Беседы с батюшкой. Ответы на вопросы

В московской студии нашего телеканала на вопросы телезрителей отвечает клирик храма Живоначальной Троицы у Салтыкова моста священник Николай Конюхов.

– Скоро праздник Живоначальной Троицы, ваш престольный праздник, и это, как мы еще говорим, день рождения нашей Церкви. Если обратиться к Катехизису митрополита Филарета (Дроздова), Церковь – это собрание людей, объединенных верой, канонами и так далее. Но все-таки как бы мы ни расписывали какие-то правила, появляются даже отдельные Церкви, мы ссоримся, прерывается каноническое общение. Как определить для себя границу Церкви? Есть ли вообще у этой Церкви границы? Это может выражаться в тех же таинствах или в отношении к ним. Что это такое?

– Здесь есть три измерения. С точки зрения Бога – границ никаких нет. Если говорить о Церкви как о людях, то для Бога все люди – Его паства, все люди равно являются Его чадами. И Он не делает различия между расами, социальным положением людей, для Него нет ни мужчины, ни женщины, ни раба, ни свободного, ни эллина, ни иудея, то есть все имеют ценность, каждая человеческая жизнь. Поэтому Господь на всех нас смотрит как на Свою паству. Вопрос в нас.

Господь дал нам свободную волю, и не все люди принимают Бога как своего Отца, как Спасителя, и тут уже появляются какие-то границы. Потому что Бог не навязывается, даже поступает деликатно. То есть Он Сам Себя ограничивает, и нет явных чудес на заказ, когда нас часто просят доказать бытие Бога каким-то научным способом или прямо сейчас показать сверхъестественное чудо. Господь предоставляет нам возможность проявить  свободную волю, изучая Священное Писание, обращаясь к опыту святых людей, к опыту Церкви. И если человека это заинтересовывает, он начинает искать Бога и находит Его. Тогда он ощущает себя в Церкви, то есть понимает, что действительно стал учеником Иисуса Христа. Но это случается добровольно. То есть Господь может позвать, но не каждый за Ним пойдет. А кто-то пойдет, но будет, как Иуда, искать не того и в итоге продаст Христа за деньги.

И есть еще одна плоскость. То есть первая – с точки зрения Бога, вторая – с точки зрения нас, людей; и третья плоскость – каноническая, которую тоже нельзя сбрасывать со счетов. Есть люди, которые говорят: «Да все это ерунда, что там написано, какие-то каноны, догматы...»

– Богу это якобы не нужно.

– Да. А поскольку не нужно, люди это все сами выдумали, это все политический процесс, нужно это все размыть, чтобы была одна Церковь. Было бы, конечно, замечательно. Христос и говорил: «Созижду Церковь Мою, и врата адовы не одолеют ее». То есть Он не говорил, что создаст много разных Церквей. Церковь едина как Тело Христово.

Существует каноническое поле, которое помогает нам, людям, и оно было создано тоже не без участия Бога. Мы верим, что на Вселенских Соборах, когда люди собирались и епископы вместе молились, Дух Святой был с ними. Если посмотреть акты, там написано: «Духу Святому и нам угодно...», то есть люди мыслили это как продолжение Нового Завета. Принимались какие-то каноны на Вселенских Соборах, особенно что касается догматики, – и это не просто то, что можно вынести за скобки.

Мы не можем говорить, что можно верить в Христа как в Бога, а можно верить в Него просто как в великого Пророка. Нет, это уже две разные религии. Есть мусульмане (замечательные люди, я многих знаю лично, иногда они даже высоких моральных качеств), но они не верят в Христа как в Бога. Поэтому мы не можем сказать, что они являются частью Церкви. Да и мы не можем их насильно туда запихнуть, если грубо сказать.

