Беседы с батюшкой. Сложности духовной жизни мирян

В московской студии нашего телеканала на вопросы отвечает руководитель Отдела дополнительного образования Московской духовной академии священник Алексий Котельников.

– Сегодня тема нашей передачи – «Сложности духовной жизни мирян». Наверное, у каждого православного христианина возникают сложности в духовной жизни. Но есть такие ситуации, которые у людей повторяются, являются общими для всех, кто ходит в храм и пять, и десять, и пятнадцать лет. Об этих общих ситуациях хотелось бы сегодня поговорить.

– Наверное, одной из общих наших сложностей является тот момент, когда человек начинает замечать, что он вроде бы делает все, что должен делать, исполняет все, что должен исполнять, но ничего нового в его жизни не происходит. Я думаю, что большинство священников знают эти ситуации по исповедям своих прихожан. Причем такая ситуация может сложиться в очень разное время, в разный период церковного стажа человека: и спустя пять лет, и спустя десять-пятнадцать лет. И получается так, что человек недоумевает: как же так? Вроде бы и пост держим, и молитвы  читаем, и на службах бываем, и к таинствам приступаем, но что-то не так, что-то потерялось: то ли какая-то сердцевина всего этого, то ли человек привык к тому, что делает, и это больше не приносит каких-то ощущений, которых хотелось бы. Может быть, таких, которые человек помнит с начального периода своей церковной жизни.

И здесь очень сложный и интересный вопрос в том, что такое, собственно говоря, духовная жизнь? Когда к нам приезжают слушатели, мы в одну из первых встреч с ними задаем этот вопрос, спрашиваем: что такое духовная жизнь? И это понятие большинство определяют как раз теми факторами, о которых мы уже сказали. Духовная жизнь – это поститься, молиться, приступать к таинствам и ходить в храм. По сути, это объем того, что мы вкладываем в понятие «воцерковление». Здесь, видимо, происходит некое разделение человеческой жизни на духовную и бездуховную, что ли. Начиная воцерковляться, мы четко очерчиваем для себя то, чем теперь должны заниматься, а все остальное обозначаем как мешающее нам.

– Как суету.

– Да, мы называем это мирской суетой. Где у нас с вами остается эта мирская суета? Она остается у нас на работе. Нам бы хотелось быть в храме, молиться, еще что-то делать, но нам надо идти на работу. Где у нас еще часто бывает эта мирская суета? Страшно сказать, но в наших семьях. Потому что наша семья – это главный фактор (практически для многих), который отвлекает человека от той самой духовной жизни.

Когда Господь сотворил человека Адама, райский сад, в котором тот жил, когда населил и насадил этот сад, дал Адаму заповедь заботиться о саде, возделывать его, нарекать имена животным и так далее, то  вроде бы у Адама наступают самые идеальные условия для духовной жизни. Никакой семьи, ничего не отвлекает, на какую-то суетную работу ходить не надо, все, что надо делать, – это исполнять непосредственное повеление Самого Господа, более того – с Господом можно даже беседовать в этом райском саду.

Казалось бы, созданы все самые идеальные условия для духовной жизни, и в этот момент Господь говорит: Нехорошо быть человеку одному. Как нехорошо, почему нехорошо? Сделано все, чтобы человек духовно возрастал, нет никаких факторов, которые бы ему мешали, но: «Сотворим ему жену – помощницу, дадим заповедь – плодитесь и размножайтесь». А это что значит? Ясно же, что Господь прозревал все то, что произойдет после этого: и грехопадение, и все то, чем мы будем жить сегодня, и всю нашу мирскую суету, все наши заботы, которые у нас будут по факту нашего рождения и по факту того, что мы люди.

Мне кажется, на самом первом этапе, воцерковляясь, мы очень часто делаем одну ошибку: мы разделяем это общее царство на две части. А царство, которое разделилось на две части, не может устоять. И пусть оно не падает сразу, но позже мы подходим к какому-то кризису. Мы разделяем нашу жизнь на какую-то духовную составляющую и на все то, что  называем мирской суетой, вроде бы бездуховной. А потом, делая свои духовные дела, мы очень часто упираемся в тот момент, когда теряем самую нить этого, и здесь надо что-то делать.

