Беседы с батюшкой. Ответы на вопросы

В екатеринбургской студии нашего телеканала на вопросы телезрителей отвечает настоятель храма в честь Успения Пресвятой Богородицы и прихода в честь праведных Богоотец Иоакима и Анны в городе Верхняя Пышма, проректор по учебной работе Екатеринбургской духовной семинарии священник Константин Корепанов.

– Продолжается Великий пост. В это время очень много говорят о важности молитвы, чтения Евангелия, важности присутствия на богослужениях. Особое внимание уделяется теме невкушения мясной и молочной пищи. Но есть такая народная поговорка: все ешь, а людей не ешь. Мне кажется, она очень сильно пересекается с темой наших взаимоотношений с людьми, умением общаться, умением выстраивать диалог, умением слышать и быть услышанным. Как Вам такая народная мудрость?

– Хорошая народная мудрость. На самом деле тотальное незнание Священного Писания, которое копится на протяжении многих и многих поколений, приводит к тому, что у людей неправильное представление о жизни вообще, о христианской жизни, о духовной и в том числе о посте. И тогда (мне кажется, это делается по Промыслу Божьему; возможно, кто-то специально об этом заботится) в народ пускаются подобные поговорки, которые  хоть как-то компенсируют недостаток этого знания в христианском или человеческом обществе.

Но человек, услышав эту поговорку, не может измениться – у него нет достаточной мотивации. Усердный пост – это очень важное, значимое мероприятие, очень полезное для души и для тела; и этого требует Бог. Так человеку представляется. Какой-то части церковного сообщества эта поговорка помогает иной раз урезонить людей, которые в своей ревности о внешнем благочестии, строгости переходят грань, перегибают палку, попадая в состояние заведомо не христианское. Тогда подобные поговорки способны хоть как-то остановить, отрезвить и не распространять дальше гибельное, в сущности, представление о посте.

Потому что Священное Писание категорически говорит, что суть поста не в этом. Более того, Христос говорит, чтобы пост был тайным. Стало быть, если мы его озвучиваем, если о своей телесной стороне поста постоянно свидетельствуем людям, то мы получаем уважение к нашему подвигу и людскую похвалу, но ничего другого за этот пост не получаем: никаких духовных даров, никакой благодати и уж тем более – вечной жизни. То есть мы получаем похвалу людей, ради которой, собственно, все и делаем.

Апостол Павел говорит (и этот отрывок из апостольского послания читается накануне поста, в Прощеное воскресенье): кто ест, не уничижай того, кто не ест; и кто не ест, не осуждай того, кто ест, потому что Бог принял его. Этим словом апостол показывает: дело не в том, чтобы не есть, а в том, чтобы не осуждать, чтобы человек учился правильному отношению к людям. Если вышесказанные слова можно как-то по-разному интерпретировать, то есть в Священном Писании еще очень категоричное свидетельство, о котором я всегда говорю тем людям, перед которыми выступаю, особенно стараюсь говорить в дни поста и накануне. В Книге пророка Исаии глава 58 целиком посвящена посту. Пророк Исаия от лица Бога Духом Святым говорит, что тот пост, которым мы постимся, Богу не будет угоден.

Если во время поста у нас возрастает раздражение, если мы постимся для распрей, для того, чтобы укорять человека, этот пост Богу не будет угоден. Следующая фраза пророка Исаии: вот пост, который Я избрал.  И далее идет около десятка стихов, которые говорят о том, какой пост угоден Богу. Там нет ни слова о количестве, качестве еды, какую пищу есть, а какую – не есть. Но там категорически прописано о том, чтобы человек думал о другом человеке. «Вот пост, который Я избрал: разреши оковы неправды, раздели с голодным хлеб твой, напитай душу страдальца, от единокровного твоего не укрывайся... Тогда свет твой взойдет во тьме – и тьма твоя исчезнет». Вот в этом смысл: в том, чтобы изменить отношение к другому человеку.

