Аудио |
|
Скачать .mp3 |
– Тема сегодняшней передачи интересная, нужная и, может быть, не очень обычная: Церковь и современная культура; как найти Бога в современном искусстве, культуре. Именно об этом мы сегодня будем говорить.
Тема, казалось бы, очевидная, тем не менее в нашем современном обществе все, что касается культуры, искусства, вызывает часто большое недоумение. То ли мы называем искусством? То ли мы называем культурой? Или это в большинстве своем подделки? Как же все-таки нам, христианам, относиться к современной культуре? Может быть, не столько что-то осуждать, сколько разобраться в этом? И для этого, наверное, нужно иметь какое-то образование. Или нет?
– Совершенно верно, казалось бы, тема очевидная, но когда мы с ней сталкиваемся, пытаемся ее сформулировать, она оказывается невероятной. Почему так? Мне кажется, современный человек очень всеяден, точнее – он хочет все и сразу поглотить. И дело не в том, церковный это человек или, наоборот, неверующий. Просто сегодня, наверное, такой психологической фон у нашего общества; может быть, все так закручено, что мы не можем остановиться, одуматься, поэтому полностью в это погружаемся. Сегодня мы как-то умудряемся вмещать в себя и религиозность, и абсолютно материалистическое отношение к жизни. Мы мечтаем о возвышенном и одновременно (не спустя пять минут, а тут же) начинаем обмозговывать какие-то утилитарные вещи, потому что хотим, чтобы все было удобно. Да и православие у нас сегодня больше должно быть удобным.
А если мы спросим об искусстве человека, который занимается этим самым искусством, который в этом живет? Он, может быть, не думает о себе высоко, не считает себя гением, но он не может жить без творчества и в этом находится. Я с такими людьми общаюсь, в том числе с молодыми, которые делают замечательные успехи в области музыки, живописи. Мне всегда было интересно, как все это выглядит изнутри: о чем они думают, что чувствуют? И интересно, что у них совершенно другое отношение к жизни. Это люди достаточно скромные, а мне кажется, настоящий художник, настоящий творец по-другому и не может. У нас сегодня нет заказчика. Нет Юлия II, который может заказать Микеланджело расписать Сикстинскую капеллу. Сегодня нет придворных поэтов, иконописцев, музыкантов. Сегодня творец что-то создает потому, что не может этого не делать, и он не знает судьбу своего произведения.
Конечно же, есть те, кто создает свои произведения по заказу и продает за большие деньги, но разговор сейчас не об этом. Разговор о том, что чувствует художник, творец внутри себя. А он даже не знает, что будет в следующее мгновение, он просто творит. И он все время находит точки соприкосновения с высшим миром, с Богом, если хотите. И даже человек нецерковный все равно стремится к этому. В этом его задача – возвысить этот мир до небес. Мне кажется, это главная задача искусства и культуры.
– Вопрос телезрителя из Белгорода: «У меня сложилось мнение, что большинство людей, даже воцерковленных, ходят в церковь как в гости, как будто это что-то отдельное. Вопрос такой: как сделать, чтобы человек не просто ходил в церковь, а считал себя самой Церковью? Что нужно для этого?»
– Отличный вопрос, и он в теме сегодняшнего дискурса. Ходить в церковь или ходить в Церкви? Верить в Бога или ходить под Богом, доверять Богу? Слава Богу, что сегодня мы все это толкуем. Сегодня столько книг, столько прекрасных педагогов, наставников, богословов! Сегодня все темы открыты для обсуждения. Сегодня и церковные люди не стесняются самых скользких тем, и эфир дает нам возможность рассуждать на любые темы. Слава Богу, нет той самой цензуры, которая была пятьдесят лет назад, когда проповедовать открыто было невозможно.
Есть, конечно, крен: мы вроде бы соревнуемся. Нам светское общество говорит: «Давайте проповедуйте, захватывайте наши умы и чувства. Посмотрите, как это делают другие конфессии. Что же вы, православные, молчите?» Мы не молчим, мы знаем свое место, а именно то место, где находится Бог. Поэтому мы приглашаем людей в Церковь, и не в гости, а в нашу семью, чтобы мы все стали единой семьей. Ведь только в единой семье возможна полноценная жизнь.