Меня иногда спрашивают, можно ли молиться за некрещеного или написать записку на литургию о человеке, который прочитал книгу Докинза или фильм Дэна Брауна посмотрел и разочаровался во всем, проклял вообще христианство и сказал, что все это ерунда. Я говорю: «Человек добровольно вышел из Церкви, не хочет себя ассоциировать с этим. Зачем Вы насильно его пытаетесь привлечь? Бог этого не делает, Он уважает его свободную волю, почему же Вы ее не уважаете?» Поэтому здесь и появляются эти самые границы вследствие того, что мы размышляем на эту тему и относимся к этому серьезно. Это для нас не то же самое, что выйти погулять; или даже не то же самое, что граница между государствами.

Но очень важно, чтобы мы не растворились в мире, потому что Христос сказал: «Вы свет миру». В посланиях апостольских написано: храните предания, которым были научены. То есть очень важно, чтобы предание Церкви было сохранено, важно не размыть его. А есть иногда такой соблазн: здесь немного неудобно, здесь Христос сказал отрубить руку или выколоть глаз, здесь сказал, что если с вожделением посмотришь на женщину, это уже прелюбодейство... Иногда люди говорят, что это все как-то немного старомодно, давайте что-то немного ослабим... И чтобы не произошло растворения Церкви и высокого нравственного евангельского учения, есть каноническое измерение, которое мы храним, любим, и это церковное наследие мы не можем просто так выкинуть.

– Очень интересный момент, касающийся поминовения, это же просто целая тема. Например, некоторые священники говорят так: за человека, который крещен, но по какой-то причине не посещает церковь (может, он вообще ее проклинает), нельзя подавать записки на проскомидию. А другие говорят, что нужно молиться, раз он крещен.

– Я могу сказать так: если человек крещеный, даже если не ходит в храм, за него можно молиться. Он может быть малоцерковным или вообще невоцерковленным. У меня дедушка такой. Я молюсь за него и вынимаю за него частицы.

– А Ваш папа священник?

– Так получилось. Дедушка ученый, профессор Академии наук, поэтому там своя долгая история, это отдельная тема. Тем не менее я безмерно уважаю и люблю дедушку, и он к Церкви достаточно уважительно относится, но сам как бы не является практикующим, как сейчас принято говорить, верующим. Он никогда не говорил, что не хочет принимать Иисуса Христа. Есть ведь люди, которые открыто заявляют, что не хотят быть частью этой Церкви. «Мам, что ты меня тащишь? Я не верю в Бога и не верю в то, что Христос был Богом. Вы меня окрестили в детстве и даже не спросили об этом». Или, например, человек ушел в другую религию, а его имя по старой памяти все равно пишут в записках, потому что здесь его крестили. А в новой религии с ним вроде ничего не делали, но он уже там, является прихожанином той церкви (мормоном или ушел в какую-то секту). И как мы можем за него молиться? Даже с точки зрения уважения к его выбору. Человек открыто не хочет быть с нами, зачем же его насильно заставлять?

У нас некоторые к запискам относятся, к сожалению, магически: впишу туда имя, и это как-то магически подействует. Это неправильно. Записка – это призыв к молитве. Мы просим помолиться священника и сами будем молиться вместе с ним. Причем это призыв к молитве прежде всего самого человека, который подает записку. Конечно, те люди, о которых мы молимся, могут быть в разном состоянии. Они могут болеть, в том числе алкоголизмом, могут находиться в депрессии, быть в поиске, то есть не отрекаются от Христа, но говорят, что у них есть вопросы, недоумения (допустим, посмотрели какой-то фильм – и их это смутило, они на распутье)… За них тоже можно молиться.

Но человека, который открыто говорит: «Я не хочу быть частью этой Церкви, я не верю в Бога», насильно пытаться привести к вере не стоит. В домашней молитве, конечно, можно его поминать. Некоторые говорят, что можно на молебен подавать о таких людях записки. Но не на литургию, когда частички вынимаются на проскомидии…

– Вы имеете в виду, когда располагаются частички на дискосе?

– Да. В этом ряду и Иоанн Златоуст, и Василий Великий, и местный епископ, и все люди, которых поминают за литургией. И как здесь же окажется человек, который не хочет быть частью Церкви и открыто об этом говорит?.. Когда он покается – да, конечно, пускай его поминают. Но это не означает, что за него родственники не могут молиться как за заблудшего человека. Конечно, могут молиться.

