Беседы с батюшкой. Ответы на вопросы

В екатеринбургской студии нашего телеканала на вопросы телезрителей отвечает проректор по учебной работе Екатеринбургской духовной семинарии священник Константин Корепанов.

– Завершился период празднования Пасхи, и наступает праздник Вознесения Господня – одно из двунадесятых торжеств. Предлагаю начать нашу сегодняшнюю программу с разговора об этом празднике, его значении и смысле и попытаться поразмышлять об этом.

– Праздник Вознесения, как большинство христологических праздников, очень сложен для восприятия обыденным сознанием человека. Мне нравится один из икосов двунадесятого праздника Преображения, там есть такие слова: соберем ум и взойдем на гору, чтобы увидеть чудо Божье, увидеть Христа.  Это для того, чтобы понять, прочувствовать Христовы праздники, собрать свой ум, скитающийся по обычным мирским делам, переживаниям, радостям и скорбям, и взойти на некую высоту. Подняться, возвыситься. Это всегда очень трудно сделать. Человек забегает в храм мимоходом. Был в суете, забежал, помазался, вкусил хлебушка, как-то исповедовался, убежал. Завтра пойдет причаститься, услышит какую-то проповедь и снова бежит дальше. Основным для него является мирская жизнь – как она есть. Праздник – это повод для того, чтобы прийти в храм причаститься. Повод неплохой. Но при этом само содержание праздника (а значит – значение дела Христова, содержание христианской жизни) для человека становится непонятным. Один мой друг сказал: «Церковь существует не для того, чтобы удовлетворять религиозную потребность, а для того, чтобы ее рождать. Чтобы у человека появлялись такие потребности, которых у него не было до прихода в храм».

Праздники, подобные Преображению, Вознесению, очень серьезные, глубокие, содержательные, как и день Святой Троицы. Они помогают человеку постепенно подняться, встряхнуться, что-то осознать и рождают эти самые религиозные потребности. Самое понятное – это событие, канва события, она достаточно ясна: Христос восходит к Отцу Своему. Обычная ситуация: пришел, сделал дело, ушел. Сложность в том, что Он ушел туда, откуда не уходил, и пришел оттуда в тело Девы. Восходит с телом человеческим и в человеческом теле, с которым связан теперь неизменно, неразлучно. Со всем человеческим естеством пребывает одесную Отца... Хорошо, Он там сидит. Мы можем нарисовать картинку: вот Он сидит одесную Отца. Нам-то что? А то, что мы все сродники Его, потому что Его тело – это наше тело. Это мы с Ним сидим одесную Отца, потому что мы причащаемся Его Телу. Все человеческое естество  Он вобрал в Себя. Он соединился не с одним только телом, Он взял на Себя человеческое естество, Он вочеловечился, и в этом смысле Он посадил человечество одесную Отца. Не только Себя, а человечество.

Человечество взошло туда, где никогда не было. Это одна часть. В этом смысле мы действительно не просто восстановлены в своем царском достоинстве, мы подняты на высоту, на которой никогда не были. Мы действительно вместе с Ним сидим и вместе с Ним царствуем над миром, просто полнота этого царствования для нас, живущих здесь и сейчас, не наступила. Для тех, которые ушли, святых, живущих по ту сторону смерти, она тоже еще не наступила, но они называются Церковью Торжествующей; и у них есть возможность почувствовать лучше, что это такое: быть царем мира.

Они цари мира, и именно это объясняет, почему мы можем помолиться не только Господу Иисусу Христу, не только Пречистой Его Матери. Мы можем помолиться любому святому. Этот святой сделает то, что мы попросим. Его совершенно не будет волновать, какие сложности при этом могут возникнуть, потому что эти святые – Спиридон, Николай, Елизавета Федоровна или Серафим Саровский, Сергий Радонежский – цари мира. О чем просят их, то они делают. И все умершие во Христе люди сподобляются такой славы. Но и это еще не все. Будучи Царем мира, Он Сам действительно объемлет Собой все творение, и на этом основано то дерзновенное слово, которое поется в кондаке этого праздника: «Аз есмь с вами и никтоже на вы». («Я Царь, и никто с вами ничего не сможет сделать. Вы навсегда со Мной».)