Приходить в гости – это не близкие отношения. Невозможно к детям приходить в гости, к жене приходить в гости, к маме с папой – это все единая семья. Помните, раньше и жили большими семьями... А сегодня, к сожалению, мы буквально выполняем слова Священного Писания: «оставит человек отца и матерь свою». А раньше не оставляли, жили единой семьей. Муж и жена именно мистически становились одной плотью, но они не покидали отца и мать, до конца дней заботились о них, и всегда был главой семьи старший в роду. И все было нормально; не было никаких переходных проблем у подростков. Никто не думал: «А чего это я в церковь-то хожу? Дай-ка я сейчас проявлю себя и скажу: да надоели вы мне все». Все было просто: ты иди, конечно, только как далеко ты уйдешь из нашей деревни? и что ты будешь есть? А надо работать на земле.
Действительно, когда человек трудится своими руками, своими мозгами, трудится над собой, у него не возникает досужих вопросов от лени или от безделья: а не зайти ли мне в гости сегодня в храм, проходя мимо? Он целенаправленно туда идет, потому что знает, что там встречается с Богом и теми людьми, которые живут в Боге. Это принципиальный момент. Я думаю, об этом говорил Иоанн Кронштадтский сто лет назад, призывая всех к частому причащению. И после его прославления в Русской Православной Церкви мы вспомнили его слова; сегодня мы понимаем, как необходимо часто причащаться. Потому что мы хотим жить в Боге, а жить в Боге без причащения невозможно. И невозможно причаститься, придя в гости; это можно сделать, придя к своему очень близкому, родному, дорогому человеку, к Богочеловеку, придя в свою семью.
А почему мы ходим в церковь, а не все время в ней пребываем – я думаю, это вопрос к каждому человеку, кто пришел в церковь (и насколько он там ощущает себя в семье). А также к тому человеку, который проходит мимо: почему в нем не возник этот посыл, почему у него нет потребности зайти в храм и остаться в Церкви?
Конечно, многое зависит от нас, христиан; мы должны быть миссионерами. И я все время это подчеркиваю. Мы строим какие-то миссионерские планы, создаем карты миссионерского поля, устраиваем глобальную катехизацию, но насколько сегодня каждый человек, приходящий в храм и причащающийся, является миссионером? Есть ли у него этот апостольский посыл, что он каждого человека, который с ним встречается, хочет обнять? Да так крепко, чтобы тот почувствовал родную кровинку и сказал: «Откуда ты такой взялся?» – «Да я из соседнего храма. Приходи». Не знаю, почему нам пока не хватает такой энергии.
– Когда Вы говорили сейчас о больших семьях, я вдруг вспомнил удивительный фильм советских времен – «Большая семья»: действительно, именно так и происходило – вместе жила большая трудовая семья. В этом случае я хочу спросить о тех фильмах, на которых выросло наше поколение. Эти фильмы были сняты в богоборческие времена, тем не менее когда мы их смотрим, в душе рождаются самые возвышенные чувства. Может быть, это потому, что снимаются хорошие актеры, что работали хорошие режиссеры? Ни в одном фильме не говорится о Боге, о вере, напрямую никто не упоминает Христа, но почему-то эти фильмы цепляют. Почему? Это просто дань привычке у человека, который вырос на этих фильмах?
– Говоря о семье, не случайно мы возвращаемся в советские годы. Те, кому сейчас больше тридцати, рождены в СССР (и многие из них родители), и это определенная печать (слава Богу, не антихриста), это отпечаток той культуры, которая тогда еще оставалась. Я бы назвал ее семейной культурой. Несмотря на то, что в большевистское время 20-х годов пытались это все разрушить, семейственность у нас все равно оставалась, все равно семейные ценности были. Даже если мы не говорили и не задумывались о Боге, нас держало (и сохраняло наше человеческое лицо) именно наше семейное чувство, любовь к близким.