– Бывает, муж говорит жене: «Я не верю, но ты-то веришь, вот и молись за меня». В этом случае можно ли за него молиться?

– Нужно молиться.

– То есть он попросил, хотя он против всего этого.

–  Я знаю мужчин с такой позицией: «Вымаливай меня, мало ли что… Вдруг поможет». Молиться в любом случае можно. Когда человек стоит в храме, он может молиться за кого хочет, нельзя же это как-то ограничить. Тем более у некоторых бывает так: умер некрещеный муж  – разве за него нельзя молиться? Можно. Но на литургии поминать нельзя, поскольку он не является частью Церкви. Нельзя огульно, против его воли, задним числом его записывать в Церковь. Это неправильно. Господь по Своему милосердию разберется.

– То есть ни в коем случае не надо сейчас клеймить человека, который так сделал, что это вообще великий грешник? Ну, подал записку, хочет за кого-то помолиться...

– Если он сделал это по какому-то доброму желанию или по неведению – это одно, но когда человек знает и все равно делает?.. Не могу сказать, что это страшный грех, но не совсем осознанное отношение к этому. То есть мы должны сознательно подходить к нашей вере. Это же не просто какие-то действия: верит – не верит, но пускай уж... Можно было бы так говорить, если бы не было слов апостола Павла, обращенных, по-моему, к коринфянам: «Потому многие из вас болеют и умирают, что Тело и Кровь Христовы принимают недостойно». То есть как у нас говорят? Мальчик, допустим, не хочет: «Мам, я не пойду», а она говорит, что он должен. И священник говорит: «Не заставляйте его», а она отвечает: «Пока меня слушается, пускай ходит и причащается». То есть заставляет чуть ли не за ухо. Почему заставляет? Думает, что подействует как лекарство.

Или муж не хочет причащаться, а она ему: «Не причастишься, не поеду с тобой в отпуск»… Ничего плохого нет, что человек хочет воцерковить свою вторую половинку. Это замечательно. Неверующий муж освящается верующей женой. Естественно, Господь нам дал такое апостольское повеление: проповедовать. Но как проповедовать? Не просто заставлять, а убеждать. Проповедь – это прежде всего убеждение.

Магическое отношение  к Причастию может привести к тому, о чем говорил апостол Павел: многие из вас болеют и умирают, Тело Христово принимают недостойно. То же самое касается святой воды, записок, свечей. У старообрядцев это достаточно строго. Если человек ни разу не ходил в храм и не причащался, то его отпевать не будут. Он никак не проявил себя как часть Церкви. Почему мы его должны отпевать?

– А как это фиксируется?

– Они сохранили то, что было у всех нас до никоновских реформ. То есть, видимо, была такая практика на Руси. Человек знал: если он не является верующим, то его просто закопают как собаку.

– То есть ты уже за границами Церкви, получается?

– Да, ты сам себя вывел за границы Церкви, тебя даже никто не отлучал, никто тебе анафему не пел, ты сам вышел.

– Есть такой период в жизни, когда не исповедуешься и не причащаешься. У мирских людей это полгода, год.

– У церковных есть такое охлаждение.

– Даже у семинаристов есть. В этот момент, когда ты перестал, допустим, на протяжении нескольких месяцев исповедоваться и причащаться, ты в Церкви или вне Церкви?

– Ты остался в Церкви, если не отказывался от Христа, но перестал быть живой ее частью. У дерева есть ветки, на которых есть листья, в них течет сок, а есть сухие ветки, которые могут ожить, если их надрезать, больше полить, удобрить, но сейчас они сухие, не плодоносят. То же самое происходит с человеком, в котором не течет кровь Иисуса Христа. Есть постановления Пятого и Шестого Соборов, что если три недели мирянин не причащался без уважительной причины, да будет отлучен, а если клирик три недели без уважительной причины не причащался и не был на воскресном богослужении, то будет вообще извержен.

