Беседы с батюшкой. Вера и достоинство человека

В петербургской студии нашего телеканала на вопросы телезрителей отвечает клирик храма святого великомученика Димитрия Солунского в Коломягах протоиерей Александр Рябков.

– Тема сегодняшней передачи – «Вера и достоинство человека».

Когда мы говорим о вере и достоинстве человека, сразу возникает несколько очень важных аспектов. С одной стороны, кажется, что эти два понятия несовместимы. С другой стороны, я не очень согласен с тем, что понятие «достоинство» непременно имеет коннотацию гордыни. Когда мы говорим о достоинстве человека, я вижу здесь больше позитивного. Или я ошибаюсь?

– Мы должны определиться в самом начале, что мы подразумеваем под достоинством человека с христианской точки зрения и как вера влияет на развитие этого понятия, обогащает понятие достоинства человека в жизни отдельного гражданина, христианина, индивидуума и общества в целом.

В первую очередь достоинство человека заключается в том, что человек несет в себе образ и подобие Божие. Потому что в светском обществе понятие достоинства человека, его прав, конечно, лишено той подоплеки и того содержания, которое придает этому христианская вера. Как Вы сказали вначале, может происходить смешение этого понятия с таким, как гордыня, высокомерие, самомнение.

Для нас очень важным является то, что личность человека создана Богом; это не какое-то явление, отрешенное от Творца, это не самопроизвольное явление. Человек – это венец творения. Когда мы понимаем, что человек – венец творения, здесь уже можно говорить о его достоинстве.

Когда мы говорим о том, что человек несет в себе образ и подобие Божие, то видим, что здесь понятие достоинства человека развивается и приобретает совсем другие черты, другой объем и восходит к небесам, к Богу. И вера идет не вразрез с этими понятиями, а только еще больше обогащает. Даже если мы говорим о достоинстве человека, о его личности, развитии индивидуальных способностей и талантов, то видим, что вера в смысл жизни (пусть и не совсем церковный) обогащает человека, дисциплинирует его. Когда человек начинает служить – не только Богу, а искусству, науке, стране, народу, государству, медицине – он дисциплинируется, он видит перед собой цель. И здесь мы приходим к понятиям: целеустремленность и целомудрие. Целомудрие – это не только нравственная чистота (хотя во многом это исчерпывающее объяснение), но и знание цели, правильное целеполагание. Это вера в свое дело, вера в свой труд, вера в свое призвание. Все это дисциплинирует человека и не только возвращает ему достоинство, которое может иногда затмеваться, теряться, но обогащает в человеке понимание своей ценности, своей важности для общества, для семьи, для людей, с которыми он работает, и для общего дела.

Когда мы уже говорим о вере в Бога и о вере в вечную жизнь, то здесь понятие достоинства человека еще больше расцветает, раскрывается, потому что человек уже каждый свой шаг и даже помысел, желание сопоставляет с вечностью. Сопоставляет свои поступки не только с общими нормами и правилами, с мнением коллег или образом какого-то своего учителя, но с вечностью, с Богом. Когда человек ощущает свою жизнь как хождение перед очами Божиими, как служение Богу, то, конечно, он более скрупулезно и более внимательно относится к своим шагам, поступкам, жестам, взглядам, мыслям и желаниям, и, разумеется, это его дисциплинирует.

Что такое дисциплина? Дисциплина – от латинского слова «дисципулус», что означает «ученик». То есть когда человек имеет веру, он имеет послушание, и он с Богом общается через свою совесть. Он прислушивается к своей совести, которая во многом через религию очищается, освобождается от каких-то других влияний. Потому что совесть может быть отягощена партийностью, например; какие-то национальные прерогативы или социальное положение могут влиять на совесть. А когда человек верующий – его совесть слушает только Бога.