Я думаю, наш патриотизм был основан именно на семейном чувстве. «За светлое будущее!» – это что-то фантомное, а настоящим было: за моих детей и внуков. Вот это светлое будущее, мне кажется, для большинства советских людей было будущим детей и внуков. Это настоящая любовь к близким. А дальше уже мы семьи расширяем до друзей, родственников и так далее. И это у нас было не отнять.
Думаю, таковыми были и наши фильмы. Потому что они снимались такими режиссерами, которые любили свои семьи. Там играли актеры, которым эти семейные ценности были свойственны, это видно в их словах, глазах, это видно в кадре. А именно через семью человек становится человеком. Он, может быть, в этой семье еще не дотягивается до небес, не доходит до Бога, но это первая ступенька стать человеком.
А сегодня, мне кажется, мы теряем свое человечество. Я говорю не о философских категориях, а о том, что, прежде чем стать божеским, нужно стать человеческим. И мне кажется, в советское время мы становились человеками. Поэтому мы и смогли дождаться возрождения Русской Православной Церкви в конце 80-х годов.
– Вопрос телезрителя из Москвы: «Используется ли Церковью Интернет, социальные сети? И как правильно произносится имя батюшки: Илья или Илия?»
– Я сам всегда пишу «Илия», потому что это библейское имя, церковное, полученное при крещении. Но я заметил, что если нужно подписать какую-то статью или книгу, то почему-то редактура выдает имя с мягким знаком – «Илья»; говорят, что так лучше усваивается читателями. Я не против. Илья или Илия, Мария или Маша – это не так принципиально. Дело не в этом, а в том, кому тебя посвятили в момент крещения.
Насчет Интернета и социальных сетей... У каждого храма есть свой сайт; уверен, что и группа «ВКонтакте». Сегодня популярен и Instagram. Те священники, у которых есть силы, время, и в «Фейсбуке» проповедуют. Обидно, что все это внешние сети, а хорошо бы наши сети создавать, нам развиваться. Я думаю, те ресурсы, которые возможно сегодня использовать для создания благоприятной среды в информационном поле, Церковь использует. Об этом сегодня открыто заявляют и синодальные отделы, об этом говорят и в епархиях. И в нашей Санкт-Петербургской епархии есть целый отдел, который уделяет этому огромное внимание. Я думаю, что нам нельзя этим пренебрегать.
– С одной стороны, так. С другой стороны, я здесь вставлю слово по поводу культуры. Мне по работе приходится очень много заниматься сайтами приходов, и я вижу, что делается это людьми, которые либо равнодушны, либо не умеют этого делать, потому что все это выглядит, мягко говоря, убого, уныло. Может быть, имеет смысл как-то людей обучать этому делу? Мне кажется, что во всем, что касается творчества, нужно быть не любителем, а специалистом.
– Да, профессионалом. И я люблю отмечать корень слова «профессия» (от латинского «профессио»); если посмотреть его перевод, этимологию, то мы поймем, что это не способ зарабатывания денег, а служение, даже исповедание. То есть человек профессии – это человек с определенными принципами, которые он в своей жизни реализует, и это его дело. И здесь, конечно, больше акцент на творчество. Творчеством можно заниматься даже с метлой в руках, и я помню таких людей (кстати, из тех самых советских времен) – просто идеальных дворников. А Петербург нам преподнес целую дворническую культуру. Дворник был смотрителем, хранителем двора, он знал всех в этом дворе, выполнял функции консьержа, он был свой парень: он мог помочь, мог в три часа ночи открыть твой двор. Вот этот сегмент культуры сегодня потерян.
Вернемся к сайтам... Я считаю, человек должен быть профессионалом, должен уметь делать свое дело, он должен хотеть это делать. Вот мы сказали о недостатке миссии сегодня, давайте поговорим о церковной проповеди. Сегодня священник проповедует в силу своих обязанностей: проповедь – необходимая составная часть богослужения. Но сколько мы знаем реальных проповедников, которых слушает вся Россия, которых показывают на телеканалах, приглашают именно с какими-то речами, проповедями? Их немного. Почему они такими становятся? Кто-то может сказать, что их раскрутили, у них есть знакомые в информационном пространстве. Нет, думаю, что сегодня это не работает. Нужно, чтобы этих людей было интересно слушать, они должны нести какое-то новое слово, что-то нестандартное. И они это делают потому, что им это нравится, и у них это получается. Они это делают точно не по принуждению – они относятся к этому делу творчески.