– Сейчас не надо никого пугать, потому что многие два месяца не причащались.

– Я говорю про то, что было такое древнее правило для людей, они просто осознавали это как трагедию для себя. Ни в коем случае не говорю, что и сейчас так. Я говорю с исторической точки зрения. Понятно, что в современных условиях бывают разные обстоятельства. Мы ведем к тому, что для человека, который осознанно начал глубоко переживать свою веру, это становится логичным. Это как вопрос о том, как часто нужно обнимать свою жену. Есть какие-то определенные дни (допустим, среда и суббота), когда можно жену обнимать, а в другие дни нельзя? Или можно один раз в месяц? Или только когда у меня будет вдохновение, она меня хорошо накормит, все для меня сделает, тогда я буду ее обнимать? Если человек любит другого, то он даже не будет что-то рассчитывать, это будет получаться абсолютно естественно и нормально.

Этот вопрос такого же плана. Я люблю Господа, я хочу находиться с Ним в общении, хотя у меня с этим есть проблемы, потому что я Его не вижу. Ладно, жену я вижу, могу ее обнять, но Господа-то я не вижу, но хочу научиться с Ним общаться. А общаться с Богом не то же самое, что общаться с другим человеком, это труд и определенная радость и привилегия. На это нужно настроиться и этим нужно заниматься, это нужно практиковать.

И когда начинаешь с Богом строить какие-то личные отношения, то для тебя становится абсолютно естественным все время возобновлять эти отношения. Не то что один раз пришел, покрестился, причастился – и с Богом у меня как бы все налажено и так будет всегда. Нет, поскольку мы являемся богопредателями, и иногда ежедневно, то нам необходимо восстанавливать эти добрые отношения. Как с женой, когда поссорился, нужно обязательно помириться, обнять ее, цветы подарить...

С Богом нам нужно возобновлять отношения. Он-то к нам относится абсолютно всегда с любовью и только ждет нас, как отец в притче о блудном сыне. А вот мы уже должны проявить инициативу. Поэтому для человека, который любит Господа, абсолютно логично участвовать в таинстве регулярно, не реже раза в месяц.

Но даже если ты на какое-то время из этого выпал, это не значит, что Христос скажет: ты не был месяц или два – иди отсюда. И даже священник так не скажет. Но восстанавливаться будет тяжелее. Как после ссоры с женой: если покричали и через пять минут помирились – это одно, а если вы неделю не разговаривали? Есть люди, у которых конфликты настолько затянувшиеся, что их потом очень тяжело помирить… Если ты со своим Богом несколько дней не общался и вообще про Него не вспоминал, то потом это очень тяжело наверстывать; нужно, чтобы это было регулярно.

– А как регламентируется в семье причащение жены и детей? Вам проще, Вы священник. «Сегодня идем причащаться, все готовимся»? Как это происходит?

– У меня супруга и дети стараются посещать тот храм, где я служу, и это нормальная практика. Бывает, супруга священника и дети не ходят в его храм, потому что он служит далеко, они ходят в ближайший. Это допустимо, но не является нормой. Норма – это когда жена священника посещает вместе с детьми тот храм, где служит батюшка. Для меня это принципиальная позиция. Я всем супругам говорю, что очень важно, чтобы они ходили в один храм, к одному священнику, к одному духовнику и вместе причащались из одной Чаши. Да, если вы причаститесь в разных храмах, это будут те же самые Тело и Кровь Христовы. Но мы все-таки живем в таком пространстве, что для нас важны даже какие-то внешние вещи. Когда супруги причащаются из одной Чаши, они становятся на духовном уровне более близки друг другу. Для них это еще один объединяющий фактор. У нас их не так много. Бывают разные вкусы на музыку, на шторы или еще что-то – есть разъединяющие моменты; есть вещи, которые нас раздражают. И нужно искать точки опоры. Для православных верующих людей Причастие – это точка опоры. И когда супруги вместе причащаются, это очень здорово объединяет их, они примиряются перед этим, причащаются, поздравляют друг друга.