Мы иногда спрашиваем людей (на тех же самых наших занятиях или просто в храме): когда мы живем этой самой духовной жизнью? Очевидно, у нас должны быть какие-то признаки, по которым мы могли бы ориентироваться и понимать, что мы идем хотя бы в правильном направлении. Пусть не теми темпами, пусть немного отклоняясь от курса, но все-таки правильно. Какие это могут быть признаки? И большей частью в ответ слышишь как раз отражение того, о чем мы говорили чуть раньше: вычитать что положено, вот это есть, а вот это не есть, отстоять службу, приступить к таинству и прочее.

– То есть формальные признаки?

– Вся тонкость этой ситуации как раз в том, что вроде бы это и не формальные признаки. Потому что молитву не назовешь каким-то формальным деланием, и пост как инструмент нашего спасения – это отнюдь не формальное делание, тем более участие в таинствах. Но эти признаки оказываются второстепенными; когда мы говорим об этом, называем, по сути, инструменты для духовной жизни.

Представьте себе гипотетическую ситуацию. Если предложить человеку где-нибудь на первой седмице поста, которая только закончилась, кусочек свинины (маленький, не объешься, но вкусно приготовленный) или сказать, что на противоположной стороне поста лежит наша раздражительность, то что для многих из нас (если не для большинства) на первой седмице станет совершенно неприемлемым, вызывающим какое-то отвращение? Для подавляющего большинства это будет кусочек свинины. Представить себе, что мы на первой седмице съели этот кусочек, оскоромились, – и для многих из нас уже Пасха не будет Пасхой, потому что всё – пост нарушили.

А теперь давайте представим, сколько раз мы на первой седмице раздражались? Я думаю, что не раз и не два, и многие даже и не десять раз. У нас огромное количество поводов к этому: на работе кто-то не так сделал то, что мы поручили, либо начальник к нам отнесся как-то не так, не говоря уже о семье. И вот мы делаем это гораздо спокойнее и много-много раз – раздражаемся на своих ближних.

Что будет для нас являться признаком нашей нормальной духовной жизни? Гораздо чаще им является исполнение поста. Отношения с нашими ближними уходят куда-то на второй план. Это очень сложный вопрос. Но это факт.

– То есть человек как бы не видит того, что он раздражается, что выполняет только какие-то формальные вещи? Или не видит своих реакций, не понимает, что они являются как бы показателем его духовного прогресса?

– Наверное, очень часто человек не понимает, что духовная жизнь – это как раз не столько пост, молитва, присутствие на службе, сколько все то, что касается наших отношений с ближними.

– Вопрос телезрителя из Белгорода: «Человек причащается годами. Как в нем Тело и Кровь Христа (это святое) сочетаются с теми, мягко сказать, мерзостями, которые внутри самого этого человека? И почему человек годами причащается, а изменений в нем никаких нет? Какой был, такой и остался».

– Как сочетаются? Как все в нашей жизни сочетается. Мы видим одновременно и чистоту, и грязь. И этого всего в нашей жизни очень, очень много. Было бы неправильно воспринимать Причастие как какую-то магическую таблетку, пилюлю, которая должна в нас каким-то образом подействовать просто по факту того, что мы причастились. Причастие – это помощь нам, это грандиозная, впечатляющая возможность соединения с Богом. Но человек сам по себе таков, каков он есть, и мы с вами каждый про себя очень хорошо знаем, что кроется внутри нашей души. Даже можно больше сказать, что не до конца знаем. Хорошо, но не до конца. Потому что Господь не показывает нам бездну нашей неправильности, мерзости. Сочетается как болезнь с лекарством. Мы больны грехом, и тем чаще мы прибегаем к причащению.

А вот почему долгое время в нас что-то не изменяется, не меняется наш внутренний мир – как раз про это мы рассуждаем. И я думаю, что на этот вопрос мы будем отвечать в процессе дальнейшей беседы. Отчасти проблема лежит в том, что мы, воцерковляясь, очень увлекаемся монашеской практикой. Мы берем книги (я думаю, что каждый из нас читал и Игнатия (Брянчанинова), нашего замечательного святителя, и «Лествицу» Иоанна Лествичника, и авву Дорофея, и прочие труды подвижников и аскетов), и нам всем на начальном этапе очень хочется этим аскетам максимально подражать.