Если бы сегодня наши церковные интернет-ресурсы были в руках не у тех, кто по принуждению поставлен, а у тех, кто хотел бы этим заниматься и может, то это было бы интересно. А если было бы интересно, красиво, то было бы и полезно для людей, я считаю. Да, у нас есть официальная часть, которая должна быть представлена в Интернете, а вот творческой части, мне кажется, маловато; хорошо было бы ее иметь.
– Мы называем Господа Творцом и знаем, что враг человеческий творить ничего не может; он может что-то использовать, но творить и создавать у него таланта нет. Вспомним время, когда актеров, например, хоронили вне церковной ограды, художников какое-то время тоже преследовали за своемыслие. С другой стороны, вспомним коллекции Эрмитажа или Русского музея, где христианская живопись составляет большую часть. Мы любим это искусство. Другое дело, что за время богоборчества мы совершенно перестали знать это. Тем не менее эта культура есть, она существует, и мы можем узнать о ней. Есть творчество, которое от Творца... Но может ли человек иметь вкус и того внутреннего цензора, чтобы, увидев откровенное проявление чего-то сатанинского на экране, сказать себе: «Нет, это враг»?
– Христианин может и должен говорить «да» и «нет» (все четко, по Евангелию). Где критерии? Мы призваны различать духов. Если мы их призваны различать в духовной жизни, то, конечно, призваны различать и в культуре, и в искусстве, которое больше приближается к духовной сфере, чем к материальной. Это если мы говорим о высоком искусстве, а не о «глиняных горшочках», хотя они тоже нам могут говорить о высокой эстетике и определенных философских идеях.
Различение духов – это принципиальный момент духовной жизни, которому мы учимся всю жизнь. Этому должны учиться и художники, творцы. Действительно, Бог человеку дал способность, которую не дал ангелам: возможность быть с Ним сотворцом. Конечно, человек не может творить из ничего, он творит, опираясь на то, что уже создано Богом и что есть перед его глазами. Но он может продолжать делать этот мир лучше и красивее, и это его предназначение, данное ему еще в первые моменты присутствия на этой земле. Это все мы читаем в Книге Бытия. Но как человек распорядился этой возможностью, этим наследием – мы об этом тоже знаем: он послушался служебного духа, он его не распознал. И не увидел, к чему этот призыв может его направить: к сотворчеству с Богом или, наоборот, к противостоянию.
Вот когда человек начинает противостоять, делать назло (не вопреки ситуации, а именно назло), тогда (насколько я могу судить; может быть, культурологи, искусствоведы скажут другое) у него получаются очень мелкие творения; такое мелочное искусство, когда нужно высказаться, излить свою желчь. Я могу назвать имена людей, которых я таковыми считаю и в живописи, и в музыке, и в литературе (но ее я меньше для себя познал). Но я не могу их назвать, потому что со мной многие не согласятся, меня осудят, впадут в осуждение, а я не могу быть поводом к этому соблазну. Но в лекционных моментах, в частных беседах я готов отстаивать свою точку зрения и показывать, почему некто все-таки был мелочен в своем творчестве.
И дело не в том, верил он в Бога или нет, – и среди верующих были мелочные, а среди неверующих великие. Но этот посыл – к чему творец стремится – очень важен. Если он стремится к поиску высокого, если свое искусство поднимает до небес, он обязательно найдет Бога. И больше скажу: если человек-творец ищет Бога, он обязательно найдет Христа. Особенно человек европейской и русской культуры. И вот если он приближается к Христу, то Христос его снабжает такими возможностями и способностями, при которых не дай Бог оступиться; здесь нужно держать ухо востро, нельзя себе позволить ни малейшего колыхания.