– Молятся перед этим.

– Естественно, молятся и во время этого, и после, и они чувствуют единство. И понимают, что брак они чувствуют еще и на духовном уровне, что Христос не просто в момент венчания благословил их брак, а и сейчас присутствует в их браке.

– Некоторые ругают своих детей, что они сегодня не причащались.

– Бывает. Но я стараюсь воспитывать детей так, чтобы Причастие для них было как награда, чтобы лишение его для них было наказанием. Как в Древней Церкви. То есть я своих детей стараюсь воспитывать так, что Причастие – это что-то замечательное.

– И сбоев не было?

– Ну, они пока маленькие. Старшей восемь лет; посмотрим, как пойдет. Я хочу дожить до подросткового возраста своих детей (дай Бог), и тогда посмотрим, цыплят по осени считают. Когда ей будет четырнадцать, я посмотрю на свои плоды (даже, может быть, когда ей будет семнадцать). Одно дело, когда мы для детей авторитет, когда они еще только формируются как личности. Хорошо, если мы в этот период смогли дать ребенку какие-то реперные точки, чтобы сам ребенок все это пропустил через себя, осознал. Чтобы у него был какой-то стержень (у меня родители трудились над тем, чтобы у меня был стержень). Чтобы потом можно было ребенка отпустить и не бояться, что он сразу в пропасть полезет. Он куда-нибудь полезет, и с ним наверняка что-то случится, но, по крайней мере, он будет иметь этот стержень. Это очень важно.

Одно из основных родительских послушаний – научить ребенка жить без нас: без нашего бесконечно грозящего пальца, окрика; чтобы он умел делать нравственный выбор, поступать по-христиански, когда будет один (в школе, с друзьями, на улице после школы).

– Да, это очень интересно. Батюшка, Ваши дети учатся в обычной школе или в православной?

– У меня пока учится только одна дочка (во 2-й класс перешла). Она учится в православной школе, где я преподаю.

– Ей проще.

– Да.

– Хотел задать вопрос о сверстниках. Даже в православной школе бывают какие-то конфликты.

– Сто процентов. Как в любой школе.

– Да. Может быть, в светской школе это выражается как-то по-другому, а в православной – сглажено? Вроде как все свои.

– Нет. Естественно, в православной школе какие-то вещи получаются лучше вследствие того, что больше взаимопонимания между учителями и родителями.

– Все же ходят в храм.

– Да. Быстрее примиряются, хотя конфликты есть. Бывают разные случаи. Не всегда в православные школы отдают детей из религиозных семей: семья может быть светской – просто в ней знают, что в православной школе плохому не научат, там хорошая атмосфера. Или школа  расположена близко к дому. Туда отдают детей: пусть с ними занимаются...

Бывают разные ситуации. Дети – всегда дети. Нет отдельного вида «православные дети». Есть просто дети, у которых верующие родители и которые воспитываются в православной семье. Но «специально православных» детей нет. То есть они тоже бегают, орут, плохо ведут себя на уроках, обижают друг друга, завидуют, осуждают, строят козни, иногда издеваются над младшими. Чего только нет!

У нас постоянно бывают разборки в этом плане. Дети растут, у них есть телефоны, они интересуются современными рэперами и так далее. Но у нас больше функционала – и с нас больше спрос как с православной школы: мы можем поговорить об этом с детьми. Мы можем что-то обсудить и постараться не сделать из них святых, а привить им желание самим стать святыми, вкус к духовной жизни (что это здорово, а не нечто мрачное, мракобесное, что подавляет человека как личность, не дает ему реализоваться, сделать дреды или надеть красивую одежду). У меня некоторые дети ассоциируют православие с подавлением личности.

– Я тоже так думал. Я учился какое-то время в православной школе (это был конец 90-х – начало нулевых). Там было разное. Мы сдирали с ручек штрих-коды. Буквари были еще с изображением Ленина. Мы вырывали эту страницу: нам четко говорили, что это плохой человек, хотя что можно было понять в семь лет? Но я понимал, что Ленин – это плохо.