Обычно когда я говорю это людям не моего круга, не тем, которые слушают меня из года в год (сформировался круг людей, с которыми мы общаемся по многу лет, и понятно, они привыкли к моим великопостным штудиям), они говорят: «Ну, отец Константин, сейчас Вы скажете, что и поститься не надо?» Человек должен поститься, но это его личное дело; и, как свое личное дело, он держит это втайне. Это его труд перед лицом Бога.

Но главный акцент поста не в этом, а в том, чтобы повернуться лицом к другому человеку. Ведь чем плоха страсть чревоугодия, или последующая за ней страсть гнева, уныния, блуда, или какая-то другая? В том, что любая страсть растет из эгоизма: я хочу съесть продукт, который мне нужен. Я хочу сделать то, что я хочу. Я хочу сейчас вина – дайте мне вина. Я хочу мяса – дайте. Я привык удовлетворять свои прихоти. Запах сосисок услышал – съем-ка я сосиску! Можно же? Можно.

Мы привыкли в обыденной жизни утолять свои желания, свои прихоти – нам это нравится. Пост говорит о том, что надо немножко воздерживаться, не надо жить по своим прихотям. А как жить? Какой смысл, что я откажусь от мяса на сорок дней, а в Пасху его наемся: куплю себе две палки колбасы и радостно съем? Какой смысл, если я на второй или третий день Пасхи поеду на пикник, нажарю шашлыков и наемся? То есть я ел мясо до поста – сколько хотел; и буду есть его после поста – сколько хочу. В чем же смысл поста? Это же лицемерие! По сути, я на сорок дней отказываюсь от мяса, понимая, что прекрасно компенсирую этот недостаток через сорок девять дней. Это лицемерие, потому что я от мяса воздерживаюсь, но я о нем думаю. Это не меняет моего отношения: мое сердце по-прежнему живет мясом, оно мечтает о мясе.

Любой человек, лицемерно постящийся, получает обличение в собственном сердце. Приближаются дни Пасхи, а он в уме планирует, какое блюдо приготовит, в каком магазине купит мясо, как все будет им организовано. Он вот об этом мечтает. Поэтому он лицемерит: на самом деле он постился, а сердцем любил мясо. Конечно, не мясо любил, а самого себя, свои вкусовые предпочтения.

Господь говорит: какая Мне разница, что ты любишь? Твое сердце зациклено на самом себе, ты живешь своими эмоциями, переживаниями, чувствами, хотелками. Повернись лицом к другому человеку – у людей горе, поделись с ними своим сердцем. Вмести в сердце свое любовь – и место чревоугодию, мясу там не останется. Если их бог – чрево, сделай так, чтобы твоим богом была любовь. И пока ты не ешь мяса, пока ты способен забыть о нем хотя бы внешне, напитай свое сердце служением другому, любовью – тогда за время поста твое сердце переродится.

Конечно, столь же бесполезно, если ты в течение сорока дней читаешь со своим ребенком книжки, беседуешь, а когда Пасха прошла, говоришь: «Прости, сынок, пост кончился – теперь я другими делами буду заниматься». Это столь же нелепо. Смысл поста в том, чтобы человек в момент этого ограничения еды посвятил себя другому человеку – за это он стяжает благодать, а не за то, что отказался от мяса. За то, что он стал жить как человек, как христианин, питая душу страждущего человека, он и стяжает благодать. Когда он так проживет пост, вот так напитавшись благодатью, заботясь об окружающих людях, то Пасху он встретит с мыслью: «А зачем мне мясо? Мне и так хорошо. Съем пару ломтиков колбасы – да и довольно с меня. Мне хорошо! Я хочу жить так и дальше!» Вот в чем смысл. И Господь указывает на это.

Но вместо понимания этого смысла люди думают: «Так что ж теперь – не поститься?» Да поститься, конечно, но не на этом делать акцент, потому что в этом нет созидающего, жизнеобразующего начала – оно только в любви, в служении другому человеку.

– Ну да, чтобы это не было навязчивой идеей: мол, будет Пасха – тогда уж я наемся...

Что касается передергивания смысла, Вы упомянули – некоторые люди говорят: «Что ж тогда – не поститься?» Каждый ведь для себя по-разному может интерпретировать слова. Например, слыша поговорку «все ешь, а людей не ешь», человек может решить для себя: буду к людям хорошо относиться, а все остальное не буду принимать во внимание...