Не случайно многие великие творцы становились аскетами до предела, держали себя в руках. Вспомним Гоголя, Хомякова: они держали себя в руках. Почему? Потому что им открылось небо, и они понимали, что они уже его пророки. Каждый творец – это пророк, и нужно «глаголом жечь сердца людей», по-другому нельзя. Только в таком представлении можно творить высокое искусство.
– Вопрос телезрителя Евгения из Санкт-Петербурга: «Мне кажется, у меня есть очень важный вопрос, который волнует многих. Почему творческие люди в поисках творческих потенциалов, вдохновения часто потакают своим слабостям? Или это просто обличение ради коммерческой выгоды, как, например, сейчас происходит с Майклом Джексоном? Что Вы думаете об этом?»
– Да, нашумевшая история. Одна американская компания сделала фильм, якобы разоблачающий частную жизнь Майкла Джексона. Я еще и раньше интересовался его творчеством. Считаю, что это значимая фигура, и, делая о нем передачу на христианском радио, я даже находил христианские мотивы в его творчестве. Может быть, есть вопрос о том, в каком духовном состоянии он был, когда умер, а так его творчество основано на христианских идеях. Может быть, не так наглядно – он не для богослужения музыку сочинял, но те идеи, которые он нес, основаны на христианских ценностях. И мне очень обидно, что до сих пор продолжают на имени покойного делать себе даже не имя, а бизнес, деньги.
Почему я сейчас зацепился за этот вопрос Евгения? Представляете, история с этим нашумевшим фильмом волнует наших православных людей, они спать не могут, даже со священниками об этом говорят: «Как мы могли не знать, что это, оказывается, такой человек?..» На что я отвечаю: друзья, а вспомните, какой человек был Чайковский. Я знаю священнослужителей, которые запрещали исполнять его музыку, петь «Трисвятое» Чайковского на литургии. Почему? «Он же был такой-сякой, развратник». Кстати, не так давно было опубликовано нормальное исследование (правда, в Интернете; не знаю, есть ли печатный, книжный вариант), разоблачающее книгу «знаменитой писательницы», которая якобы разоблачила Чайковского.
Если бы мы с вами общались десять лет назад, мы говорили бы так: «Давайте оставим за скобками его частную жизнь, но поговорим о его прекрасном творчестве, о музыке». Сегодня мы можем говорить, что мусор, который лился в том числе на таких людей, как Чайковский, – это для того, чтобы опошлить все великое русское, что у нас было. У нас же Гоголь – сумасшедший, Достоевский – гуляка-развратник. Пушкин – вообще безбожник («Гавриилиаду» ему «припечатали»; оказывается, это самое главное его произведение; да и то литературоведы говорят о том, его ли это авторство).
Я сторонник видеть в человеке свет, тем более в таких значимых личностях, как Чайковский, даже как Майкл Джексон. Почему? Потому что это «поворотные» люди, они изменили мир, изменили культуру, по-другому посмотрели на жизнь человека, они нам помогли. И здесь немножко оговорка: даже если в своей личной духовной реальности они были не святы, но уж точно они были не демонами, какими их сейчас рисуют. Мне очень обидно, что это случается.
Вернусь к вопросу телезрителя. Настоящий творческий человек – это человек-подвижник. Подвиги бывают разные. Кто-то взбирается на вершину горы для того, чтобы поставить флаг России и назвать эту гору. Кто-то летит к звездам, открывает новые миры, и именами великих людей мы называем эти планеты. Кто-то является подвижником в духовном делании, и мы не знаем, к чему этот человек придет. Ведь сколько было подвижников, которые не дошли до финала, оступились и перед очами Бога предстали абсолютно несвятыми. А сколько было подвижников, которые не очень-то соответствовали нашему формату святого подвижника, но они дошли до финала и встретились с Христом, и потом чудесным образом мы открываем их святость по молитвам к ним! То есть и одни, и другие варианты были.
