Беседы с батюшкой. Сила молитвы

В петербургской студии нашего телеканала на вопросы телезрителей отвечает настоятель храма в честь святого равноапостольного великого князя Владимира в деревне Усть-Долыссы Великолукской епархии священник Владимир Флавьянов.

– Тема сегодняшней передачи – «Сила молитвы». Это действительно очень емкая, очень важная тема. Каждый из наших телезрителей, да и каждый человек, который обращается к Господу, знает о том, что такое молитва. Но хотелось бы поговорить о силе ее и о тех моментах, когда нам кажется, что Господь не слышит нашей молитвы. И все-таки начнем с самого главного: что такое сила молитвы?

– У нас очень много примеров молитвенников. И, конечно, сразу хочется вспомнить одного из величайших пророков – пророка Илию. Когда он был еще молод, но уже был прославлен как великий пророк, шли великие гонения, Израиль отпал от веры в Бога, уже убили очень многих пророков. Он так и жаловался: «Господи, всех убили, меня ищут; я последний». Господь его прятал в пустыне, и началась страшная жара. И вот как раз пророк Илия помолился... Мы помним эту историю из Библии. Меня в этой истории поражает другое. Когда умирают дети, когда умирают слабые или, скажем, наши родственники, конечно, все молятся, а тем более в те древние времена не было ни атеистов, ни коммунистов. Все были верующие, тем более это все-таки Израиль, богоизбранный народ. И они все молятся Богу, все вспоминают о Нем, все обращаются вроде бы к Нему, но за три с половиной года ни капли не упало. И только молитву пророка Илии Господь услышал – и пролился дождь.

То есть, получается, Господь никого не услышал. И хотя мы говорим, что Бог как бы не слышит, но, мне кажется, это немножко не так. Бог-то все равно слышит всех. Другое дело, что требуется наказание за те беззакония, которые страна допустила. То есть страна сама себя уничтожала своим безверием. Теперь она должна была обратиться к вере. Поэтому молитва в данном случае нужна была для того, чтобы вспомнили Бога. Потому молитва – это разговор с собеседником (как мы с Вами беседуем). Мы встретились, мы беседуем – это уже молитва.

То есть молитва может принимать разные формы. Чтение Евангелия – это уже молитва, паломничество – тоже молитва. Мы можем по-разному молиться. Мы можем трудиться, вязать, переживать о чем-то – это уже молитва. Поэтому она может быть разной. Соответственно, и разной силы может быть молитва. В зависимости от тех нужд, которые у нас есть, может меняться и сила нашей молитвы. Если нужда такая возникла (у нас рубашку украли или еще что-то), то мы сразу начинаем горячо молиться, а вот если мы постоянно будем получать то, что просим, то на самом деле наша молитва будет терять силу. Иногда Господь проверяет нас. Он не дает нам что-то, проверяет наше усердие, трудолюбие.

Мне очень нравится история, показанная в фильме «Остров». Герой уже понял, что он не убийца, а молитва не поменялась, он так и продолжал молиться: «Господи, прости меня». Это как раз показатель ее правильности. Мы продолжаем молиться, продолжаем беседовать.

– То есть сила молитвы зависит еще и от того состояния человека, в котором он находится? Если представить, что у человека все хорошо, замечательно, никаких искушений,  хорошее здоровье, дети здоровые, нет бедности (в общем, все в порядке), тогда, наверное, и молиться-то не о чем? Условно говоря, нам нужно какое-то искушение для силы молитвы?

– Получается так.

– Или, может быть, сила молитвы в благодарности? Или такая молитва редкая?

– Молитва бывает трех видов. Мы сейчас говорим о просительной молитве, а она еще бывает и благодарственная. И третий вид молитвы – славословная. Учитывая, что наш духовный рост идет потихонечку (ведь мы как маленькие дети), Господь точно так же учит нас просить. Это не плохо. А потом надо учиться благодарить, а потом надо еще учиться и прославлять Бога. В этом и название нашей веры: мы православные, мы учимся правильно славить Бога. Поэтому на каждом уровне молитвы тоже требуется определенная сила.