– Вопрос телезрителя из Белгорода: «Немаловажную роль для веры играет уверенность в будущем. Например, когда Иисус Христос шел на смерть, Он стопроцентно знал, что на третий день воскреснет; Он об этом все время говорил Своим ученикам. А кто из ныне живущих со стопроцентной уверенностью может сказать, что он также воскреснет после Второго Пришествия, о времени которого даже Сам Христос не знает?»

– Если мы с полной уверенностью так размышляем о Христе, что Он воскрес, то наша вера не тщетна. Христос – Богочеловек, но Человек в полном смысле этого слова. Христос – Новый Адам, Родоначальник нового человечества, и если я в Него верю, то сама собой разрешается эта дилемма по поводу того, что будет вечная жизнь после конца земной истории человечества.

Сомнения могут возникать, но не от того, что мы в чем-то не уверены и чего-то не знаем. Вера может пошатнуться от эгоистических движений нашей души, нашего рассудка. С одной стороны, мы много чего знаем. Например, мы точно знаем, что какие-либо испытания пройдут. Например, что эпидемия пройдет. Но наша нетерпеливость, наше самомнение и страстность не позволяют нам рационально к этому подойти: мы впадаем в уныние, отчаяние, тоску, печаль. Хотя если человек поразмыслит, он поймет, что какие бы испытания и черные полосы ни происходили в истории человечества или личной жизни, они все равно пройдут и сменятся белой полосой. Но наша нетерпеливость и отсутствие смирения ввергают нас в уныние, отчаяние и печаль.

К сожалению, человек имеет такое свойство – требовать гарантий. И вера в нас не развивается потому, что мы не открываемся Богу. Даже те испытания, которые посылаются человеку в личной жизни (или обществу в целом), человек не принимает, считая, что он достоин лучшего. Просто такая установка: я хочу другого; я не хочу никаких испытаний, не хочу никакой проверки. Поэтому человек замыкается, закрывается для Бога. Также человек требует гарантий: «Ты мне докажи, дай бумагу с подписью и печатью, что я получу Царствие Небесное, тогда я буду в вере, буду ходить в храм, причащаться и поститься».

Это можно сравнить с отношениями в семье. Как если бы, например, семилетний ребенок требовал у отца гарантий: «Ты мне сейчас, заранее, наследство подпиши. Давай сходим к нотариусу, ты мне передашь все, что у тебя есть, и тогда я буду хорошим ребенком». Это очень похоже и вполне адекватное объяснение нашей закрытости для Бога.

Мы желаем гарантий и в результате не получаем ничего. Не получаем той свободы, того полета души, которые могли бы получить, если бы открывались Богу и прислушивались к тому, что Бог сегодня хочет сказать этим испытанием, этой теснотой, в которую мы сегодня поставлены. Но мы не хотим к этому прислушиваться.

За что Господь сегодня призывает меня пройти какой-то рубеж? Для чего Он меня призывает это сделать? Не хочу я этого слушать! Я хочу, чтобы у меня по жизни была постелена ковровая дорожка, как на фестивале в Каннах, я шел бы по ней в смокинге с белым воротничком, и мне все рукоплескали бы. А почему, с какой стати? Что ты такого сделал, чтобы тебе рукоплескали? Человек думает: «Ну как же – я ведь такой хороший». Но об этом пока еще никто не знает.

К сожалению, смирения нам не хватает, и потому мы постоянно терпим фиаско. Мы верим больше не в Бога, а в свою исключительность. А когда мы верим в свою исключительность, нас, к сожалению, всегда ожидает кораблекрушение в этой ложной вере, и мы терпим фиаско.

Наши отношения с Богом переходят и на отношения с ближними. Мы также хотим и от ближнего гарантий, чтобы наш ближний был покладистым и всегда подпевал в унисон нашим желаниям и нашим стремлениям. Здесь тема достоинства очень ярко открывается. Что такое быть достойным человеком? Что значит сохранить человеческое достоинство? Это оставаться человеком в любой ситуации, не превращаться в животное. Достоинство человека – это не какие-то права, гарантии, место под солнцем, а то, что он не превращается в животное, зверя или скотину в какие-то периоды жизни и проходит испытания достойно, оставаясь человеком. Это очень важно.