Я всегда отношусь к людям творческим как к детям. Например, возьмем хор духовенства Санкт-Петербургской епархии: абсолютно творческие священники. Как понять, почему священнику нужно петь помимо богослужения? Что с ними случилось? Разве им делать нечего, надо песни петь? Причем не только духовные песни, а еще и русские народные, и военные. Да просто сердце у творческого священника такое безграничное, что он не может ограничить себя пространством храма. Он на богослужении общается с Богом, Бог дает ему внутренний творческий потенциал, и он должен его изливать. И это творчество изливается не только в молитве, но еще и в обычном искусстве, в данном случае певческом. Он открывает свое сердце для всего мира. И если (творческие люди меня сейчас поймут) этот мир открывает ему свое сердце, он начинает проповедовать и миссионерствовать. И как показывает опыт, через искусство, культуру христианская миссия осуществляется максимально эффективно.
Если когда-то, тысячу лет назад, Церковь была создательницей этой культуры, о которой мы сегодня рассуждаем, то сейчас эта культура помогает Церкви осуществлять свою миссию; она все еще жива, она не покрылась нафталином, она не музейный экспонат. Нормальные родители своих детей воспитывают на нормальных культурных образцах, на высоком и прекрасном, несмотря на то, что мы видим в Интернете, в современном псевдоискусстве, псевдокультуре.
Поэтому не надо этого бояться. Творческие люди, может быть, чаще падают, чем нетворческие. Почему? Потому что им слишком много дано. Но с них больше спросится. У них больше искушений. Но слабость творческого человека оборачивается силой его искусства, которое потом может послужить другим людям к их внутреннему преображению. Естественно, мы говорим о настоящем искусстве, а не о мусоре, грязи, что сегодня многие преподносят как самовыражение. Творческий человек не самовыражается, нет – творческий человек проводит высшие идеи.
– Если я сам не имею знаний и не имею желания что-либо узнавать, возможно ли вмешательство Бога в такую мою отсталость?
– Замечаю по жизни уже много лет следующее. Например, молодой человек слушает какую-то ерунду. Разговариваю с ним, говорю: «Слушай, не хочу демонизировать, но шквал какой-то грязи на тебя выливается. Неужели здесь что-то можно найти? Даже если предположить, что это протест (как в свое время начинался рок), что это выражение нашей действительности… Но разве тебе недостаточно мусора вокруг? Ты решил его еще и на себя вылить и сидеть довольным? Давай все-таки немножко расчистим свое личное пространство, начнем от красоты, от прекрасного».
Как воспитывался этот человек? Из какой он семьи? Что слушают его родители? Если родители слушают шансон, причем тюремный, то неудивительно, что их повзрослевший ребенок слушает такой мусор.
Другая сторона медали: родители пытались воспитывать ребенка в прекрасном, в красоте: дворцы Петербурга, Мариинский театр... Ему даже это скучновато стало к 12 годам. К шестнадцати он пошел в андеграунд. Но самое интересное, что в тридцать, когда у него появляются дети, он вдруг вспоминает, что он воспитан-то на прекрасном, и своих детей он мусором кормить не будет. Для него этот протестный период – лишь только период, у него всегда есть возможность вернуться, потому что есть куда возвращаться.
А если ему некуда вернуться? Перед ним открыт весь мир, но у него нет ни одного ориентира? Да, здесь могут помочь старшие товарищи, или жизненный опыт, Бог его подтолкнет; в общем, что-то ему поможет, но основы у него вообще нет никакой. И вот этот личный опыт работает.
Как Бог внедряется в человека, в его жизнь? По-разному. Иногда тихо стучится, и нужно прислушиваться. Иногда через жесткие испытания. Мы никогда этих испытаний человеку не желаем, но если он через эти жесткие мгновения в жизни все-таки проходит, то становится очень хорошим человеком, способным помочь другим. Иногда Бог кометой влетает в твое жизненное пространство, немножечко бьет тебя, сотрясает, и ты думаешь: а что дальше? Самое интересное, что все эти внедрения Бога в нашу жизнь происходят каждый день, да еще и по нескольку раз. Человек, который находится в церковном пространстве, который хочет жить духовной жизнью и знает, что такое исповедь, что такое благодать, на себе это ощущает. И у такого человека есть возможность различения духов, о чем мы говорили; есть возможность внутреннего анализа.