Когда Христос прощается со Своими учениками, Он так и говорит: «Я с вами до скончания века». Он с нами.  И это вознесение помогает прочувствовать и пережить, что Он не просто покидает нас.  Он обретает то, ради чего и создано творение, ради чего создан человек: для того, чтобы царствовать в полноте божественных даров, в полноте божественной силы над миром. И мы все взойдем туда, раз Он воцарился. Как поется в одном прокимне: «Господь воцарися, в лепоту облечеся». Он стал Царем и оделся в красоту. Для нас, всех верующих, это абсолютно так. Мы обращаемся к Его мощи, к Его силе, к Его любви и веруем, что нет такой силы, которая могла бы победить Его. В этом торжестве, в этом празднике мы обрели не просто Ходатая и Заступника. Тот, Кого мы любим, в Кого верим, в Ком мы живем, Кем живем, наконец-то стал Царем мира.

– «И возшедшаго на Небеса, и седяща одесную Отца» – слова Символа веры, который читается за каждой Божественной литургией в храмах. Все-таки как важно тем людям, которые приходят в храм, понимать, о чем этот Символ веры и что он из себя представляет. Это основа основ, основа веры, которую мы имеем. Краткое изложение, во что мы верим. Я думаю, можно посвятить отдельную передачу разбору Символа веры. Как Вы думаете, сейчас имеет смысл его напомнить, еще раз прочесть и кратко по нему пройтись?

– Символ веры – очень серьезный текст. Одно дело сказать, например: «Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века». Казалось бы, чего проще? Однако один этот тезис, член Символа веры, такой простой в звучании, потребует очень серьезных размышлений по поводу нашей надежды. На что мы надеемся и как это связать с нашим субъективным переживанием того, что мы грешники? Это один из самых простых членов Символа веры. Как мы будем говорить, например, просто между собой: «единосущна Отцу, Имже вся быша». Как простым языком объяснить термин, над которым Церковь билась почти сто лет? Термин «единосущный»: что это значит? Как просто в двух словах сказать: «Свет от Света, Бога истинна от Бога истинна»?

Об этом нужно говорить, но это очень глубокий, серьезный и трудный разговор, потому что сознание человека, вопреки нашему об этом мнению, очень сильно изменилось. Вещи, понятия, термины, образы, то, что раньше давалось человеку легко, теперь дается очень трудно. Еще одна сложность: человеческий разум потерял целостность. Он очень привык играть со словом последние сто лет. В основном благодаря публицистике, средствам массовой информации; и много чего другого связано с легкомысленным отношением к слову. Наше слово не то что стало многозначно, оно стало пустым, оно девальвировалось, оно ничего не значит.

Сказать слово «любовь» в христианском контексте сейчас почти ничего не значит, потому что каждый поймет это по-своему, совсем не так, как хотел бы сказать человек, который это слово произносит. Например, постоянно сталкиваюсь с такой реальностью, которая очень сильно мешает мне как пастырю работать с человеком. Мне хочется помочь человеку, и я даже иногда знаю, как ему помочь, а помочь не могу, потому что то, что я пытаюсь ему сказать, им совершенно не воспринимается. Простой пример: человек жалуется на какую-то свою проблему, например, с мужем, женой, родителями, детьми. Выслушав человека, я говорю: «Понимаете, вся сложность в том, что Вы не любите». Человек сразу обижается и говорит: «Как это я  не люблю? Да я в нем (в ней) души не чаю. Это самый мой любимый человек на земле». Вот эта обида на мои слова закрывает человека, и я ему помочь не могу.

Он остается со своей бедой, страдает, потому что проблема действительно в том, что он не любит этого человека, хотя уверен, что любит. Но любовь, как говорит апостол Павел, не раздражается. Если ты раздражаешься, значит – не любишь. Любовь не сомневается. Если ты сомневаешься, значит – не любишь. «Любовь всему верит, всего надеется и все переносит». Если ты говоришь: «Я не могу этого перенести», значит – не любишь. Если ты говоришь, что не веришь в то, что все будет хорошо с этим человеком, значит – ты не любишь. Если ты не надеешься, что Бог спасет этого человека, значит – ты не любишь его. Это очевидные вещи, не требующие какой-то сложности для восприятия. Это просто объективный факт.