Получается, что мы чаще всего говорим о просительных молитвах, где-то говорим даже о корысти. То есть мы верим в Бога только тогда, когда у нас проблемы. А вот если действительно все хорошо, как бы и молиться не о чем. Но ведь рано или поздно мы умрем. Допустим, Господь помилует, мы примем удивительный дар, попадем в рай. А если мы молиться не умеем, что мы там делать будем? И всё – ступор. То есть, получается, не умеем разговаривать друг с другом, выстраивать друг с другом отношения, а при этом хотим выстроить отношения с Богом.

– То есть молитва – это познание Бога?

– Да, это и познание, и доверие одновременно. Мы не можем познать Бога до конца никогда, но все равно это будем делать. Больше здесь, конечно, доверия. Потому что у нас все равно есть какие-то искажения. Мы говорим, что Бог есть любовь, и это правда. Но, с другой стороны, о какой любви мы говорим? Только о человеческой, мы другой не понимаем, не знаем. Есть примеры животной любви, конечно, но как бы здесь говорить не о чем. Знаем только человеческую. А Божью любовь мы познаем только в сравнении со своей. То есть она безмерно выше. И только когда я ее познаю, я познаю Бога.

– Каждый раз, когда мы молимся, мы обращаемся к Господу. Но часто мы видим то, что люди обращаются с молитвенной просьбой к святым, блаженным. Совсем недавно мы отмечали тридцать лет прославления святой блаженной Ксении Петербургской. И возле часовни есть стена. Когда часовня была закрыта, появилась благочестивая традиция молиться у стены. Я поначалу думал, что это какое-то  обрядоверие, потому что как же так? А потом понял, что для молитвы, наверное, даже стены не являются преградой. Но все-таки я вижу часто, что люди молятся не Богу, а, скажем, угоднику. И наделяют его Божественными правами. Так ли это? Возможно ли это? Или я ошибаюсь?

– Нет, это встречается, к сожалению. И я бы не сказал, что редко. Бывает, что у нас понятие Святой Троицы подменяется понятием, что есть Спаситель, Божия Матерь и Николай Чудотворец. Вот она – Святая Троица. Поэтому с таким сталкиваешься. И чуть ли не обожествление в том числе и святой Матронушки. То есть к ней обращаются уже вместо Бога, так получается. Не она прославлена Богом, а я обращаюсь к ней. И Бог уже как бы мне и не нужен. Это, конечно, беда современности, но это говорит просто о низкой нашей духовности на самом деле. Потихонечку, думаю, это пройдет. Мы научимся.

Но здесь есть и другой аспект. Мы говорим, что верить надо в душе. Разумеется. Но есть еще и дух, и тело. И верить надо и духовно, и телесно. Поэтому моменты прикасания для нас оказываются важны. Главное, конечно, не делать на этом акцент, иначе получается, что мы язычники. То есть мы верим, что надо обязательно прикоснуться к иконе или к мощам, а если не прикоснулся, то все как бы недействительно. Это неправда. Даже если, например, я не могу переступить порог храма, но при этом помолился... Вспомните, Господь рассказывал притчу про мытаря и фарисея. Он даже в храм практически не мог зайти, только бил себя в грудь, а его молитву Господь увидел как раз более горячей, чем у фарисея.

– Боже, милостив буди мне грешному.

– Да, всего лишь это. И вот его молитва оказалась более искренней, он действительно каялся, а фарисей превозносился. Но и его молитву Бог услышал. То есть Бог слышит все и каждому дает. Поэтому здесь, конечно, наше тело тоже должно участвовать в молитве. Как оно может участвовать? Я могу поехать куда-то, могу приложиться к чему-то, но если нет этой возможности, мы не удаляем себя от встречи с Богом, даже если между мной и Богом есть какое-то препятствие. И в идеале – житие наших святых, когда там один святой проснулся и говорит: здравствуй, святой такой-то... А между ними тысячу километров. Тот говорит: «Приветствую тебя; здравствуй, дорогой». То есть не было сотовой связи, а они друг с другом беседовали, как будто были рядом. Как мы с Вами.