Что меня всегда привлекало в великих творцах (Чайковский, Майкл Джексон, Георгий Свиридов, Стравинский, Гаврилин, даже Шостакович)? У них постоянно происходит рефлексия, самоанализ. Если хотите, это их творческая исповедь. Я не знаю, с кем они разговаривают в этот момент: общаются с Богом, с выдуманным персонажем или сами с собой, – но это, конечно же, не шизофрения, это нормальный творческий внутренний диалог, который должен происходить в каждом человеке.
Например, молитвы святых людей ко Святому Причащению… Мне сложно представить святителя Иоанна Златоуста, который сидит и думает: «Так, надо составить молитву перед Причащением... Господи (далее восклицательный знак), прими меня кающегося...» Вообще этого не представляю. Это его творческий порыв; я даже удивляюсь, как это записалось? Может быть, это было в виде его личного дневника; может быть, его ученики услышали эти молитвы. Как они вообще зафиксировались? Может быть, это только лишь тезисы его, а главные идеи потом уже оформились в более подробный текст? Но это его творческий порыв, и он так нам близок! Вот она, саморефлексия, и мы хотим к ней приблизиться.
Вот точно так же нам есть чему поучиться у настоящих творческих людей, которые без творчества жить не могут, но у которых есть верный ориентир. А верный ориентир у таких людей формируется именно в их внутреннем диалоге. И знаете, что является идеалом творческой исповеди у таких людей, к чему они стремятся, что для них считается высшим проявлением саморефлексии, самоанализа? Для них это чистое, светлое творчество, к которому они стремятся. Это «Исповедь» Августина Блаженного. Вот поистине творческий человек. Он ведь прекрасно писал о музыке; да он обо всем писал, обо всем думал. Его «Исповедь», которую он абсолютно искренне написал для жизненного примера (то есть он не стеснялся, чтобы на его ошибках люди учились), до сих пор еще никем не переисповедована, никем не переписана, никем не перевозвышена, и она является идеалом для творческих людей. И, может быть, надо опираться на Златоуста, на Августина Блаженного, на святителя Тихона Задонского (вот поистине творческая душа! какие у него были внутренние волнения!)...
– А Брянчанинов?..
– Он больше подвижник. Для меня там все-таки такая суровость (не в плохом смысле слова)... Для монахов – да, для них творчество Брянчанинова прекрасно. Для меня Тихон Задонский – это полет, причем нескончаемый.
Вот мы же летаем во сне. И мы летаем не тогда, когда растем; взрослые люди летают во сне. Что это за полет? Зачем Бог нам дает эти полеты? Это, конечно, выдает наш уставший мозг, наши чувства, но почему мы так жаждем этого полета? Почему мы хотим полететь? Почему святых подвижников, которые молились в Боге, видели светящимися и отрывающимися от земли? Это ведь идеальный образ нашей творческой души.
Творческие люди постоянно летают. Я просто им завидую! Думаю: что же это за жизнь такая прекрасная! Конечно, их иногда очень сильно бросает о землю, но они этого не боятся. Бесстрашию творческих людей стоит поучиться, потому что в этом бесстрашии они реально находят Бога.
Ведь есть богоборчество плохое – большевистское, например. А есть богоборчество – как у Бетховена, как у ветхозаветного Иакова – со знаком «плюс», когда они хотят найти Бога, удержать Его в своих руках и не отпускать. И к этому состоянию они идут через различные искушения. Мы их, конечно, можем проклинать, говорить: «Такой-сякой, ерунду написал». Но давайте посмотрим на весь их творческий путь, мы увидим, к чему они стремились. Тогда для нас Гоголь будет самым христианским писателем, а не истериком, который сам себя довел до изнеможения.
– Удивительно, но Николай Васильевич считал главным своим произведением не «Мертвые души», не «Ревизора», а «Размышления о Божественной литургии».