– Знаете, очень печальное для любого священника (по крайней мере, для любого трезвого священника, находящегося в традиции) время – накануне поста, потому что огромной вереницей идут люди и спрашивают: «А можно мне не поститься?» И далее называют список причин; как правило, это связано либо с социальными условиями, либо с болезнью. То есть на самом деле огромное количество церковных людей не постятся. Я как священник, принимающий исповедь, знаю об этом. Люди не постятся и никогда не постились Великим постом так, чтобы это было серьезно.

Знаете, у меня был опыт в жизни, я знал лично человека, который постился сорок дней (это было на заре моей церковной молодости, 1994–1995 гг.). Он постился так, как это положено, то есть вообще не ел сорок дней. Но как только он о своем посте рассказал людям, больше не смог поститься. Ему надо было скрыть это, и тогда он мог бы и дальше поститься, но он рассказал об этом не только священнику, но и другие люди об этом узнали – и больше ему такая благодать не была дана, он никогда больше не мог вернуться к этому. Человек был очень больной, но он постился.

У нас на приходе была женщина (Царство ей Небесное) – раба Божия Вера, очень замечательная бабушка; я ее помню. Она постилась всю свою жизнь. Постилась сурово, по уставу, скажем, как я не пощусь и никогда не постился. Однажды, как раз накануне поста, ей сделали операцию, удалили желчный пузырь. И, как обычно, назначили особую диету. Но начался пост, и она говорит: «В понедельник у меня сухоядение». Она – больная, после операции, ей было на тот момент 76 лет. Сын прибегает к батюшке и говорит: «Батюшка, сделайте что-нибудь!» Батюшка говорит: «Какое сухоядение? Это же для монахов X века, а не для мирян, тем более больных». Пошел к ней, говорит: «Баба Вера, надо есть, хотя бы вареную картошку с растительным маслом». Она отвечает: «Батюшка, я всю жизнь постилась. Война, что бы ни было, когда бы ни было – я всегда постилась. Почему из-за какой-то болезни я буду менять ритм своей жизни?» Она и до Пасхи дожила, и еще две Пасхи потом встретила. Понимаете? По вере человека дано будет.

Когда человек «непщевати вины о гресех», то есть не ищет оправданий, но полон решимости – кто его остановит? Ведь он хочет именно так послужить Богу. Кстати, все дети у этой бабушки – замечательные, состоявшиеся, успешные, у всех крепкие семьи, здоровые дети; и у внуков крепкие семьи.

А сейчас человек болен и приносит это в оправдание. Да пожалуйста, если хочешь есть – ешь. И благодари Бога. Не хочешь есть – пусть это будет твоим делом перед Богом. Церковь так и повелевает: это личное дело каждого. Монастырь есть монастырь – там определенный устав, монахи им связаны. Но в обыкновенной приходской церкви больше свободы. Церковь предписывает людям любить Бога и делать ради Бога хоть что-то. Не нужно зацикливаться на гастрономической части поста – это ничего не даст. Не оправдывай свои немощи, ешь и благодари Бога; на это никаких повелений нет. Но заповедь запрещает тебе осуждать другого человека. Заповедь запрещает тебе закрывать сердце от другого человека. Заповедь запрещает тебе раздражаться. Заповедь запрещает тебе превозноситься. Вот на это обрати внимание – и увидишь, как тебе станет совершенно до лампочки, болит у тебя печень, желудок или еще что-либо, потому что ты поймешь, что Богу надо служить, Бога надо любить.

Ведь когда юноша ухаживает за девушкой, он же не читает книги о том, как завоевать сердце девушки. Он покупает цветы на все свои деньги и дарит ей. Кто-то скажет: «Дурак, зачем ты это делаешь? Они же завянут, и она через три дня все равно их выкинет?» Но если он хочет так сделать, почему он не может это сделать? Иной копит деньги, чтобы прокатить девушку на воздушном шаре или подарить бриллиантовое кольцо. Потом он будет расплачиваться лет десять, а она выйдет замуж за другого, но, как поется в песне: «в ее жизни была песня безумная роз». Он любил, он знает, что ради любимого человека сделаешь всё.