– Нам всегда кажется, что мы обладаем этой силой молитвы, тем более что мы еще знаем такую фразу: непрестанно молитесь. В этом случае мы видим, что иногда люди едут с молитвословом в метро или еще где-нибудь и, что называется, вычитывают молитвы. Я не знаю, вычитывают или, может, молятся на самом деле. Но что делать, если нет такой возможности? Что значит «непрестанно молитесь»? И в этом случае сила молитвы действительна только в храме? Или это все-таки возможно где угодно?

– Конечно, где угодно и когда угодно. И когда происходят трагические вещи (например, на тебя нападают)… Вот где на тебя напали, там Богу и молишься. А это могут быть и не совсем красивые места, необязательно храм. И ты именно здесь и сейчас, в этой, может быть, некрасивой точке земли уже сейчас отдаешь Богу душу... И Господь принимает тебя, а не это место. То есть важно не место, важна твоя встреча с Богом. Поэтому и молитва может быть абсолютно везде. Даже не так важно, какая на тебе сейчас одежда, есть она или нет; важна именно твоя беседа с Богом, насколько ты готов с Ним разговаривать. Мы готовы Ему вроде бы говорить, но мы не всегда готовы слышать, мы не всегда послушные. То есть у нас другая еще проблема, – проблема со смирением. У нас очень много гордыни, очень много эгоизма, и это застилает от нас Бога. То есть не Бог меня не слышит, я Его не слышу.

– Вы сказали «готовность». Я вспомнил о том, что когда мы отходим ко сну, мы, указывая на свою постель, говорим: «Господи, неужели мне одр сей гроб будет?» Я тогда подумал, что вот эта готовность к  неизвестности, проснемся мы утром или нет, очень важна.

Вопрос телезрительницы: «Есть такая традиция: когда ребенок выходит из дому, мама благословляет его и крестит. У меня мама уже в возрасте, то есть я уже взрослый ребенок. Можно ли детям делать то же самое, благословляя родителей: крестить их и говорить добрые слова?»

– Конечно, все могут это делать, не только родители, но и дети. Это хорошая, добрая традиция.

– Очень хороший аспект здесь возник. Мы знаем, что ребенок как-то особо молится, потому что ему не нужно доказывать, что Господь есть, он знает об этом хорошо, ему ничего не нужно для того, чтобы обращаться к Господу. Ему не нужно никаких посредников, и отношения ребенка со священником всегда строятся очень просто и легко. Когда у меня молится дочка, я всегда очень этому рад и всегда это чувствую.

– Я также своих детей прошу молиться.

– И раз дети могут благословлять родителей, я, наверное, введу эту традицию у себя в семье. Все-таки если есть сила молитвы в каждом человеке, я так понимаю, и раз мы созданы по образу и подобию Божию, то, наверное, мы способны на невероятные вещи. Но есть все-таки у нас, кроме своей личной молитвы, молитва общая, есть литургия. В этот момент, когда мы не одни, как нужно молиться? Просто слушать дьякона или священника? Или как нужно вести себя в храме, молясь?

– Здесь Вы как раз затронули еще и хоры. Я хотел привести такой пример. Представим, что хор многоголосный – и каждый из певцов хочет, чтобы его услышали. Хороший такой пример. Вот прихожане молятся: каждый хочет, чтобы Господь его услышал. Но когда мы озвучим это пением и каждый по максимуму начнет петь, то у нас хора не получится. Здесь очень важно работать в тандеме. Как клеточки в организме: не каждая должна быть первой, они просто должны быть вместе. Так же и в семье. Понятно, что есть глава семьи, но здесь главное – вместе. Если вместе что-то делаем, что-то получается.

Здесь еще такой очень важный момент. У маленьких детей молитва и вера в нас, родителей, вообще без кавычек, то есть они верят в нас так, как мы должны верить в Бога. Но мы в Бога так не верим, а вот дети в нас верят. Поэтому если вдруг ребенок теряет веру в Бога, то, конечно, мы, родители, в первую очередь виноваты, что где-то их соблазнили, искусили, где-то сломали, может быть. И, конечно, нам надо крепко молиться, исправляться и давать положительные примеры нашим детям, потому что их молитва удивительная. Они действительно верят в Бога, они Его даже видят. У нас же хорошо, если кому-то во сне что-то может присниться. Это тоже очень редко бывает. А вот дети действительно непосредственно с Богом.