Батюшка, вернемся к границам Церкви. Приход – это люди, которые ходят в один храм, знают друг друга. Важно ли принадлежать к одному приходу? Или можно ходить по разным церквям? В Москве их много. Разные батюшки. Там можно послушать хор, тут – проповедника. Нарушает ли это какие-то церковные границы? Есть священники, которые очень радеют за свой приход и плохо относятся к тому, что человек из этой общины может перейти в другой храм или посещать другие службы, ходить на исповедь к другому батюшке.

– В этом мнении священников есть определенный смысл: в том числе и исторический, и литургический.

– Да. Это практика дореволюционной России.

– В практике дореволюционной России были свои перекосы. Некоторые прихожане могли числиться в храме – и раз в год туда приходить.

– Им давали открепительные грамоты.

– Да. Формализация в любой сфере, особенно религиозной, убивает даже самые хорошие идеи.

– Еще и дух времени, наверное.

– Да. Справки, которые мы даем после огласительных бесед, – не то же самое, что в МФЦ: мы не являемся каким-то органом. Мы хотим помочь. Огласительные беседы – это шаг к людям.

В 90-е годы у многих людей была жажда узнать что-то о Церкви, Боге, поговорить о Евангелии, а возможности не было: один священник – 50 человек, желающих креститься. Пятьдесят! Мне папа рассказывал: «Заходят сразу 27 человек…» Я в ужасе! Я двух младенцев крещу – мне уже тяжело. Люблю только по одному крестить.

– Сколько одновременно крестили?

– Двадцать семь.

– Двадцать семь младенцев!

– Один священник крестил одновременно пятьдесят. Какая там катехизация! Люди, может быть, хотели поговорить, но не было возможности, потому что после 70-летнего богоборческого периода было немного церквей и священников.

А сейчас есть и желание священноначалия (Патриарх об этом постоянно говорит), и возможности (священников больше, храмов много), а люди против. Мы хотим им помочь, объяснить, а они это воспринимают как: «Ой! Мне нужно что-то делать!» Но в целом у меня сейчас больше позитивных отзывов о катехизации, беседах, которые мы проводим. Негатив уже сходит на нет.

– Сколько сейчас нужно проходить бесед?

– По-разному. Мы подходим к этому творчески. Святейший Патриарх тоже об этом говорил на последнем собрании. Нельзя заставлять пройти в обязательном порядке несколько бесед военного, который приехал на неделю из Сирии и которому нужно крестить своего новорожденного ребенка. Я всегда провожу минимум одну беседу. Потом даю с собой какой-то материал.

Если хочет креститься взрослый, то должно быть не менее двух бесед, а третья беседа–покаянная (исповедь перед самим таинством). Две беседы в творческом формате – это вполне допустимо.

– Просто дать ориентиры.

– Да. Заинтересовать человека, ответить на его вопросы (у многих людей есть вопросы). Прежде чем крестить своего ребенка, человек должен ответить себе на вопрос: «Верующий я или нет?»

– Хотя бы: «Зачем вообще нужно крещение?»

– Конечно. У Алексея Ильича Осипова по этой теме очень жесткая позиция (я не могу сказать, что до конца ее разделяю, но очень ее уважаю): мы не можем заставить Святого Духа сойти на ребенка. Например, стоят неверующие родители и неверующие крестные. Один священник просит, чтобы Святой Дух сошел на незнакомого ему ребенка – и тот стал частью Церкви. С формальной точки зрения священник прочел все молитвы правильно, освятил воду, погрузил в нее ребенка с правильными словами.

Но мы крестим маленького ребенка по вере его родителей и крестных. А если они неверующие? Если они верят не в того бога? Если они верят в Чумака и заряженную воду, а не во Христа? Они не верят, что Христос – Бог. Вопрос очень серьезный. Это вопрос, который всегда звенит в моих ушах.

Поэтому мы должны помочь людям сначала осознать себя верующими, а потом крестить. Я всегда с радостью говорю: «Давайте! Только сначала все обсудим, чтобы вам самим было интересно, чтобы для вас это не было мукой: постоять час, помяться с ноги на ногу, пока батюшка “колдует”».