Вот этого ждет от нас Бог, а не каких-то законнических вещей. Сделай ради Бога хоть что-нибудь, но не потому, что так надо, а потому, что ты хочешь это сделать. Ведь Бога надо любить, а не работать с Ним как наемник.

– И не пытаться договариваться и искать компромиссы.

Любить Бога, любить ближних, не раздражаться и не осуждать – это, как говорится, план-максимум. Но как перейти к его реализации? Мы много говорим о любви к ближнему, о помощи обездоленным, но приходим домой и раздражаемся на своих близких. Как может идти речь о любви к другому человеку вне твоего круга, если даже внутри семьи не удается сохранить согласие и понимание? Бич нашей современности в том, что у нас потерялся навык общения внутри семьи: у родителей – с детьми, у жен – с мужьями. Что делать с этим? Есть ли какие-то практические советы?

– Я, как бывший сельский учитель (я всегда с гордостью и достоинством произношу эти слова, горжусь этой профессией), знаю, что главная проблема всех современных людей – отсутствие нормальной семьи. У современных детей нет нормальной семьи. У их родителей не было нормальной семьи. Процентов на пятьдесят у родителей их родителей не было нормальной семьи. И это приводит к тому, что все люди вокруг – страшно недолюбленные; вот бич современного времени. И именно это порождает огромное количество невротических заболеваний. Именно с неврозами люди приходят в церковь, пытаясь их вылечить. И, пытаясь постичь христианство, они постигают его часто невротически, пытаясь относиться к Богу не как к Любящему Существу, потому что они не знают, что такое любящее существо.

Знаете, у меня есть знакомая девушка, ей 34 года, она никогда не была замужем (поэтому я с легкостью называю ее девушкой). В этом году на Рождество она была у мамы, подарила ей какой-то подарок. Они тепло пообщались, и в каком-то порыве мама ей сказала: «Как же все-таки я тебя люблю!» Девушка заплакала и сказала: «Я 34 года ждала от тебя этих слов».

Когда она рассказывала об этом, у нее была такая боль! Она рада этим словам, но почему мать не сказала их раньше? Почему своим детям мы не говорим, что любим их? Ведь они хотят это слышать. Кто нам сказал, что это избалует ребенка? Избалует ребенка потакание его прихотям, а не свидетельство нашей любви к нему.

Вы знаете, что такое объятия отца для ребенка? И мамины, конечно, тоже. Мне рассказывала моя теща. Мой младший сын, которому 4 года, периодически гостит у бабушки, в баню очень любит ходить – деревня все-таки. И как-то он сидел, что-то рассказывал бабушке, а потом говорит: «Знаешь, бабушка, я однажды смотрел мультик, а потом подошел папа и положил мне руку на голову. И мне было так хорошо!» Он сказал это с такой интонацией, что она поняла: он сказал о самом сокровенном, самом счастливом своем переживании – папа сел рядом и положил руку на его голову. Он испытал райское блаженство. Это не просто какая-то эмоция, это было его духовное переживание, это то, что он запомнит. Когда меня уже не будет, он будет приходить ко мне на могилу (если она у меня будет) и вспоминать этот случай. Дай Бог – и какие-то другие будет вспоминать, но этот точно будет вспоминать. Как и я вспоминаю то, что делал для меня мой отец.

Помню, когда я был в 5-м классе, мы с отцом вместе клеили модель корабля из пластика. Я ничего не клеил – ничего не умею делать руками и не умел никогда. Папа клеил, но я ни за что на свете не позволил бы сказать: «Дай, я сам». Потому что для меня радостью было то, что он клеит мне кораблик. Это состояние я помню до сих пор. Отца уже нет. Это было сорок лет назад, а я живу этим. Был, конечно, и еще ряд таких впечатлений. Кто из современных отцов (если они есть у детей) думает об этом? Как важно просто обнять своего ребенка! Не за то, что он принес пятерку, а просто так, сказав: «Сын, как здорово, что ты у меня есть!»