– То есть получается так, что сила молитвы не зависит от физических сил человека?

– Да, не от мышц, здесь что-то другое. Здесь сила духа в первую очередь, сила души. И, конечно, очень важна еще и цель молитвы. Я уже говорил, что когда человека, допустим, обокрали, он сразу начинает молиться: «Господи, верни, это мое». Сразу мотивация появляется. А вот если нет особой мотивации и надо каждый день молиться,   получается рутина. Каждый день вычитываешь правило, каждый день читаешь: «Господи, помилуй!» И нет этой силы молитвы. То есть очень важна мотивация. Но она не должна быть искусственной, она должна быть настоящей.

– Вопрос телезрительницы: «Моя свекровь часто обращается к потусторонней силе, гадает на картах. Я верующий человек, но, можно сказать, Господь через нее меня призвал. И мы сейчас с дочерью каждую неделю причащаемся. Я читаю молитвы, акафист Архангелу Михаилу; чувствую Божью помощь. Беседуя с батюшкой на исповеди, я, конечно, уповаю на Бога. Но хотела бы спросить, какие мне молитвы читать, чтобы защититься от бесов и злых духов? Потому что моя свекровь сказала, что хочет этот, как она сказала, талант и дар передать моей дочери. Может быть, есть какие-то особенные молитвы? Потому что говорят, что при смерти таких людей это просто так никуда не уходит. Как нам защититься? Мы делаем все, что дает Церковь, причастие, молитвы».

– Очень важную тему Вы затронули, это тема страхов. То есть опять же мы начинаем молиться, когда у нас проблемы. Нет проблем – как бы и молиться особенно не о чем. Страх – это энергетически очень сильная мотивация. А с другой стороны, страх парализует – и человек становится неадекватным, он неадекватно думает и не способен любить. Поэтому, с одной стороны, мы благодаря этим страхам прибегаем к Богу, потому что понимаем, что никто, кроме Бога, нас не защитит. А с другой стороны, святые – они не боялись. Они шли на смерть, шли к зверям или на войну улыбаясь. То есть молитва, если мы говорим о цели молитвы, должна давать спокойствие, счастье. И это счастье безусловное. Как солнце светит независимо от того, что происходит на земле, так и молитва. То есть, находясь в молитве, я уже не раздражаюсь, не гневаюсь и ничего не боюсь. Просто ничего не боюсь.

Поэтому очень Вам рекомендую все-таки вспомнить жития всех святых. Они все проходили через панику, страхи и всё преодолевали. Поэтому очень Вас прошу: не бойтесь. Христос шел по воде, когда апостолы плыли в лодке, и когда они увидели Его идущим по воде, чуть с ума не сошли. И Он им одну только фразу сказал: «Не бойтесь». И  только апостол Петр тоже пошел по воде. Надо преодолевать этот страх, потому что он разрушает все.

– Действительно, молитва может быть разной. В том числе, наверное, бывает так, что при нашем каком-то незнании, нежелании узнавать Господа мы можем обращаться к чему-то другому, думая, что обращаемся к Господу. И я понимаю, что здесь тоже есть и обратная сторона молитвы. Может ли быть так, что молитва может быть человеку не во благо?

– Если, например, я решил стать штангистом, а у меня слабость костного аппарата (я не говорю про мышцы, их можно накачать, но кости какие есть, такие есть), то эта штанга меня может просто переломать. Ни тренер, ни даже врач не помогут. Кости другие. Я, может быть, был бы хороший пловец, может, хорошо стихи писал бы, но точно не штангист.

Так и здесь: у каждого из нас свои духовные таланты. Кто-то может быть хорошим молитвенником, кто-то может быть хорошим гидом, а кто-то может иконы писать. То есть не всем дана высокая молитва, такая сильная, как у Иоанна Кронштадтского или  блаженной Матроны. Тем более что мы вроде бы говорим, что священники, святители – это великие молитвенники в том числе, но ведь блаженная Ксения не была священником. И блаженная Матронушка не была святителем. То есть они были обычными мирскими женщинами, но их молитва была настолько велика, что на всю планету хватило.