Я вспоминаю семинарские годы и то, как мы постились, как относились к богослужению. Слава Богу, во многих из нас это не угасло и до сих пор. Но это подражание было немножечко мечтой, потому что если мы возьмем настоящие, серьезные монастыри древности и нынешнего времени, то это совершенно особая дисциплина. Это учреждение, которое всегда было закрыто для посторонних. Невозможно было прийти с экскурсией к Пахомию Великому, когда монахи ходили строем от корпуса, где они жили, в трапезную; когда существовали телесные наказания. Это была совершенно иная территория, которая была предназначена для строгой, сугубой борьбы со страстями. И весь уклад жизни был для этого предназначен: и пост, и вся трапеза, и режим молитвы, и режим трудовых послушаний, чтения, отдыха.

Когда мы берем подобного рода литературу и, увлекаясь ей, стараемся на каком-то этапе нашей жизни подражать аскетам и подвижникам, мы сталкиваемся с ситуацией, что так делать просто не можем. Не может солдат-срочник, только что призванный, сразу сдавать норматив на право ношения крапового берета, например. Ему не позволяет это ни здоровье, ни прочая подготовка. Не может спортсмен, который только начинает тренироваться, сразу ставить какие-то рекорды и достигать каких-то высот в спорте. Все должно быть очень постепенно. Но нам кажется, что если мы потихонечку этим будем заниматься, то придем к какому-то результату. Мы забываем, что живем в миру, что у нас нет такой территории и такой структуры времени, чтобы делать все так, как делали монашествующие в древности или, может быть, сейчас.

И вот здесь, мне кажется, нас спасает Евангелие, здесь мы можем обратиться (может быть, уже по-новому) к евангельскому тексту и посмотреть, что Спаситель хочет от нас. Курсивом, красной нитью, самой выделенной мыслью во всем евангельском тексте по отношению к нам, мирянам, является мысль о милости по отношению к тем людям, которые нас окружают. Где-то Господь об этом говорит прямо: «Блаженны милостивые, потому что будут помилованы», где-то, может быть, немного другими словами, но об этом же: «не судите – и не будете судимы», «суд без милости не оказавшим милость». Где-то Он дает нам примеры, как Сам реагирует на то, что происходит вокруг Него.

Посмотрите, какое огромное количество поводов было у Христа для того, чтобы укорять окружающих. Возьмите, например, апостола Петра. Представьте, сколько всего, можно сказать, подарил Христос Петру, какие были замечательные ситуации, когда Петр и по волнам ходил, и выказывал горячность своей веры, говоря о том, что готов погибнуть. И вот происходит предательство Петра, потом происходит Воскресение Спасителя. Мы по-человечески первым делом начали бы Петра укорять: «Да ты такой-сякой, да как же тебя земля носит! Я же с тобой и то, и то делал, а ты в итоге, будучи предупрежденным обо всем, Меня предал и оставил». Но мы от Христа такого не слышим.

Мы, люди, могли бы взять пример. Ведь мы не можем удержаться даже в тот момент, когда ребенок поставил кружку на край стола, смахнул ее рукой и разбил. Какая наша классическая реакция? «Я же тебе говорил: не ставь кружку на край, разобьешь! Ну что же это такое! А кто теперь будет убирать?»

– Мы думаем, что воспитываем и делаем тем самым добро, укоряя своего ребенка.

– Наверное, думаем, что воспитываем. Но на самом деле находимся в состоянии раздраженности; не любви, не милости, а суда.

– Что же делать? По-евангельски как бы следовало отреагировать на эту ситуацию?

– Конечно, очень сложно в общем отвечать на такой вопрос, но в любом случае надо проявлять милость. Если конкретно про этот случай, значит, разговор по поводу этой кружки надо отнести на то время, когда наше раздражение спадет и мы придем в нормальное, мирное расположение духа.

Я хотел бы привести один замечательный пример. Есть такая книга – «Моя жизнь со старцем Иосифом», замечательная, неподражаемая, и почитать (и помечтать) можно, но повторить в своей жизни те подвиги, которые несла эта община под руководством своего старца, практически никак нельзя. Был замечательный ученик этого старца – Харлампий, который стяжал Иисусову молитву и о котором также написана отдельная книжечка.