Вспоминаю советский фильм. Сейчас не принято смотреть советские фильмы, а они хорошие. Мы с детьми в пост не смотрим ничего иностранного, смотрим советские фильмы. Сначала мы пытались вообще ничего не смотреть, но потом поняли, что это неправильно, и стали использовать постные дни (не только Великого поста, но и Рождественского) для того, чтобы знакомить детей с наследием старого кино, которое в обычное время им не хочется смотреть. Поскольку в пост смотреть больше ничего нельзя, они смотрят советское кино, и им открываются такие глубины переживаний!

Недавно образовались маленькие каникулы в честь Восьмого марта, и мы с детьми смотрели трехсерийный фильм «Судьба барабанщика» (не старый фильм 1955 года, а новый, 1976 года). В первой серии фильма ребенок переживает некие прекрасные моменты с отцом. Их показано в кадре всего три или четыре. Но потом, когда отца сажают в тюрьму и ребенок попадает в разные сложные истории, он вспоминает эти моменты: как он бежал, раскрыв объятия, навстречу своему отцу; как они плыли вместе на лодке; как отец подошел, обнял его, стоя возле окна, уча его милосердию. Вот что останется о нас после нас у наших детей. А если мы не раскрываем им сердце, то у нас нет совместных переживаний с ними.

Вот у меня четверо детей, и они требуют, чтобы с каждым у меня были личные отношения. Я понимаю это, и мне приходится находить возможности. Например, сегодня я иду в магазин со старшим, завтра иду погулять со средним, потом иду гулять с другим. Потому что им хочется, чтобы мы были вдвоем: только папа и он. Тогда восстанавливаются не общие семейные, а личные отношения. И я понимаю: это то, что они унесут с собой во взрослую жизнь. Они через общение со мной будут понимать честь, мужество, любовь и достоинство. Они будут учиться жить именно в эти минуты. Не тогда, когда я учу их правильному поведению, а когда мы, обнявшись, стоим где-нибудь под березой на перекрестке или идем по какой-нибудь улице Екатеринбурга, взявшись за руки, и обсуждаем какую-то проблему. Вот что им нужно. И время поста – как раз для того, чтобы оставить все в стороне и начать налаживать отношения с собственной семьей.

Один мой друг, священник, занимается спасением семей. Когда к нему приходит такая «больная» семья, которая на грани развода (или у них какой-то скандал), первый вопрос, который он задает: «Когда вы смотрели в глаза собственной жене (или мужу)?» Этот вопрос ставит в ступор всех, кто приходит. Так чего же вы хотите? Вы перестали использовать зрительный контакт, вы перестали смотреть друг другу в глаза, вы не чувствуете друг друга, вы превратились в объекты. Вы перестали быть целостной любовью, для вас человек стал функцией. Муж предъявляет требования к жене как к кухарке, поварихе, домработнице! А ты посмотри ей в глаза, это же твоя жена. А это твой муж: что ты его пилишь? У него же есть душа, которая страдает, мечется, болит. Но ты не видишь этого, потому что не видишь его глаз. Подойди к человеку, обними его, прижми телесно к себе – и ничего не надо больше делать.

Для того чтобы побудить людей посмотреть друг другу в глаза и обнять, необходимо несколько дней, а то и недель работы – люди сами не в состоянии этого сделать.

– Некая преграда уже появляется, возникает чувство неловкости. Хотя, казалось бы, близкие друг другу люди.

Если говорить про невротические состояния, то так или иначе они у каждого из нас есть (это и детские травмы, и приобретенные в более сознательном возрасте), и мы принимаем их уже как некую сущность себя. Такое явление, как нормальная семья – с некой преемственностью, со здоровыми внутрисемейными взаимоотношениями, утрачивается. Появляется некий порочный круг из поколения в поколение: бабушки передали это нашим родителям, родители – нам, своим детям, дети – своим детям. Происходит такой круговорот семьи в природе...

– Круговорот любви в природе.