Человек привык жить в собственном мнении о себе, собственном представлении, он берет на себя некую социальную роль, как ему кажется, играет ее, исполняет и отречься от этой неправильной и  плохо сыгранной роли не хочет. Поэтому помочь ему невозможно. Как помочь человеку, если он приходит в больницу, а врач говорит ему: «Я поставлю Вам укол, у Вас болит нога». Он говорит: «Нет, нога у меня не болит, уколы мне ставить не надо». Помочь ничем нельзя. К сожалению, таких девальвированных слов, девальвированных понятий, измененных, искаженных феноменов сейчас полно в сознании человека, поэтому тяжелы разговоры на всякую богословскую, серьезную тему.

– Вопрос телезрительницы Екатерины из Подмосковья: «В утренних молитвах: сподоби мя, Господи, ныне возлюбити Тя, якоже возлюбих иногда той самый грех. Я каждый раз на этом спотыкаюсь. Выходит любовь – это грех?»

– Нет. Проблема с восприятием церковнославянского текста. «Дай мне возлюбить Тебя так же, как я некогда любил грех, которым грешил». Мы просим, чтобы Бог дал нам такую любовь к Нему, которой мы раньше (до того, как возлюбили Бога) любили грех. Мы его любили и делали его с наслаждением. Это тоже одна из проблем сложности восприятия христианства: человек никак не может признать тот очевидный факт, что он грешит только потому, что любит грех.

В силу того, что он любит грех, он не любит в этот момент Христа. Когда родится подлинное, настоящее, глубокое сокрушение, покаяние, человек поймет: как я могу не любить такого Бога? как я могу не любить Христа? Возникнет покаянная, очень глубокая, переворачивающая сердце человека молитва: «Исцели, Господи, мое сердце. Дай мне возлюбить Тебя». Потому что только любовью ко Христу созидается жизнь человека в Церкви, созидается христианская жизнь. У нас это не получается, поэтому вся наша жизнь становится формализованной. Мы не говорим: «Господи, что Ты от меня ждешь? Каким Ты меня хочешь видеть?»  Мы приходим в церковь, говорим: «Как мне это правильно сделать? Сколько раз мне нужно поклониться? Сколько раз мне нужно поцеловать икону? Сколько надо прочитать правил? Что мне нужно сделать для того, чтобы это было правильно?»

Церковь существует для того, чтобы люди  находили здесь Бога. Находили, как сын находит отца, как невеста находит жениха, как дочка находит мать. Чтобы мы приходили к Нему как люди, чающие любви, Христова утешения, находили эту любовь, находили это утешение и никогда больше этого не забывали. Это не офис, где ведут себя по инструкции. Это дом, в котором все призваны быть, ходить в любви и быть любимыми.

– Вопрос телезрителя из Белгорода: «В Евангелии, когда Иисус Христос обращается к Отцу, Отец всегда отвечает голосом. Но нигде не указывается, чтобы Святой Дух что-то говорил; Он всегда проявляется в каких-то действиях, но голоса Его мы не слышим. Почему?»

– Разве не слышим?.. Отец говорит с неба голосом, Дух в виде голубя сходит на Иисуса, на Сына. Когда с неба, как Вы говорите, звучит голос Отца, всякий раз Дух Святой невидимым образом этот голос доносит до сердец всякого слушающего. Только Духом Святым человек может услышать голос Отца и только Духом Святым воспринимает этот голос Отца, и это действует на его сердце. Троичное действие нераздельно: не бывает такого, чтобы Отец действовал, а Дух или Сын нет; это немыслимое, невозможное представление. Поэтому если Отец говорит, в этот момент все три Лица Святой Троицы каким-то образом в этом соучаствуют, ибо действие Троицы единое, и каждое Лицо проявляет Себя в этом действии каким-то особым, присущим Ему образом.