– Как он о ней размышлял! Это полет.
– И меня поражает, почему до сих пор никто не снял по этому поводу просто документальный фильм о богослужении, о Божественной литургии.
– Это впереди.
– Последний вопрос: как можно использовать чужие произведения в своем творчестве?
– Есть треугольник, в этом треугольнике совершается творческий процесс: тот, кто создает; тот, для кого это создается, и тот, кто это воспринимает. Но общение творца и слушателя (зрителя) возможно только через третью персону, через третью личность, иначе это пространство, это творческое поле просто не работает. Мы, христиане, в этот третий (высший) угол ставим Бога и ту творческую энергию, которую только Бог дает. Любой творец понимает, что его творческая сила приходит извне; большинство понимает, что это именно от Бога, Который дает возможность творить. Только при этом взаимном соприкосновении происходит то, что мы называем искусством, и то, что является стержнем нашей культуры как таковой.
Есть какие-то вредные вещи, которые опытные люди даже не советуют слушать, читать, смотреть. Но то, что уже проверено временем, то, что созидает, что устремляет к Богу, этим нужно зачитываться, заслушиваться и засматриваться. Только в этом творческом пространстве формируется и наша собственная душа, и мы уже не отзываемся о произведении искусства: «нравится – не нравится»; это не профессиональный разговор. В этом состоянии мы уже начинаем понимать художника, понимать смысл его творения, начинаем осознавать, что полезного, приятного для себя мы сейчас получаем, глядя на это, слушая это или читая это. Я понимаю душу автора, понимаю его искушения, его любовь, его искания, но это становится моим личным. И здесь уже нет страха, здесь есть любовь. Значит, здесь есть Бог.
– И в этом творчестве, в этой синергии мы можем найти себя в Боге и найти Бога в этом искусстве любви, в этом искусстве сотворчества.
Ведущий Глеб Ильинский
Записала Нина Кирсанова
В петербургской студии нашего телеканала на вопросы телезрителей отвечает клирик храма святого великомученика Димитрия Солунского в Коломягах протоиерей Игорь Илюшин. Тема беседы: «Радость покаяния».
Православный телеканал «Союз» существует только на ваши пожертвования. Поддержите нас!
Пожертвовать
Этот день в истории. 30 марта
День ангела. 30 марта
Церковный календарь 30 марта. Родительская суббота. Преподобный Парфений Киевский
Евангелие 30 марта. После сего слова проказа тотчас сошла с него, и он стал чист
Читаем Апостол. 30 марта 2024
Допустимо ли не причащаться, присутствуя на литургии?
— Сейчас допустимо, но в каждом конкретном случает это пастырский вопрос. Нужно понять, почему так происходит. В любом случае причастие должно быть, так или иначе, регулярным, …
Каков смысл тайных молитв, если прихожане их не слышат?
— Тайными молитвы, по всей видимости, стали в эпоху, когда люди стали причащаться очень редко. И поскольку люди полноценно не участвуют в Евхаристии, то духовенство посчитало …
Какой была подготовка к причастию у первых христиан?
— Трудно сказать. Конечно, эта подготовка не заключалась в вычитывании какого-то особого последования и, может быть, в трехдневном посте, как это принято сегодня. Вообще нужно сказать, …
Как полноценная трапеза переродилась в современный ритуал?
— Действительно, мы знаем, что Господь Сам преломлял хлеб и давал Своим ученикам. И первые христиане так же собирались вместе, делали приношения хлеба и вина, которые …
Мы не просим у вас милостыню. Мы ждём осознанной помощи от тех, для кого телеканал «Союз» — друг и наставник.
Цель телекомпании создавать и показывать духовные телепрограммы. Ведь сколько людей пока еще не просвещены Словом Божиим? А вместе мы можем сделать «Союз» жемчужиной среди всех других каналов. Чтобы даже просто переключая кнопки, даже не верующие люди, останавливались на нем и начинали смотреть и слушать: узнавать, что над нами всеми Бог!
Давайте вместе стремиться к этой — даже не мечте, а вполне достижимой цели. С Богом!