– Или – нелюбви. Как этот порочный круг разорвать? Вы сказали, что многие приходят в храм в попытках преодолеть свои невротические состояния, найдя ответы у Бога. У нас почему-то есть некая осторожность по отношению к специалистам, которые, в общем-то, этим занимаются, – психологам или психотерапевтам...

– Есть один американский фильм, я сознательно не называю его название, чтобы его не посмотрели те, кому это будет неполезно, потому что фильм очень тяжелый. Он очень правильный, верный, но очень тяжелый, и люди могут смутиться его просмотром. Главная героиня фильма – 13-летняя девочка, у которой нет отца (он есть, конечно, но он их бросил). Есть мать, которая переживает разрыв с мужем и занята собой. Есть брат, который занят друзьями, и ему больше ни до чего нет дела. Девочка – замечательная, отличница, но вот ей исполняется 13 лет, и ее начинает крутить, вертеть. Она чувствует себя в своей отличности лишней и никому не нужной. Она тянется, чтобы быть понятой, востребованной. Для этого подстраивается под девочек, более старших, испорченных, плохих, и, чтобы угодить им, меняет свою жизнь.

За полгода она доходит до страшного состояния, меняется внешне (в смысле лицом), меняется в поведении, забрасывает школу. Мать об этом ничего не знает. Девочка пробует все грехи, которые только ей доступны. В конце концов подруга, ради которой и с которой она все делала, ее предает.

Последние кадры фильма: приходят люди и обвиняют эту 13-летнюю девочку во всех грехах. Обвиняет именно ее старшая подруга: она кричит, унижает ее публично. Девчонка рыдает в истерике, а мать сидит и слушает. Сначала мать тоже начинает кричать по привычке, как делала это всегда, потому что пришли какие-то люди, обвиняют ее дочь в преступлениях, в грехах. Дочь просто бьется в истерике, потому что все вокруг ее обвиняют; она просто рычит от этого ужасного одиночества, от боли, которую испытывает. А пришедшие люди, наслаждаясь ее унижением, начинают добивать ее словесно, ломать. И гениально показано, как до матери вдруг начинает доходить, что происходит с девочкой: у нее расширяются глаза, и видно, что вместе с глазами расширяется ее душа. И когда эти самые люди уходят, а девочка в истерике хочет выбежать из дома, мать делает единственно правильное, что она может сделать, – она вдруг ловит свою дочь, прижимает ее к себе и не отпускает. Она прижимает ее все больше, больше и больше. Девочка сначала бьется, пытается вырваться, рыдает, потом всхлипывает, потом просто плачет и затихает на груди у матери. И этим заканчивается фильм.

Девочка была спасена. Но спасена потому, что мать поняла, что надо сделать. Она могла, как делаем все мы в этом случае, продолжать кричать на ребенка: раз мир кричит – я тоже имею право. А ребенка надо именно прижать к себе. И мать этим свою девочку спасла.

Я смотрел этот фильм давно, он достаточно несовременный. И потом, когда у меня уже появились свои дети, я заметил, что все точно так. Например, ребенок психует, не хочет делать домашнее задание. Первая реакция (и я пробовал это делать) – заставить ребенка сделать домашнее задание. Я могу это сделать, по крайней мере, до поры до времени. Думаю, если бы этот метод я выбрал и дальше, то наступил бы момент, когда я уже не смог бы этого сделать. Но пока ребенок маленький, я, конечно, могу это сделать: он будет реветь, рыдать, но будет делать домашнее задание.

Но вдруг я понял (мне открылось это), что я не то делаю. Когда у моего ребенка истерика и он не хочет делать какой-то урок, я просто подхожу, обнимаю его и говорю: «Сынок, все получится, давай вместе посидим». И вся его агрессия вдруг куда-то исчезает, он обмякает, иногда просто плачет и делает. И он делает потому, что понял, что его любят, в него верят. Он начинает верить, что у него все получится, у него появляются силы.