О голосе Святого Духа в Евангелии тоже есть. В беседе с Никодимом Христос говорит: «Дух дышит где хочет, и голос Его слышишь и воспринимаешь, но не знаешь, откуда он приходит и куда уходит: так бывает со всяким рожденным от Духа». То есть голос Духа звучит в сердцах человеческих. Он не говорит, хотя может. Иногда, наверное, говорит что-то каким-то особым образом, и в истории Церкви (можно вспомнить) когда-нибудь подобное проявлялось, но Его задача – говорить в сердце человека, говорить с человеком наедине. И это очень важно. Потому что, как говорит учение Церкви, догматическое богословие, именно Дух Святой обеспечивает уникальность отношений каждого человека с Богом.

В психологии, например, есть такое понятие, как уникальность человеческой личности. Вот эта подлинная уникальность человеческой личности, собственно, в том и состоит, что у каждого с Богом, со Святой Троицей совершенно уникальные, ни на что не похожие отношения. Эти отношения неповторимы, их больше нет и быть не может, они и обеспечивают уникальность каждой человеческой личности. Сама по себе личность не уникальна, она уникальна только в отношении своем к Богу. Собственно говоря, личность свою, уникальность свою мы и обретаем, когда обращаемся к Богу.

И, говоря уж совсем обыденно, каждый из нас знает о Боге такое, чего не знает никто и не узнает никогда, пока мы об этом не расскажем, вернее – пока мы к этому нашему опыту постижения Бога кого-то не приобщим. Даже величайшие из святых будут удивлены, когда узнают опыт общения с Богом малейшего из спасенных рабов Божиих. Они будут и удивлены, и поражены и с радостью будут слушать и прикасаться к этому опыту богоообщения самого маленького из малых сих, потому что и он сможет сказать и показать что-то такое, чего никто никогда не знал. Ибо Бог необъятный,  а мы конечны, и каждый знает о Нем что-то такое, чего не знает никто.

Вот эта уникальность отношений обеспечивается Духом Святым, Который в крещении как бы отмечает нас этой печатью особых, уникальных, неповторимых отношений с Богом. Но неповторимых и уникальных только в той степени, в какой мы все, собранные в Царствии Божьем, захотим поделиться тем, что у нас есть, со всеми; все захотят поделиться с каждым (и каждый – со всеми). И никому не будет тесно. И никому не будет обидно. И никто не будет унылым на этом бесконечном пире, где в каждое мгновение несуществующего времени у каждого будет приобщение к новому опыту, новым ступеням богопознания, погружение в Божественное присутствие, в общение с Богом.

– Вопрос телезрительницы из Белгородской области: «Я понимаю милосердие человеческое, но не понимаю милосердия по Евангелию. Как понять милосердие, которое по Евангелию? И второй вопрос: что такое мужество в наши дни?»

– Наверное, нельзя отмечать особые качества человека, но, пользуясь евангельским сюжетом, я позволю себе сказать по поводу первого Вашего вопроса, что недалеко Вы от Царствия Божьего. Если Вы заметили разницу между человеческим милосердием и тем милосердием, о котором говорится в Евангелии, это очень ценно. Я думаю, что со временем Ваше недоумение разрешится – и Вы опытом постигнете то милосердие, о котором говорит Евангелие.

Есть один интересный роман (полухудожественный, полубогословский трактат), где один из смертных и грешных людей, видя ангела, пытается понять выражение ангельского лика. Ему кажется, с одной стороны, что ангел очень суров, с другой – что ангел исполнен любви. Как сочетать любовь и суровость? И после некоторых колебаний и попыток постигнуть, что это значит, он понял, что ангельский лик являет милосердие.

Ведь на самом деле люди, приносящие больше всего добра (реального добра), очень суровые. Посмотрите на руки, лицо и сердце хирурга. Посмотрите на людей, которые работают с беспризорниками или прокаженными, работают в детской колонии: это люди, умеющие любить, но при этом они очень суровые.