– Людям повезло, что они к Вам попали: с Вами приятно общаться.

– Сейчас много священников. В целом и образовательный ценз достаточно высокий, и образованных священников много. В большинстве храмов практика бесед (насколько я знаю) прижилась и стала неотъемлемой частью.

К вопросу о приходе (это очень серьезный вопрос)... Бывает так, что человек пришел и почувствовал: «Не мое». В каком-то приходе больше любят византийское пение, строгое. Я знаю красивый храм барочного стиля эпохи Возрождения, в котором любят витиеватое пение – партес. Некоторые батюшки очень его любят.

– Да. «Если спели что-то несложное, то это обиход».

– Да, не очень. По-разному. Некоторым людям нравится: они слушают это благолепие, чувствуют в душе какое-то волнение. Это может быть шагом к тому, чтобы задуматься о вещах вечных. Нельзя подменять волнением от музыки общение с Богом и духовные дела, но это может быть шагом к побуждению человека к более возвышенным чувствам.

В каких-то приходах – семейная обстановка, где-то – более торжественная (допустим, в соборе). Там богослужения другие. В одних храмах архиереи служат часто, а в других, может быть, один раз в год (или всего один раз служил архиерей). Очень хорошо, что есть такое разнообразие. Нельзя требовать унификации, чтобы везде все было обязательно одинаково: одинаковое пение, чтение, одинаковые священники с одинаковым размером бороды, одинаковые проповеди. В разнообразии есть одна из привлекательных сторон Церкви.

Но если считаешь себя прихожанином определенного храма, ты несешь ответственность за этот приход, это твоя семья. Можно ли пойти в другую семью? Это вопрос. Конечно, в условиях мегаполиса невозможно привязать человека. Например, у кого-то заболел близкий родственник, он должен за ним ухаживать, поэтому не может далеко ездить. Начинает ходить в ближайший храм. Уж лучше так, чем он вообще перестанет ходить в храм. Потому что там верят в того же Бога и в Чаше будут те же самые Тело и Кровь Христа. Не надо думать, что там есть благодать, а здесь нет.

У меня была одна бабушка, которая сказала, что в Москве всего два благодатных храма. Я спросил: «Как Вы это определяете?» – «Захожу в храм и если слышу ангельское пение под куполом, значит – благодатный».

– А какие это храмы?

– Она уточняла, но я уже забыл. (Смеется.)

– Что Вы ей ответили?

– Я ничего не ответил. Таким людям лучше не отвечать, оставлять их наедине со своими мыслями.

– Вопрос: «Если поссорился со священником, это грех?»

– Когда поссорился с любым человеком, в том числе со священником, в первую очередь сделал плохо себе. Мы с прихожанами сегодня говорили онлайн про прощение обид. Ссора прежде всего нанесла ущерб тебе: тебе больно, плохо, поэтому ты захочешь побыстрее это закончить…

Есть разные ситуации. Священник может сказать что-то обидное. Я знаю, что иногда могу обидеть какого-то прихожанина. Мне нужно потом попросить у него прощения.

Отношения духовника и духовного чада немножко другие, чем со священником. Обижаться на своего духовника за то, что он не разрешил тебе в Великий пост, на Страстной седмице, поехать на Мальдивы, может быть, и не надо. Может, лучше прислушаться к нему. В Великую Пятницу сидеть на пляже и попивать коктейль, может быть, для христианина не совсем правильно.

– Вопрос: «Как Вы относитесь к виртуальным церквям? Есть специальные сайты, где предоставляется возможность поставить свечу перед иконой. (Я даже сам, помню, заходил. Там свечка ставится и загорается, когда вносишь пожертвование. – Прим. вед.) Правильно ли это? Как к этому относиться?»

– Сейчас эпидемия. Мы начали заниматься тем, чем раньше не занимались. Например, на сайте нашего храма нельзя было заказать поминовение. У нас не было трансляции служб. Были только записи проповедей, отрывков праздничных богослужений. Мы никогда не занимались трансляциями служб целиком. А тут пришлось.

