и строгости Евангелия – просто неразумно. Может, и есть такие сумасшедшие, но наш монах не из их числа. Поэтому он делает честным образом законную работу, только скрывает ее от своего аввы, своего наставника, чтобы никто об этом не знал.

Когда он заработал денежку, появляется новая проблема: как это сохранить? В карман не положишь. В келье почти ничего нет: вдруг кто-то зайдет и увидит? Если я заработал денежку и у меня разумная голова, я же понимаю, что кто-то может ее украсть, начинаю подозревать людей. Мне надо денежку как-то сохранить: либо где-то спрятать, чтобы случайно кто-то не нашел, не увидел, либо кому-то отдать на сохранение. Но кому можно верить в этом мире?

И вот я мучаюсь, как ее сохранить. Например, я нашел место, а вдруг ее взяли? Это же моя единственная надежда! Я ее заработал на крайний день, значит, должен ее контролировать, караулить. Это только те самые верующие, которые Евангелие начитались, скажут: «Бог сохранит». Нет; я же сам ее заработал, у меня же сердце болит – это моя единственная надежда. И я контролирую, переживаю, думаю: как там моя денежка, все ли с ней нормально? А вдруг человек предаст меня и сбежит с моей денежкой? Вот так я переживаю.

Эти переживания с неизбежностью приводят меня к тому, что самый надежный способ сохранить денежку, чтобы с ней ничего не случилось, – приумножить ее. Когда будет две денежки, уже значительно легче – я могу отдать одну денежку одному на хранение, а другую – другому, и хоть одна сохранится. Я начинаю думать о том, как умножить богатство.

Фактически получается, что сначала человек сомневается в Промысле Божием, то есть он не верит, что Бог позаботится о нем. Он думает: «Бог Богом, а заботиться о себе надо самому». Он сомневается в Промысле, начинает лукавить перед людьми, чтобы заработать деньги. Не то чтобы воровать, а просто лукавить. Он уже усомнился в Промысле, а значит, во всеведении Бога, поэтому старается лукавить. Потом он думает, как эту денежку сохранить, а потом – как ее приумножить. Вот четыре ступени падения, по которым человек идет вниз, выбрав себе в руководители страсть сребролюбия. Так происходит с монахом. А как происходит с мирянами – мы поговорим в следующий раз.

Записала Нина Кирсанова