Поэтому здесь не статусы и не наши какие-то таланты воспринимаются, а именно сила любви: насколько человек готов любить, насколько он готов быть подобен Богу. Потому что образ у нас уже есть, а вот богоподобие я должен приобретать. А приобретать можно только подвигами. Нет подвигов – нет ничего. Здесь нужно как раз трудолюбие, и молитва помогает, особенно когда мы опять возвращаемся к рутине. И ты должен заставлять себя молиться каждый раз искренне, не уходить в рутину. Как, например, женщины каждый раз стирают, готовят, прибираются дома. Вроде бы рутина, но они же в любви это делают, и семья сохраняется. А если на рутину переходим, все потихонечку гаснет. Здесь так же. То есть требуется подвиг, регулярность и обязательное напряжение сил. Каждый раз молитва должна быть тяжелой.

– То есть идти на поводу у своей усталости нельзя?

– Нет, нельзя.

– И возрастать в молитве нужно в том числе и ежедневной молитвой?

– И своя молитва должна быть, и церковная, вместе со всеми. То есть мы вместе. Как в тренажерном зале.

– Вопрос телезрительницы: «Можно ли вечернее правило читать не только перед сном, а заранее, а потом делать какие-то дела? И можно ли после этого смотреть телевизор?»

– По поводу того, чтобы «смотреть телевизор», сейчас новый анекдот появился: «Батюшка, можно ли в пост смотреть футбол? Вроде азартная игра...» – «Ну, если российскую команду, то можно. Это же скорбь, это же молитва». Поэтому смотря какая передача будет и будет ли это моментом развлечения. Все-таки не забывайте, что телевизор отвлекает. Конечно, молитву можно разделять, мы же не в монастыре находимся, мы не привязаны к каким-то определенным временным рамкам, когда всех монахов собирают в одно время. То есть Вы можете молиться в удобное для Вас время и разделять молитву так, как Вам удобно. Главное, помните, что молитва возникает не тогда, когда Вы открыли молитвослов, а когда Вас кто-то отвлекает, именно в этот момент молитва и начинается: Вы разговариваете с людьми и просите у Бога помочь Вам.

– Во время молитвы (в том числе и общей) есть такой интересный момент, когда мы сорок раз подряд произносим: «Господи, помилуй». И мы встречаем вопросы, когда спрашивают, почему именно сорок раз, почему так много? Ведь в одном моменте три раза это говорится, в другом – двенадцать, а в третьем – сорок. Что это? Почему так часто и подряд необходимо произносить «Господи, помилуй»?

– На самом деле, если мы вспомним, что мы любим Бога, то хоть миллион раз… Тут вообще без ограничений. А когда мы начинаем вспоминать, что мы простые смертные, грешные, то начинаем придумывать какие-то ограничения. Здесь каждая цифра имеет определенную символику. Три – это Троица, двенадцать – это двенадцать апостолов, сорок тоже имеет определенную символику. Каждая цифра имеет какую-то символику. На самом деле не так важно, сколько раз. Бесконечно. Мы рано или поздно умрем, и нам там тоже ведь надо молиться. А если мы не умеем здесь хотя бы три раза произнести «Господи, помилуй», что же тогда мы там будем говорить?

– Кстати, о смерти. Мы молимся об упокоении наших близких, и не только близких, но вообще «зде лежащих православных христиан». Мы говорим о том, что нам необходимо молиться о них. Почему? Неужели наша молитва может действительно помочь усопшим?

– Если мы не будем молиться, тогда, получается, вообще никто не будет молиться. А именно о молитве мы и говорим сегодня. Здесь и понуждает Бог делать это по любви. Ты ведь любишь его, но не знаешь: в аду ли он, в раю ли? Даже если в раю... Например, канонизация Серафима Саровского произошла не сразу. Ксения Блаженная тоже не сразу была канонизирована. Значит, все эти столетия мы молились об ее упокоении, зная, что ее душа в раю. И в этом нет греха. Даже если мы живые, мы молимся друг о друге. А если  молимся за упокой, – Церковь так и предлагает. Мы на каждой ектении об этом вспоминаем: христианской кончины себе просим. То есть мы корыстные, мы просим об этом, это нормально. Но как мы боимся смерти, оказывается! Потому что мы боимся встретиться с Богом. «Нет, нет, нет, у меня еще дела есть». – «Какие дела? Ты о чем, человек? Чай стынет, заходи уже». (Смеется.)