Вы спрашиваете: как разорвать этот порочный круг? – Любить своего ребенка и верить ему. А мы постоянно сокрушаем его, постоянно пытаемся его каким-то образом раздавить. Дело не в том, покупать ему гаджеты, телефон или сводить в кино – таким образом мы пытаемся заменить любовь. Потому что любить труднее. А сказать: «Вот тебе, наслаждайся, а я пошел делать свои дела» – легче. Но когда мы поворачиваемся к ребенку сердцем, все меняется. Ведь это мой ребенок, и ему нужно мое сердце. Я отец этого ребенка, и я должен напитать его любовью.

Так делает наш Бог: Он питает нас Своей любовью. Упал человек, Бог к нему подходит и говорит: «Вставай, пойдем дальше. Ну, упал. Я тебя все равно не брошу. Вставай». И подает руку. Бог не укоряет нас, не говорит: «Я ж тебе говорил, если будешь по-своему жить, что с тобой будет!..» Его вера в нас, Его способность всегда поднимать нас, не гнушаясь нашей вонью и смрадом, дает нам силы идти и доходить до конца. Потому что нам страшно не оправдать Его доверие, ведь Он так нас любит – что ж я Его подводить-то буду...

Вот этот мотив гораздо лучше работает, чем все окрики и крики. Но чтобы научиться этому, надо познать жизнь и любовь. Надо, чтобы хоть кто-то тебя полюбил: папа, мама, брат, сестра, жена, духовник. Чтобы кто-то мог тебя обнять, посмотреть в глаза и сказать: «Не бойся, я с тобой. Помирать – так вместе; я тебя не брошу». Вот что нужно человеку; и это дает возможность, чтобы у него выросли крылья за спиной. Пока человек не встретит такую универсальную, ни от чего не зависящую любовь, он не сможет понять, что же такое любить и что от него требуется.

Например, женщина кричит на своего ребенка. В храме такое часто бывает. Почему она кричит? Она нервничает, потому что ловит на себе осуждающие взгляды. Она понимает, что ребенок не виноват, и она ничего не может с ним сделать – он такой, ему надо бегать, двигаться. И чтобы соответствовать ожиданиям, она нервничает и начинает на него кричать. А что нужно сделать? Подойди, обними эту женщину и скажи: «Да ладно, пусть бегает, пойдемте чай пить». И она успокоится. А успокоившись, она постепенно перестанет срывать свою социальную неудовлетворенность на ребенке. В результате спокойнее станет ребенок. Неврозов станет меньше в этой жизни. Больных людей станет меньше в этой жизни. Несчастных людей станет меньше в этой жизни.

Кто-то должен остановить этот порочный круг, и мне представляется, что это должны делать христиане. Вместо того чтобы ловить ошибки другого, мы, христиане, должны поднять его. Не втаптывать его в грязь, а поднять, показать, что мы не смущаемся его падением, мы в него верим, мы его не оставим. Вот это и есть разрыв порочного круга.

– Вы рассказали о фильме, в котором девочку мама спасла своим объятием. А мне почему-то вспоминается фильм «Судьба человека». Там мальчик-сирота побирается по улицам, потом оказывается в машине главного героя – человека, вернувшегося с войны. Перед глазами – сцена из фильма, когда мальчик сидит в машине и, в надежде на то, что рядом с ним сидит его отец, говорит: «Папка, я рад, что ты меня нашел». У человека должен быть кто-то близкий, кто любит его, с которым не должно быть никаких условий, условностей...

У нас есть несколько вопросов из социальной сети «ВКонтакте». Телезрительница спрашивает: «Посоветуйте, пожалуйста, какую духовную литературу читать во время поста детям 7–10 лет, чтобы было интересно и понятно. Поделитесь своим опытом, в какое время дня лучше читать и сколько по времени».

– Разумеется, никакой духовной литературы ребенку читать не надо. Духовная литература – это совсем не тот формат. Ребенку нужно читать хорошие книги о хороших людях, где показаны настоящие, честные, открытые человеческие отношения. Это может быть достаточно несерьезная литература типа «Чиполлино» и «Пиноккио», но очень полезная и мудрая литература. Это может быть и серьезная литература; например, рассказы о войне. Например, мы с ребенком сейчас читаем Крапивина. Но моему сыну 10 лет, для семи лет Крапивина читать рановато.