В нас нет такого опыта, мы чаще всего просто жалостливые. Подлинное милосердие доступно только по благодати Божией. Подлинное милосердие есть некий критерий величественности человека. Потому что на самом деле быть милосердным может только величественный человек. А величественный человек, как правило, очень смиренный, он совершенно не носится с собственной величественностью, и от того, что он омывает ноги прокаженного, величественность его нисколько не теряется.

Вы идете в нужном направлении. То, что Вы ищете, открывается не в опыте размышлений, не в опыте рассуждений, а в опыте молитвы и в опыте делания. Начните делать то, что велят заповеди Божии, в отношении каждого человека, с которым встречаетесь: это сын, дочка, муж, коллеги по работе. Особенно в отношении тех людей, которые, с вашей точки зрения, плохие, которые приносят вам наибольшее количество неприятностей, делают вам сознательно или несознательно зло. Начните молиться за них как за самых дорогих людей, как за самих себя. И в этом делании благотворения, молитвы за этих людей вам откроется тайна милосердия.

По поводу мужества проще. Потому что мужество христианское, евангельское от мужества в современном понимании ничем не отличается. Другое дело, что по-настоящему мужественных людей сейчас становится все меньше и меньше. Храбрые еще встречаются,  даже их, наверно, очень много; по крайней мере, судя по тому, как люди прыгают на разных велосипедах, мотоциклах, досках; в костюмах белки-летяги прыгают с огромных гор в огромные пропасти. Храбрых людей очень много.

Мужественных становится все меньше и меньше. Потому что подлинное мужество неразрывно связано именно с терпением. То есть это не тот человек, который способен сделать героический поступок, а тот, который способен терпеливо выносить что-нибудь действующее на нервы, раздражающее. Только человек терпеливый по-настоящему мужественный.

Например, храбрых людей в Великую Отечественную войну было в разы меньше, чем людей мужественных. И у нас людей мужественных было значительно больше, чем у наших врагов, поэтому мы и выиграли эту войну. Потому что стоять у станка никем не замеченным, никем не признанным (тебя не видят, тебя не накормят) – это мужество. Ты стоишь и делаешь одну и ту же работу десять часов, двенадцать часов, четырнадцать часов... И снова делаешь, и снова делаешь. Вот терпение, мужество. Мужество простых людей, роющих окопы. Мужество людей, которые сидят, прижавшись к земле, переживая авианалет. Мужество людей, которые перевязывают бесконечное число раненых. Мужество людей, которые терпеливо работают, пашут, сеют, нянчат детей или делают какие-то детали. Вот это терпеливое мужество людей и матерей, ожидающих своих сыновей с фронта, помогло нам выстоять в последней войне. И помогает всегда. Поэтому слова Христа «В терпении стяжите души ваши» можно считать признаком настоящего мужества.

– Вопрос телезрительницы из Тульской области: «Батюшка, мне очень нужен Ваш совет как священника. Сейчас я в пенсионном возрасте. Мама моя неадекватно себя ведет. Переключить ее на какие-то темы, помимо того, что все плохо в этом мире начиная от новостей и кончая всем остальным, невозможно. Сейчас мы подходим к последнему этапу жизни, я вынуждена с ней общаться, и мне очень хотелось бы делать это правильно, но я не подбираю слов. Такое впечатление, что я активирую в ней вот такие ее чувства. Постоянно чувствую себя абсолютно опустошенной, убитой и буквально болею. Я чувствую, что внутри у меня не так, как должно быть по-христиански».

– Вам нужна постоянная поддержка, постоянное общение в Церкви с людьми, с Богом, со священником, которые помогли бы Вам не только выдержать ту скорбь, которую Вы терпите, но и постепенно наполнять пустоту. Вам не хватает человеческого участия и человеческой любви, человеческой поддержки, чтобы кто-то подержал Вас за руку или сказал доброе слово. Этого Вам очень не хватает. Не хватает молитвы и как можно более частого причащения Святых Христовых Таин.