Харлампий вспоминает один-единственный случай осуждения в своей жизни. Он говорит, что вернулся откуда-то с послушания и за день принял единственный помысел, осуждающий ближнего. По-моему, речь шла о трапезе, когда трапезник что-то пересолил, и монахи, вернувшиеся с трудов, кушали. Это было пересолено, и Харлампий осудил трапезника. Один-единственный помысел, как он сам пишет, принял, и всю ночь у него не было молитвы. Он вычитал все, отстоял, но в его сердце не было благодати, потому что он не помиловал этого человека, он его осудил и сам остался без милости Божией.

Когда мы говорим о духовной жизни, нам надо очень внимательно всматриваться в тех людей, которые нас окружают, будь то семья или работа, потому что Господь не то чтобы не случайно и не зря, а, можно сказать, специально погрузил нас в окружение этих людей. И большая часть нашей по-настоящему духовной жизни происходит даже не тогда, когда мы приходим в храм и молимся там, а тогда, когда мы в нашей повседневности взаимодействуем с этими людьми.

Пришел батюшка вечером со службы (даже про себя могу говорить), была исповедь, люди. Устал? Конечно, устал. Завтра с утра куда? На службу по часам, по расписанию – все как положено. Кто в этой ситуации должен вставать к малышу, который заплакал ночью? Понятно, что жена. Я же батюшка, я же свою работу выполняю, семью в каком-то смысле слова обеспечиваю. И ведь я-то устал. Когда я принял для себя такое решение, услышав плач малыша, я оставил свою супругу без милости. Мне потом практически бесполезно обращаться к Богу и говорить то, что мы слышим и что хор поет нам за каждой службой много-много раз: «Господи, помилуй». Потому что, глядя на евангельский текст, я должен понимать: я не помиловал – и милость Божия ко мне теперь так просто не придет, мне надо возвращаться к своей собственной милости по отношению ко всем тем, кто меня окружает. Это практически ключевой закон нашей духовной жизни.

Если мы посмотрим на отношение Христа практически ко всем евангельским персонажам, увидим, как этот закон воплощается и насколько мы ему не соответствуем. Вспомните блудницу. Камнями хотели ее побить, привели к ногам Христа. Он отвечает так, что все расходятся, остается одна эта блудница. Вот, казалось бы, момент, когда надо ее как следует укорить: «Что же ты делаешь? Как тебя земля носит?» Научить ее, урок ей преподать, просто вразумить, наставить, откатехизировать, как сейчас бы сказали, и так далее. И что говорит ей Сам Господь? Он говорит: «Иди, Я тебя не осуждаю». Этих примеров в Евангелии бесчисленное множество.

А наш любимый апостол Фома неверующий? Сколько надо иметь любви к этому человеку, чтобы сказать: «Возьми свои пальцы и вложи в Мои язвы – и не будь больше неверующим, но стань верующим».

– Вопрос телезрительницы: «Подскажите, как мне поступить в данной ситуации. Я делаю добрые дела через силу. На милосердие, прощение не имею сил. А от меня все равно требуют жертвенности. Как поступать, если человек семейный оказывает помощь своим родителям, а все идет в ущерб собственной семье, в ущерб мужу? Что бы я ни сделала, все время в неоплатном долгу. Мои родители считают, что я всю жизнь им должна и обязана просто потому, что родилась. Что делать в этой ситуации? Как почитать родителей и сохранять собственную семью? И можно ли делать добрые дела через силу, когда устаешь и понимаешь, что делаешь не от души?»

– Очень тяжело отвечать обобщенно на вопрос, не зная конкретных обстоятельств. Но все-таки несколько общих слов здесь можно сказать. Я прошу телезрителей не считать, что это руководство для всех и каждого. Отцы нам говорят: «Утопающему подай не руку, но жезл (палку)». Смысл этой фразы в том: если вы поймете, что этого утопающего вытянуть не сможете, вы сможете отпустить палку и не быть утянутым этим человеком вместе с ним на дно. Мера нашей помощи должна определяться мерой наших возможностей.