– Вопрос телезрителя из Москвы: «Какое значение Сам Бог придает человеку? Он к нему относится как к другу, созданному для того, чтобы вместе с ним разделить вечность, или как к сыну, которого можно иногда наказать? И может ли человек быть достойным от веры?»

– Мне кажется, даже в семье, несмотря на то, что я сын своих родителей и у меня есть дети, свойство дружбы необходимо. Мы, наверно, не будем иметь полноценную семью, если будем относиться друг к другу как начальник и подчиненный и считать отца начальником, а сына или дочь только подчиненными, кому не надо оказывать никакой ласки или участия. В семье между отцом и сыном, матерью и дочерью есть место дружеским отношениям; не панибратским, а товарищеским, дружеским.

И то, что каждый из нас есть чадо Божие, не противоречит тому, что мы и друзья Богу, как Он нас называет в Евангелии. Ведь когда мы являемся кому-то другом, мы иногда бываем и слугой своему другу, и тут тоже нет никакого противоречия. Поэтому все эти понятия вполне взаимодополняющие. Господь сотворил человека, чтобы он был для Него и сотрудником, и соратником, и собеседником в том числе, потому что мы молимся Ему.

Мы не говорим о том, что Бог нуждается в нас, но Он желал излить Свою любовь на разумное существо и сделал это. И Он не только излил Свою любовь в творении, но излил Свою любовь в акте Боговоплощения, крестного страдания, сошествия во ад и потом Воскресения. И здесь мы видим, что мы близки Богу и наше с Ним общение не исчерпывается рангом слуги, раба, сына или друга – всему здесь есть место.

И здесь понятие достоинства никуда не уходит. Как я уже сказал, достоинство человека – это именно оставаться человеком, не терять этого. К сожалению, испытания, которые нас посещают в жизни (личной или общества в целом), дают нам очень строгую проверку нашей человечности. Можно сейчас заменить понятие «достоинство человека» (потому что мы его иногда искажаем) на понятие «человечность». Какие-то внешние испытания, нестроения, неуспех проверяют нашу человечность: остаюсь ли я человеком, остаюсь ли я гуманным, чутким, если вдруг что-то пошло не так, как я запланировал?

К сожалению, бывает так, что минимальное отклонение от моих планов, моего распорядка дня, расписания сразу лишает меня... даже не интеллигентности, а налета интеллигентности, порядочности, воспитанности. Вот здесь и проверяется наша человечность и наше достоинство. Если я легко теряю человечность, значит, легко теряю свое достоинство. Мое достоинство не в том, чтобы я кого-то наказал, кому-то ответил, кого-то отчитал. Если, например, кто-то сделал мне замечание и вместо того, чтобы принять это замечание, я начинаю мстить человеку, отчитывать его, то здесь и теряю свое достоинство. Хотя многие считают, что достоинство как раз и заключается в том, что в ответ на замечание я отчитал, нагрубил, поставил на место другого человека. Это ошибка. Наоборот, я теряю свое достоинство, когда вступаю в скандал, клоку, распри.

Как нужно поступать? Очень просто. Если кто-то что-то мне сказал, высказал какую-то претензию, надо задаться вопросом: а так ли не прав этот человек? Может, во многом (или не во многом) он прав, что сделал мне замечание, предъявил претензию, указав на мои недостатки? Надо это принять – и здесь начинается сохранение моего человеческого достоинства и его приумножение.

Надо видеть еще, что мы и сами грешим тем, что любим делать замечания другому человеку, порой необдуманно, резко, грубо. Поэтому когда кто-то резко и грубо что-то тебе заметил и предъявил, надо вспомнить самого себя – я тоже очень легко задеваю самолюбие другого человека. Самое главное, помнить, что все мы не без греха. Надо принимать от другого не только сладкие конфеты, но и горькие пилюли, которые позволяют сохранить мою человечность. Испытания, которые посылаются обществу или нам, действительно должны нас проверять: какими бы сложными ни были испытания, мы должны всегда оставаться людьми.