Ребенок в таком возрасте, особенно если он не приучен к чтению, гораздо легче воспринимает рассказ, чем чтение. Но если он приучен к чтению, можно читать истории о чудесах, которые произошли не когда-то во времена великомученицы Екатерины или во времена преподобного Сергия, а недавно. В войну было очень много таких событий, и такие книги сейчас есть. Читать эти рассказы очень важно. Раньше эту роль в воспитании ребенка играли странники: им давали ночлег, и они рассказывали о святых, о чудесах, о дивных событиях Бога, как Бог участвует в жизни человека.

Ребенок не воспринимает какие-то рациональные тезисы, он не совсем способен в силу психофизиологических причин воспринимать это. Но расскажите ему о том, как шел солдат, как ему помог Бог, как блаженная Ксения спасла его от взрыва, как Матерь Божия его накормила. И он впитает это своей душой именно через переживание. Переживание – вот что ему нужно. Он будет переживать вместе с героем и усвоит главное: если тебе плохо – помолись. Если молиться не можешь, Бог Сам к тебе придет. Он непременно придет, потому что ко всем приходит, а значит, и ко мне придет.

Таким образом, мы в маленьком ребенке рождаем веру, а познанием она «оденется» тогда, когда он станет совершеннолетним, в юности. Пока надо напитать его верой, потому что он в повседневной жизни Бога-то не видит, не чувствует, и чудес он не понимает. А когда мы рассказываем о неких реальных событиях, произошедших когда-то, ребенок начинает быть готовым принять чудо в свою жизнь. А когда он готов воспринять чудо, оно с ним случается.

Расскажу сегодняшний сюжет. Мы с другим священником встретились на типичной рабочей площадке – в семинарии. Провели свои пары, вышли, и он мне рассказывает, что вот сейчас, на паре, ему позвонил товарищ, с которым он вместе учился в университете, и рассказал следующее. Буквально 15 минут назад на севере, в районе Полярного Урала, его сын, маленький мальчик, сорвался с отвесной скалы высотой 200 метров. Они ходили в горы; снег, скользко – и он сорвался. Он пролетел 200 метров, ударился о каменный выступ, потом пролетел еще 10 метров, ударился еще об один каменный выступ и встал на ноги. Даже куртка не порвалась. Ситуация, что называется, «без комментариев». Вот история, которая произошла буквально вчера, еще суток не прошло. Люди говорят: все выдумано. Нет. И он позвонил своему другу, священнику, потому что потрясен произошедшим.

Как и Серафим Саровский: упал с колокольни и не разбился. Такие истории происходят на глазах. Бог рядом, Он близко. Но обычный ребенок о Нем ничего не слышит. Так прочитайте ему про это, расскажите ему то, что знаете сами: что чудеса рядом, что Бог рядом. И ребенок проживет несколько лет до своего подросткового возраста (когда в нем проснется хоть какая-то способность мыслить рационально), весь напитанный ощущением Бога, а ведь именно этого не хватает человеку. Человек становится скептиком, потому что веры у него нет; его напичкали знаниями, а не верой. А знание легко опровергается. Потому что ум не крепкий, на неокрепшее сознание ложатся другие мысли, другие идеи – и человек становится скептиком. А вы напитайте душу ребенка верой – и он станет верующим, и тогда уже питайте его знаниями. Раз он верующий – он открыт. Когда человек верит в чудо, оно обязательно с ним случается.

– Благодарю Вас, батюшка, за этот разговор. Беседа была очень откровенная, чего не хватает в нашей жизни. Перед началом программы Вы поделились переживанием, что когда служили в городском храме Екатеринбурга, множество людей, заходя в храм, искали священника, чтобы поговорить. Сейчас Вы служите в храме в Верхней Пышме, где людей меньше, и, заходя в храм, они как-то побаиваются вступить в контакт, в диалог. Хочется пожелать, чтобы этой боязни у людей не было. Все, кто хочет побеседовать с отцом Константином, приезжайте в Верхнюю Пышму в храм – после воскресного богослужения такая возможность есть.

Ведущий Дмитрий Бродовиков

Записала Нина Кирсанова