Что касается мужа и собственной семьи, это самое святое, что у Вас есть. Вы с супругом  – это даже не два разных человека. Понятно, что по жизни бывает всякое, но все же ваша первейшая забота – о вашей малой церкви, которой является семья (для начала в самом узком смысле слова). Муж для жены – святое. И жена для мужа – святое.

Что же касается родителей, то мы все знаем заповедь об их почитании, но мы также являемся свидетелями того, насколько болезненные формы принимают наши взаимоотношения с родителями. Очень сложно говорить обобщенно. Поэтому пожелаю Вам мудрости и помощи Божией в этих отношениях. Но все-таки Ваша семья, на мой субъективный взгляд, является для Вас самым-самым главным: Ваш супруг и детки, если они есть. Те, о ком Вы должны повседневно заботиться и которые должны терпеть наименьший урон от всех прочих обстоятельств.

– Мы остановились на том, что милосердие является красной нитью всего Евангелия по отношению к нам.

– Да, эти примеры можно приводить бесконечно. Их огромное количество в самом Евангелии. Но есть один пример, который катастрофически резко выходит за рамки этого общего правила; это то, что Господь говорит про фарисеев. Посмотрите, кого еще  Христос ругает так, как ругает фарисеев? Если можно так выразиться: кого Он еще так обзывает?

В нашей системе координат это прямые оскорбления: «гробы, полные нечистот», «порождения ехиднины». Все это можно перечислять долго, и в отношении кого это говорится? В отношении тех, что исполняют все нормы и правила. Причем исполняют иной раз с лихвой, исполняют то, что по ветхозаветному закону не совсем и положено, исполняют больше, чем Ветхий Завет требует. И вот в отношении этих людей, которые и молятся, и жертвуют, Господь говорит такие жесткие слова. И указывает причину того, почему эти слова звучат: фарисеи сами не входят в этот чертог, уготованный Господом, и, что не менее страшно, другим возбраняют войти. Почему сами не входят? Потому, что сбиты ориентиры, они неверные. А почему другим возбраняют? Потому, что этим самым ориентирам учат всех остальных.

Дьявол – мастер подмен. Он редко бьет нас прямо, в лоб. Гораздо проще увести человека с правильного пути тем, чтобы человек неверно осмыслил то, что он делает, чем сказать человеку: «Не делай вообще ничего, не подвизайся, не живи духовной жизнью». Проще направить его немного не в ту сторону. И вот здесь наступает та самая сложность, трагедия, с которой многие из нас сталкиваются в духовной жизни. Мы вроде бы многое делаем, исполняем, достаточно строго (иногда почти по-монашески), но это не приносит нам тех признаков, о которых Господь говорит через апостола Павла.

Помните, как Он говорит нам про любовь? О том, что она милосердствует, не превозносится, все терпит, обо всем заботится – эти слова можно продолжать. Если этого в нас нет, если в течение нашей жизни мы как раздражались, так и раздражаемся, если мы как имели претензии ко всему окружающему миру, так и имеем (начиная от своих собственных детей и заканчивая президентом, премьер-министром, Патриархом – кем угодно), что-то происходит с нами не так. Значит, мы нарушаем какой-то фундаментальный закон духовной жизни, о котором уже сегодня говорили. Мы не милуем тех, кто рядом с нами. Мы не заботимся о них, и этим самым делаем наше сердце неспособным воспринимать милость и благодать Божью.

– Вопрос телезрителя: «Может ли человек быть счастливым в этой жизни? Как Бог хочет? Или человек все-таки должен страдать?»

– Спасибо за Ваш замечательный вопрос, который поможет оттенить нашу тему. Почти самый частый призыв Спасителя в евангельском тексте звучит так: «радуйтесь». Господь говорит об этом в разных ситуациях. Он говорит об этом в контексте Своего Воскресения, того, что Он победил грех, смерть, но Он все время нас призывает к радости. И даже те сложности, которые с нами случаются, те проблемы, которые приносит нам жизнь, должны переживаться нами не как постоянное горе, а именно без уныния, с радостью.