Обычно мы себе легко все прощаем. Как-то Зощенко пытался утешать Маршака: «Знаете, Самуил Яковлевич, в хорошие времена люди хорошие, в плохие времена люди плохие, а в ужасные времена люди ужасные». Здесь Зощенко ведь не себя или Маршака оправдывал; это были настоящие русские интеллигенты, которые оправдывали других людей. Так вот, себя я оправдывать не имею права, а другого  должен оправдать. Другого человека сломили обстоятельства, испытания, искушения, и я не вправе предъявлять ему претензии, а должен ему посочувствовать; как говорит апостол Павел, понести тяготы другого человека. Это опять же возвращает и приумножает достоинство человека, возвышает его.

И совсем другое дело, если я буду кому-то указывать, корить кого-то, мол, почему он что-то не исполнил. Христианин всегда должен к себе предъявлять претензии, а не к другому. В патериках мы много находим таких эпизодов, когда, образно говоря, своей мантией пустынник покрывает грех другого пустынника, отшельника или монаха. Свой грех мы не оправдываем, а другого человека должны оправдывать, и это тоже проявление высшего достоинства человека.

– Вопрос телезрительницы из Воронежской области: «Слушая вашу беседу, я вспомнила историю с мытарем и фарисеем. Мытарь просит прощения, говорит о своем недостоинстве, а фарисей показывает свое достоинство. Объясните, как можно совместить достоинство человека и веру в Господа? Я никак этого не пойму».

– Так мы сегодня и посвятили свою беседу этому. Мы очень часто не совсем верно понимаем выражение «достоинство человека». Фарисей понимал его вот так. Он занимал хорошее положение в обществе и думал: «Я эту нишу занял и имею право на то, чтобы пользоваться благами достойного человека». Бог нелицеприятен, это забывалось и в те времена, и сегодня мы забываем это. Как бы мы ни осуждали в дни Великого поста фарисея, но мы близки больше к нему, нежели к мытарю. Фарисей поступает так, как поступаем сегодня и мы. Очень часто мы помним все свои достоинства, достижения, свое положение и готовы предъявлять претензии даже к Богу, когда что-то происходит не по нашим планам и расписаниям, которые мы составили. Мы возмущаемся: «Как же так? Я же ходил в храм, причащался, ставил свечи, делал поклоны, почему же мне посылаются какие-то испытания?» Как будто мы язычники: окружили идола какими-то плясками, и у нас должен быть успех на охоте. Мы, поклоняющиеся распятому Богу, предъявляем претензии, что Он не помог нам в добывании каких-то благ. Мы считаем, что мы достойны лучшего внимания к себе со стороны Бога.

Достоинство человека в христианстве совсем иное, другого порядка – это когда человек развивает в себе лучшие качества, и даже когда они развиваются в нем, он ничего не приписывает себе, а только Божьей благодати, которая к нему прикоснулась. Потому что любой христианин знает: стоит только что-то себе приписать, присвоить, это сразу начинает гибнуть, пропадать, иссякать, истлевать. Стоит только возомнить себя постником, целомудренным или смиренным, милосердным, добрым человеком, через короткий промежуток времени Господь ставит меня в такую ситуацию, где проверяется моя сдержанность, мое смирение, терпение, целомудрие. Например, стоит только подумать: «Вот я уже вроде победил страсть чревоугодия (или страсть винопития, курения)», – сразу человека посещает соблазн, искушение, чтобы он не гордился и ничего не приписывал себе.

Почему нас посещает это испытание? Потому, что если мы останемся в этом состоянии, то не будет духовного роста. Рост духовный происходит только из-за того, что я открыт Богу, открыт всему тому, что Он готов и считает нужным мне послать. Если же я закрыт и говорю Ему: «Нет, Ты мне этого и этого не посылай, а только вот это и это», тогда я превращаюсь в пустую раковину, в которой ничего нет, или в стружку. Как говорил, кажется, владыка Антоний Сурожский, когда человек носится со своим достоинством, он похож на стружку, которая свернулась вокруг внутренней пустоты. И, по сути, этот завиток – это мусор, отходы. Поэтому нам бы не превратиться в такую пустую ракушку, в такой пустой завиток стружки, не представляющий из себя никакой ценности.