– Вопрос телезрительницы: «Молюсь святым: Матронушке, Николаю Чудотворцу, другим святым, Божией Матери, Иисусу Христу. Правильно ли я делаю, что у них прошу прощения, чтобы они мне помогли? Я вот сейчас слушала: только один Господь прощает».

– Меня как-то тоже один раз осенила такая мысль. Я как-то помолился Митрофану Воронежскому. И однажды проезжал мимо Воронежа и вдруг вспомнил: я ведь когда-то ему один раз помолился, он мне помог, и вот я наконец-то в Воронеже, а за все это время  его даже не поблагодарил. И мне вдруг стало стыдно. Митрофан Воронежский, ты уж прости меня, пожалуйста. Мы очень часто вообще забываем о ком-то. Один раз обратившись к святому, мы его привлекли к своей нужде, он нам каким-то образом помог, вымолил у Бога нашу проблему, а дальше мы от него отвернулись и забыли. А он так с нами и остался. То есть все святые – они не предатели, они с нами так и остались. Их там, может быть, и миллион вокруг каждого из нас, а мы все о себе, а мы в своем эгоизме. Мы о них забыли.

Действительно, еще раз сейчас напомню: молитва должна быть не только просительной, но и благодарственной, и славословной. Святые на нас не обижаются, они уже не умеют этого, а нам надо крепко думать, что мы делаем. Потому что просить-то мы просим, а получаем совсем не то, что хотим. «Прошу, Господи, дай мне терпения». Господь мне посылает страдания: «Терпи, и будешь ты великое терпило». И человек не понимает: «Господи, я же просил терпения». – «На, пожалуйста, тренируйся». И ты, получается, тренируешься – и увеличивается вера, увеличивается любовь, потому что любовь невозможна без терпения, мужество невозможно без страданий; все это взаимосвязано. Но я-то хотел другое. А Бог дает нам именно то, что нам надо. Но иногда бывает такое, что мы у него вымаливаем что-то, как капризные дети: «Господи, хочу “мороженое”, хочу “пирожное”. Он говорит: «Ну, возьми». И это будет тебе на пользу, потому что другие посмотрят на тебя, как ты упиваешься всем этим благом, и будут просто пальцем у виска крутить и говорить: «Натуральный сумасшедший».

– То есть для кого-то этот пример...

– ... будет прививкой. Мы же не знаем, когда человек вразумится. Это нам неизвестно. Один Бог знает, каким образом каждого Он хочет спасти. Как говорил один святой: «Спаси нас, Господи, дураков, хоть как-нибудь».

– Если мы молимся о том, что нам просто реально необходимо, как нам кажется… Например, машина, но Господь мне не посылает машину, а посылает болезнь, причем такую, чтобы я просто никогда не сумел сесть за руль. Вроде бы машину просил, но на самом деле Господь послал совсем другое. Что это? Моя недостойность или мой ропот?

– На самом деле есть эта машина – это ваше тело. Вы за рулем, поэтому вы все получили.

– Понятно. (Смеется.)

– У вас дорога впереди: светлая, хорошая, со знаками – все как положено.

– Вопрос телезрительницы: «Как спастись в миру, живя одной?»

– Это самое трудное на самом деле. Потому что когда вокруг меня много людей, каждый из них куда-то дергает, что-то хочет… Поэтому для меня спасение возникает уже само собой, я просто тружусь ради них, ради их блага. А когда человек один, получается забота только о себе. И не все монахи дерзали уходить в схиму, то есть в полное одиночество. Это один из самых тяжелейших подвигов, когда ты один на один. Вспомним Антония Великого, когда он всю жизнь претерпевал ночные страдания от бесов, и где-то уже ближе к старости пришел Христос, отогнал их всех. И Антоний, как ребенок, расплакался: «Господи, Господи, где Ты был?» А Он говорит: «Я был рядом, Я взирал на твой подвиг, готовый всегда за тебя заступиться. Ты молодец, ты справился». То есть для нас, смотрящих со стороны, это замечательная история. А если это про нас? Например, живет человек, допустим, один, а за стенкой его кто-то мучает. И у него есть вопрос к Богу. А потом: «Господи, наконец-то он перестал кричать, музыку свою громко включать»… И мои друзья говорят: «А мы вот тут рядышком были все время, но за тебя никогда не заступались, потому что ты молодец, ты в подвиге». Мы с нашими друзьями просто перестанем общаться после этого.