У отцов есть такой термин «радостопечалие» – когда и трудно, и непросто (никто, наверно, эту жизнь не прожил без того, чтобы не случалось какого-то горя), но при правильном восприятии всего в душе человека должен постепенно воцаряться мир. Когда этот мир воцаряется, то все воспринимается нами через призму этого мира. И человек, если хотите, призван и сотворен для счастья. Как бы это сейчас ни звучало, особенно в Великий пост.

Конечно, не для того сумасшедшего, безудержного счастья, которым мы пытаемся подчас заменить счастье быть с Богом. Но наше бытие с Богом – это самое настоящее счастье. И я даже больше скажу, наши органы чувств – это не дьявольское творение, а Божие. Для того, чтобы мы радовались наступающей весне, вдыхали ароматный весенний воздух, чувствовали вкус пищи, слышали звуки, которые нас радуют (будь то пение птиц или музыка, либо что-то еще), видели наших любимых людей, могли с ними общаться. Это не просто органы чувств, но органы нашего счастья. Наравне с душой, которая параллельно с нашим земным счастьем воспринимает Бога. Это для человека счастье. Да, без труда не выловишь рыбку из пруда, без трудов ничего не бывает, наша жизнь не обходится без трудностей, горестей, но неправда, что православный человек – это постоянный неудачник.

Кстати, здесь есть один очень важный момент. Почему у нас этот вопрос стоит: о страданиях и обо всем остальном? Из-за неверного понимания существа нашей духовной жизни. Смотрите, что получается. Мы ведь понимаем, что живем не так, как должны, особенно примеривая на себя монашескую аскетику. Наших слушателей мы подчас спрашиваем: «Мы ходим в храм 10–15 лет; скажите, каковы результаты? Кто-нибудь победил страсть гортанобесия? Кто-нибудь стал безразличен к вкусной еде? Нет. Кто-нибудь перестал раздражаться? Нет».

К чему это нас приводит? К тому, что мы идем с этим на исповедь. И начинаем жаловаться батюшке на все это. Мы не каемся в настоящем смысле слова, потому что покаяние означало бы изменение. Мы начинаем жаловаться. Как в данной ситуации трезвомыслящий человек может относиться к себе? Как к неудачнику. Он постоянно, из года в год, пытается что-то сделать. За эти годы можно выучить иностранный язык, получить квалификацию инженера, экономиста, юриста,  стать хорошим военным (и даже, наверно, можно стать полковником, если не генералом), токарем хорошего разряда, получив практику. Но получается, что в Церкви мы, прикладывая огромные усилия, спустя десяток лет этих самых усилий жалуемся на то же самое. И в своих собственных глазах становимся теми, кто ничего не может, – неудачниками.

Знаете, на кого мы похожи перед Богом? Представьте себе человека, который учится, например, в музыкальной школе. Учится играть на каком-то инструменте. И вот он приходит на экзамен, окончив первый год обучения. И все ожидают, что он сыграет что-то положенное по программе. А он говорит: «Простите, пожалуйста, у меня не получилось, я не научился играть то, что надо». Это хорошая иллюстрация нашей общей народной исповеди: «Ну, простите». Представьте, что директор музыкальной школы очень добрый. «Хорошо, Васенька (или Машенька), ты же хороший человек, ты хотел как лучше».

Проходит еще год. Ситуация повторяется. Ученик опять ничего не может играть. Но очень умилительно рассказывает про все трудности, с которыми он сталкивается в процессе обучения, и опять просит простить. «Ну хорошо, простим еще раз».

Проходит, допустим, пять-семь лет, наступает выпускной экзамен. Собрались педагоги, родители. Выходит наш Васенька на сцену, берет музыкальный инструмент и опять сыграть ничего не может. Но он хорошо за эти годы научился просить прощения. И снова, и снова просит у всех этого прощения. А там за эти годы уже все свои: и педагоги свои, и директор уже почти свой, и родители в актовом зале... И все нашего Васеньку простили, подписали ему диплом, поставили подписи, печать. И вот выходит он в таком состоянии, окончив музыкальную школу, а играть не умеет. Это очень больное сравнение. Давайте всмотримся каждый в себя. Это ведь очень похоже на нас. Мы всю жизнь просим прощения у Господа: «Господи, прости. Господи, помилуй». Но, простите, а что будет, если нас таких, как мы с вами, сейчас забрать в Царствие Божие? Знаете, почему я об этом спросил? Наверно, многие священники со мной согласятся и повторят, что и умирать мы с вами спустя какое-то время будем приблизительно в таком же состоянии. Мы точно так же будем раздражаться на наших детей, которые не смогут нам в чем-то помочь, что-то подать вовремя. Нам иногда сладенького захочется даже больше, чем хотелось в среднем возрасте, а иногда и того хуже – «седина в бороду, бес в ребро», как говорит народная пословица.