В христианстве достоинство человека отличается от того, как это принято считать в миру. Фарисейство часто обсуждается в религиозной среде, что и понятно, потому что и религиозность нас тоже может увлечь в фарисейство. Фарисей был, конечно же, религиозный человек. Как писал (строго по отношению к своему обществу) Чехов, фарисейство и ханжество царят не только в домах купцов и кутузках, но и в профессорских аудиториях, среди студенчества, среди молодежи. Чехов видел, что фарисейство, самолюбование свойственны любому человеку, даже нерелигиозному. Причем нерелигиозный фарисей еще страшнее и хуже. Если религиозный фарисей хоть раз в году во время Великого поста столкнется с образом фарисея: «А не похож ли я на него?», то нерелигиозный фарисей нигде с этим не столкнется, он всегда будет говорить о своем достоинстве (как, например, профессор Серебряков из пьесы Чехова «Дядя Ваня») и мучить окружающих людей. Перечитайте пьесу Чехова «Дядя Ваня» и вспомните, кто такой Серебряков: это внецерковный фарисей, от которого тошно и трудно всем окружающим.

– Вопрос телезрительницы из Ярославля: «Как я понимаю, вера – это смирение и послушание, когда мы принимаем всё без сомнений и слушаемся. Но в то же время вера ведь дает силу и покой человеку, что все будет нормально. То есть у человека нет паники, нет смятения, он живет уверенно. Как укрепить веру? Ведь все по-разному воспитывались: кому-то повезло – бабушки с детства водили в церковь, а кто-то пришел к Богу, как я, например, в тридцать лет. Может быть, надо что-то читать, слушать, больше ходить в храм? Слава Богу, с каждым днем мы получаем мудрость Господню и из Евангелия, и из ваших передач. Но как укрепиться в вере и получить эту благодать?»

– Хороший вопрос. Мы снова возвращаемся к вопросу о вере, которому посвящали несколько передач. Действительно, вера не может быть без смирения. Как я уже говорил в других передачах, вера – это не какая-то партийность, отвлеченное знание или абстрактная теория. Вера – это живое общение с Богом, и здесь есть место и любви, и благодарности, и смирению.

Что касается смирения, у аввы Дорофея есть прекрасные слова: велико смирение – в нем покой и радость. Здесь мы задаемся вопросом: как человек приходит к вере как к смирению? Вот фарисей, например, гордился тем, что  вступил в партию фарисеев; значит, дело, как говорится, в шляпе. Когда душа ищет покоя, она неминуемо приходит к вере, но к вере богатой, глубокой, которая обогащена любовью, смирением, благодарностью, благоговением перед величием Творца. Когда душа мается в отсутствии покоя, мира, радости, она и ищет веры.

Поэтому, конечно, мы укрепляем веру чтением Священного Писания, молитвой, своим воздержанием. Если нет воздержания у верующего человека, значит, он верит не в Бога, не в благодать и не в радость от благодати, а в радость от куска колбасы или рюмки водки. Если я называю себя христианином, но при этом основным источником радости продолжаю считать отбивную и шампанское, тогда какой же я верующий?

Христианин считает основным источником радости воздержание, потому что воздержание снимает все препоны между мной и благодатью. Воздержание как бы снимает с меня стружку, накипь, некую окалину, которая мешает блестеть моей душе. Воздержанием, как шкуркой, как каким-то шлифовочным агрегатом, с меня снимается патина, которая мешает блестеть, и устраняется препятствие на пути благодати к моему сердцу.