То, что Вы описали, – это та ситуация, которая вызывает сомнения, смущения, вопросы у очень многих людей. Представим, что мы помогаем человеку больному чисто физиологической болезнью, скажем, болеющему воспалением легких. Человек лежит очень немощный, он не может встать, он страдает от того, что он немощный, страдает от того, что он беспомощный. Кто болел тяжело воспалением легких, тот знает это. Казалось бы, здоровый человек, имеющий силы, но он двигается осторожно, держась за стенку, чтобы не упасть, его шатает от слабости, и его это страшно угнетает: к нему приходит страх, что все может плохо кончиться. Он очень хочет вести другой образ жизни, радоваться, но не может – у него тяжелое душевное состояние, которое порождается самой обыкновенной физиологической болезнью, ибо душа и тело в человеке очень тесно связаны.

И когда вы не просто ставите такому человеку горчичники, мажете каким-то снадобьем его грудь или ставите уколы, а действительно пытаетесь приободрить, утешить его (в сущности, болеющего только телом, душа его здорова), вы вкладываете в него свои силы, свою жизнь. Вы переливаете свою жизнь в него, свою радость вливаете в него как инъекцию. Как капельница ставится в вену, так и вы из своей души радость, любовь, силу и надежду вливаете в него. И когда вы отходите от его постели, видя, что он умиротворенно и радостно засыпает, вы чувствуете себя опустошенными.

А как вы должны себя чувствовать, если вы свое лучшее перелили в него? Вы и должны чувствовать себя пустыми. Ведь это и означает крестоношение, висение на кресте. Вот сегодня отдание Пасхи, вечером – праздник Вознесения: мы улыбаемся, обнимаемся, нам радостно, замечательно. Краем глаза мы видим, что вообще-то посреди храма на кресте висит Христос. А мы потому и радуемся, что Он там висит. Ему больно – нам хорошо.

И каждый человек, который прикасается к этому, познает тайну креста: да, я отдал человеку свою радость – и мне больно. И чтобы меня эта опустошенность не раздавила, я должен подойти к Нему, Который всегда полон щедрости, чтобы Он оживотворил меня. Я подхожу к кресту, падаю на колени, целую эти ноги, эти язвы и прошу Господа наполнить меня жизнью. Еще лучше, если я пойду и причащусь. И тогда снова радость играет в моем сердце, и снова я могу утешить другого.

Чем я утешу другого, если радости, жизни, любви, щедрости, смирения в моем сердце не будет? Откуда я все это возьму? Поэтому на самом деле это неизбывная жизнь человека. Это я сказал только про человека, физически больного, но душевно здорового. А представьте, что чувствует человек от общения с душевнобольным человеком, у которого не только физиология больная, но и душа больная. Образно говоря, сколько ни вливай радости и любви в эту душу, она все равно будет страдать, все равно будет болеть, потому что моего здоровья не хватит для того, чтобы заполнить всю болезнь, всю немощь больной человеческой души. Поэтому, естественно, ваша опустошенность еще больше, еще страшнее, еще тягостнее.

Только Христа хватит на всех. Христа, Который является в Святых Дарах, Который является в жизни святых людей. Вот Серафим Саровский мог наполнить почти любую бездну, потому что сам был живым сосудом Святого Духа. Мы – не такие, мы – несовершенные люди; нашей любви, радости, мира и смирения хватает только на почти здоровых людей, только чтобы чуть-чуть их утешить. Если мы столкнемся по-настоящему с тяжелым случаем, это высосет из нас всю жизнь.

Но это Ваша мама, это Ваш дорогой человек. И если Бог возложил на Вас такое служение, значит, Он с избытком будет щедро изливать в Вас Свою любовь, Свой мир, Свою теплоту. Только Вы не должны удивляться той опустошенности, которая наступает. Как пустое ведро мы идем и наполняем водой, как опустевший чайник ставим под кран, чтобы наполнить его, так и Вы, почувствовав опустошенность, идите в церковь, причащайтесь, если есть возможность. Нет возможности – уходите в другую комнату, обнимайте крест, молитесь своими словами или читайте те песнопения, каноны, которые наполняют вас жизнью, и у Вас будет достаточно сил, чтобы пережить это горе, эту беду, это служение, этот крест, который по воле Бога Вам дан.