И вот представьте, что мы всю жизнь этим занимались и вдруг все в Царствии Божием. Господь – очень добрый педагог, Он всех нас простил. Но вы представляете себе это Царствие Божие? Мы там все сразу переругаемся буквально в первый же день. У нас будет масса взаимных претензий. Это не может быть вечностью. Мы не можем наследовать вечность в таком ужасном состоянии собственного бессилия, неумения, когда вроде бы всю жизнь прикладывали усилия, а результата и нет. Здесь мы опять возвращаемся к тому, с чего начинали: либо не те усилия, либо не в ту сторону.

– Вопрос телезрителя: «Алексей Ильич Осипов цитирует святых отцов и говорит, что Бог – это безграничная любовь, безграничное прощение и милость. Вопрос школьника: почему Бог не простил и не помиловал Адама и Еву?»

– Это не вопрос школьника, а вопрос профессора, потому что это один из главных вопросов, касающихся и нашей передачи, и всей нашей духовной жизни. Чтобы Господь простил и помиловал, мы должны дать Ему эту возможность. Прощение и милость Божия по отношению к Адаму  в том, что Господь дал Адаму время его оставшейся жизни для того, чтобы Адам, в свою очередь, дал возможность Богу его помиловать и простить.

В каком смысле? Мы только что с вами выяснили, что Господь не держит на нас зла (в человеческом смысле). Но в таком состоянии мы не можем наследовать вечность. Господь должен иметь возможность в нас что-то изменить. Когда это в нас изменится, мы с вами до конца не знаем. Но ключевым препятствием к этому изменению является то, что сделал Адам, и как раз то, что мы очень часто повторяем в своей жизни в более крупных или мелких масштабах, – это наша с вами гордость. И всякое немилосердие, всякий суд над другим человеком, диагноз другому человеку – это следствие нашей гордости. И это как раз та проблема, с которой Адам был изгнан из рая. Живя в этой жизни, надо дать возможность Богу помиловать нас. Каким образом? Постепенно, медленно, тяжело, через страдания и горести (трудные, но тем не менее радостные), стирая в нас наше «я».

– Учась миловать окружающих людей.

– Да, учась миловать окружающих людей. Наше немилосердие к ним – это проявления нашего собственного «я». Начиная с самых простых вещей: когда мы не замечаем интересов людей. Или когда замечаем, но не хотим их учитывать, делаем для себя внутри вывод, что не будем, не можем – мы вынесли суд над этими людьми. И вся жизнь Адама была нацелена на то, чтобы в нем это изменилось. И наша жизнь нацелена на это. Но сколько бы ни делал Адам и сколько бы ни делали мы – все равно без пришествия Христа, а теперь уже без Его непосредственного участия в нашей жизни, без Его милости к нам ничего не получится.

– Прошу Вас подвести итог нашей сегодняшней теме.

– Итог, наверно, будет очень простой. Мы за сегодняшней беседой ни в коем случае не восставали против поста, молитвы, спасительных таинств, нашего богослужения. Наоборот, мы пытались расставить акценты, что является самым важным, а что является инструментом для достижения этого важного. Духовная жизнь – это жизнь духа. А дух – это отблеск Божий в нас: творчество, свобода, радость, созидание, любовь к ближнему как самая главная заповедь, данная нам Богом. И если мы на протяжении своей жизни замечаем, что постепенно становимся мягче, добрее, человечнее, что у нас становится все меньше и меньше претензий по отношению ко всем людям, которые нас окружают, это означает, что мы идем верной дорожкой. Эта дорожка протоптана через оказание милости всем тем, кто рядом с нами. Если это не так, то нам надо очень серьезно задуматься.

Ведущий Денис Береснев

Записали Елена Кузоро и Наталья Культяева