Но все это человек применяет к себе только тогда, когда он устал искать радости на стороне вне Бога. Бывает так, что и скорбь приводит человека к вере, потому что он видит, что ничто в его скорби его не успокаивает, не утешает: ни вино, ни развлечения, ни объедение, ни конфеты, ни какие-то транквилизаторы. И тогда человек начинает устремляться к чему-то другому, надмирному, и в этом искать успокоение.

Сейчас не только наше российское общество, но и многие другие страны находятся в переоценке ценностей. Мы верили в комфорт, в научно-технический прогресс, в какие-то политические свободы, в отсутствие границ, в легкое перемещение из точки А в точку В, а сейчас все это ушло, и для многих это стало испытанием. Отшельничество в квартире стало вдруг невыносимым.

Для верующего человека, который с Богом может пережить что угодно, это тоже является испытанием, но испытанием, которое он может пройти, не впадая в отчаяние, уныние или злобу, начиная грызть своего ближнего в квартире. Почему зачастую трудно оставаться семьей в квартире? Потому, что семья уже разобщена. Было привычно, когда утром кто-то шел на работу, кто-то на учебу, встречались только вечером, причем кто-то у монитора, кто-то у телевизора, кто-то на кухне, – так и не общались. А теперь люди вынуждены общаться друг с другом на протяжении многих и многих дней, и оказалось, что они друг для друга чужие люди. Наше человеческое достоинство оказалось поставленным под большой вопрос. Потому что мы оказались неспособными сочувствовать, поддерживать, утешать. Мы готовы только принимать утешения, соболезнования, какие-то подарки, но сами не способны утешать, соболезновать, сопереживать, поддерживать, нести тяготы другого. И здесь происходит проверка нашего достоинства как человечности. Потому что не может достоинство быть оторвано от человечности.

Конечно, такие испытания направляют нас к покаянию, а значит, и к вере. И здесь очень важна честность. Честность компенсирует очень многие наши недостатки. Если любой, даже порочный человек, имеет честность, с ним легче, нежели с тем, кто порочен, но своего порока не видит, оправдывает его или принимает легко. Такой человек, конечно, невыносим.

Честность, во-первых, дает человеку силы бороться с этим грехом, оторваться от страстности, победить порок (или преодолевать его каждый день), в том числе возноситься над этим пороком. То есть честность позволяет духовно расти и со временем даже оторваться от порочности. Если же большая нехватка честности, тогда разговор только о моих достоинствах, моих правах, о том, что мне все должны, и тут теряется человечность, и человек становится практически неспособным жить в обществе, становится невыносимым для общества.

– Вопрос телезрительницы из Санкт-Петербурга: «Как добиться смирения и  сохранить свое достоинство, если мне стало известно, что муж, который умер, умер во грехе?»

– Как достичь смирения? Вот только что мы отвечали на вопрос, как достичь веры. Вера, как мы увидели, похожа на солнечный свет и воздух. Если человеку нужен воздух, солнечный свет или хлеб, например, то он выходит из своей скорлупы и к этому стремится. Вера в Бога больше, нежели хлеб; это манна небесная. А смирение – это некий путь к этому источнику света, чистого воздуха и чистого хлеба; это дорога к вере. Когда у нас правильно расставлены жизненные приоритеты с точки зрения духовности, то мы за смирение держимся. Мы не просто развиваем его в себе искусственно, как йоги, – оно в нас есть, только мы своему смирению приказали замолчать, потому что общество нас учило неправильному пониманию достоинства человека. А когда мы приходим к пониманию смирения как мира, которого нам не хватает ни в душе, ни в голове, тогда, конечно, мы устремляемся к смирению.

На первом этапе тяжело смиряться, понимая, что не я управляю и руковожу этим миром, не я рулевой, только Бог – рулевой и Вседержитель. Я постоянно возмущаюсь тем, что сегодня жизнь повернула не в то русло. Но когда у меня есть смирение, тогда я все принимаю. Смирение, по слову аввы Дорофея, поистине дает и покой, и радость. Во-первых, многое за меня уже решено, мне нужно только принять этот дар сегодняшнего дня, этот жизненный поворот, понять, зачем он мне дан, уразуметь, воспринять, усвоить и воплотить это задание, данное мне сегодня Богом. Без смирения это невозможно.