Сейчас люди находятся на карантине, хотят поставить свечку, и есть возможность это сделать…

– Главное, чтобы это были не мошенники.

– Во-первых, вполне возможно, что это будут мошенники. Во-вторых, к этому нельзя относиться как к норме. Это все-таки экстраординарные случаи. Для христианина абсолютной нормой является личное участие в богослужении, молитве. С технической точки зрения Церковь меняется. В XIX веке не было лампового освещения храмов: были лампадки, свечки. Не было плиток, где разжигали кадило (сейчас разжигают). Много чего не было из того, что есть сейчас в храме.

Говорят: в Церкви ни в коем случае ничего не менять. Уже меняется, что-то развивается. Православный телеканал – не было же такого. Невозможно было представить.

Но есть вещи, которые остаются навсегда: личная молитва, личное участие в таинстве. Нельзя попросить своего друга: «Ты за меня причастись – и будет хорошо». Или онлайн-причастие: причаститься, сделав клик. Это невозможно сделать. Есть принципиальные вещи.

Сейчас ненормальная ситуация: Святейший Патриарх и многие епископы говорят о том, что оставаться дома – это проявление любви. Это добровольное заточение из-за любви к другим людям. Но эта ситуация, дай Бог, по милосердию Божьему разрешится, и мы вернемся к нашему нормальному, обычному режиму жизни Церкви.

Это, наоборот, счастье для человека. У меня сейчас столько прихожан, которые мечтают очутиться в храме! Они пишут: «Как мы хотим уже быть там, в церкви!»

– Батюшка, после того как все придет в обычное состояние, прекратятся ли трансляции богослужений?

– Какие-то трансляции богослужений всегда проводятся. «Союз» всегда снимает.

– Нет, именно в вашем храме.

– Скорее всего таких, как сейчас у нас делают, специальных трансляций уже не будет. Нужны специальные люди. Они тратят свое время для прихожан, которые не могут по тяжелым обстоятельствам современности присутствовать в храме лично. Когда храмы откроются, наверное, таких специальных трансляций не будет.

Мы всегда записываем проповедь для тех, кто не был в храме, но читал дома Евангелие. Они могут послушать объяснение этого Евангелия, его нравственное переложение для себя, какие-то беседы онлайн. Мне это показалось полезным, потому что я нашел отклик в Интернете (просматривают даже люди, которые не являются нашими прихожанами, для них это интересно). В каком-то виде можно развиваться, но подменять одно другим нельзя: личное участие в богослужении и таинствах, личную молитву нельзя заменить никакими аналогами.

– Трансляции на телеканале «Союз» всегда были и есть. Сейчас их стало больше, потому что этого требует обстановка.

– Кстати, люди очень благодарны. Это находит живой отклик, особенно во время Страстной, Светлой седмиц. Мне несколько прихожан говорили: «Мы смотрели трансляции». У нас в храме трансляции были только по выходным, а на телеканале – каждый день. Они очень благодарили.

– Причем трансляции идут из храмов по всей стране: из Петербурга, Екатеринбурга – куда дотянулся телеканал «Союз». Все это было, есть и, надеюсь, будет при поддержке наших телезрителей.

Батюшка, давайте подытожим нашу сегодняшнюю встречу.

– Для нас самое главное – не выйти из-под руки Божией, не явиться предателями и помнить, что спасение утопающего – дело рук в том числе и самого утопающего. Господь проявил Свою добрую волю: Он стал Человеком, пришел в мир, чтобы спасти нас от греха и смерти. И нам нужно сделать ответный шаг навстречу Богу и держаться за Него. Как ребенок держится за родителей, когда боится, что с ним что-то произойдет. Он обнимает их, держится за них крепко-крепко. Так же и мы должны прижаться к Господу Богу нашему – и никуда от Него не уходить.

Ведущий Сергей Платонов

Записали Елена Кузоро и Светлана Волкова