– Я понимаю, что одному человеку действительно очень тяжело.

– Тяжело. Мы ищем друзей, но спасение в любом случае возможно. И это правильно, что мы ставим это во главу угла. То есть где бы я ни находился, с кем бы ни находился, главный вопрос – это спасение. Если я болею, я сразу набираю 03, на меня нападают – сразу набираю 02, пожар – 01. Я понимаю, что требуется спасение, но я забываю о том, что это спасение требуется не просто каждый день, а каждую секунду, я привыкаю к стабильности своей жизни. А когда человек один, его стабильность легко может рухнуть, потому что ему никто не поможет. Мало ли – связь не поможет, до телефона не дойду. Я один, я рискую очень сильно. Поэтому одинокому человеку вроде, говорят, проще, но на самом деле сложнее. Потому что ему никто не поможет, он один на один.

– Еще один аспект этого вопроса: как спасаться?

– Христос сказал апостолам: «Человеку это невозможно, но возможно Богу». То есть мы должны учиться Ему доверять: «Господи, Тебе все возможно».

– И тут вспоминается, конечно, Гефсиманская молитва, когда Господь просил избавить Его от Чаши, но: «Пусть будет воля Твоя». И здесь я понимаю, что в одиночестве смирение – это главное.

– Да. Ну, так получилось, и это неплохо, что Вы потихонечку начинаете такой полумонашеский образ жизни. Плохо, что, может быть, у Вас нет духовника, нет человека, который бы Вам давал советы, как Вам жить в этом полумонашеском образе жизни. Поэтому не расстраивайтесь, не отчаивайтесь, просите у Бога, Господь со временем, может, пошлет Вам такого утешителя, который подскажет Вам, как правильнее в одиночестве спасаться. Главное здесь – не унывать, потому что уныние – корень вообще всех грехов. Если мы будем отчаиваться, разочаровываться, впадать в депрессию, то все наши подвиги просто уничтожаются сразу. Поэтому ни в коем случае не поддаваться унынию, а учиться продолжать молиться. Да, Вы одна, но Вы можете продолжать молиться за всех.

– Мы уже говорили об общей молитве, говорили о молитве келейной. Я бы еще хотел задать вопрос по поводу молитвы, которая называется «молитва по соглашению». Что это такое? Это когда мы просто собираемся вместе, для того чтобы вместе помолиться, или это какая-то другая форма?

– Это то, о чем говорил Христос: где двое или трое соберутся, то что бы они ни попросили, дам. Но здесь опять мы не должны уходить в крайность. То есть не молитва главное в данном случае, а именно то, что мы вместе трудимся. Это уже общественная молитва, не моя индивидуальная. То есть как хор – мы вместе поем.

– Но просим одного.

– Да. Так же, как мы поем вместе. Или это как на велосипеде: мы крутим одни и те же педали… Поэтому здесь важен момент тандема, момент сопереживания и сочувствия друг другу.

– То есть опять-таки любовь. Корень молитвы – это любовь.

Вопрос телезрительницы: «У меня недавно случилось в семье горе, в феврале брат покончил жизнь самоубийством. И вот я как бы чувствую свою вину; может, и моя вина есть в этом. Как я теперь могу ему помочь? Помогите, как мне справиться с этим горем?»

– У нас, слава Богу, Патриарх уже даже благословил: есть чин молитв о таких вот бедственных людях, которые пошли против законов Церкви по тем или иным причинам. Надо еще, конечно, рассмотреть, какие причины. Может быть, здесь была боль, которую человек не смог пережить и перенести. Поэтому в таких случаях иногда даже Церковь разрешает отпевание. Поэтому здесь надо Вам с батюшкой более детально рассмотреть его жизнь. Может быть, у него есть, скажем так, оправдания; может, у него было психическое заболевание или раковое, которое ему было очень тяжело пережить физически.