Повторюсь, смирение – это мир. Но это еще и правильная мера себя. Когда я меру о себе не завышаю, когда я свои силы, свои достоинства правильно оцениваю, тогда всегда будет мир. Если же я преувеличил свое положение, свои силы, таланты, то меня ждет не мир, а постоянная война со всеми и против всех за свое достоинство. Но дело в том, что мое достоинство у меня отнять никто не может, если я сам его не уроню. Проблема в том, что я сам часто роняю свое достоинство. А отнять у человека его достоинство невозможно.

Многие новомученики, разные узники, философски и религиозно настроенные в своей душе, в своем сознании, ощущали себя свободными, даже находясь в камере, в тюрьме. Они говорили и писали на стенах камеры, что со Христом везде свободно. Люди так заявляли, этим жили и в это верили.

Приходит на ум такое воспоминание из истории России. Когда Шемяка ослепил князя Василия Темного, у того прозвучала фраза: «Ты открыл мне глаза». То есть когда в жизнь человека пришла такая травма, такой ущерб его внешней физической оболочке, тогда вдруг внешнее смирение, которое на него обрушилось, скажем так, открыло в нем духовные источники, о которых он таким образом заявил.

Бывает так, что внешние обстоятельства, которые нас сужают, могут быть ключом к чистому воздуху, чистому свету и хлебу, даже если мы пребываем в квартире. И мы должны об этом подумать не только в свете Пасхи, но и в свете прошедшего праздника 9 Мая. Мы чтим память ветеранов, держим дома портреты своих дедов или прадедов, но давайте зададимся вопросом: насколько мы сегодня достойны этой памяти? Они были дисциплинированными, они не думали, кто им что должен, они только спрашивали себя: что я могу сделать для общества, страны и Победы? А сегодня мы часто думаем о том, что мне должны, кто мне должен и чем мне обязан. У нас сегодня нет дисциплины, похожей на их дисциплину. У нас нет послушания, похожего на их послушание. И терпения, которое имели наши деды и прадеды, у нас тоже нет.

Мы только держим их портреты. И какими бы колоннами мы ни ходили, во многом ничего общего сегодня с их подвигом мы не имеем. Потому что того смирения, того терпения и мужества, что проявили они в ситуациях намного сложнейших и труднейших, мы сегодня не имеем. Они свое достоинство не уронили, а обогатили. Они и сегодня светят своим подвигом. И мы скорее всего не смогли бы вынести тех испытаний, которые вынесли они. Мы видим сегодня, что в нас таких сил нет. Мы говорим о достоинстве, но сами часто его роняем.

– Я вспомнил слова из «Гамлета»: «Гамлет, перестань! Ты повернул глаза зрачками в душу...» Если взглянуть на себя честным взглядом, то наверняка даже потерянное достоинство можно обрести заново. Достоинство в Боге. И тогда все становится на свои места.

Что касается памяти и того, что мы должны быть достойны тех людей, то достоинство это – в нашей живой памяти...

– Мы должны быть достойными в своих делах, поступках, желаниях и помыслах.

– Мы не успели затронуть одну очень важную тему – о достоинстве причастия. Если у Вас есть очень короткий ответ на этот вопрос, буду благодарен...

– Смирение, о котором мы сегодня говорили, и делает человека достойным того, чтобы подойти к Чаше. Если же я размышляю только о достоинстве и своих правах, то, как говорил протоиерей Шмеман, церковь – это не место, чтобы говорить о правах. Когда у нас такая проблема есть, то, конечно же, мы всегда недостойны. Но когда у меня есть смирение, тогда Господь восполняет мое недостоинство; немощное врачует и оскудевающее восполняет.

Ведущий Глеб Ильинский

Записала Нина Кирсанова