– Батюшка, как собрать свой ум? Иногда есть желание помочь какому-то человеку, но ты понимаешь, что те слова, которые ты до него пытаешься донести, остаются непонятыми. Как сделать так, чтобы и мы, прихожане, как губки начали принимать всю информацию, которую нам дают, и, соответственно, чтобы с противоположной стороны было понимание?

– На эту тему есть хорошие стихи русского классика.

Нам не дано предугадать,

Как слово наше отзовется, –

И нам сочувствие дается,

Как нам дается благодать.

Возможность эмпатии, возможность говорить от сердца к сердцу есть действие благодати, и важно это понимать. Если мы говорим человеку и он нас слышит, вне всякого сомнения, и на нас, и на него действует благодать Божия. Как сказал в известной беседе с Мотовиловым Серафим Саровский: «Если ты меня видишь в свете, значит, ты сам в свете». Если я говорю, а ты понимаешь, что я говорю, значит, мы оба говорим и понимаем по воле Божией и Господь среди нас.

Поэтому это и задача, и ответ: чтобы быть понятыми и услышанными, надо быть во Христе. Надо искать тех состояний, тех переживаний, тех совместных действий, которые ставят нас со Христом. В первую очередь это Божественная литургия. И, мне кажется, главная причина, почему мы перестали понимать друг друга и понимать то, что нам говорят божественные книги (от Священного Писания до богослужебных текстов): мы потеряли сознание того, что такое литургия.

Мы приходим на литургию, но приходим для того, чтобы только причаститься. То есть я иду, чтобы причаститься; мне и дела нет до других людей. Литургия – совместное дело: совместное причащение, совместная молитва. Когда мы будем врастать в молитвенный строй литургии, тогда у нас все остальное будет на нужном, правильном месте. Но именно потому, что мы не понимаем, что такое литургия, мы встраиваем вместо литургии все что угодно: собираем совместные молебны, совместные трапезы, устраиваем какие-то особые молитвы по соглашению. Хотя на самом деле все это уже включено в литургию, мы просто этого не чувствуем.

И если говорить о литургическом возрождении, то надо говорить не о том, сколько раз я причащаюсь – один раз в неделю, один раз в месяц или каждый день, а о том, как я стою на литургии, что я делаю на литургии, какие у меня мысли и чувства во время литургии. Если все люди, собранные в храме во время Божественной литургии, будут переживать именно то, что нужно переживать христианину на Божественной литургии, тогда у нас не будет проблем с любым уровнем взаимопонимания: хоть богословским, хоть человеческим, хоть сверхчеловеческим.

Что касается собирания ума, это упражнение трудное, долгое, но другого способа, кроме молитвы, до сих пор еще никто не придумал. Молитва должна быть частая и коротенькая. Когда человек вообще не умеет молиться и понятия не имеет, что такое собирание ума, надо начинать с этого: часто и коротко молиться. Но во время этой молитвы ум должен быть погружен только в молитвенное слово. Пусть это будет: «Господи, помилуй!» Но человек должен весь ум вложить в эти два слова: Господи, помилуй. То есть ни о чем другом в момент произнесения этих двух слов он помышлять не должен.

Потом эти два слова лучше расширить до известного текста, который называется молитвой Иисусовой. Там есть где развернуться. В том смысле, что даже при произнесении этих семи слов человек рассеивается умом. И вот, упражняясь в произнесении этой молитвы (допустим, в начале каждого часа), человек постепенно будет собирать свой ум.

– Спасибо за эти практические советы, за то, что пришли сегодня в нашу студию. Всем нам было полезно услышать от Вас наставления и некоторые размышления и о сегодняшнем празднике, и о христианском поведении, и о том, какие качества христианина для нас важны.

Мы не затронули тему, которую тоже хотелось бы с Вами обсудить: каким должен быть христианин. Есть такая фраза: «сделано не по-христиански». Мы относимся к этому как к чему-то, что сделано немножко подло, немножко неправильно, немножко несправедливо, но при этом не совсем плохо. И говорим: не по-христиански. А вот как по-христиански – об этом, наверное, поговорим в другой раз, когда Вы вновь будете в нашей студии. Спасибо Вам, батюшка!

Ведущий Дмитрий Бродовиков

Записала Нина Кирсанова