А если же у него было душевное страдание и он самовольно ушел, то, конечно, этот грех является самым тяжким, мы об этом знаем. Но и в этом случае мы не отделяем его от молитвы, мы продолжаем о нем молиться. Да, мы не пишем записки, но мы можем молиться, можем свечки зажигать, лампадки дома зажигать. И молитва у нас остается. Бог есть любовь, Он не разделяет нас. Он дает возможность нам соединиться, и душа этого человека может тоже приобрести спасение благодаря Вашей напряженной молитве. Помоги Вам Бог!

– Вот опять мы говорим о силе молитвы и о том, что это действенно. Мы можем это воспринимать как подвиг, как рутину, как нечто обрядоверное, если не вкладываем в молитву ничего от сердца своего. Но если от сердца, то я хотел бы, чтобы Вы еще очень коротко сказали о том, что такое молитва умно-сердечная. То есть иногда термин заменяет собой какой-то смысл. Объясните, пожалуйста, что это за молитва?

– Это очень глубокие молитвы монахов, когда они уже с четками и уходят настолько глубоко внутрь своих молитв, своих созерцаний, что невозможно человека даже отвлечь от этой молитвы. Его невозможно уже никак оскорбить, можно какую угодно клевету на него произносить, он даже не поймет, о чем ты говоришь. То есть его состояние очень похоже в данной молитве на состояние Христа, когда Его фарисеи и Пилат обвиняли, а Он не реагировал никак. Он находился уже в молитве. И в этом благодатном состоянии человек может пребывать, можно сказать, вечно. Но научиться этому очень сложно. Конечно, можно сказать, что это хорошо, если бы мы научились. Но это не всем дано. Поэтому здесь без наставника, без духовника дерзать на такие молитвы очень опасно, человек может запросто впасть в прелесть, а это считается самым тяжким грехом для нас, православных.

Мы можем так думать, что мы молимся, но на самом деле мы очень мало способны на то, чтобы думать... Мы просто постоянно гоняем мысли, переживания, но мы не думаем. Если у меня есть задача, я ее должен решить, я думаю – я ее решаю. Так же и молитва. То есть я могу ее поставить как определенную задачу. И какую цель я хочу поставить в молитве? Главная же цель – это спокойствие духовное. То есть я должен научиться спокойствию, правильно, спокойно разговаривать. А если меня мучают страсти, если я не меняюсь, то, получается, плода молитвенного у меня нет, молитва моя бесплодна. Вот и все. То есть мы забываем, как это отследить: какие сантиметры, килограммы у меня есть, чтобы измерить мою же молитву. По плодам их узнаете.

– Да. И я тут еще вспоминаю: «Господи, верую. Помоги моему неверию».

– Да, мы забываем, что мы не верим, что мы не молимся на самом деле; мы не любим, мы только учимся.

– Подводя итог, я еще очень хотел бы спросить об Иисусовой молитве, потому что вроде бы она совсем краткая: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного»...

– Можно добавлять какие-то свои слова, например: «Прости меня, окаянного». То есть здесь возможно творчество.

– То есть молитва нам дается как образец, как жемчуг, который собирали в течение веков наши святые, но все-таки мы можем молиться своими словами.

– Конечно.

– И если мы способны на это, то это хорошо. Или это все-таки дерзновение?

– Дерзать мы должны. «Дерзай, дщерь, вера тебя спасла». И здесь Господь приемлет любую молитву, даже если она и корыстная… Даже если мы корыстно молимся,  мы молимся, мы уже тренируем свою душу, потому что только наша душа может молиться, тело – нет. Оно как бы участвует только физически, оно умрет, оно просто соучаствует. Поэтому душа должна тренироваться. И здесь главная молитва все-таки – это «Отче наш». Там очень важные слова: «Да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли». Мы и есть та земля. «Земля есть и в землю отыдеши». Земля бывает разная. Бывает земля бесплодная, пустынная, безводная, сколько ни поливай – бесполезно. А бывает земля плодородная, культурная, но ее возделывать надо, поливать надо, постоянно за ней следить, и тогда на ней что-то появится – будет плод.

– А иначе будут тернии, которые будут заглушать плод.

Ведущий Глеб Ильинский

Записала Елена Кузоро